Выдающийся украинский киноактер Иван ГАВРИЛЮК: «В обычной жизни эпизоды пострашнее, чем в кино, были: и на нож шел, и на револьвер...»

- Я к этой дате серьезно не отношусь и даже не задумываюсь, что это такое, - улыбается звезда украинского кино. - Один знакомый сказал: «Гаврилюк, вы молодой человек преклонного возраста». Не знаю, комплимент сделал или наоборот, однако, честно говоря, никакого преклонного возраста я не ощущаю.

Да, полгода назад были проблемы со здоровьем, оперировался... Но зачем об этом рассказывать? Слава Богу, все хорошо сейчас, бегаю, яко молодой козел! И потом, за эти 65 лет столько всего происходило со мной, что некоторым и представить трудно. Даже самому иногда не верится: неужели все это случилось с одним и тем же человеком, и этот человек - я?

У Юрия Ильенко, к примеру, на съемках фильма «Легенда о княгине Ольге» пришлось с медведем бороться. Точнее, с медведицей, Маня ее звали. Привезли ее из Тульского зоопарка, не из цирка, то есть животное абсолютно не дрессированное, маневрам, как говорится, не обученное. На Ан-24 доставили в аэропорт в Жулянах, а оттуда - в Прохоровку под Каневом, где мы снимали. Вместе с Маней приехал приставленный к ней дядя Вася, который, уже когда из самолета вышел, был бабахнутый: принял на грудь, видимо, для храбрости, потому как решил, что трюк со зверем актер ни за что выполнять не станет, ему поручат...

Однако телосложение у дяди Васи было такое, что как его ни одевай, все равно на меня не похож: живот начинался от шеи, на него спокойно можно было бокал пива поставить. И так сними, и эдак, а зритель заметит подмену. Я говорю: «Хватит мучиться, я сам все сделаю». А Юрий Герасимович: «Ты с ума сошел! Она тебе скальп снимет, а меня - в тюрягу!». - «Не снимет, - отвечаю. - И потом, другого выхода у нас нет». Искать того, кто смог бы выполнить трюк, времени не было: вечером медведицу отправляли обратно, самолет стоял, ждал, а это недешево стоило.

По сценарию мой герой должен был завалить дикого зверя на глазах у княгини Ольги, в которую влюблен. Подняли Маню на задние лапы, пошла она на меня. Я текст на камеру произнес - и к ней. В правой руке держал кусок хлеба и сахар. Подхожу, обнимаю медведицу за шею и шепотом уговариваю: «Маня, падай, падай...». Она послушалась, повалилась наземь, я, расхрабрившись, сверху на нее залез, лапы заломил, голову в пасть ей засунул... Все прошло нормально, сделали несколько дублей. А потом, когда этот эпизод снимать закончили, к Мане подошел дядя Вася. Так она - видимо, учуяла запах спиртного, звери этого не любят - ка-а-ак даст ему лапой! Отлетел метра на три-четыре, при его комплекции. «Да, - думаю, - хотела бы снять скальп - сняла бы...».

Но даже тогда по-настоящему страшно мне не стало. Скорее, удивился. Ильенко спрашивал: «Гаврилюк, у тебя что, атрофия страха?». - «Нет, - говорю. - Сам не знаю, почему так». Страх и понимание того, что могло бы случиться, поведи медведица себя как-то иначе, пришли позже - дня через три-четыре. А спустя полгода я деньги за этот трюк получил - 56 рублей, и то не хотели давать. Видимо, потому что живой...

В обычной жизни эпизоды пострашнее, чем в кино, были: на нож шел, на револьвер... История с ножом была году в 80-м или 81-м. Вечером встретил жену из театра (Иван Ярославович женат на актрисе Мирославе Резниченко. - Авт.), идем с ней по переходу подземному, который прямо перед гастрономом на Крещатике, и тут навстречу - трое парней каких-то. Когда проходили мимо нас, один специально со всей дури толкнул Мирославу плечом в грудь, она упала, ударилась...

Я к нему, а он нож вытащил и стал, размахивая им у меня перед носом, подниматься по ступенькам. Ну, я шарфик на правую руку намотал, ударил по ножу, выбил, а левой - в голову. Дружки того урода смылись, он еле заполз в гастроном, где я продолжил его добивать... Ну, меня остановили, вызвали милицию. Я еще, придурок, стоял и ждал ее приезда, пока сами сотрудники гастронома не вразумили: «Молодой человек, убегайте! Оно вам надо?». Я тогда за Мирославу - и домой! А про случай с револьвером рассказывать не буду: он со знакомыми людьми связан, не хочется ворошить прошлое...

Кто-то говорит, что я фартовый, но мне не нравится это слово. И «везучий» тоже. Все познается в сравнении: в чем-то везло, в чем-то, по гамбургскому счету, нет. Главное мое везение и счастье заключается в том, что я знал таких людей, как Параджанов, Быков, Миколайчук, Ильенко, Брондуков, Осыка, дружил с ними, дышал одним воздухом, жил одной жизнью. Ну и на карьеру актерскую, как говорится, жаловаться грех, хотя порой больно и обидно, что многого не дали сделать - просто так, из зависти.

Когда Василий Цвиркунов, супруг гениальной Лины Костенко и очень порядочный, честный человек, ушел с поста директора Киностудии имени Довженко, я встречался с ним в Доме кино, мы выпивали, говорили по душам, вспоминали... И однажды он сказал: «Ваня, хочешь, покажу что-то?».

Это были копии протоколов заседаний худсоветов, которые утверждали актеров на роли. Формулировки, так называемые вердикты, по которым я не мог играть того героя, этого, пятого, десятого, были убийственны, глупы до предела! Например: «Гаврилюк не подходит для этой роли, потому что у него антисоветское лицо». Все, точка! А кому-то Бог не дал антисоветского лица, и совести к тому же, и вот он сидел, всю жизнь завидовал другим и гадил, гадил...

Очень жалею, что не сыграл у Сергея Бондарчука в «Борисе Годунове»: я ведь был утвержден на роль Шуйского, должен был отправляться на съемки в Краков. Но поскольку телефона у нас дома еще не было, звонили в Театр киноактера, а там меня никто к трубке не звал и ничего не передавал, отвечали: «Гаврилюк не сможет, он очень занят», хотя я полгода не снимался. Кто это устроил? Хлопчики из КГБ. Я успел сыграть и у чехов, и у немцев, видимо, посчитали, что все, достаточно, пускай другие по заграницам ездят.

На самом деле, причина такого отношения, наверное, во мне самом: я наотрез отказывался становиться стукачом. Вербовать открыто, в лоб, начали, уже когда письма Параджанову в тюрьму писал: их же распечатывали, читали... Раз пришел на киностудию, а там: «Иван Ярославович, зайдите в первый отдел». Захожу и узнаю, что со мной «хотят пообщаться очень хорошие люди». Ну, хорошие - значит, хорошие, посмотрим, насколько...

Первая встреча состоялась у метро «Арсенальная». Вопросы были в основном о Параджанове: был голубым - не был... Я, кстати, любому и сейчас скажу, что ничего подобного за Сергеем Иосифовичем не замечал. Видимо, потому меня о нем и не спрашивают, вот если бы обратное утверждал, интересовались бы. А я ведь не потому так говорю, что выгородить хочу или следую принципу «о мертвых либо хорошо, либо ничего». У британцев эта поговорка по-другому звучит: «О мертвых либо ничего, либо правду». Это мне как-то ближе.

Затем разговор с кагэбистами в другое русло перетек: «Вы сниматься в Болгарии будете...». - «Буду, и что?». - «Нам нужна информация. Как будут вести себя ваши коллеги, что говорят болгарские товарищи о советской власти...». - «Послушайте, я что, похож на стукача завербованного? Пускай это ваша работа, я здесь при чем? Как потом прикажете с этим жить?». - «Но ведь вы хотите поехать на эти съемки, не так ли?». - «В чем проблема? Отменяйте, и я никуда не поеду». Потом они пробовали меня по телефону вра­зу­мить: раз, второй... В конце концов, не сдержался - послал матом. О том, что будет после, как и в случае с медведем, не думал. КГБ оказался страшнее: со временем предложений сниматься становилось все меньше.

Нет, сейчас ко мне все-таки обращаются, зовут куда-то, приносят сценарии... Я читаю, гляжу на тех мальчиков-режиссеров и думаю: «Ребята, кто вас этой профессии учил?». И отказываюсь, мотивируя тем, что вернусь в кино только ради стоящей работы. У хорошего, глубокого режиссера. А пока думаю: не начать ли писать книгу? О тех, о ком не просто нужно, а необходимо вспомнить, о великих людях, с которыми дружил и без которых уже и помолчать не с кем...

Если вы нашли ошибку в тексте, выделите ее мышью и нажмите Ctrl+Enter