«Древний город словно вымер, странен мой приезд...»

«Я УМЕРЛА БЫ, НО МЕНЯ СПАСЛА МОЯ БОЛЕЗНЬ ЩИТОВИДНОЙ ЖЕЛЕЗЫ — БАЗЕДОВА УНИЧТОЖАЕТ ТУБЕРКУЛЕЗ»

На открытии выставки в Киеве побывал приехавший из Москвы протоиерей Михаил Ардов, которого называют духовным сыном великой поэтессы.

С Ахматовой будущий протоиерей познакомился в доме родителей. Она всегда останавливалась у них, когда приезжала в Москву из Ленинграда.

Маме Михаила, актрисе Ольшанской, Анна Андреевна подарила книгу своих стихов с «говорящей» надписью: «Нине, которая знает обо мне все».

С отцом, популярным в свое время писателем-сатириком Виктором Ардовым, связана байка, которую Михаил Ардов изложил в одной из своих книг. Поэт Ярослав Смеляков как-то съехидничал: «Не понимаю, о чем с тобой может разговаривать Ахматова?». Сатирик за словом в карман не полез: «А как ты вообще можешь понимать, о чем говорят интеллигентные люди?».

Сводного брата Михаила, знаменитого актера Алексея Баталова, Анна Андреевна любила не меньше, чем единственного родного сына Льва Гумилева.

Отец Михаил преподнес музею один из первых поэтических сборников Ахматовой — «Четки» с автографом поэтессы и машинописную страницу с ее стихами, которые собственноручно напечатал Иосиф Бродский.

«После ухода Анны Андреевны из жизни между претендентами на ее наследство, прежде всего на архивы, развернулась настоящая битва. Она продолжается по сей день, — сказал мне директор музея Дмитрий Шленский. — Тем более удивительно щедрый дар сделал нам Михаил Викторович Ардов».

Если еще покопаться в источниках, то вместе с собранными музеем архивными материалами получится краткий конспект к документальной повести о киевской жизни Ахматовой.

«Сегодня, я вижу, особенно грустен твой взгляд, и руки особенно тонки, колени обняв...». Ровно 100 лет назад эти строки, как и весь стихотворный сборник «Романтические цветы», Николай Гумилев посвятил юной Ане Горенко. Множество раз он приезжал в Киев, просил руки и сердца. А она грустила о некоем В. Г.-К., и Гумилев получал отказ за отказом.

Анна Андреевна Ахматова (Горенко) родилась 23 июня 1889 года в дачной «избушке» на 11-й станции Большого Фонтана под Одессой. Спустя 15 лет они с мамой проезжали возле этого места. «У входа в избушку я сказала: «Здесь когда-нибудь будет мемориальная доска». Я не была тщеславна. Это была просто глупая шутка. Мама огорчилась. «Боже, как я плохо тебя воспитала».

Мама — «женщина с прозрачными глазами (такой глубокой синевы, что море нельзя не вспомнить, поглядевши в них)» — Инна Эразмовна, дворянка, в девичестве Стогова. Отец — Андрей Антонович Горенко. Анна Андреевна рассказывала поэту Миколе Бажану: «Мой отец казацкого рода».

Служил в Севастополе инженером-механиком флота, а после отставки перевез семью в Царское Село и устроился в Адмиралтействе. Однако в 1905 году статский советник Горенко был уволен. Ахматова писала об этом, как пишут в заявлении на развод: «Не сошелся характером с великим князем Александром Михайловичем» (великий князь по прозвищу Сандро руководил торговым флотом).

Рассказывали о политической неблагонадежности Горенко, который в молодости якобы агитировал своих приятелей-офицеров вступать в фиктивные браки, «дабы освобождать девушек из удушливой атмосферы родительского дома». Но больше объясняет свидетельство младшего сына Виктора: отец был «страшный мот и вечно увивался за женщинами».

Андрей Антонович связал судьбу с вдовой своего умершего друга. А Инну Эразмовну с двумя сыновьями и тремя дочерьми, пораженными туберкулезом, отправил в Евпаторию почти без средств к существованию. Вскоре из жизни ушла старшая из сестер Инна. От той же болезни впоследствии скончалась младшая Ия, родившаяся в Киеве. А Рика умерла еще в четырехлетнем возрасте. Ахматова писала: «Я, конечно, тоже умерла бы, но меня спасла моя болезнь щитовидной железы — базедова уничтожает туберкулез».

«Я В ЕВПАТОРИИ ВЕШАЛАСЬ, И ГВОЗДЬ ВЫСКОЧИЛ ИЗ ИЗВЕСТКОВОЙ СТЕНКИ...»

А в 1894 году они еще были вместе и в ожидании рождения Ии перебрались поближе к киевским родственникам. В Киеве жила старшая сестра мамы, которая была замужем за известным киевским юристом по фамилии Вакар.

Николай Гумилев, Гумильвенок, Анна Ахматова, 1915 год. Над этой замечательной семьей словно висел злой рок. Николая расстреляли по обвинению в заговоре, а сына Льва неоднократно осуждали на длительные сроки

Однажды Аня и Рика под присмотром бонны гуляли в Царском саду над Днепром. Девочки расшалились и, сбежав по склону, попали в загородку с медведем. Его привезли для выступлений в кафешантане Шато-де-флер (теперь здесь вход на стадион «Динамо»). Бонна умоляла ничего не рассказывать маме, Аня слово сдержала, а Рика проболталась.

В Царском саду произошел и другой случай, о котором Анна Андреевна помнила всю жизнь. На аллее она нашла булавку в виде лиры. Бонна истолковала находку как знамение: «Значит, будешь поэтом».

Первые стихи Анна написала в 11 лет в Царском Селе. Считала их слабыми и уничтожила. А те, что поставили ее в один ряд с выдающимися поэтами, начала писать в Киеве. Они и составили «Киевскую тетрадь».

Отец был недоволен и потребовал, чтобы дочь не подписывалась его фамилией. В поисках псевдонима Анна вспомнила о прабабушке. Она «была чингизидкой, татарской княжной Ахматовой, чью фамилию, не сообразив, что собираюсь быть русским поэтом, я сделала своим литературным именем».

Так беспомощно грудь холодела,
но шаги мои были легки.
Я на правую руку надела
перчатку с левой руки...

Под стеклом — чудом раздобытая директором музея узкая перчатка Ахматовой. Может быть, та самая. Но это не из-за Гумилева Ахматова в волнении надела перчатку не на ту руку.

Из воспоминаний Ольги Федотовой, царскосельской одноклассницы: «Аня уехала одна в Петербург к знакомым, ночевала там, дома никого не предупредила. И только на второй день она явилась как ни в чем не бывало».

В книге «Ахматовские зеркала» актриса Алла Демидова пишет: «Если верить дневникам Лукницкого, то в 1925 году Ахматова призналась ему, что в течение своей жизни любила только один раз. «Но как это было!» — говорила она. В Херсонесе и в Киеве, где жила Ахматова в то время, она три года ждала от него писем, ходила каждый день по жаре за несколько верст на почту, но письма так и не получила. Письма от Владимира Голенищева-Кутузова».

Из писем Анны Горенко Сергею фон Штейну, овдовевшему супругу Инны: «Я до сих пор люблю В. Г.-К. И в жизни нет ничего, кроме этого чувства. У меня невроз сердца от волнений, вечных терзаний и слез... Умереть легко. Говорил Вам Андрей, как я в Евпатории вешалась, и гвоздь выскочил из известковой стенки? Мама плакала, мне было стыдно — вообще скверно».

Впоследствии брак Ахматовой и Гумилева, а затем еще четыре ее попытки создать семью затмили в глазах биографов первую любовь, и о ней почти ничего не известно. Кроме того, что Владимир Голенищев-Кутузов был на 10 лет старше Анны, учился на факультете восточных языков Петербургского университета вместе с Сергеем фон Штейном, который стал поэтом-переводчиком.

Еще одно письмо фон Штейну: «Все праздники провела у тети Вакар, которая меня ненавидит... Дядя умеет кричать не хуже папы, а если закрыть глаза, то иллюзия полная. Кричал же он два раза в день: за обедом и после вечернего чая... Слова «публичный дом» и «продажные женщины» мерно чередовались в речах моего дядюшки».

Ахматова по-разному писала и говорила о Киеве. В стихах: «Древний город словно вымер, странен мой приезд. Над рекой своей Владимир поднял черный крест». В записных книжках: «Киевский Врубель. Богородица с безумными глазами... Дни, исполненные такой гармонии, которая, уйдя, ко мне так и не вернулась». А Чуковской говорила: «Город вульгарных женщин. Там ведь много было богачей и сахарозаводчиков». В ташкентской эвакуации во время войны Анна Андреевна призналась, что в молодости была к Киеву несправедлива, потому что жила там трудно и не по своей воле.

Тем временем Гумилев тщетно пытался забыть юную «колдунью». Ахматова рассказала Павлу Лукницкому, как Николай приехал к ней на дачу. Анна болела и, опухшая от свинки, пряталась в платок. Гумилев настоял, чтобы она показала лицо: «Тогда я вас разлюблю...». Ради этого Ахматова сняла платок, но он все равно не разлюбил, а лишь заметил: «Вы похожи на Екатерину II». Тогда она решилась. «Были разговоры, — сообщает Лукницкий, — из которых Гумилеву стало ясно, что А. А. не невинна. Эта новость, боль от известия довела Николая Степановича до попыток самоубийства».

Гумилев уехал во Францию, как полагала Ахматова, учиться оккультизму. Он испытывал там финансовые затруднения и, бывало, питался одними каштанами. Но не это приводило его в отчаяние. Николай отправился в курортный городок Трувиль специально, чтобы утопиться. Потом травился в Булонском лесу. Спустя некоторое время повторил попытку в Каире.

Я женщиною был тогда измучен.
И ни соленый свежий ветер моря,
ни грохот экзотических базаров —
ничто меня утешить не могло.

Гумилева спасали — то полиция, то прохожие. В Петербурге жестокие друзья и недруги ему не сочувствовали, а вышучивали, но, как заметила одна его приятельница, «он умел хранить торжественный вид, когда над ним смеялись».

«ИЗ ЛОГОВА ЗМИЕВА, ИЗ ГОРОДА КИЕВА Я ВЗЯЛ НЕ ЖЕНУ, А КОЛДУНЬЮ...»

Но стоило Анне послать Николаю письмо в Париж, и он снова у ее ног, просит руки и сердца. Напечатал в своем журнале ее стихотворение, и однажды она дала согласие на замужество. Они шли вдоль морского пляжа и вдруг увидели выброшенных волной мертвых дельфинов. Она тут же взяла слово назад.

Все решилось в конце ноября 1909 года. Молодые петербургские поэты во главе с Гумилевым прибыли в Киев для выступления на литературном вечере в Купеческом собрании (теперь здесь Национальная филармония). Публика их освистала, а больше всех досталось Гумилеву. Анна, уже слушательница Киевских высших женских курсов, считала себя принадлежащей акмеизму, поэтическому направлению, которое исповедовал Гумилев. «Зализывать раны» они вместе отправились напротив — в кафе гостиницы «Европейская». Здесь на его предложение она наконец сказала «да».

Из письма Сергею фон Штейну: «Я отравлена на всю жизнь, горек яд неразделенной любви! Смогу ли я снова начать жить? Конечно, нет! Но Гумилев — моя Судьба, и я покорно отдаюсь ей. Не осуждайте меня, если можете. Я клянусь Вам всем для меня святым, что этот несчастный человек будет счастлив со мной».

На свадьбе родственники не присутствовали. Молодые сразу уехали в Париж, и киевский период Ахматовой завершился.

Ей не удалось сдержать клятву — она не сделала Николая счастливым. Так же, как и он ее. Между ними стоял В. Г.-К.

Хочешь знать, как все это было? —
Три в столовой пробило, и,
прощаясь, держась за перила,
она словно с трудом говорила:
«Это все... Ах, нет, я забыла,
Я люблю вас, я вас любила...».

Иначе — о муже, который бредил заморскими путешествиями:

Он любил три вещи на свете:
за вечерней пенье, белых павлинов,
истертые карты Америки.
Не любил, когда плачут дети,
не любил чая с малиной и женской истерики.
А я была его женой.

Примерно в те же дни Гумилев: «Из логова Змиева, из города Киева я взял не жену, а колдунью...». Их союз не укрепило и рождение в 1912 году сына Льва, которого называли Гумильвенком.

В 1914 году Николай Гумилев добровольцем ушел на фронт. За беспримерную храбрость был награжден Георгиевскими орденами 4-й и 3-й степени.

В 1919 году близкая подруга Ахматовой Валерия Срезневская стала свидетелем их расставания: «Аня сказала, что хочет навеки расстаться с ним. Коля страшно побледнел, помолчал и сказал: «Я всегда говорил, что ты совершенно свободна делать все, что захочешь». Потом встал и ушел... Конечно, они были слишком свободными и большими людьми, чтобы стать парой воркующих «сизых голубков». Их отношения были скорее тайным единоборством».

Жить поэту оставалось всего два года. Его расстреляли по обвинению в контрреволюционном заговоре. Льва Гумилева неоднократно арестовывали, но, несмотря на длительные тюремные и лагерные сроки, он состоялся как ученый-историк. Вот только с матерью почти всегда был в ссоре и даже перед ее кончиной не попрощался. О чем потом горько сожалел.

Ахматова запомнила неопубликованные стихи Гумилева:

А ночью в небе древнем и высоком
я вижу записи судеб моих
и ведаю, что обо мне далеком
звенит Ахматовой сиренный стих.

Если вы нашли ошибку в тексте, выделите ее мышью и нажмите Ctrl+Enter