В разделе: Архив газеты "Бульвар Гордона" Об издании Авторы Подписка
Злоба дня

Исполняющая обязанности замглавы Нацбанка Украины Екатерина РОЖКОВА: «Сегодня 102 банка работают, выведено с рынка 80, но наказания пока никто не понес. В Украине нет специализированной структуры, которая бы расследовала банковские преступления».

Елена ХОЛОДЕНКО. Интернет-издание «ГОРДОН»
Часть II.

Начало в №37

«Задачи доводить банки до банкротства нет, но как оставлять работать банк, когда у него ни ликвидности, ни капитала?»

— Если в СМИ заговорили о банке, значит, надо насторожиться: не важно, о нем говорят хорошо или плохо...

— Так уж реагируют сегодня люди! Хотя, если бы мы находились не в кризисной ситуации, было бы другое дело. Но нужно понимать: в любой экономике в любые времена банковская система не однородна. Какие-то банки чувствуют себя более устойчивыми, какие-то — менее. Это зависит от внутренней политики банка, от отношения к оценке риска — от множества факторов. И поэтому даже в благополучных экономиках в благополучные времена происходят банкротства банков.

Мы прошли идеальный шторм, об этом говорила Валерия Алексеевна (Гонтарева. — «ГОРДОН»), но последствия этого шторма еще серьезно ощущаются. В первую очередь речь идет об уровне настороженности по отношению к банковской системе. Клиенты сегодня внимательно за всем следят и любую информацию принимают, скорее, негативно: «А что с банком?». Как только через СМИ проходит какой-то негатив, клиенты начинают забирать остатки — свои средства, ресурсы. И у банка начинаются проблемы с ликвидностью. А значит, он не может обслуживать клиентов, проблемы усугубляются, и наступает крах.

Поэтому мы стараемся осторожно относиться к информации, которую делаем публичной. На сегодня мы прошли диагностику первых 20 банков, определили размер докапитализации, согласовали планы. В группу 18 крупных банков, оставшихся на рынке, попали государственные, банки с иностранным капиталом и несколько украинских частных. У последних присутствуют операции со связанными лицами, но у них есть программа приведения объема этих операций к нормативному значению, и банки по ней работают.

Сейчас Нацбанк заканчивает диагностику следующих 20 банков. С каждым из них мы согласовываем план докапитализации. Если очевидно, что капитал нужно нарастить существенно, согласование плана идет сложно, то для банка вводятся дополнительные ограничения, чтобы снизить потенциальный риск или его увеличение. После того, как закончим этот этап работы, мы также проинформируем рынок о результатах и дальнейших действиях.

— Вы публиковали перечень банков, объявляя о проверке?

— Конечно.

— Не произойдет ли такого, что какой-то коммерческий украинский банк, в котором вы сомневаетесь, вдруг обан­кротится?

— Когда мы утверждаем программы с банками — это значит, что мы в них уже не сомневаемся, иначе мы не приняли бы программу.

Нашей задачей было предложить банкам выход в условиях сложной экономической ситуации, проблем востока Украины, Крыма. В таких условиях достаточно сложно наращивать капитал или улучшать качество активов. Нацбанк предложил владельцам банков простой выход: «У вас есть три года». Сегодня мы разрешаем банкам работать с нулевым капиталом. Но через три года, к 1 января 2019-го, у банков должен быть капитал, который предусмотрен нормативами регулятора. И с нашей точки зрения, это вообще уникальный подход — нигде в мире никто его не использовал!

Поэтому все теперь зависит от акционеров — они взяли на себя обязательство свои программы выполнять. Возможности Национального банка здесь уже ограничены.

— Программу, которую вы согласовали с банком «Хрещатик», акционеры не смогли выполнить?

— Они нам даже ее не подали. Мы много раз обсуждали с банком «Хрещатик» всевозможные варианты его спасения. Акционеры принимали то одну, то другую позиции. Сложность была еще и в том, что там три основных акционера. Им нужно было не только Нацбанк убедить, но еще и между собой договориться. В итоге они не смогли договориться, а мы так и не получили программу. И практически накануне срока предоставления программы Нацбанку «Хрещатик», к сожалению, потерял всю ликвидность и был выведен с рынка.

— Чем очищение банковской системы реально поможет клиенту? Ведь пока получается, что клиент абсолютно не защищен. Гарантия возврата в 200 тысяч гривен — отнюдь не стимул для вкладчика. Например, человек всю жизнь копил деньги, чтобы купить детям квартиру, а остается ни с чем... Создается впечатление, что кому-то выгодно, чтобы банки становились банкротами. Ведь их потом можно распилить, а перед этим вывести в офшоры средства, полученные банком на рефинансирование.

— В чем мы видим сегодня одну из своих задач? На рынке не должно остаться слабых банков. Слабый — это банк без капитала, с плохими активами. Почему эти активы испортились? Может быть множество причин.

Часть активов банковской системы осталась в зоне АТО и в Крыму. Может, в какой-то дальней перспективе они будут подлежать возврату, но точно не сейчас. Часть активов — кредиты предприятий, которые работали с Россией, с предприятиями Крыма, Донбасса, состояние этих активов резко ухудшилось. Часть предприятий брали кредиты в валюте — это было дешевле, но доллар вырос и заемщики не могут их обслуживать, у них даже залогов нет в таких объемах.

Но все эти проблемы могут решаться путем реструктуризации кредитов. Это работа банков и заемщиков. Путем довнесения капитала — это задача собственника.

Три года — нормальный срок, чтобы стабилизировать ситуацию. Нельзя допускать на рынок слабые банки, потому что всегда будет риск того, что в какой-то момент такой банк рухнет. И все его клиенты, естественно, пострадают вместе с ним.

Поэтому задачи доводить банки до банк­ротства нет. Ведь банки, которые уходили с рынка, — «Форум», «Финансы и кредит», «Финансовая инициатива», «ВАБанк», «Имекс», «Дельта-Банк» — достаточно боль­шие. И уходили они по причине того, что проблемы, которые возникли у них в 2007-2008 годах, так и не были решены. Они были законсервированы, заретушированы, спрятаны, а банк продолжал работать. Но в тот момент, когда банковская система пошатнулась, вся эта штукатурка обсыпалась, и остался, по сути, голый скелет. И мы увидели, что огромная часть активов не работает, собственник не может поддержать банк. И, кроме вывода его с рынка, другого выхода нет. Потому что как оставлять работать банк, когда у него нет ни ликвидности, ни капитала?

У Национального банка сегодня другая задача — закончить укрепление системы. Наша задача — сделать так, чтобы активы банков, которые попали в Фонд гарантирования вкладов, были проданы по рыночной цене на прозрачных торгах. С этой целью была существенно изменена работа самого фонда. Во время кризиса 2007-2008 годов ликвидацией банков занимался Национальный банк — фонд только выплачивал суммы вкладчикам.

И вторая задача — укрепить законодательство по защите прав кредиторов, т.е. банков, которые работают на рынке. Для клиентов банков-банкротов кредитором является уже ФГВФЛ. Так вот, позиции рыночных банков очень слабые — защитить свои права им практически невозможно. У клиентов возможностей масса: вывести активы, обеспечение, оставить пустой кредит и ничего не возвращать. Это тоже, конечно, проблема.

«Есть кричащие случаи, когда перед самым банкротством собственник все вывел — оставил пустой банк»

— Несет ли владелец банка материальную ответственность перед вкладчиками? Ведь его основные средства могут быть аккумулированы за рубежом. Фонд гарантирования вкладов старается по рыночной цене продать активы, чтобы рассчитаться с вкладчиками. Привлекаются ли в этой ситуации личные средства владельца банка?

— Персональная ответственность собственников и менеджмента за доведение банка до банкротства существует законодательно. Но как этот механизм работает? Фонд гарантирования получает те активы, которые принадлежат банку. Теоретически, если их хватает, чтобы удовлетворить всех вкладчиков, собственника можно не трогать. Но чаще всего активов недостаточно, и начинается серьезная работа по определению: виновен собственник в итоге или нет?

Потому что среди ушедших с рынка банков есть такие, центральные офисы которых работали в зоне АТО. То, что они ушли с рынка, является форс-мажором. Мы не можем обвинять их собственников. Или в Крыму, например, закрылся «Черноморский банк реконструкции и развития». Возможно, у него были связи с другими банками на материке, но они утрачены, — и это пример ситуации, когда собственник не виноват. Если же виноват, определяют степень виновности, сколько средств он должен возместить. Это длительный процесс на самом деле.


Чек из столовой Нацбанка на сумму 4 грн. 81 коп. «Мне сложно комментировать этот чек. Насколько я знаю, цена продуктов в нем — исключительно их себестоимость»
Чек из столовой Нацбанка на сумму 4 грн. 81 коп. «Мне сложно комментировать этот чек. Насколько я знаю, цена продуктов в нем — исключительно их себестоимость»


— Каковы самые свежие цифры: сколько на сегодня банков выведено из банковской системы? И понес ли кто-то из собственников наказание?

— Работают сегодня 102 банка, выведено с рынка 80, но наказания пока никто не понес.

— Почему никто не наказан?

— Первое — потому что это действительно длительный процесс. Второе — нужно учитывать, как это происходит. Национальный банк подал 175 заявлений в правоохранительные органы по результатам проверок банков, которые выводились с рынка в 2014-2016 годах. Фондом гарантирования вкладов подано 362 персональных иска против конкретных собственников банков. Есть кричащие случаи, когда перед самым банкротством собственник все вывел — оставил пустой банк. Все материалы находятся в прокуратуре, в полиции.

Проблема также в том, что в Украине нет специализированной структуры, которая расследовала бы банковские преступления. Наши правоохранительные органы занимаются всем. И естественно, в этом котле варятся и дела, касающиеся банков. Хотя правоохранительные органы сейчас часто обращаются в Нацбанк, просят предоставить документы, подтверждающие факты. Но даже если зафиксированный факт очевиден для нас как нарушение, цепочка действий правоохранителей неизменна: расследование, суд, решение. Конечно, нам бы хотелось, чтобы эта работа была более эффективной.

— Почему Нацбанк Украины не запрещает деятельность банков с российским капиталом — страны-агрессора, а даже выделяет им рефинансирование?

— Этот вопрос тоже непростой. У нас есть пять банков с российским капиталом: три крупных и два маленьких — «Сбербанк России», «Проминвестбанк», «ВТБ», «Банк Москвы» и VS Bank. На сегодняшний день совокупно они занимают менее девяти процентов в активах банковской системы — объемы их операций сокращаются.

Но при всем этом в них находятся средства населения и предприятий. Что такое запретить работать? Это закрыть, отправить в Фонд гарантирования. Кто от этого выиграет? Опять-таки население получит возврат в рамках 200 тысяч, предприятия ничего не получат, все активы уйдут в фонд, и начнется длительный процесс их реализации. Да, акционер этих банков — страна-агрессор, но банки-то работают здесь! Более того, это может вызвать новую волну оттока вкладов


Относительно запрета. Нацбанк — регулятор банковского рынка, контролирует финансовую стабильность, чтобы она не пошатнулась оттоками и банкротствами. Несмотря на санкции, эти банки докапитализированы. Сегодня капитал в них составляет существенную долю обязательств — то есть эти банки работают за счет собственного капитала, а не привлеченных средств.

А сами санкции и такие решения, о которых вы говорите, — это прерогатива СНБО и других органов, потому что решение о запрете работы — политическое. А мы не можем принимать политические решения.

Но с другой стороны, мы видим, что постепенно активы этих банков сокращаются. Потому что люди обижены, если можно так сказать, на Россию. Угрозы для национальной безопасности эти банки не несут. Кроме того, акционер постоянно заявляет, что хочет продать свои банки в Украине. Вопросов нет: найдется хороший покупатель — пускай покупает. Мы считаем, с точки зрения украинской экономики было бы лучше, если бы у банков поменялся собственник и они продолжали свою работу.


«Решения о выборе банка должны приниматься очень взвешенно, и стопроцентная государственная гарантия — не панацея»


— На фоне массовых банкротств вкладчики активно переводили деньги в госбанки. Чем обернутся для вкладчиков и экономики Украины в целом инициативы Нацбанка: первая — начать продажу государственных банков, вторая — лишить «Ощадбанк» специального статуса — гарантировать возврат вкладов в полном объеме?

— В прошлом году были утверждены Основные направления стратегии развития государственных банков. Госбанков сегодня в Украине пять: три больших — «Ощад­банк», «Укрэксимбанк» и «Укргазбанк» и два маленьких — «Госзембанк» и УБРР. О маленьких банках говорить не будем, потому что стратегией предусмотрено: государство должно выйти из них до 2017 года. До конца этого года нужно либо продать «Госзембанк» и УБРР, либо принять по ним какое-то другое решение. Сегодня их деятельность на рынок вообще не влияет, они находятся практически в замороженном состоянии.

Поэтому говорим о банках больших. По двум крупнейшим — «Укрэксиму» и «Ощаду» — стратегией предусмотрена специализация каждого из них. «Ощадбанк» должен стать ощадным, розничным. «Укрэксиму» предписано сконцентрироваться на экспортно-импортном обслуживании клиентов. Есть цель, чтобы до середины 2018 года в капитал обоих банков зашли международные финансовые институты. Например, ЕБРР, IFC (International Finance Cor­po­ra­tion — международный финансовый институт, входящий в структуру Всемирного банка. — «ГОРДОН»).

Для чего? Капиталы этим банкам не нужны — их обеспечивает государство. Но вместе с международными финансовыми институтами мы рассчитываем выстроить в этих банках систему корпоративного управления по самым высоким стандартам. И превратить их в рыночные, с системой принятия кредитных решений, которая базируется на экономическом и финансовом расчете и реальной оценке рисков.

— А что касается спецстатуса «Ощад­банка»?

— Мы говорили о собственниках коммерческих банков — здесь то же самое. Собственник любого банка должен гарантировать своим клиентам выполнение всех своих обязательств. Собственником «Ощада» является государство. Поэтому сегодня, даже без специальной гарантии, государство гарантирует.

Что будет дальше? С уменьшением доли государства в этих банках «Ощадбанк» тоже будет переходить на рыночные условия. Он тоже станет членом Фонда гарантирования вкладов, тоже будет платить ему взносы, и ФГВФЛ начнет гарантировать клиентам «Ощадбанка» предусмотренную законодательством сумму.

Что это значит для клиентов? Во-первых, изменения для «Ощада» не произойдут завтра и одномоментно. Будет прописан поэтапный план. Во-вторых, мы рассчитываем, что к тому времени уже закончим укрепление банковской системы. Не только в интересах «Ощада», но и в интересах банков, работающих на тот момент на рынке. Банки будут докапитализированы. Сейчас серьезно меняются подходы к над­зору и оценке. В итоге клиенты при выборе банка смогут смело опираться на отчетность, на аудиторские заключения. Они будут знать, кто является собственником банка, и смогут принимать правильные решения. И перестанут бояться.

— Считается, что вложение денег в банк — это маленький бизнес. И любому клиенту нужно знать азы финансовой грамотности. Но для тех, кому важна просто сохранность средств, исчезнет «тихая гавань» — так называет «Ощад­банк» его глава Андрей Пышный. Я приведу, возможно, крайний пример: семьям погибших в зоне АТО выплачивается одноразовая денежная помощь, сейчас это 609 тысяч гривен. Предположим, вдова бойца вложила эти деньги в банк, а банк обанкротился. Она получит 200 тысяч.

— Если говорить о госбанках на государственном уровне, как правило, минусов больше, чем плюсов. Что касается таких случаев, как гибель бойцов в зоне АТО, других трагических историй и связанных с ними денежных выплат... Думаю, здесь первоочередным все-таки является вопрос финансовой грамотности. Нередки случаи, когда, получив компенсацию через госбанк, клиент несет ее в другой банк. Он делает для себя выбор, принимает решение, базируясь на чем угодно: на более высокой ставке, на том, что он знает менеджмент или собственника банка, на чем-то еще. Здесь можно говорить только о том, что решения должны приниматься взвешенно, очень взвешенно, и стопроцентная государственная гарантия — не панацея.

— Могут ли банки давать сегодня льготные кредиты переселенцам, которые строят жилье, со ставкой три-шесть процентов годовых, как в Европе?

— Моя личная позиция заключается в том, что это для нашей страны большая, глубокая социальная проблема. Причем не только финансовая, но еще и моральная. Она отягощена жертвами, которые продолжают множиться. И я считаю, что вопрос кредитования семей переселенцев под строительство жилья — это часть специальной социальной программы, которой не существует.

Наверное, нет ни одного человека, который бы не понимал, что эту проблему надо решать. С другой стороны, нынешние банки все убыточные. Мы заставляем собственников наращивать капитал. Если мы при этом будем принуждать банки совершать убыточные операции, они никогда из состояния убытков не выйдут. Почему я говорю о комплексной государст­венной программе? Такое кредитование должно быть ее частью.

«Уровень патриотизма новой команды Нацбанка, людей, которые сознательно пришли на меньшую зарплату,но с пониманием, что могут что-то сделать, — зашкаливает»

— О деньгах клиентов мы поговорили, давайте теперь о финансах руководителей НБУ. Исходя из декларации о доходах, зарплата Валерии Гонтаревой в 2015 году составляла в среднем семь тысяч долларов в месяц, зарплата ее заместителей — пять тысяч долларов...

— Я в долларах не меряю... Знаю, что сегодня мой оклад — 150 тысяч гривен. По-моему, это даже публиковали. Сколько это в долларах, мне сейчас сложно посчитать...

— ...около шести тысяч долларов получается. Наверное, не меньшие деньги получали руководители Нацбанка при Януковиче — некоторых из них обвиняют в коррупции. Каким, на ваш взгляд, должно быть вознаграждение, чтобы желания искать схемы для дополнительного заработка не возникало?

— Наверное, это вопрос не только к Нацбанку, потому что вознаграждение должно быть соизмеримо с уровнем ответственности и рисков, которые ты на себя возлагаешь, принимая те или иные решения. Это же стрессовые ситуации, они требуют огромного количества усилий, мобилизации интеллектуальных способностей.

Мировая практика говорит о том, что зарплаты сотрудников госоргана должны быть приближены к рынку в той сфере, которую он регулирует или в которой работает. В противном случае достаточно сложно достичь равновесия.

Нужно сказать, что проблема не всегда в коррупции. Иногда хорошие специалисты не идут работать на государственную службу, поскольку в частном секторе зарплаты выше. Ведь у всех семьи, дети — их нужно кормить.

Что касается Национального банка, уровень патриотизма новой команды, людей, которые сознательно пришли на меньшую зарплату, но с пониманием, что могут что-то сделать, — зашкаливает. Мне приятно это отмечать, потому что я вообще человек командный и не ставила бы воп­рос зарплаты для Нацбанка на первое мес­то.

Да, мы пытаемся делать для персонала много дополнительных мотивационных вещей. Мой лозунг сейчас — переход количества в качество. У нас в над­зорном блоке работает гораздо больше людей, чем нужно для существующего количества банков. Это значит, что мы должны сократить свою структуру, перераспределив задачи и функции, и набрать более профессиональных специалистов, предложив им большее вознаграждение за их труд. И таким образом оптимизировать качество работы, не создавая дополнительной нагрузки на фонд заработной платы.

— Как молодому специалисту или профессионалу попасть на работу в НБУ?

— Присылайте резюме! Вы себе не пред­ставляете, как мы ищем молодых людей! Мы берем даже без опыта, берем со студенческой скамьи. Потому что для нас, безусловно, важны знания, но самое главное — желание. И понимание, что нужно что-то менять. А также проактивность. Люди приходят часто, но они не проактивны. Поэтому у нас набор постоянный.

— Об обеспечении Нацбанком своих пенсионеров ходят легенды. Откуда у вас возможность выплачивать высокие пенсии? Озвучьте, пожалуйста, их величину.

— В Национальном банке всегда был корпоративный пенсионный фонд. Все сотрудники НБУ являются участниками специальной программы, делая отчисления в этот фонд. Естественно, что деньги, которые собирает корпоративный пенсионный фонд, он где-то размещает, получает доход и таким образом увеличивает размер пенсии. Уровня пенсий, честно, я даже не знаю.

— В 2011 году нынешний лидер Радикальной партии Олег Ляшко назвал величину пенсии экс-главы Нацбанка Владимира Стельмаха — 130 тысяч гривен в месяц (при курсе доллара восемь гривен). Правда ли это?

— Я не знаю! Меня никогда это не интересовало, во-первых. Во-вторых, эта информация, наверно, все-таки закрытая. Как работает система, я знаю. А по поводу денег, тем более Стельмаха... (пожимает плечами).

— У меня для вас — «рояль в кустах»: наткнулась в интернете на чек из столовой Нацбанка. Когда это будет доступно хотя бы для наименее обеспеченных украинцев?

— Да-а-а, наболевшее... Я в нашей столовой была два раза. Первый раз, как только пришла на работу. Ела салат, омлет, что-то пила — и заплатила около 30 гривен. Второй раз тоже взяла что-то легкое, цена была приблизительно такой же... Мне сложно комментировать этот чек. Насколько я знаю, цена продуктов в чеке — исключительно их себестоимость.

— Это социальная программа для работников Нацбанка?

— Я бы не называла ее социальной программой. Просто столовая в НБУ. Здесь ведь сумасшедшая нагрузка. Я, например, вообще не выхожу на обед. Перестала обедать, поскольку у меня нет на обед времени. Нормально.

И сотрудникам, бывает, некогда вырваться. Выйти куда-то — целая история. Поэтому они спустились в столовую, перекусили или что-то с собой взяли... Но в чеке очень простые продукты, меню незатейливое. Я когда об этом чеке в пять гривен прочитала — в Facebook или где? — думаю: пойду проверю. Потому что удивилась — такой цены не видела. У коллег спросила. Говорят, средний чек 45-50 гривен.

— Судя из того, что рассказывает Валерия Гонтарева журналистам, ее рабочий день длится 12-15 часов. У вас такой же плотный график? Хватает ли вам времени на семью, отдых, хобби?

— Нет, не хватает вообще — ни на семью, ни на отдых, ни на хобби. График действительно очень плотный. Даже от последнего хобби, которое было для здоровья, — фитнеса — пришлось отказаться. Теперь я попадаю в спортзал в лучшем случае раз в месяц. И уже не понимаю, стоит ли мне туда ходить? Нужна ведь какая-то регулярность.

Но, с другой стороны, работа интересная. Есть понимание цели, есть ощущение команды. Потому я смотрю на ситуацию так: мы находимся в сложном периоде времени. Но как только выстроим прозрачную и понятную банковскую систему и как только станет чуть спокойнее — можно будет вернуться к хобби.



Если вы нашли ошибку в тексте, выделите ее мышью и нажмите Ctrl+Enter
Комментарии
1000 символов осталось