Вторая жена режиссера Владимира МОТЫЛЯ актриса Раиса КУРКИНА: «Если бы «Белое солнце пустыни» каким-то чудом не попало на дачу к Брежневу, еще неизвестно, увидели бы когда-нибудь зрители этот фильм или нет»

В том, что почти за полвека Владимир Мотыль снял всего 10 картин, его вины нет. Режиссер пережил годы простоя и полное пренебрежение боссов от кинематографии, с одной стороны, и вкусил безусловной зрительской любви — с другой. Сейчас уже поздно сокрушаться, что он мог сделать бы гораздо больше, если бы ему целенаправленно и упорно не мешали. Важно, что, как минимум, три его картины — «Женя, Женечка и «катюша», «Звезда пленительного счастья» и, конечно же, «Белое солнце пустыни» — навсегда останутся классикой советского кинематографа. Свою последнюю работу — фильм «Багровый цвет снегопада» — мастер посвятил памяти матери и жены, но увидела она свет уже после его смерти. 5 февраля прошлого года 82-летний режиссер, который после смерти жены жил один, внезапно почувствовал себя плохо. Он еще успел вызвать «скорую», но открыть врачам уже не смог — дверь пришлось ломать. В больнице у Мотыля диагностировали перелом шейных позвонков от падения при потере сознания, пневмонию и подозрение на инсульт. Владимира Яковлевича из отделения травматологии перевели в реанимацию, где он и умер поздно вечером 21 февраля.

Саид (Спартак Мишулин), «Белое солнце пустыни», 1969 год

«КАМЕРА БЫЛА УСТАНОВЛЕНА В ЛОДКЕ, А МОТЫЛЬ ПЛАВАЛ РЯДОМ, УЦЕПИВШИСЬ ЗА БРЕВНО, КАК ПАССАЖИР «ТИТАНИКА»

Актриса Раиса Куркина была второй женой Владимира Мотыля, но, прожив с ней несколько лет, он вернулся к первой супруге. А о Куркиной в интервью неизменно говорил: «Замечательная актриса с тяжелым характером».

- Раиса Семеновна, в каких картинах Мотыля вы снимались?

- В трех - «Белом солнце пустыни», «Звезде пленительного счастья», где я сыграла Раевскую, и его первой режиссерской работе - «Дети Памира». Мы с ним ездили снимать на Памир, где для Володи как для молодого режиссера все было внове. Там нас с ним даже приглашали посмотреть на снежного человека, который, конечно же, оказался какой-то подделкой, имитацией. Как же мы тогда были молоды и счастливы!

- Владимир Яковлевич был очень закрытым человеком?

- Да, он мало кого пускал в свою жизнь и уж тем более в душу. Чтобы хорошо его понять, нужно знать историю его жизни с самого детства. Родился в Белоруссии, в городе Лепель. Его мама Берта Антоновна была педагогом, после гражданской войны работала у самого Антона Семеновича Макаренко, а в эвакуации директорствовала в детском доме в городе Оса под Пермью. В нем Володя и жил до самого совершеннолетия в кругу воспитанников. Эти ребята отличались от нынешнего контингента детских домов - там было очень много детей «врагов народа». В этом смысле у Володи с ними было много общего: его отец был репрессирован и сослан на Соловки, где вскоре и умер от непосильного труда.

- Все это позволило ему узнать глубины человеческой психологии, что крайне необходимо для хорошего режиссера. Но сначала Мотыль, помнится, хотел стать актером...

- Он действительно окончил актерский факультет Свердловского театрального института и устроился на местную киностудию помощником режиссера. Знаете, что это за должность? Мальчик на побегушках! Но именно эта работа позволила ему узнать процесс создания кино изнутри, пропустить его через себя, постичь все тонкости режиссерской профессии. Позже, без отрыва от работы, он заочно окончил исторический факультет Свердловского университета. Говорил, что исторические знания крайне необходимы ему в работе.

У Володи было блестящее образование, немногие режиссеры сейчас могут таким похвастать. Ну, и, конечно, он был человеком необыкновенно талантливым, с очень тонким вкусом. А какое у него было чутье на таланты других людей - он их улавливал, как локатор! Из всех сценаристов, операторов, ассистентов, которые только были на студии, у него всегда работали самые талантливые.

С дочерью Ирочкой

- Слышала, что он был одержимым в работе...

- Да он просто ходил, как зачумленный, - настолько был погружен в то, что делает. Все, кто с ним работал, заражались его одержимостью и не могли ни в чем ему отказать.

Помню, как мы снимали сцену, в которой Верещагин ногами бьет одного из бандитов Абдуллы в грудь и тот падает за борт. Отсняли один дубль, приготовились делать второй, смотрим: а актера Наймушина, игравшего бандита, нигде нет. Начали искать, и вдруг кто-то у борта баркаса закричал: «Он здесь!». Вся съемочная группа подбежала и увидела актера, голова которого то появлялась над волнами, то снова уходила под воду. Затащили его на баркас, Мотыль спрашивает: «Что случилось?». И Наймушин, который немного заикался, говорит: «В-В-Владимир Яковлевич, я п-п-плавать н-н-не умею».

Похожая история произошла и с Кахи Кавсадзе, который на пробах лихо проскакал на лошади, хотя, как потом оказалось, сел на нее впервые. И Костолевский ради съемок в «Звезде пленительного счастья» за два месяца научился мастерски ездить верхом, чем удивил всю съемочную группу.

Под обаяние таланта Мотыля попадали все без исключения.

- Вам на его картинах тоже приходилось совершать подвиги?

- Не думаю, что на съемках «Белого солнца пустыни» были очень уж тяжелые условия по сравнению с другими картинами. Правда, когда мы снимали, как моя Настасья после гибели Верещагина бредет по берегу моря, на дворе стояла поздняя осень - холод чудовищный, вода ледяная. Горячительные напитки я не пью, но, слава Богу, у съемочной группы был спирт, которым мне растирали ноги между дублями. Точно такой же холод был, когда в сцене драки на баркасе обливали Луспекаева.

О второй жене Раисе Куркиной, которую Мотыль снял в трех фильмах и прожив с которой несколько лет вернулся к первой супруге, режиссер говорил: «Замечательная актриса с тяжелым характером»

«ОН НЕ ЩАДИЛ НИ НАС, НИ СЕБЯ»

- К себе Владимир Яковлевич был столь же требователен, как и к другим?

- К себе в первую очередь. Когда снимали сцены на баркасе, он стоял в открытом море, а не в ванной, как на английской киностудии.

- Извините, что вы имели в виду?

- Мне довелось побывать на одной киностудии Лондона, где работали над картиной на морскую тематику. В павильоне построили огромную ванную и все морские сцены - например, когда капитанскую рубку заливает волной - снимали там. У нас же все было максимально естественно.

Я наблюдала за съемками с баркаса - из той его части, которая не попадала в кадр. Камера была установлена в лодке, где места хватало только оператору и его ассистенту. А Володя плавал рядом, уцепившись за какое-то бревно, как пассажир «Титаника», - лишь так он мог увидеть, как будет выглядеть кадр. Так что он действительно не щадил не только нас, но и себя.

Образцом для подражания был и Паша Луспекаев, который, как известно, снимался в этой картине без обеих ступней. По песку и нам-то трудно было ходить, а ему тем более. Зато во время обеденного перерыва он заплывал так далеко в море, что мы теряли его из виду. Но благодаря водонепроницаемым часам, которые он не снимал, возвращался всегда вовремя.

- А чем больше всего помнятся вам съемки?

- Ощущение невероятной легкости, которая мне тогда казалась подозрительной: все же привыкли считать, что настоящая работа должна быть тяжелой. Мы тогда не думали о том, какой получится картина, просто работали в силу своих способностей и понимания.

Володя с мамой Бертой Антоновной

Вообще, фильм «Белое солнце пустыни» в том виде, в каком мы его знаем, создавался не на съемочной площадке, а на монтажном столе. Самая большая заслуга Мотыля - умение монтировать, хотя наблюдать, как он это делает, было Божьим наказанием.

Володя прокручивал в голове тысячи вариантов - думал, как удалить то, без чего картина сможет существовать, и оставить то, без чего она будет неполной. Ведь почему эта картина такая емкая? Потому что режиссер убрал оттуда все, что зритель может домыслить. Хотя Володя очень тяжело расставался с каждым эпизодом, в них ведь было вложено очень много энергии - и его, и актеров. Это же как по живому резать!

- Не секрет, что фильмы Мотыля редко принимались худсоветом на ура...

- При цензуре тех лет ему с большим трудом удавалось пробиваться от одной своей картины к другой. После «Белого солнца пустыни» прошло пять лет, прежде чем ему разрешили снимать «Звезду пленительного счастья». Он написал несколько сценариев о декабристах и их женах, но ни один из них не приняли, посчитав, что в них содержится намек на советскую действительность - на сопротивление интеллигенции власти. А после фильма «Женя, Женечка и «катюша» Володе вообще на несколько лет запретили работать режиссером...

- Ведь и «Белое солнце пустыни» на экран вышло почти случайно?

С Булатом Окуджавой

- Если бы лента каким-то образом не попала на дачу к Брежневу, где ее посмотрели его дети и их друзья, еще неизвестно, увидели бы ее когда-нибудь зрители или нет. Космонавты трижды выдвигали «Белое солнце пустыни» на Государственную премию, и каждый раз кинематографическое начальство - Госкино и Комитет по премиям - единогласно принимало решение: отказать! По особому указу Ельцина фильм получил эту награду только через 30 лет после выхода на экраны.

- Владимир Яковлевич тяжело переживал такое отношение к себе и своим работам?

- Гораздо больнее, чем несправедливость, проявленная к нему лично, его ранило несоответствие идеалов, которые проповедовало советское общество, реальной действительности. Володя не понимал, как можно говорить одно, а думать и делать совсем другое. Он хотел верить людям и очень страдал, когда обманывался в них.

Думаю, это качество у него наследственное. Володя рассказывал, что его дед, простой белорусский мужик, поверил Ленину, пообещавшему: «Землю - крестьянам!», взял надел земли и начал на нем работать. А когда понял, что его обманули, отказался вступать в колхоз, за что был раскулачен и вместе со своей большой семьей отправлен куда-то на Дальний Восток. Домой они с бабушкой вернулись перед самой войной и погибли во время оккупации. А несколько его сыновей в 1941-м добровольцами ушли на фронт. Володя очень гордился своей семьей, в которой были только достойные люди.

- Говорят, талантливые люди совершенно не приспособлены к реальной жизни...

Товарищ Сухов с «дорогой Катериной Матвеевной» в «Белом солнце пустыни»

Картину «Женя, Женечка и «катюша» (1967 год), снятую по сценарию Булата Окуджавы с Олегом Далем в главной роли, советская критика приняла прохладно и настороженно — писали, что война показана чересчур легкомысленно и комедийно

- Это точно о Володе! Он не знал даже, какой стороной приставить гвоздь к стене, чтобы забить. То есть не только не умел, но даже теоретически не знал, как это делается. Единственным его инструментом была авторучка. Поэтому, когда мы поженились и он переехал ко мне в Москву, все домашние хлопоты я взяла на себя.

Зато он и не был особенно привередливым в быту, никогда не делал культа из еды - отличал вкусное от невкусного, но и только. Он ел между делом и, как мне казалось, не замечал, что именно ему подали, - накормили и ладно. А вот к чему был неравнодушен, так это к одежде, - осознанно подходил к вещам и тщательно следил за своим внешним видом. Если имел материальную возможность, - а она, увы, была далеко не всегда - покупал себе добротные, элегантные вещи.

МИХАИЛ КОКШЕНОВ: «МОТЫЛЬ ГОВОРИЛ ОБО МНЕ: «СТО ТРИ КИЛО ВЕСУ, И НИ ОДНОЙ МЫСЛИ В ГЛАЗАХ»

Михаил Кокшенов снимался в нескольких картинах Владимира Мотыля. Но особенно публике запомнился его Захар Косых в трагикомедии «Женя, Женечка и «катюша».

«Я счастлив, что дважды умираю за Отечество...». Олег Янковский — Кондратий Рылеев, «Звезда пленительного счастья», 1975 год

С Иннокентием Смоктуновским на съемках «Звезды пленительного счастья»

- Михаил Михайлович, как вам работалось с Мотылем?

- Он был сторонником жесткой дисциплины на съемочной площадке - напиться нельзя, опоздать нельзя. Однажды устроил нам такую штуку, которую мы запомнили на всю жизнь.

Снимали картину в Калининграде, и в перерывах мы - Олег Даль, Паша Морозенко и я - ходили по городу в военной форме. Вообще-то, она у нас была образца 1941 года, но никто особо не приглядывался, и местное население часто принимало нас за солдат срочной службы. И вот пошли мы как-то на рынок, а он там был замечательный - и угри там продавались, и мидии, и креветки огромные, в общем, все, что сейчас принято называть морепродуктами. Ходим между рядами, присматриваемся, а продавцы со всех сторон кричат: «Солдатики, угощайтесь!».

- И вы...

- ...так наугощались, особенно у молдавских винных бочек, что нам уже не до съемок было. А Мотыль увидел, в каком мы состоянии, разозлился и кричит: «Чтобы по ракете были на площадке!».

Михаил Кокшенов: «Владимир Яковлевич был человеком очень добрым, при этом сторонником жесткой дисциплины»

Для съемочной группы, как на фронте, подавали сигнал ракетой. Но нас так разморило, - все-таки лето, жара! - что мы отправились на берег речки Преголи - полежать. Вдруг кто-то из ребят говорит: «Желтая ракета в воде отражается!». Мы сочли это шуткой, посмеялись и остались лежать. И тут над перилами моста появилась голова второго режиссера, который, увидев нас, закричал: «Вот они, мерзавцы!». Пригнали всех на площадку, и тут уж Мотыль на нас отыгрался: дал команду: «Мотор!» и раз 100 гонял нас по жаре туда и обратно. И только потом выяснилось, что по договору с оператором камеру он не включил. Но мы-то этого не знали!

- Надо же, какие у него были методы воспитания!

- На самом деле Владимир Яковлевич был человеком очень добрым и быстро привязывался к людям. Многих актеров, которые когда-либо у него снимались, старался в своих новых картинах задействовать.

Похороны Владимира Мотыля. У гроба — актер Борис Щербаков, февраль 2010 года

Я у него потом в «Звезде пленительного счастья» небольшую роль играл. Брал он нас с собой и в поездки с фильмами по стране, с «Женей, Женечкой и «катюшей» мы с ним весь Советский Союз объехали. Он очень радовался, что у этой картины такая успешная экранная жизнь.

- Тем более что кинокритика его приняла, мягко говоря, прохладно?

- Они почему-то решили, что война у нас показана недостаточно героически: «Защитники Отечества и дерутся между собой - как такое может быть?!». Но время все расставляет на свои места, и теперь всем понятно, что фильм очень добрый и хороший.

Да и как могло быть иначе, если сценарий писал Булат Окуджава по своей книге «Будь здоров, школяр!»? Булат Шалвович, кстати, и с актерами много работал, перед съемками проходил с нами каждую сцену. А мне подарил свою книжку с надписью: «Мише Кокшенову, хорошо замаскировавшемуся интеллигенту».

- Вот это «комплимент»!

- Так ведь я там совершеннейшего лоха играл. Мотыль меня только из-за моей фактуры и выбрал, хотя на эту роль у него было много претендентов. Но я был именно таким, как надо, недаром он обо мне говорил: «Сто три кило весу, и ни одной мысли в глазах - цивилизация прошла мимо».

Если вы нашли ошибку в тексте, выделите ее мышью и нажмите Ctrl+Enter