Андрей ДАНИЛКО: «Я впервые встречал Новый год дома, один. Включил телевизор, накрыл стол, посмотрел «Огонек»… Ходил по квартире, а потом зашел в ванную, постригся налысо, и стало так хорошо, словно что-то с себя сбросил»

«У людей шок от е-деклараций? А они думали, что у Тимошенко «одна калина за вікном»?»

— Андрей, не так давно обнародовали е-декларации украинской элиты, что вызвало шок у обычных людей. Так, президент Украины Петр Порошенко указал сбережения в 26,3 миллиона долларов, 14,3 тысячи евро, 540 тысяч гривен. Премьер-министр Владимир Гройсман задекларировал 2,4 миллиона гривен, 870 тысяч долларов и 460 тысяч евро наличными, глава Нацбанка Валерия Гонтарева указала 1,8 миллиона долларов, 62 тысячи гривен и заработную плату в 1,75 миллиона гривен... Вы читали эти декларации?

— Нет, я не читал, но мне говорили, что люди смеялись. Разве для кого-то открытие, что у них такие богатства? Они всегда жили с размахом. Просто раньше это не афишировали, а сейчас написали.

Если для «пересічного громадянина — це відкриття», то у них это было и раньше. Я это знал всегда. Смешило, что они это не озвучивали. Когда политик говорит, что у него 12 тысяч гривен в месяц зарплата, и просит, чтобы ее еще подняли, — это раздражает и злит. У людей шок? А они думали, что у лидера «Батьківщини» Юлии Тимошенко «одна калина за вікном»? Люди или такие наивные, или я не знаю... Посмотрите на их костюмы, машины... У многих это какой-то фетиш, показатель статуса — иметь дорогие вещи. Если человек может потратить миллион долларов на часы...

— Вы таких знаете?

— Ну конечно! Это бизнесмены. Мы выступали у них. Гости, сидя за столиками, мерились часами, у кого какие... Я вообще не понимаю, как на часы можно потратить даже 20 тысяч долларов. Зачем?! Чтобы знать время, тебе нужно 20 тысяч?! Машина — это понятно: безопасность. Но часы... У всех по-разному! Я не осуждаю, если у них есть возможности и заработки, тем более что они это все декларируют...

— Депутат Верховной Рады Надежда Сав­чен­ко в интервью открыто высказалась против нынешнего правительства, в частности заявила, что «такую власть нужно гнать в три шеи», а президента Украины Петра Порошенко обвинила во лжи. Вы разделяете такую точку зрения?

— Я следил за высказываниями Сав­чен­ко. Хотя, если честно, до сих пор не могу понять, кто она такая. Она меня очень раздражала. Этот ее приезд в Украину, когда она выскочила из самолета босиком... Может, она хороший человек, не знаю, у меня было ее экранное восприятие. Этот стакан водки, когда она курила... Или задирала ноги в Верховной Раде, сидя на стуле... Такое поведение было игрой или кто-то режиссировал?

Сначала я не мог понять, почему она меня раздражает. А потом понял: раздражает не она, а ситуация вокруг нее: «Ой, Надя — наш герой, наша берегиня, наступний президент...». Тут же эти медали... Поднять ее на такую вершину... Я еще тогда думал, что пройдет несколько месяцев — и она полетит с этой вершины вниз, и это будет достаточно больно. Наверное, как человек сильный, она это понимала и была к этому готова. Может, это и ее саму раздражало, поэтому она так и реагировала: «Не підходьте до мене на три метри». Я в такой ситуации, наверное, из аэропорта не вышел бы, настолько мне было бы неудобно, стыдно и неприятно.

Но даже при таком эмоциональном потоке я всегда находил зерна здравого смысла в ее речах, хотя и не со всем согласен. Может, не очень все правильно и корректно, мне кажется, если ты — публичный человек, нужно соблюдать рамки приличия. Нельзя с ногами сидеть на стуле. Быть может, она увидела и подумала: «Занесло...», сама себя анализировала и корректировала. Сейчас я вижу, что Сав­чен­ко говорит много нормальных вещей, и у меня поменялось к ней отношение.

— Помню, когда мы с вами в последний раз общались, вы были возмущены новыми тарифами. С тех пор они существенно выросли. В правительстве рассматривают вариант введения рассрочки на оплату коммунальных услуг. Такое возможно еще в какой-то стране мира?

— Ну, классно! Все для людей. Я — наивный человек в этом плане, как-то по-другому думаю. Понимаю, что политики зависимы, не могут сами принимать решения. Наверняка кто-то идет в правительство с хорошими намерениями и желанием что-то поменять, но, окунаясь в ту систему, при своей стержневой человеческой основе, думает: «Если те берут, почему я не беру?». И начинает погрязать в этой ситуации и потом не может ничего решить.

Я мыслю рамками своего коллектива, в котором свои сложности, разные настроения, кто-то меня злит, кто-то веселит, но при этом я всех их люблю. Понимаю, что кризис, мало концертов, команда большая. Не могут 26 человек приехать в маленький город и выступить — на одну дорогу сколько уйдет! Но мне важно выбить для них максимально хорошие условия, чтобы они все-таки поехали в тот же Люксембург, увидели какую-то страну... Хотя времени мало, но все равно ты меняешь картинку, другие люди, другая энергетика. Эту же модель может применить и глава государства, думая о людях, которые живут в стране. Поэтому мне непонятно отношение руководства... Опять же, может, я такой наивный...

— А новые платежки вам уже пришли?

— У меня хоть и есть определенные запасы, живу я очень скромно, и мне так нормально. У меня никогда не было дорогих часов. Я люблю простой и комфортный (насколько мне это нужно) образ жизни. Но я не представляю, как обычные люди с небольшими доходами могут выжить в это время. Если я обращаю внимание на счет в больнице и думаю: «Ни х... себе! Мне что, ногу меняли, печень или голову? Что это за цифра такая? И это еще при наличии скидки!».

Мне многие звонят с просьбой о помощи. Но у меня куча людей, которых надо содержать. Я говорю: «Вы должны свою проблему решить сами. Есть какие-то организации, которые помогают». Надо говорить «нет» в некоторых ситуациях, но когда я это делаю, чувствую себя виноватым. Понимаю, что поступаю правильно, но до сих пор не могу этому научиться. Бывает, люди начинают наглеть, и после очень трогательной, душещипательной эсэмэски следующая может быть просто: «Да пошел ты на х...».

«При смене режима названия улиц опять поменяют — уберут Бандеру и поставят Януковича»

— Номер сменить не думали?

— Я не меняю, просто не отвечаю на неизвестные номера, люди, которые пытаются ко мне дозвониться, могут написать эсэмэс, я отреагирую, если посчитаю нужным. Хотя сейчас, честно скажу, перестали звонить. Если звонят, то по работе. Или я сам звоню. Как сказал кто-то из артистов: «Плохо не тогда, когда звонят, а когда никто не звонит». А я не пойму, хорошо это или плохо. Может, и слава богу.

— А так, чтобы просто позвонили, спросили: «Андрей, как дела, как себя чувствуешь?»?

— Очень редко. У всех свои дела. Меняется время, круг, люди расходятся, взрослеют. И это нормально. Ничего плохого в этом не вижу. У меня произошла переоценка ценностей. Когда я посещал тусовки, у меня был такой период, что я сам не понимал, почему там бывал. Все время чувствовал какую-то неловкость от ощущения фальши. Мне приходилось улыбаться, когда говорили глупости, подыгрывать каким-то вещам, и я подумал: «А зачем мне это надо?» — и ограничил свой круг.

Не могу сказать, что это плохо, хотя понимаю, что на меня многие обижаются. Они не могут понять, что мне хочется побыть одному. Или в каком-то избранном кругу. Я уже давно перестал бывать даже в небольших компаниях, так, чтобы просто выпить, посидеть, пообщаться...

— Вы очень негодовали по поводу переименования улиц. Теперь сменили и названия городов. Свыклись с новшествами, что Кировоград теперь надо называть Кропивницким, а Днепропетровск — Днепром?

— Нет, я и сейчас возмущаюсь. Не понимаю, зачем? Кроме неудобства, это ничего не дает. Недавно искал одну улицу и не мог найти. В чем-то они, наверное, правы. Раньше называли улицы именами людей, которые могли быть преступниками. Но вы по-другому делайте! Если спорный герой, зачем называть его фамилией? Верните исторические названия.

Улица Богдана Хмельницкого называлась Фундуклеевской, вот и пусть будет такой. Или придумайте нейтральные названия, которые определяют местонахождение. Например, Тенистая, Спортивная... При смене режима названия улиц опять поменяют. Уберут Бандеру и поставят Януковича, а потом еще кого-то...

— Недавно был сорван ряд выступлений Потапа и Насти, Светланы Лободы. Артистов обвиняли в том, что они выступают в РФ. Почему на одних, например, таких, как Аlekseev, который спокойно ездит в Россию, закрывают глаза, а в других летят все камни?

— Потому что нужны популярные артисты, которых знает масса людей, поэтому и выбирают Лободу, Потапа и Настю. Все это проплаченные акции, на которых всегда пиарились. С нами это случилось в те времена, когда еще и близко не было этой ситуации. До сих пор помню концерт в Тернополе в 2000 году. Зал битком, ОМОН, а я не могу понять, почему нас так охраняют. Люди посмотрели концерт, а в конце со своим примитивным набором — «ганьба», «позор», «геть» — стали кидать в нас яйца...

Омоновцы кинулись на помощь. Жанр такой, что мы, конечно, это обыграли и уклонились. Когда закончилось выступление, умылись, но настроение у всех испортилось. Я вышел в коридор, а там куча людей, среди них и эти ребята, их поставили к стенке, руки за голову... Молодняк 18-20 лет. Их было, кажется, пять человек. В тот момент я думал, что это я не нравлюсь людям своими переодеваниями, связывал ситуацию с этим. Подошел к ним, спрашиваю: «Ребята, в чем дело?». А они: «Нам жити якось треба!».

Как мне потом объяснили, накануне они скотчем под стулья приклеили яйца, когда заходили в зал, их обыскивали и ничего не нашли, а они в конце концерта это все побросали в нас и получили за это какие-то деньги. Люди, которые в этом клубе работали, говорили мне: «Андрію, вибачте, така ситуація...». Я слышал, что фигурировала партия «Свобода».

Не знаю, как это вообще может быть. Если вы добиваетесь каких-то прав, у вас своя позиция, вы, конечно, имеете право устроить митинг или еще что-то. Но люди хотят пойти на концерт, развлечься, как вы можете им мешать? Когда был конфликт с концертом Ани Лорак, подбегали и выхватывали букет у ее мамы. Не нравится ее позиция, она, песни, ее поездки в Россию — не ходи на ее концерты. Но выскакивать на сцену, матюкаться, а потом использовать это видео на всех каналах — чистая заказуха! Заметьте, это всегда проходит безнаказанно. Не понимаю, почему государство, милиция не реагируют на подобные хулиганские выходки.

— Продюсер Светланы Лободы Нателла Крапивина предлагает артистам объединиться, чтобы не допустить подобных ситуаций в будущем. Вы бы вошли в такую группу активистов?

— Никогда не входил ни в какие группы, мы сами по себе. У меня есть своя позиция. Но я только за, пусть собирает. Я против беспредела, когда приходят полторы тысячи зрителей, купили билеты, а 20 мешают провести концерт. Это что такое? А не пойдете ли вы нахер вообще? Против чего они протестуют? Если против выступлений в РФ, тогда принимайте закон, что Потапу и Насте, Лободе и всем остальным выступать нельзя, это — нарушение.

— А вы знаете, что всех приезжающих в Украину российских артистов для получения разрешения на гастроли хотели обязать к подаче письменного заявления об осуждении оккупации украинских территорий Россией? Правда, парламент не поддержал соответствующий законопроект...

— Других дел нет! Конечно, эти люди зависимы, они живут в той стране. Нельзя быть ни за, ни против. Надо просто какое-то время в этом не участвовать, не приезжать в Украину. Это будет использоваться против любого человека. Не важно, кто он — артист, писатель.

«Артисты — самая большая проблема? Или просто надо отвлечь людей от насущных проблем, например, от тарифов?»

— Недавно в Киеве отменили концерт певицы Наташи Королевой и запретили ей въезжать в Украину пять лет. Вы ее поддержали?

— Когда мне кто-то позвонил по этому вопросу, от меня исходил мат. Зря Наташа вообще объявила этот концерт. Конечно, она любит эту страну, у нее здесь родственники, друзья. Я за нее, хорошо знаком с ней. Но нельзя давать повод этим... Не могу сказать «людям»... Это блохи! Им надо нагнетать, придумывать подобные ситуации, чтобы не снижалась агрессия. Спасти может только ирония и доброта.

— А вы с Наташей общались после этого?

— Нет. Мы редко и раньше общались, списываемся, бывает. Я не понимаю... Пусть она проведет этот концерт! Будьте умнее и добрее! Спрашиваю: «В чем угроза Наташи Королевой?». В том, что она поет про желтый чемоданчик? Так не про ядерный ведь. Единственная ее ошибка, что она согласилась на проведение этого концерта сейчас, когда это лишний раз используют в таком негативе и с таким дебильным текстом.... Наташа, ты ничего плохого не сделаешь, но так перекрутят, что сама поверишь, что убийца и предатель.

— В марте в столице намечается концерт Кристины Орбакайте. Ее ждет та же участь?

— Им лучше сейчас не приезжать. Не понимаю, зачем этих артистов трогать? Они сейчас — самая большая проблема? Или просто надо отвлечь людей от насущных проблем, например, от тарифов?

— Верховная Рада недавно приняла закон о квотах на украинскую музыку, теперь четверть всех песен в радиоэфирах звучит на украинском. Верку Сердючку к этому нововведению готовите?

— Сердючку назвать певицей можно очень условно. Наша музыка не создавалась для того, чтобы ее кто-то слушал по радио. Это было некое сценическое действо, поэтому специально ничего делать не будем. У нас куча песен на украинском языке, которые я показывать пока не хочу.

Но если песня хорошая, не могу понять проблемы. Должен создаваться украинский продукт. Помню подъем украинской музыки в 1990-х, первая волна — Руслана, вторая — Ирина Билык, EL Кравчук, Александр Пономарев, Юрко Юрченко — все пели на украинском, и все было в порядке.

Теперь нужно написать такую крутую песню на русском языке, чтобы ее взяли! С одной стороны, это очень хорошо, появится определенный отсев, и куча г... не будет появляться в радиоэфире.

— Но это не помешает появлению г... на украинском...

— А это слушать никто не будет. Было бы правильнее, если бы проблемой был не язык, а ограничение артистов другой страны, чтобы прерогатива была для наших исполнителей, их становилось больше.

— Вы сейчас участвуете в жюри проекта «Х-Фактор». Говорят, что СТБ заключил с вами жесткий контракт, поэтому на фестивале Лаймы Вайкуле в Риге вы попросили себя вырезать из телеверсии канала-конкурента и теперь вообще не имеете права появляться на других кнопках. Все так серьезно?

— Нет, контракт здесь ни при чем. У нас полная свобода. Просто я не выступаю сейчас в образе Верки Сердючки на телеэкране. Если держим паузу, то она должна быть, вот и попросил меня вырезать. Кстати, никто, кроме Лаймы, этого не понял, все было воспринято как какая-то выходка....

— Согласно формату «Х-Фактора», у каждого члена жюри своя роль. К примеру, один критикует, другой жалеет, третий хвалит... Я не пропустила ни одного выпуска, но не совсем поняла, какая роль у вас...

— Роли распределялись с прежним составом жюри, в нашем случае, когда мы садились на запись, я ждал, что будут какие-то рекомендации, пожелания, жесткие наставления: этих тянуть, этих убирать, вы — злой, вы — добрый... Мне кажется, режиссерская группа сама с интересом смотрела, как это будет у нас... Но когда стали примерять образы бывших ведущих на сегодняшних, они не совпали. И я сказал: «Зачем это делать? Мы другие». Кондратюк — продюсер, ведущий, но он никогда не писал песен, как Костя Меладзе. Возраст другой, поколение другое.

— А вы собой там довольны?

— У меня вообще свое отношение к себе. Когда записывались отборочные туры, я плохо себя чувствовал, это не мое время. Не особо скрываю, что употребляю снотворное, и, пока оно не совсем закончило свое действие, не могу собраться, путаюсь в словах. С 9 утра до 22 вечера быть на съемке непросто. Это только людям, которые смотрят по телевизору, кажется, что все легко. На самом деле там даже в качестве зрителя находиться очень сложно.

«Самый большой критик меня — я сам»

— Но вас ведь насильно никто не тянул, это было ваше решение — согласиться на этот проект...

— Всегда нужно с собой бороться в какой-то момент личностного опыта. Я понимал, что иду на некий риск, мне не нравится, как я выгляжу, как говорю, но чтобы себя улучшать, надо в этом участвовать.

Вы заметили, что когда появляется новый ведущий на телеэкране (в основном это касается новостников), он с каждым выпуском становится лучше? Правильно подбирает рубашку, галстук. Видит себя со стороны и понимает, что, например, так стричься не нужно. Грим — лишний, а форма бровей не нравится. Человек превращается в телевизионный образ. И это для меня опыт, смогу ли я быть там органичным. Мне не хочется быть наигранным, неестественным. Самый большой критик меня — я сам. Я самый большой себе палач и абсолютно трезво на себя смотрю и понимаю: чаще всего недотягиваю до образа того, каким бы мне хотелось быть.

— Когда вы в этой же ипостаси появились в нацотборе «Евровидения», многие на вас обижались, говорили, что Данилко — самый злой член жюри, который рубит сплеча и не думает о последствиях...

— Я за справедливую оценку происходящего. Рассыпаться в комплиментах может публика, поклонники, но не члены жюри. Мне кажется, я никого не оскорбляю. А если злой, то это как? Не говорю, что «у вас очень мало украинского», как Руслана? Тогда у них у всех мало украинского, если они выходят и поют на английском. Понятно, что это шоу и все условно. Но мне должно быть интересно как зрителю. А понравится ли элитной прослойке, меня не интересует.

Когда-то очень давно, в 90-е годы, я поехал со своей подругой в Щукинское училище — не поступать, а на разведку. Голодные годы, есть нечего, но мы были пронырливыми детьми, влезли на экзамены, и я смотрел, как педагоги — среди них Владимир Этуш — разговаривали со студентами. Это была муштра, воинская часть, никаких комплиментов. Когда люди растут в спартанских условиях, они закаляются.

Помню театр «Гротеск» в Полтаве — это всегда была очень трезвая, холодная оценка. Мы мечтали, чтобы нас похвалили. Было стыдно сказать, что мы артисты. Хотя до сих пор живучи штампы: артист — это чашка кофе, сигарета... А 90 процентов артистов не имеют с этими стереотипами ничего общего.

Вспоминаю закулисье проекта «Зірка+зірка». Коньячок, общение, русские, украинские артисты и 90 процентов наигранности. Потом кто-то уходит, остается кучка, они снимают маски и превращаются в уставших, обычных людей, которые жалуются, что работы нет, а там давят... И я понимаю, почему. Это определенная самозащита.

— Накануне отборочного тура «Евровидения» не утихают споры по поводу площадки, говорят, что Международный выставочный центр (МВЦ) — не самое хорошее место для этого. Как считаете, не станет ли проведение конкурса позором, как, например, недавнее выступление Лары Фабиан в Одессе, когда из-за низкой температуры в Музкомедии артистка вынуждена была выйти на сцену в пуховике?

— В пуховиках не выйдут, будет май — уже хорошо (смеется). Но я тоже не понимаю, почему взяли эту площадку? Странный выбор. Почему не Дворец спорта? Не так уж он и развален. Могли бы привести его в порядок. Не знаю нюансов, может, они и правы. Мне кажется, лучше делать это в центре — ресторанчики, кафе... Была бы возможность не пользоваться транспортом, а ходить пешком.

Судя по разговорам людей, с которыми мы общались за границей, им не очень понравилось проведение «Евровидения» в Киеве в прошлый раз. Когда мы были на грани победы в 2007 году, думаю, одной из маленьких гирек, которые перевесили не в нашу пользу, был именно этот факт, они подумали: «Боже, опять туда ехать! Этот геморрой! Кто за это будет платить и этим заниматься?».

Знаете, мне очень хотелось, чтобы в свое время группа «Гринджолы» проиграла на «Евровидении». Настолько это было несправедливо, когда экс-нардеп Николай Томенко замутил эту историю, некрасиво поступили с Лорак... Чего вы туда лезете? Идите занимайтесь своими делами. Это был самый большой позор участия в «Евровидении». Выглядело провинциально, и песня, подходящая для Майдана, не тулилась к эстрадному мероприятию, которое не является трибуной для политических заявлений.

— Вы тогда очень переживали, что в Киеве не хватало туалетов... Думаете, в этот раз с этим вопросом будет лучше?

— Не знаю, как они будут делать в этот раз. Но тогда я мечтал о том, чтобы «Евровидение» поскорее закончилось. Толпа людей выбрала Дом со звездой на Крещатике как ориентир, чтобы воспользоваться туалетом (смеется). Там была скрытая дорога через казино, а во дворе возле милиции стоял заколоченный кирпичный туалет. Я не мог понять, почему бы не сообщить мэру, что там есть такое сооружение? Никто не просит сделать его бесплатным, как герцог в Люксембурге, но есть хорошее место, где люди могут в туалет сходить. Почему не реставрировать?

— А вам в этот раз не звонили, не предлагали?

— Один раз позвонили от помощника министра культуры по поводу встречи — и пропали. Может, у них были какие-то мысли... Но есть ведь интриги. Нас, бывает, даже не приглашают на какие-то мероприятия, потому что говорят: «Перетягиваете внимание на себя». Ну уж, извините...

Кстати, недавно приключилась одна забавная история. В 2017 году исполнится 10 лет, как мы участвовали в «Евровидении», и я решил набрать тогда еще гендиректора Национальной телекомпании Украины Зураба Аласанию. Зураб — редкое имя. Нашел его номер в своем телефоне, позвонил — и чувствую, что он со мной как-то странно разговаривает. А потом оказывается, что это звукорежиссер группы «НеАнгелы», которого тоже зовут Зураб. Он был в дороге, остановил машину и решил, что его снимает скрытая камера...

Разобравшись в ситуации, мой директор выслал мне вечером настоящий номер Аласании. Было уже поздно, и я решил набрать его на следующий день. Утром просыпаюсь и читаю, что Зураб Аласания подал в отставку.

Вообще, «Евровидение» у нас — это всегда трэш. Хочу, чтобы в этот раз проведение конкурса не стало позором. Думаю, этого не будет, но можно ведь провести и лучше. А если вы понимаете, что в государстве такие проблемы, то имеете право от него отказаться, проведут в другой европейской стране, ничего страшного. Но если беретесь, будьте добры, включитесь — люди, которые приедут сюда, должны отдыхать, веселиться и не ощущать дискомфорта.

— После «Евровидения» вы с Джамалой общались? А то вас сделали едва ли не врагами...

— Мы списывались до конкурса. Я говорил ей чисто по-человечески о каких-то особенностях и тонкостях пребывания: где лучше не тратиться, на что не стоит реагировать. Когда ты там — это всегда стресс. Никогда не понимал публику, которая, когда едет, допустим, Alyosha, начинает ее обсуждать. Поддержите человека, ведь это колоссальный стресс! Я бы не хотел это еще раз пережить. При том, что ты не делаешь ничего плохого, в тебя кидают все и поливают так... Происходит это практически с каждым артистом, который туда едет. Но это касается только трех стран — Украины, России, Беларуси. На Западе конкурс тоже смотрят, но так не относятся, а у нас просто уничтожают человека...

«Приходько пусть займется делом. У нее, видимо, проблемы с творчеством и востребованностью»

— Певица Анастасия Приходько недавно заявила, что участников «Евровидения» от России, которые приедут в Киев, надо отселить, чтобы они жили отдельно. На месте артистов РФ вы бы принимали участие в конкурсе?

— Приходько пусть займется своим делом. У нее, видимо, есть проблемы с творчеством и востребованностью, причем очень большие. Она еще будет решать... Отселить... Тебя бы отселили! Люди при чем? Будь добрее! Россия должна участвовать в «Евровидении». Не надо обобщать и смешивать одно с другим.

— Кстати, вы повздорили с Филиппом Киркоровым после нацотбора «Евровидения» из-за SunSay. Сейчас общаетесь?

— Прошло и прошло. Он так думает, я — иначе. Нас окружает большое количество людей, которые могут рассказать ему что-то про меня, мне — про него. У меня теплое к нему отношение, и оно не поменялось, надеюсь, у него ко мне тоже. Мы поздравляем друг друга с днем рождения, но не общаемся и не видимся — он в своих турах. Но если ему нужна будет какая-то моя помощь, я всегда помогу, так же, как и он мне, — надо будет, обращусь.

— Недавно прошли премия М1 Music Awards и YUNA. Верите в объективность этих мероприятий и чего от них ждали и ждете?

— Я ничего не жду и не знаю, как это оценивается. Не понимаю, почему именно эти номинанты. Когда говорят, что успешные артисты зарабатывают и тут же тратят, не понимаю. В чем бизнес? Они находятся все время в гонке, не могут, как я, сделать паузу, и настолько зависимы, что им приходится участвовать в этих концертах, перепевать военные песни, и в основном они это делают плохо. Странно, когда какая-то группа девчачья абсолютно без понимания это делает. Оно что, им потом дает работу или поднимает уровень? Тратишь время, силы, а это никто слушать не будет.

— А как вам проект Alekseev? Многие говорят, что песня «Пьяное солнце» буквально въедается в память и ты не можешь от нее избавиться...

— Мне нравится Alekseev. Я даже Руслану Квинте звонил, сказал, как хорошо он выделяется с этой песней. Правильно выбрали парня. Добрый, светлый. У него интересная подача. Но вы продлите это, развивайте человека. Я им этого искренне желаю, даже без нашей перепалки с его продюсером, режиссером Олегом Боднарчуком. Главное, что я его не трогал. Он первый начал, сказал, что я обращался к нему за постановкой.... Мне не нужны режиссеры, мы сами ставим, есть помощники, и я это вижу по-своему. Тем более с его режиссурой...

У нас был разговор, когда мне его реально было жалко, — на банкете у Филиппа Киркорова. Мне казалось, что ему там некомфортно, я его по-человечески пожалел, сказал ему какие-то добрые слова и не собирался ничего с ним делать. Меня удивляет, когда люди меняются, не создав ничего неординарного, пытаются высказывать какие-то оскорбительные вещи по отношению к другим. Или не чувствуют грань.

Пусть говорит, как считает нужным. Но когда ты открываешь рот, надо оглянуться и посмотреть, что ты сделал. Я не вправе ему советовать, но даже если ты хочешь свою позицию высказать, то не должен употреблять слова, которые могут человека обидеть или оскорбить. Надо фильтровать.

— А с чего все началось?

— Когда я говорил о Джамале, перекручивали мои фразы, будто бы я был против того, чтобы она ехала на «Евровидение». Спрашиваю: «Где вы такое слышали?». Включите YouTube и посмотрите, я сказал, что, мне кажется, название песни «1944» будет вызывать спекуляции. Джамала ответила: «Я так хочу». Все. Я просто предупредил, и в результате так и было. Но если ты этого не слышал и не читал, а даешь комментарии и употребляешь по отношению ко мне такие высказывания... Добейся результатов, сделай так, чтобы твои постановки были оригинальными, чтобы ты как режиссер был самобытным.

— Олег Боднарчук говорил, что вас «подберет» канал «1+1» в проект «Голос страны». А если действительно позовут, вы себя там видите?

— Я туда не подхожу, поэтому не пошел бы. В первую очередь там учитываются вокальные данные конкурсантов, нужно знать терминологию, иметь музыкальное образование в таком объеме, чтобы на профессиональном языке объяснить ошибки. В «X-Факторе» представлены разные жанры, артист может не обладать сильным вокалом, но у него есть какой-то синтез разных качеств.

Честно скажу, из всех украинских талант-шоу я больше подхожу на проект «Україна має талант». Мы добились каких-то результатов в жанре музыкальной эксцентрики, и я в этом разбираюсь. А в «Голос» меня звали в один из первых сезонов, но я дал понять: соглашусь, если участников будет оценивать Сердючка. Посоветовались с голландской компанией, которой принадлежит авторство этой истории, но они сказали: «У нас реалити-шоу, и оно не подразумевает какого-то образа».

«Я перепробовал все снотворное, мне кажется, стал в этом деле специалистом»

— В начале интервью вы признались, что у вас проблемы со сном, вы не можете спать по ночам. А что приключилось? К врачам обращались?

— У меня обыкновенный сбой режима. Бессонница — это когда человек вообще не спит, а я днем сплю, ночью — нет. Будучи в Израиле, сходил к врачу, заплатил ему деньги, но вышел от него злой как собака. Но не сказал, что «вы не врач, а пустомеля». Он стал мне рассказывать, какие у меня были отношения с отцом... Зачем эта отмотка?

Накапливалось это не один год. Вылет куда-то — два дня, а там другой часовой пояс, и все. К таблеткам организм привыкает, и они уже не работают. Я перепробовал все снотворное, мне кажется, стал специалистом в этом деле, но теперь спокойнее к этому отношусь, не делаю из этого проблему, точнее, проблема существует, но я особо не борюсь с этим. Бывают такие дни, когда засыпаю. Сейчас меньше выездов, поэтому могу заснуть и утром, но без таблеток или алкоголя. Свой сон, без каких-то воздействий.

— Может, задам не совсем удобный вопрос, но он многих волнует. Вы смотрите выступление участников «X-Фактора» на маленьком экране, который находится у вас на столе... Это связано со зрением?

— Да, я плохо вижу, если смотрю на сцену со своего места, то лица человека не вижу. Но у других членов жюри хоть и хорошее зрение, они тоже смотрят в мой экран. Есть телевизионное восприятие персонажа, который выходит на сцену. А тут важно наблюдать, как к участникам относится камера, благодаря этому монитору видно больше плюсов и минусов.

— А очки почему не носите?

— Стесняюсь. Если даже хорошая оправа, то с кепкой на голове я похож на какого-то немца.

— Медицина нынче идет вперед и предлагает много методов, чтобы решить эту проблему. Многие ваши коллеги сделали себе операции и давно забыли об этом.

— Знаю, что многие прибегали к такому методу. Актер Ефим Шифрин делал, агитировал меня пойти к своему врачу. Но сказали, что уже поздно. Когда еще можно было, то на два месяца нужно было отказаться от физических нагрузок, а я не мог себе это позволить. Сейчас только очки и линзы. Мне кажется, что зрение стало ухудшаться. Если раньше я видел большую часть таблицы для зрения, то сейчас только крупные буквы — Ш, Б... Дальше — нет. Но когда не помнишь, как это было резко раньше, то это уже кажется нормальным. А дома хожу в очках.

— В октябре вам исполнилось 43 года. Считается, что у мужчин в этот период начинается кризис среднего возраста. Вы на себе это ощущаете?

— У меня произошла переоценка ценностей, началось это в 40 лет. В большей степени в отношении к себе, к тому, что ты делаешь, к людям, которые рядом и не рядом с тобой, к фильмам... Раньше у меня была такая фильмотерапия: я мог поставить какой-то советский фильм из детства, он играет, а я хожу, занимаюсь своими делами. Есть такие сборники — «300 советских фильмов», а сейчас перелистываю — и ни один не совпадает с моей внутренней вибрацией... Мне очень сложно подобрать что-то, чтобы это вызвало какую-то даже фоновую историю.

Поскольку у меня есть проблемы со зрением, я ничего не читаю, мне удобнее слушать аудиокниги. Нравится хорошо записанная классика. Будете смеяться, подумаете: «Боже, что он слушает, Полтава, ну вообще...».

— Даже боюсь угадывать...

— Это был писатель Иван Нечуй-Левицкий, его читала актриса Наталия Сумская. Часто ведь бывает, что аудиокниги портят музыкой, а тут так все профессионально... Может, современное творчество меня не берет, поэтому украинская классика так на меня действует. Или хорошо записанные еще в советское время радиоспектакли. Может, даже детективы — Агата Кристи, они настолько хорошо сыграны, с учетом этого жанра, что ты все время находишься в атмосфере. На днях смотрел сериал и не мог оторваться...

— Как он назывался?

— «Вербное воскресенье» с актером Дмитрием Дюжевым. Никогда в жизни не мог подумать, что досмотрю его до конца. Меня так увлек сюжет и съемка, что даже посмотрел, кто режиссер. Музыка правильная, акценты, художники, которые создают атмосферу 70-х годов. Как бывает в таких съемках: Ленина перед носом поставили, проезжают по улицам, а там обязательно плакат или массовка перед кадром, чтобы показать, что мы иллюстрируем это время. А тут все так деликатно сделано, без нарочитости — «мы играем в СССР!».

«Люди, которые избили Инну, извинялись, «жигули» хотели подарить. Я сказал ей: «Дура, почему не взяла? Была бы с фингалом, но зато на «жигулях»

— Говорят, что женщины умнее и прозорливее мужчин. Вам нравятся умные женщины?

— Как среди мужчин, так и среди женщин есть умные, глупые, странные, сильные, слабые. Бывает, когда люди совпадают, вот как мы с Инной (сценическая мама Верки Сердючки Инна Белоконь. — «ГОРДОН»). Вместе уже 26 лет. В ней есть абсолютно все, что нужно для женщины. Даже в быту. Куда-то опаздываем, ничего в холодильнике нет, она раз-раз — и за три секунды накрыла стол. Не знаю, что мне надо сделать, чтобы я мог накрыть стол даже себе одному. Мне легче купить и забыть.

---

---

Все-таки это очень круто, когда разные люди во многом совпадают. Мне кажется, это обязательный связующий фактор. Очень сложно с кем-то находиться вместе. Жить на одной жилплощади. Должно быть такое редкое совпадение. Ты понимаешь, что в этом человеке есть необходимость. Когда у обоих одно ощущение фальши, одно чувство смешного, одно отношение к чему-то...

Можем не договариваться, сидеть на концерте и думать: хоть бы не встретиться взглядами, потому что вдвоем смеемся над каким-то очень серьезным моментом. Мы разные, но такое ощущение, что сделаны из одного теста. В таких отношениях и появляются крепкие семьи, которые завязаны не на сексе. Это очень быстро проходит. А отношения комфортности, когда ты ничего не изображаешь, но при этом можешь быть собой — красивый, некрасивый, пьяный...

И ты так же воспринимаешь человека, тебе не надо видеть ее красавицей. Наоборот, мы над этим смеемся. Когда смотрю, как у людей происходят семейные драмы, не понимаю, как можно жить вместе, когда есть постоянные претензии: где ты была? почему ты не пришел?.. Должно быть плечо. Когда за тебя, а не против тебя.

— Когда с Инной Белоконь летом случилась неприятная ситуация — толпа цыган напала на нее на Сорочинской ярмарке, как вы на это отреагировали?

— Подобные истории каждый день происходят с обычными людьми. Если бы это произошло с неизвестным человеком, никто бы не заметил. Побились и побились. А тут еще и раздули... Инна мне высылала селфи с синяком, мы смеялись. Конечно, понимали, что в этом ничего смешного нет, но пытались на эту тему как-то иронизировать, чтобы быстрее все закончилось. Это уже случилось, и ты никак этого поменять не можешь, чего сидеть и плакать?

Как я узнал потом, эти люди извинялись, «жигули» хотели подарить. Я сказал Инне: «Дура, почему не взяла? Была бы с фингалом, но зато на «жигулях» (смеется).

— А как об этом узнали?

— Меньше всего как раз знал я. У Инны в тот момент был шквал звонков от знакомых и откуда-то узнавших журналистов, она телефон отключила и была в стрессе от такого повышенного внимания, не хотела об этом говорить.

После случившегося ей стали предлагать участие в ток-шоу «Як це може бути». Я бы смеялся первым, если бы такая передача вышла в эфир. Приходит Инна с бланшем, в очках, перебинтованная и рассказывает: «Це почалось так...». Наверное, это была бы лучшая комедия.

— Вы как-то сказали, что когда без кепки, то словно без одежды. Вы действительно ее не снимаете. Это уже привычка?

— Да, я не могу выйти из квартиры без шапки. Это уже определенная болезнь. Например, как и то, что я не могу появиться на улице в плохом настроении. Мне кажется, что на меня все смотрят, в результате так и получается потом. Хотя, казалось бы, иди себе спокойно, кто на тебя смотрит? Я очень скромно одеваюсь, могу потеряться в толпе. Понимаю, что без шапки я менее узнаваем, но без нее не могу — привычка такая.

Хотя бывают разные моменты. Мы были в Израиле с Инной, я коротко постригся и ходил без шапки, мне было очень дискомфортно какое-то время. Но потом понял, что не надо ее снимать, смотреть, где ты ее положил или куда она делась, поддерживать, когда дует ветер. Было удобно, но я чувствовал себя без кепки другим человеком.

— На «X-Факторе» вы всегда очень демократичны в одежде — джинсы, рубашка в клеточку. Почему так скромно?

— Может, это плохо, но иначе мне дискомфортно. В дорогом магазине ничего не могу себе подобрать, только в масс-маркете. Хоть убей — не понимаю, зачем покупать рубашку за 300 евро, а трусы за 600. Потому что там написано какое-то слово золотыми буквами? Я такими категориями не мыслю. Мне главное, чтобы было комфортно.

— Может, у вас просто запросы невысокие...

— Не сказал бы... Просто бренды не имеют для меня никакого значения. Машина — да, удобно и безопасно. Но не было бы такой возможности, я бы, наверное, и сейчас ездил на такси. Собственно, так и было долгое время, и меня это не беспокоило. Пришла возможность иметь водителя — езжу так.

Сам бы я за руль не сел, не понимаю, что такое СТО, как бензин заливать... Зачем это надо, когда сел в такси и поехал? Есть еще проблема — я не могу ходить один. Человек, который долгое время находится в тюрьме, выходя на свободу, не может адаптироваться к жизни, вот и у меня так. Когда ты в режиме — поезд, самолет, охрана — ты все время в каком-то пространстве. Например, я некоторые годы гиперпопулярности Сердючки не могу вспомнить, вижу это, как некое время, которое, как в блендере, перемешалось. Праздники, песни, танцы, города, люди — такое блендерное восприятие.

Можно сказать, что я только сейчас адаптируюсь. Почему и согласился на «X-Фактор». Мне очень сложно быть среди людей. Моя картинка того, чего бы хотелось на какое-то время, выглядит так: вечер, море, красивый закат... Очень простые условия и отсутствие людей, такое спокойствие монастыря, когда ты на территории, где никого нет...

Как в детстве: просыпаешься в воскресенье утром, май, сирень... Вся комната залита солнцем, и тебе не надо никуда бежать. Сидишь, как дурак, и тебе просто хорошо. Телевизор работает, и скоро будет «Утренняя почта». Какое-то очень счастливое время, и эта картинка соответствовала моему детству. Мы не знали, что такое трудности, — жили и жили. Я не скучал по банану, потому что не знал, какой у него вкус.

— Смогли бы сегодня пожить в таких условиях?

— Если меня поселить в общежитие, мне будет дискомфортно. Но я адаптируюсь, потому что помню, как это было раньше. Если бы у меня не было прошлого опыта, наверное, я сошел бы с ума оттого, что нет душа или в комнате пять кроватей. А так же было все время. В пионерский лагерь едешь — а там казарма.

Я мечтал, чтобы комната была меньше. Все с чемоданами заходят заселяться, а я выбирал себе всегда место у окна. У тебя хоть сантиметр, но свой. Подоконник, который используешь как столик, можешь окно открыть и сам вылезти. А можешь кого-то пустить или нет. Все, ты уже таможня! У меня с детства была потребность в своем пространстве.

«Почему люди в 90-е скупали дома, строили замки? Они пытались этим компенсировать свое бедное детство»

— Но теперь-то вы насладились этим в полной мере?

— Как хочется — не получается. Человеку всегда чего-то не хватает. Живете в одной комнате — не хватает второй, появляется вторая — нужна третья... 16-я... А потом нужна еще одна для бардака, чтобы туда снести все: грабли, гитары, велосипед...

Когда один живешь, думаешь, что хватает места, а с другой стороны — вообще не хватает. Мне всегда так хотелось, чтобы кухня была отдельно, а у меня она с комнатой совмещена. Но я понял, что лучше не обрастать недвижимостью. Правильнее, когда у тебя есть возможность снять какой-то пансионат, поехать отдохнуть, чтобы не покупать и потом не обслуживать, ведь это коммунальные платежи, столько всего...

Почему люди в 90-е скупали дома, строили замки? Они пытались этим компенсировать свое бедное детство. А потом все это надо было содержать, а продать недвижимость 90-х невозможно. Поменялись критерии, люди хотят, чтобы комнаты были функциональными, территория больше, а не дом в 2000 квадратных метров, когда в некоторые комнаты годами не заходишь.

Если бы у меня складывались какие-то личные отношения, то это был бы гостевой брак, когда у каждого своя жилплощадь. В большей степени это связано с профессией. Почему сложно найти пару? Человек может не понимать, что тебе надо побыть одному. Чтобы жена не думала: «Вот, он не хочет меня видеть...». Так же и с друзьями. Плохо себя чувствую, не хочу грузить, чтобы ты видел меня в подавленном состоянии. Я не готов сейчас к общению. Сложно найти человека, который бы это понимал. Все почему-то думают, что есть какая-то проблема, из-за которой я не хочу общаться...

— Да, говорят, что вы такой отшельник в миру, замкнутый и закрытый... Многие вам завидуют...

— Люди не могут понять мое состояние: как я живу, как сплю, как ем, как себя чувствую...

У меня вообще непростые отношения с окружающими. Я не подарок, но абсолютно миролюбивый. У меня нет агрессии по отношению к кому бы то ни было. По своему складу я больше адвокат и любой поступок буду адвокатировать. Однажды я не ответил одному человеку, который работал с нами, на эсэмэс, так он написал мне еще одну, очень оскорбительную. Увидев время, когда он ее отправил, я тут же стал анализировать: выпил человек, отчаяние, работы нет, жизнь не складывается, тут еще я не откликнулся, а он ждал... Хотя в тот момент мне больше всего хотелось ответить: «А не пошел бы сам?». Я расстроился, но все равно стал его оправдывать, может, я в чем-то был не прав.

Думаю, что у многих неправильное восприятие меня. В том же «X-Факторе», мне кажется, не понимали, а чего он там. Есть какие-то клише, что если ты приходишь туда, тебе надо улыбаться. Мне говорили: «Андрей, мы все время снимаем вашу реакцию, вы должны больше реагировать лицом». Я был в таком ужасе! Я же не играю. Если мне скажут: «Вы играете злого судью, эстонца», я стану говорить с акцентом, улыбаться, а тут надо быть таким, какой ты есть на самом деле. Оно, может, диссонирует или напрягает, но специально изображать удивление, открывать рот, округлять глаза и говорить «вау» мне стыдно и как-то неудобно.

— О вас не так часто появляются какие-то слухи, но если уж такое происходит, то они запоминаются. Не так давно, например, писали, что вы купили замок в Италии. Под этими разговорами есть какая-то почва?

— Когда я читаю такое, думаю: «Если уж придумываете подобную ерунду, подбирайте дом, чтобы мне нравился». Ничего такого у меня нет, я стараюсь не обрастать недвижимостью. Зачем мне дом в Италии? Люди не понимают, какая затратная часть уходит на содержание этого замка. Не приведи Бог! Это же потом продать невозможно! Однажды у меня уже был припадок разных покупок, только из-за того, что этого не было в детстве.

— У вас ведь был дом под Киевом, в Конче-Заспе...

— Да, еще до кризиса, но, слава богу, я его быстро продал. Покупая, не понимал, зачем это делаю. Попал под влияние людей, которые говорили, что у артистов так должно быть, и я на это реагировал. У меня вообще нет роскоши. Это придуманная история про все излишки. Три квартиры, которые есть, — все по делу.

Но правда в том, что я могу себе позволить сегодня не выступать. Не знаю, кто еще из артистов может себе это позволить. Я чересчур много работал. Не потому, что такой трудоголик: когда ты попадаешь в это колесо, выскочить не можешь. Сегодня пять концертов, 25 — просыпаешься и едешь. Ты в этом находишься и не анализируешь, много это или мало, а может, стоит остановиться?

Нельзя в этом деле жить одним днем, нужно создать финансовую независимость, буфер. Потому что все проходит, теряется интерес, приходят новые люди. Чтобы после такого не было больно и вы не унижались, к радости других, а вам не отвечали: «Ну, не знаю, позвони позже». В этом случае я многих раздражаю, они бы очень хотели посмотреть на какую-то размазанность ситуации, но у меня такого нет.

— Скоро Новый год, а вы можете вспомнить год, который вам больше всего запомнился?

— Это был 2003-й или 2004-й. Новый год, когда нам больше всего заплатили. Пик популярности Сердючки в Москве. Мы выступали в клубе «Атриум», слух прошел по всему городу, и нам заплатили приличные деньги, чтобы мы только не выступали в других местах.

Еще в какой-то год у нас была поездка в Америку сразу после Нового года, 3 января. Не знаю, кто придумал поехать на гастроли, когда все люди разъезжаются на каникулы. Но вышел очень неуспешный тур — на концерты собиралось ползала. Из-за такого выезда все предложения, которые касались новогодней ночи, были очень далеко — Салехард, Сибирь... В итоге мы отказались и не поехали, а других достойных предложений не было. И я впервые встречал Новый год дома. Один.

Включил телевизор, накрыл стол. Не могу сказать, что мне было грустно, слезы наворачивались на глаза и я думал: «Боже, одиночество — мой страшный крест». Наоборот. Я накрыл стол, открыл в полночь шампанское, немного выпил, больше не хотел. Посмотрел «Огонек» — никто никому не хлопает, все смонтировано — посмейтесь, посмотрите налево, направо... В бокалах у всех лимонад...

Мне никуда не хотелось ехать, я ходил по квартире, а потом зашел в ванную и постригся налысо. Хотя у меня не получалось, шнур машинки все время отставал, и было очень больно, как в армии, когда стрижет парней этот палач и специально делает больно. Но я постригся. И мне стало так хорошо, словно я что-то с себя сбросил.

«Мне страшно было на сходке бандитской. Думаю, половину тех людей, которых я там видел, били...»

— Вы — рекордсмен по выступлениям на корпоративных вечеринках. Какие-то ваши новогодние концерты запали вам в душу?

— Отдельная тема для разговора — период 90-х. Эти люди ко мне относились хорошо, но я понимал, что это бандиты, бандитее не бывает. Правда, тогда их так не называли, но все понимали, кто это такие. У них был праздник: они поздравляли каких-то чиновников и привезли меня как Сердючку. Платили в долларах. Для них это было нормально. Тогда только началась моя карьера в Киеве, я был вообще один и чувствовал себя напряженно и странно в этой ситуации.

Идет заседание, а я должен был зайти в костюме и поздравить гостей. Мне страшно было на сходке бандитской. Думаю, половину тех людей, которых я там видел, убили... Надо было правильно ответить и промолчать. Если соблюдаешь баланс, все хорошо, а если что-то не так скажешь, все могло случиться. Ты словно ходишь по канату. В общем, прочитал монолог, потом предлагают: «Давайте выпьем». Я в образе, говорю, что это маленькая рюмка для Сердючки как для проводницы. Мне дают пиалу, наливают в нее коньяк...

Выпил и дальше работаю. «Может, повторим?» — спрашиваю. Мне опять наливают, выпиваю в гробовой тишине, и самый главный из бандитов, думая, что я пью какую-то закрашенную воду, говорит: «А ну-ка принесите мне пиалу». Ему приносят, он нюхает эту чашу и понимает, что там был коньяк. Это произвело на него такое впечатление, что мое выступление рядом не стояло.

Я был худой, как швабра, он, наверное, подумал: «Как эта дрофа смогла выпить две пиалы коньяка и доработать?». Когда все закончилось, пошел переодеваться, а раздевалкой служила кухня. Я успел только переступить порог — и упал за дверью рядом с монтажной склейкой. Проснулся утром дома в костюме. Но для них я ушел хорошо, они не увидели моего падения (смеется).

— Многие ощущение счастья понимают очень традиционно — семья, дети... Вас нельзя в общие рамки втиснуть, но, например, появление своих детей вы видите в будущем?

— Я, хоть и окончил художественную школу, свое будущее никогда не рисовал. Мне кажется, такое и нарисовать нельзя.

Например, я не знаю, как это видеть себя в 50-60 лет. Дворец «Украина», шары... У режиссера Романа Виктюка как-то спросили: «Скажите, Роман Григорьевич, каким вы видите свой театр через 50 лет?». Он ответил: «Я что, больной на голову, зачем мне это надо?». И правда, зачем? Ты живешь, создаешь, идешь дальше, жизнь меняется и по ходу складывается. Бывает, прилагаешь сумасшедшие усилия, а ничего не получается. Потом меняешь отношение к ситуации, и оно раз — и пошло. Хотя ты ничего для этого не делаешь.

— Андрей, а при этом вы — счастливый человек?

— В чем-то да, в чем-то нет. Что-то дается, а что-то забирается. Когда была гиперпопулярность и казалось, что можно с ума сойти, то тут же давалась такая проблема, что ты никак на это не реагировал. Личная или по здоровью. Когда все думают, что у меня все хорошо, а у меня все так плохо, что врагу не пожелаешь.

Если вы нашли ошибку в тексте, выделите ее мышью и нажмите Ctrl+Enter