Владимир МУНТЯН: "В этой аварии я чудом выжил, а человек погиб. Дальше - кошмар. Открыли уголовное дело, исключили из партии, лишили звания и выслуги лет. Был героем, а стал никем... Жить не хотелось..."
"ОТЕЦ СКАЗАЛ: "ПОЙДЕШЬ В ШКОЛУ БАЛЬНЫХ ТАНЦЕВ"
- Владимир Федорович, я с детства относился к вам с пиететом, и в этом от миллионов других болельщиков не отличался. Ценители футбола, которые наслаждались вашей игрой, называли вас великим. Скажите, вы действительно умели на поле все?
- Об этом мне говорить сложно. Вот вы сказали "великий", а я по физическим данным вроде и маленький. Хотя что-то мог, когда требовалось... Может, не так силен был, как хотелось, в обороне, может, чего-то еще не хватало - оттого и приходилось за счет других вещей компенсировать свои недостатки. Сегодня смотрю футбол и думаю: "Эх, если бы чуть-чуть выше скорость была"... С другой стороны, не так уж и медленно мы бегали. Каждый игрок у нас тесты сдавал. Тот же Блохин 30 метров пробегал за 3,8 секунды, а я где-то за 4 (тоже немаленький результат был). Но если бы еще добавили сантиметров пять роста (смеется)...
- Не помешало бы?
- Абсолютно.
- Леонид Буряк говорил мне, что по уровню индивидуального мастерства с вами мало кто мог сравниться. Он, например, рассказывал, что, сделав кувырок, вы тут же, не глядя, делали передачу на 60 метров, да так, что мяч ложился партнеру точно на грудь. Интересно, это талант от природы или приобретенное качество?
- Не знаю (смущенно). Скорее всего, это родителями дано, хотя сам по себе кувырок - не более чем...
-...акробатика?
- Точно! Я же с детства акробатикой занимался, в 10 лет чемпионом Киева стал. В футболе мне это действительно помогало.
- Чем для вас был футбол: увлечением, хобби, любовью, профессией, жизнью?
- Даже не представляю... Занимаясь в детско-юношеской школе, мы с ребятами, естественно, любили смотреть большой футбол. Я ни одного матча "Динамо" не пропускал, ездил на Нивки смотреть тренировки, но даже не представлял, что нужно, чтобы попасть в эту команду. Когда меня - в 16 лет! - туда пригласили, я в это поверить не мог. С ума сойти: мечта сбылась! Все! Не надо учиться! Да ничего делать не надо!
Там же такие люди, Господи! На них только молиться! Особенно когда мальчишкой попадаешь в эту команду и оказываешься среди футбольных авторитетов.
- В киевском "Динамо" за всю его историю играло очень мало коренных киевлян. Вы ведь один из них?
- Ну, если так можно назвать того, кто в 46-м появился на свет в Котовске Одесской области, а с 47-го живет в Киеве.
- Вы чувствовали себя, простите за пафос, патриотом своего города?
- Конечно. Да и как иначе, если все мое детство тут прошло? На этих улицах я рос, здесь попал в "Динамо". Когда в 31 год заканчивал в этой команде играть, меня звали в московское "Динамо", в "Спартак", но я не представлял, что смогу куда-то уйти, а главное, как потом смотреть в глаза болельщикам?
- Мне по секрету сказали, что ваш отец был очень жестким, волевым человеком. Это правда, что он порол вас ремнем и вообще бил смертным боем?
- (Смеется). Интересно, ну кто вам мог по секрету такое сказать? Да, жесткость у него действительно была, но, если честно, наказывал он меня справедливо.
- То есть было за что?
- Конечно! Тогда вроде так не казалось: "Папа, за что?", а сейчас думаю: "Правильно"...
- Вы хулиганили, плохо учились?
- Да все было в детстве, что скрывать... До пятого класса, пока не увлекся футболом, успевал и акробатикой заниматься, и на соревнования ездить, и чуть ли не хорошистом быть, а потом все как-то сошло на нет. Даже не могу объяснить, почему. Школа - на Чоколовке, в Первомайском массиве, занятия с девяти до часу или до двух, в двух шагах поле. После уроков, не заходя домой, мы шли играть. Сумки побросаем и гоняем мяч дотемна.
- А это правда, что когда из-за очередной двойки отец не пускал вас на тренировку, вы чуть не выпрыгнули с четвертого этажа?
- Ой... Отец в школу никогда не ходил. У него тяжелейшая жизнь была: с семи лет батрачил. Иногда он брал мой дневник и вроде как проверял. А там графы: что задано на вторник, на среду, пятницу, - которые надо было заполнять... Я усердием в этом не отличался, поэтому классная руководительница красным перечеркнула одно, другое, третье и вкатила за ведение дневника пару. Отец глянул: "П-ф-ф, что это?". Я говорю: "Да нет, пап, все нормально", а он: "Почему двойка?". (Смеется).
А как-то раз я поломал ногу. Только снял гипс, первая игра, и опять получаю перелом - уже руки. Меня сразу в больницу, там опять гипс наложили, а вечером родительское собрание. Я в бинтах захожу в класс, а отец на задней парте сидит. Домой приводит: "Все! - говорит. - Футбол для тебя кончился".
Я попытался спорить: "Пап, ну чего ты?". Тщетно - он был непреклонен. Вплоть до того, что сказал: "Теперь пойдешь в школу бальных танцев" (смеется). Была такая при Дворце культуры завода "Большевик". (А мы неподалеку, за Пушкинским парком жили). В общем, когда сняли гипс, пошел я на бальные танцы. Все дети стояли у станка, и я встал тоже. Час стою, два... Чувствую, что-то...
-...не то?
- Ногой кренделя выписываю, а душой там, на футболе. На второй или третий день заявил: "Все, папа, на балет я больше не пойду", - и на балкон. Мы жили на четвертом этаже и как раз рядом проходила водосточная труба. Наверное, я хотел по ней то ли слезть, то ли сползти, чтобы показать, как хочу тренироваться, но когда отец это увидел, сдался. "Ну ладно, - сказал, - раз уж так туда рвешься...". И разрешил мне вернуться в футбол.
"КОГДА 100-ТЫСЯЧНЫЙ СТАДИОН РЕВЕТ: "МУ-НЯ! МУ-НЯ!", ОЩУЩЕНИЕ, КОНЕЧНО, ПРИЯТНОЕ"
- В "Динамо" играли прославленные мастера, ветераны, и тут пришли вы - шкет росточком "метр с кепкой", салага. В команде тогда была дедовщина?
- Еще и какая!
- Да? И в чем это выражалось? Вы "дедушкам" мячи носили, форму стирали?
- Да нет, это было, в общем-то, в шутку, но... где-то и всерьез. Не зря же говорят, что в каждой шутке есть доля шутки, остальное - правда. Дублирующий состав у нас подобрался тогда сильный, но чтобы попасть в основной, не один пуд соли надо было съесть. Ой, когда первый раз я зашел в автобус, так растерялся, что даже забыл поздороваться (смеется).
- Еще бы - живые легенды сидят!
- Один игрок говорит: "О! Что это за детский сад пришел? А где здрасьте?" (смеется). Я вообще в осадок выпал, еле из себя что-то выдавил.
А с первой тренировкой какой казус вышел! Мне назначили время: в 11 часов, сказали, со стадиона "Динамо" автобус отъезжает на базу. (А я же еще учился, мне в школу надо). Честно говоря, думал только о том, какие на тренировку взять вещи. Сумки, естественно, не было - дерматиновая школьная папка с замком поломанным. Я что можно было, те же кеды старенькие, туда побросал и в пол-одиннадцатого - пораньше! - явился на место сбора. Встал метрах в 10-15-ти за деревом и жду. Без десяти подходит дубль: Соснихин, Рудаков, Федя Медвидь, а потом основа идет. Все вместе: Лобановский, Базилевич, Биба, Сабо - ой-ей-ей!
- Страшное дело!
- "Куда ж я попал?" - думаю, а ноги будто к земле приросли. На часах 11-11 с копейками... В общем, автобус поехал...
- Без вас?
- Да, я так туда не зашел. Это правда! Автобус поехал, а я по Петровской аллее побрел. Иду и думаю: "Все! Труба! Забудут!". Неделя проходит, две... Встречаю Толю Бышовца - мы с ним в одном районе жили. Он говорит: "Слушай, а почему ты на тренировки не ходишь? Там спрашивают: где этот малой?". Объясняю: так, мол, и так, а он мне: "Ты что? Ану давай приходи!". Как же я переживал, думал, ничего у меня не получится...
- Вы были любимцем киевских болельщиков. Когда 100-тысячный стадион ревет: "Му-ня! Му-ня!", это, по-моему, такой адреналин, такой взрыв эмоций! Тот, кто ощутил это, уже, наверное, не зря жил...
- Ощущение, конечно, приятное, слов нет. Когда публика тебя поддерживает, ты готов горы свернуть. Уже в самом конце карьеры был период, когда я в запасе сидел. Маюсь на скамейке, а зрители, один сектор, скандируют: "Муню на поле! Му-ню!". Рядом со мной игроки удивляются: "Слушай, как они за тебя болеют!". Я одному возьми и скажи: "Елки-палки! Если бы ты каждому по трешке дал, и за тебя бы так" (смеется). Между прочим, он все принял всерьез.
- После этого выпустили вас на поле?
- После этого выпустили.
- У киевлян были громкие победы, связанные с именем Маслова, затем - Севидова, но наибольшего расцвета "Динамо" добилось при Лобановском и Базилевиче. Они пришли в команду в конце 73-го. Вы помните это время?
- Лобановского представили нам, по-моему, в сентябре или октябре. Он приехал во Львов, но сразу команду не принял. Ездил с нами, присматривался... А с 74-го работа пошла уже полным ходом.
- Вы же одно время вместе играли...
- Был такой период - в дублирующем составе. Помню, в матче с "Нефтчи" назначили в их ворота пенальти. Васильич ко мне подходит, мяч отдает: "Бей, Володя!". - "Нет, Васильич, вы", - говорю, а он: "Давай, давай!". Помню, Серега Крамаренко в воротах стоял. Я ударил и в штангу попал. Елки-палки! Мы, правда, 1:0 вели. Не много матчей мы провели вместе. Лобановский вскоре ушел из команды, а Олег Петрович немножко еще поиграл. Был даже период, когда я в основном составе правым полузащитником выходил, а он - правым нападающим.
"ТОГДА ПОПРОБУЙ МОСКВУ ПЕРЕШАГНИ. А У НАС ПОЛУЧИЛОСЬ!"
- Когда они стали тренерами, нагрузки возросли сильно?
- Не то слово!
- Как же вы их выдерживали? Тяжело было? Жаловались?
- Да нет, ругались.
- Между собой или с тренерами?
- Про себя, а между собой бурчали: "Зачем это нам надо?". Мы ведь и в 66-м были чемпионами Союза, и в 67-м, и 68-м..
-...и в 71-м...
Команда молодости нашей... Мунтян третий слева в первом ряду |
- И в 69-м стали бы, если б не проиграли "Спартаку" дома, - это был воистину драматичный матч. Ну и, кроме того, мы, слава Богу, участники чемпионата мира, вроде как заслуженные люди, и вдруг такая муштра! Естественно, начались проявления недовольства. Конечно, при Вик Саныче, при Сан Саныче все было построено совершенно по-другому, но своего рода система подготовки была. (До 64-го, до Маслова, это даже нельзя было назвать тренировочным процессом - обычная шла работа). Каждый день мы фактически делали одно и то же, но при этом и Кубок тогда завоевывали, и вторые места в Союзе. То есть успехи были. Тогда же попробуй Москву перешагни - казалось, это просто невозможно. А у нас получилось!
- За счет таланта?
- Благодаря подбору игроков. Сложился исключительный коллектив - только это, думаю, и сработало. Тогда вообще, наверное, особых схем не было.
- Железный занавес, зарубежные матчи почти не смотрели и тем более не анализировали...
- А тут какая-то изюминка. Когда Васильич с Петровичем появились со своей новой методикой работы, они, я так понимаю, еще не знали, каким в итоге будет результат.
- Это был эксперимент?
- Безусловно. Они пошли на риск, который себя оправдал. Сначала мы, помню, ворчали: "Зачем столько бегать? Зачем нагружаться?". Период был крайне тяжелый - я в этом на себе убедился. Мой игровой вес был где-то 67-68 килограммов, а тут упал до 64-х-65-ти. Я к Лобановскому: "Васильич, у меня с весом проблемы", а он невозмутимо: "Володя, ты своего игрового веса не знаешь". (Смеется). "Подождите, - говорю, - мы же столько раз становились чемпионами Союза!"...
- А вы же вдобавок в 69-м лучшим игроком СССР были признаны...
- Вот-вот, а он: "Ты не понимаешь. К этому весу надо адаптироваться". Ну, надо так надо, но я чувствовал, что меня...
-...от ветра качает?
- Ну да, вроде не хватает силенок. Наверное, каждый из ребят, с кем бы вы ни встретились, даст этому периоду свою оценку, но, на мой взгляд, те новшества, которые тогда Васильич и Петрович ввели, по сегодняшний день живут. В Европе, в мире много научных групп, которые что-то придумывают, но такого прорыва, как Лобановский и Базилевич, наверное, не сделал никто. Что бы там ни говорили, у них настолько интересно все упражнения были поставлены... Даже с точки зрения тактического рисунка были приближены к игровой ситуации, буквально все!
Конечно, мы не много с мячом общались, казалось, можно бы и побольше, но все-таки с годами тренеры вносили поправки. Поправки, поправки... Естественно, упор был сделан на физические кондиции, на функциональную готовность каждого игрока и команды в целом. Все-таки в том возрасте, в котором мы находились, отрабатывать технику было уже...
-...поздновато?
- Да, хотя интерес у нас появлялся, когда больше с мячом работали. Мне и сейчас представляется, что ту же функциональную готовность, над которой пыхтели без мяча, можно было поднимать и с мячом.
"НЕМЦЫ СПРАШИВАЮТ, СКОЛЬКО МЫ ЗА ИГРУ ПОЛУЧИЛИ. А НАМ СУТОЧНЫЕ ЗАПЛАТИЛИ ЗА ТРИ ДНЯ - 12 МАРОК. ОНИ НЕ ПОНЯЛИ: 12 ТЫСЯЧ?"
- Одним из самых любимых у Валерия Васильевича было слово "мотивация". В то время игроки киевского "Динамо" зарабатывали по нынешним меркам гроши, тем не менее были заряжены на успех, на победу, потому что все были лидерами, личностями. Скажите, не было ли разочарования, когда, например, за победу в Кубке кубков вы получили смешные деньги?
- Да нет - для нас это как раз были нормальные деньги.
- Сколько вам тогда заплатили?
- Насколько я помню, 500 инвалютных рублей (это около 700 долларов). Учтите, когда мы ездили играть за сборную или c клубом на турниры, платили по 60-70 долларов, до сотни. Поэтому получить сразу, извините, 600-700 было очень неплохо! Нам казалось, что это баснословные деньги.
- На что вы потратили их, помните?
- Ой, лучше не вспоминать (смеется) - еще Женя Рудаков это все прочитает! Во всяком случае, в тот момент никто о деньгах не думал. Мы же вроде неплохо жили, были достаточно обеспечены. Не знали, как там у них Беккенбауэр или Мюллер, но нас фактически это не интересовало. Мы выходили, играли, и нормально вроде играли!
- Вы были послевоенными детьми, вышли из бараков, подвалов, пережили немало лишений, и футбол, даже в советском варианте, открывал перед вами другие возможности...
- О чем речь! Еще в девятом классе меня с Толей Бышовцем поставили на ставку игрока дублирующего состава: 110 рублей мы делили пополам, и мальчишкой я приносил домой деньги. Отец 100 рублей получал, а я - 55.
- В семье вас, небось, зауважали?
- А то нет!
Помню, матч с "Айнтрахтом" - это, по-моему, 74-й год. Мы победили 3:2, а после игры нам организовали совместный ужин. Сидим друг напротив друга, ну и разговор идет. Грабовски, Хельценбайн, все чемпионы мира, великие, спрашивают: сколько мы за эту игру получили? А нам суточные заплатили за три дня - это 12 марок.
- По четыре марки в день?
- Ну да! Они не поняли: "Что 12? 12 тысяч?". Никак не могли в это поверить. Мы в свою очередь интересуемся: "А сколько же вы должны были получить, если бы выиграли?". Они говорят: "По 70 тысяч каждому". Нормально! Но нас это, в общем-то, не задевало. Мы жили одной мотивацией: выходить, играть и выигрывать! Вот что для нас было главное! Конечно, важно еще, как выходить. Когда собирался полный стотысячник и зрители неистово за нас болели, разве кто-то думал о том, сколько за игру получит?
- Владимир Семенович Высоцкий пел: "Ведь недаром клуб "Фиорентина" предлагал мильйон за Бышовца"... А что, действительно, "Фиорентина" оценила вашего товарища в миллион? И кстати, обращались ли с подобными предложениями к вам?
- Я не знаю, сколько предлагали за Толю, но подобный вариант не исключаю. Во всяком случае, ко мне с этим подходили... В Греции, по-моему, мы играли. Мне был 21 год. Меня в сторону отвели, спрашивают: "Можете остаться?". И условия предлагают... Я говорю: "Как остаться, где? Вон руководители наши, с ними переговоры ведите". Так все и затихло.
- А были прецеденты, когда кто-то из советских футболистов все-таки оставался играть на Западе?
- В те времена? Нет! Дипломаты такие были, фигуристы, балетные, а вот футболистов не помню. Один зенитовец Зинченко в Австрии играл, в "Рапиде", и то ухитрился оформить все официально. По-моему, он единственный, кому в те времена это удалось.
"СТРАНА ПЕЛА: "БIБУ I МУНТЯНА, САБО Й ПОРКУЯНА ЖДУТЬ МЕДАЛI, ЖДУТЬ"
- В конце 60-х и в середине 70-х в Киеве были суперзвездные команды. Тогда попасть в основной состав было огромным счастьем: на поле выходили все как на подбор люди с амбициями, которые хотели доказать, чего они стоят. Как вы уживались? Не было ли каких-нибудь стычек, столкновений? Мол, ты не отдал пас или, наоборот, отдал, но другому?
- Я, во всяком случае, такого не помню. По-моему, не было... Может, из-за того, что результат у нас почти всегда был хороший, обходились без взаимных претензий.
- Тем не менее писали, что по отношению к Анатолию Бышовцу - ярко выраженному форварду индивидуального плана - команда порой применяла высшую меру наказания: отлучала от паса...
- Это все разговоры! Я, например, старался на него сыграть, и неплохо это у нас получалось.
- Когда в 75-м "Динамо" выиграло все, что только можно было в Европе выиграть, вы почувствовали себя на вершине славы? Не было ощущения, что дальше в футболе делать уже нечего?
- Дим, это уже, знаешь, дела давно минувших дней. Тут не соврать бы! Если скажу, что не было такого...
-...наверное, не поверят. Ну ответьте, гордость за то, что вы вместе с ребятами совершили, была?
- Еще и какая! Получить звание заслуженного мастера спорта тогда, наверное, каждый мечтал.
- Это ж как орден Ленина!..
- И конечно, все были горды. Куда там! Все заслуженные! 12 игроков плюс тренерский состав - заслуженные тренеры Союза.
- На вас обрушилась огромная общенародная любовь. В чем она выражалась? Буряк и Блохин рассказывали мне, как болельщики поднимали и несли на руках их машины, как девушки писали им письма, как на улицах дарили цветы и не давали проходу - просили автографы. А вы что запомнили?
- Мне кажется, насчет машины - носили или еще что-то такое - преувеличение, но если народ сочиняет песни, это, на мой взгляд, самое верное доказательство того, что ты сделал что-то полезное. Еще в конце 60-х, помню, пели: "Бiбу i Мунтяна, Сабо й Поркуяна ждуть медалi, ждуть". Сколько лет прошло, а встречаешься с болельщиками, и они до сих пор эти четверостишия вспоминают. Здорово!
- После победного 75-го года для киевского "Динамо" наступил очень тяжелый период, когда вдруг все посыпалось. Ушла игра и, как говорили многие ваши товарищи по команде, даже на поле выходить не хотелось. У вас тоже наступило пресыщение футболом? Вы тоже принимали участие в бунте, который сотрясал тогда звездную команду?
- Я принимал в нем участие, но - и это самое главное! - не был зачинщиком, которым в итоге меня объявили.
- А кто был зачинщиком?
- Этого я не знаю. В 76-м происходили, конечно, удивительные вещи. Только теперь, через годы, можно попытаться проанализировать: почему так случилось? Казалось бы, состав у нас был не старый. Что мешало еще несколько лет держаться на том же уровне? Ну, может, не на том же, но на достойном. Думаю, сказался менталитет славянский. Все стали заслуженными - куда дальше? Уже и послать некого, честно говоря. Вспоминаешь какие-то моменты, когда на тренировках надо было месить грязь. Раньше ж мы пахали, а тут... Где-то, наверное, переоценили свои возможности. Каждый! Каждый! А потом в процессе работы возникла нестыковка, и все. Если корабль полетел на орбиту и там нет стыковки, происходит катастрофа...
- Говорят, когда Лобановский и Базилевич только пришли в команду, они составили список претендентов на отчисление. Это правда, что первым номером в этом списке шли вы?
- (Удивленно). Так вы и это знаете? Правда!
- Именно поэтому в заговоре против тренеров лидерство приписали вам?
- Может быть, но, скорее всего, сказались другие моменты. (Пауза). Мне не хотелось бы возвращаться к этому, Дима. Поймите правильно: я не находился в оппозиции Васильичу и Петровичу, но был коммунистом, которому оказали доверие: избрали партгруппоргом команды. В нашу партгруппу входили Васильич, Петрович, Рафа Фельдштейн, доктор Берковский, я... - всего семь человек.
- То есть на собрании вы могли немножко острее высказаться?
- Во-первых, ко мне подходили пацаны, которые видели, что я, так сказать, вхож...
-...в верхние слои атмосферы...
- Можно и так сказать (смеется). Партгруппоргом меня избрали в 74-м году, а в 75-м, после института физкультуры, я заочно окончил юридический факультет Киевского университета. Не утверждаю, что я слишком умный и прочее, - просто такой был период. На учебу заочную, на то, чтобы вникнуть в какую-то сферу, тем более в юриспруденцию, нужно время. Ну и, конечно, то, что я мог почерпнуть из общения с людьми, приносило мне куда больше пользы, чем вычитанное в какой-то книге. Может, среди ребят я как-то выделялся, и они говорили мне: "А ты юрист, типа...".
- Давай!
- Не часто, но когда проходили партсобрания, я мог их мнения и претензии высказать. Вот и начинал: "Ребята спрашивают, почему там так? Почему эдак?".
"НА ПОВЕСТКЕ ДНЯ - ИСКЛЮЧЕНИЕ МУНТЯНА ИЗ ПАРТИИ"
- Один из ваших товарищей по команде сказал мне: "Ты понимаешь, Муня был слишком прямой, принципиальный. Все ребята договорились: "Когда на базу приедут Семичастный (зампред Совмина) и Погребняк (секретарь ЦК КПУ), высказываемся, говорим все, что наболело, режем в глаза правду-матку". Прошла ночь, а наутро на собрании те, кто громче всего возмущался и негодовал, заговорили вдруг обтекаемыми формулировками. Тогда Мунтян встал и врезал"...
- Так и было, и по моему выступлению руководство сделало вывод, что это я зачинщик. Да, бесспорно, у меня были причины для обиды! Меня же тогда, в 76-м, не взяли на Олимпийские игры.
В январе - уже полным ходом шла подготовка сборной - мы отправились в Болгарию, и через неделю я получаю травму. Выбит второй мениск, надо ехать в Киев на операцию. Елки-палки, это же олимпийский год, а мне уже скоро 30, и от того, успею ли я вернуться в строй, зависит, исполнится ли моя мечта сыграть на Олимпиаде. Хирург Виталий Николаевич Левенец прооперировал меня успешно. Месяц я провел с дублем в Гагре, на сборах, а ребята, основа, ездят. "Динамо" как раз с "Сент-Этьенном" играет, сборная отборочный матч чемпионата Европы проводит, а я восстанавливаюсь. В общем, в марте я уже крепко стоял на ногах...
-...и говорят, выглядели лучше тех, кто прошел подготовку...
- Меня возвращают в состав "Динамо", в сборную... Перед отъездом на Олимпиаду всех собрали здесь, в Конче-Заспе. Последние штрихи в подготовке, и как каждый бы, наверное, на моем месте, я чувствую к себе отношение. Вижу, каким-то становлюсь лишним. За пару дней до отъезда Васильич меня вызывает. "Володя, - говорит, - тебе сложно рассчитывать на поездку". Ну я все понял...
- А причину он хоть назвал?
- Естественно, я его спрашиваю: "Васильич, а можно объяснить причину?". Я же и тестирование, и обследование медицинское прошел, и по игре вроде претензий не было. В ответ он невозмутимо выдал: "Володя, у тебя прыжки слабые".
- А вы акробат...
- (Смеется). Вот это обидно было. Короче, ребята улетели на Олимпиаду, я остался в Киеве. Настроение было жуткое, хотел уже тогда закончить играть.
- Матчи оттуда по телевизору смотрели?
- По-моему, смотрел. Женя Рудаков тоже в Монреаль не поехал, мы с дублем куда-то играть отправились. Потом хлопцы вернулись с Олимпиады - и сразу в Ялту, на восстановительный сбор. Наконец, собираемся на базе в Конче. Провели тренировку, заходит ко мне в номер один игрок - не хочу называть имя - и спрашивает: "Володя, ты завтра идешь?". Я удивился: "Куда?". - "А мы в 10 часов к Баке собираемся, министру спорта". - "Зачем?". - "Да вот, мы все...". - "Ну, раз все, то, конечно, иду!". А что - куда все, туда и я. Тем более что на Олимпиаду не попал.
- На собрании с участием высших должностных лиц, о котором мы упоминали, Семичастный сказал: "Послезавтра выходите на игру с "Днепром" и готовьтесь к ней сами. Лобановский и Базилевич могут ехать домой". "Днепру" вы уступили 1:3, а много лет спустя посетовали в интервью: "Мне только сейчас сказали: ты что, не знал, как ту игру проиграли?". А как ее проиграли?
- Ой, Господи... Стоит ли это все вспоминать? Просто так никого обвинять не хочется, да и не знаю, насколько все достоверно. Действительно, через много лет, когда мы какой-то матч проводили за ветеранов, у нас об этом зашел разговор. Мне говорят: "Ты что, не понял, что игру с "Днепром" тогда сдали?". - "Как сдали? Кто?". Но это все на уровне слухов, догадок.
- Вы же сами играли - неужели не поняли этого?
- Мы начали так, что думали, разорвем "Днепр". Тогда вообще как было: только попадись нам на пути! Но запала хватило минут на 20 - и все. А что вы хотите? Если три дня предыгровые мы только и занимались разборками. Нас же вызывали на ковер во все кабинеты, какие только были.
- Говорили небось: "Коммунист Мунтян!.."?
- Нет, это уже потом, когда проиграли. На следующий день партбюро, и в повестке дня - исключение Мунтяна из партии.
- Да вы что?!
- Ага! И давай они допытываться: почему как коммунист я не предупредил...
-...партию о готовящемся заговоре?
- Мама миа! Наверное, только в те времена можно было ставить это в вину.
- И что, исключили?
- Нет - нашлись в партбюро достаточно здравомыслящие люди. "Подождите, - говорят, - а за что мы будем его исключать?". В общем, только на вид поставили. С прицелом, что уж в следующий раз церемониться не будут.
"МЕНЯ ПОПРОСИЛИ НЕ СОГЛАШАТЬСЯ ИГРАТЬ В МОСКОВСКОМ "ДИНАМО"
- Похоже, эта история все-таки вам аукнулась. Вас перестали ставить в основной состав, и в результате вы закончили играть раньше. Все это были отголоски 76-го года?
- Думаю, да, хотя дело не только в этом. Когда в 73-м году Васильич (но это опять же разговоры, вот и вы их упоминали) составил список, я почему-то был в нем первым. Люди, которые отвечали (ну, не отвечали, а особенно болели за футбол - вы знаете, о ком речь) говорят: "Подожди, Валерий Васильевич, почему?".
- Вроде же нормально Мунтян играет...
- Да, и претензий к нему никаких... Конечно, некоторые своеобразные моменты были - о чем говорить... Сам виноват! Где-то промолчи, чего-то не скажи - может, и жизнь по-другому бы повернулась. Когда Васильич был старшим тренером "Днепра", часто зимой на две недели в Пуще-Водице собирались хлопцы киевские и из "Днепра" (в основном тоже киевские были). Вместе мы играли на теннисной площадочке в дыр-дыр, так вот, Васильич судил сам и засчитывал нам немыслимые какие-то голы. Днепряне пробили выше ворот - гол! Мы забиваем чисто - не считается. А когда игра идет заводная, все на нервах!
Потом бильярд. Я кладу шар чисто в лузу - он не засчитывает: "Ты его коснулся". Я вспылю: "Васильич, да как же так?". Ну и где-то не сдержусь, лишнее брякну... Э-эх, не хочется сегодня это ворошить... С годами я острее чувствовал внутри какое-то беспокойство и все хотел перед Васильичем извиниться за свои, может, не совсем правильные высказывания.
- Получилось?
- Только по телефону (никак не удавалось с ним встретиться). Я когда в симферопольской "Таврии" работал, часто с ним по телефону раговаривал. Когда по 40 минут, когда по часу - долго. Все расспрашивал о методике, хотел узнать, нет ли чего нового, делился своими наблюдениями. И вот однажды, улучив момент, говорю: "Васильич, хотел бы встретиться, извиниться". Он отмахнулся: "Да нет, все нормально, Володя". Так и получилось, что... В общем, не поговорили...
- Во время его похорон плакали?
- (Вздыхает). Было...
- Владимир Федорович, ваша спортивная судьба представляется мне очень счастливой. В истории советского футбола есть только два человека - вы и Блохин, - которые смогли семь (!) раз стать чемпионами Советского Союза. Олег успел, можно сказать, на последнюю электричку - СССР разваливался, а вы долго были, так сказать, единственным и неповторимым. Правда, после того как ушли из большого футбола, удача, казалось, от вас отвернулась. Произошел и вовсе жуткий случай: вы попали в страшную автокатастрофу, которая фактически на долгие годы поломала вам жизнь...
- (Вздыхает). Дима, даже вспоминать страшно... В этой аварии человек погиб. Сзади еще пара сидела: муж и жена, они травмы получили. Да и сам я чудом выжил. С переломом пятого-шестого шейного позвонка полтора месяца лежал на вытяжке, потом полгода в корсете ходил.
- Это правда, что вас хотели тогда посадить?
- Уголовное дело открыли, полгода следствие шло. Статья 215, часть вторая. ("Нарушение правил безопасности движения и эксплуатации транспорта, повлекшее смерть потерпевшего", наказывается лишением свободы на срок до 10 лет. - Д. Г.).
- Кто-то тогда вступился, Владимир Федорович?
- (Вздыхает). Что уж теперь? В конце концов, меня вызвали в военную прокуратуру на улице Коцюбинского и сообщили, что прекратили дело по статье 7-й (за отсутствием состава преступления). Семь раз экспертизу машины проводили, приглашали специалистов из Тольятти. Выявили серьезный заводской дефект рулевой колонки, который и признали причиной аварии. Это, кстати, не мой "жигуль" - друга школьного.
- Что за год был?
- 78-й.
- А играть, уточняю, вы закончили в 77-м. Когда с вами произошло это несчастье, кто-то из друзей-динамовцев пришел к вам, чисто по-человечески сказал: "Володя, я с тобой. Если что, можешь на меня положиться"?
- (Пауза). Володя Трошкин пришел, Володя Онищенко...
- Все?
- (Пауза). Ну, не знаю... Если честно, не помню... (Пауза, глаза полны слез). У меня был тяжелейший период, порой даже жить не хотелось. Просто жуть!
- После этого вас не допускали к работе с командами, не давали возможности выехать за границу...
- Знаете, если бы после моего ухода из "Динамо" приняли какое-то другое решение, скорее всего, этого случая не было бы. Момент вообще уникальный. Я занимался в аспирантуре факультета международных отношений Киевского университета на кафедре международного права. Это было продолжением тех достаточно крепких дружеских отношений, которые сложились у меня с профессурой, преподавателями. Когда я окончил юрфак, они спрашивают: "Володя, а что дальше?". Я пытался отшутиться, дескать, "Куда уж дальше?", а они: "Нет, давай в аспирантуру". У меня интересная тема была: "Правовое регулирование международных спортивных связей". Она и сейчас актуальна, а уж на то время...
- Звучит впечатляюще!
- Уже две печатные работы вышли, одна глава диссертации готова была... C научным руководителем я обсуждал: перейти мне в очную аспирантуру или оставаться на заочном. Он говорит: "Володя, ну какой смысл переходить в очную?". И действительно, там платят 100 с чем-то рублей, а я как военный получал достаточно неплохую зарплату плюс ставку в школе олимпийского резерва "Динамо". Январь, февраль, март, апрель... Я тренирую юношескую команду и параллельно, в свободное время, в аспирантуре по теме своей работаю.
В конце апреля руководство сообщает: "Из Центрального совета "Динамо" пришла телеграмма - капитана Мунтяна вызывают в Москву". Я удивился: "А что мне там делать?". - "Наверное, хотят, чтобы ты за московское "Динамо" играл.
Я тогда жил на Крещатике, но тесновато: в семье два разнополых ребенка... И в это время, как раз в апреле, мне предоставили возможность поменять квартиру на четырехкомнатную - на улице академика Янгеля. Мне это, как говорится, и не снилось, поскольку я уже не был игроком, и тут вызывают в Москву. Я поворчал: "С какой стати?", но поехал. Меня, правда, попросили не соглашаться. "Да я и не собираюсь, - сказал. - Что я там забыл?".
- Вам 31 год - при вашей подготовке играть бы еще да играть. Года три-четыре - минимум...
- В Москве я с генералом Богдановым встретился. Он говорит: "Володя, кто тебя надоумил закончить с футболом?". Я не стал углубляться в подробности. "Николай Степанович, это я сам принял решение". Объяснил, что я в аспирантуре, то-се... "Ты знаешь, давай-ка поезжай в Новогорск"...
- На базу московского "Динамо"?
- Ну да. А тренером там был Сан Саныч Севидов. Машина генерала привезла на базу, там встретили Гершкович, Сан Саныч и в один голос: "Володя, давай к нам!". Они - на тренировку, а я побродил по базе, по лесу. Смотрю: дерево растет огромное. Думаю: "Ему уже столько лет... Это молодое деревце может прижиться, корни пустить, а ты, если переедешь?". Какие-то такие мысли в голове мелькали...
К вечеру везут меня к генералу, чтобы я дал ответ. "Николай Степанович, - говорю, - не могу...". - "Я знал, что ты так ответишь". Он пожелал мне успехов и отпустил с Богом.
Это конец апреля был. 29 апреля у дочки день рождения, 1 мая - у супруги, а 3 мая я попадаю в аварию, и все!
- Жизнь наперекосяк!
- И сразу такие темные пятна, кошмар. Если бы жена, дети, семья не поддержали, вполне мог свихнуться.
"ЗА ПОБЕДУ В ЧЕМПИОНАТЕ МАДАГАСКАРА МНЕ ДАЛИ ЗВАНИЕ ПОДПОЛКОВНИКА"
- Владимир Федорович, удивительная ситуация. Вы общесоюзный кумир, герой, вас любят все - от рядовых, как говорится, до маршалов. Вдруг вы попадаете в беду, и общество не просто от вас отворачивается - начинает еще пинать ногами. Где логика, где здравый смысл?
- (Грустно). Был героем, а стал никем... Наверное, все к этому шло, что-то такое должно было случиться. Так бывает: везде был зеленый свет, я встречался с людьми на любом уровне, и всюду мне позволялось, будем говорить, такое, что, может, никому другому бы не сошло с рук. Все это накапливалось и, в общем-то, самоконтроль был утерян. Это я говорю искренне! Наверное, те, с кем я общался, многое замечали, и нет чтобы где-то...
-...остановить?
-...подсказать, как-то наедине побеседовать... Я ведь никаких проблем не ощущал, судьба меня как-то несла: вот тебе, Володенька, и то, и это, пожалуйста! Это с возрастом многое переоцениваешь...
- Позднее вы несколько лет проработали тренером в африканских странах - в Мадагаскаре, в Гвинее... Где вы еще были?
- А этого что, мало? (Смеется). Нет, хватит! Три года на Мадагаскаре тренировал армейский клуб, четыре - сборную Гвинеи.
- Как вас туда занесло?
- Честно говоря, сам удивляюсь. Когда со мной случилась беда, я был капитаном МВД, и Чурбанов, заместитель министра внутренних дел СССР Щелокова, прислал телеграмму: типа уволить за дискредитацию, за то, за это... Представьте, еще не закончено следствие, неизвестно, виноват ли я, а на "Динамо" уже провели собрание и исключили из партии. Кошмар! Я, помню, пришел на собрание еще в корсете: "Братцы, да что же вы делаете?".
Э-эх, каждый старался себя обезопасить, но когда дело закрыли, партбилет мне вернули в горкоме партии. Если б вы знали, как, когда это все случилось, переживали дети, с которыми я работал, их родители. А сколько их проходило в больницу! Господи!..
Когда я уже более или менее отошел: снял корсет, стал нормально ходить, двигаться, Киевский городской совет "Динамо" своим решением запретил мне... работать.
- Даже с детьми?
- Вообще, тренером по футболу. Как, почему?
- Иди, значит, голодай, бывший всенародный любимец?
- (Вздыхает). Мне, как инструктору по спорту, выделили четыре направления: велоспорт, борьба, штанга (помню, я еще к Толе Писаренко ходил на занятия, контролировал его), еще что-то. Их мне вести можно было, а футбол нельзя. 115 рублей зарплата - шикарно! Правда, я по чуть-чуть за ветеранов играл... И вдруг... В 79-м меня пригласили в СКА (Ростов)!
- Поехали?
- Дима, я оказался в такой ситуации... Как дальше жить? Что с работой? Диссертация, естественно, отпала. Научный руководитель, как рентген, меня насквозь видел. "Володя, - сказал, - сейчас тебе действительно не до этого. Попробуй стать тренером, тебе надо отвлечься, а потом уже, может, вернемся к науке". И тут меня приглашают... играть в высшей лиге.
- После аварии! После двух лет небытия!
- Дома посоветовались: "Ну что делать? Как быть?". И вы знаете, я поехал. Встретили, - ну слов нет! - как космонавта. После всего, что произошло... "Господи, - думаю, - я, кажется, заново родился". В общем, ударили по рукам, договорились, что я даю добро и все прочее.
Лечу домой, а на следующий день открываю газету "Советский спорт" и читаю: мол, до чего Ростов дожил - обращается к 33-летнему ветерану. И какую-то фразу обидную в конце прибавили. Елки-палки! Так горько стало... "Нет! - сказал, - не хочу никуда ехать".
- Вы разве такой впечатлительный? Неужели одна фраза, пусть даже в "Советском спорте", способна была повлиять на решение?
- Не знаю, Дима... Может, после этих передряг я слишком обостренно все воспринимал... В общем, отказался.
Потом после какого-то матча ветеранов "Динамо" Киева и Москвы, проходившего на стадионе "Динамо", подходит ко мне Виктор Константинович Пьяных, начальник Киевского спортивного клуба армии. "Володя, - говорит, - ты можешь завтра подъехать?". (Команда СКА тогда во второй лиге играла, а тренером был Алексей Иванович Мамыкин, бывший футболист ЦСКА). На следующий день встретились мы с Пьяных, и он спрашивает: "Володя, как смотришь на то, чтобы помочь команде как игрок, а в перспективе стать ее тренером?". Я его прервал: "Подождите, в какой перспективе, когда тренер есть". А он мне: "Алексей Иванович уже официально объявил, что заканчивает этот сезон и уезжает в Москву". - "Скажите, - спрашиваю, - а возможен такой вариант, чтобы звание мне вернули?".
- А звание у вас тоже отобрали?
- Ну да! Пьяных ничего не обещал: "Я с командующим округом Иваном Алексеевичем Герасимовым, поговорю". Через день-два приятная новость: "Эта проблема решится". Ударили по рукам, и у меня началась новая жизнь. Со временем возвратили звание капитана (только уже вооруженных сил), оставили выслугу лет. Ну и вроде как-то я...
"ЧЕРЕЗ ГОД Я ГОВОРИЛ НА МАЛАГАСИЙСКОМ И НА ФРАНЦУЗСКОМ"
- Ожили?
- Точно. Я так ухватился за работу, думал, горы cверну, а горы cвернуть, в общем-то, не получилось. Но через армейский период прошел. Потом попал в Киевское высшее танковое инженерное училище. Работал преподавателем на спецфакультете, получил звание майора. И тут подвернулся случай - бывает такое в жизни. Меня вызывает начальник училища и спрашивает: "Ты знаешь такого - Ныркова?". - "По-моему, играл в ЦСКА", - говорю. "Точно! Можешь организовать билеты на футбол?". А в это время - был 80-81-й год - меня избрали председателем городской федерации футбола, я стал совсем по-другому себя чувствовать. В танковом училище, например, впервые надел форму. Поначалу стеснялся в ней ходить, а потом освоился, и это мне здорово помогло. Если бы раньше это произошло, до рокового момента, возможно, и не дошло бы до беды: военная форма обязывает более дисциплинированно себя вести.
Естественно, я достал билеты на матч. На стадионе начальник училища знакомит меня с Юрием Александровичем Нырковым. Сидим мы, то-се, и вдруг он говорит: "Слушай, а что ты здесь, в танковом училище, делаешь? За границу поехать тренером не хочешь?". Я ему как на духу: "Юрий Александрович, куда же мне после аварии?", а он: "А при чем здесь авария?". И к начальнику училища: "Михаил Федосеевич! Как ты, не против его отправить, направление дать?".
Нырков в "десятке" - 10-м Управлении Генерального штаба - замом начальника был...
- По связям с братскими странами?
- Да, как раз отвечал за это. И вы знаете, через два-три месяца из Москвы приходит запрос. Меня оформляют, я туда еду, прохожу все собеседования и получаю назначение в Мадагаскар.
- Африка!
- Я, если честно, словно с другой планеты свалился - ну не верил в эти чудеса. Думал, после того, что случилось, конец жизни для меня наступил, а тут вон как судьба повернулась.
На Мадагаскаре проработал тренером три года. Какой там был чемпионат? Шутка-мутка какая-то. Кого тренировал? Таких же людей, только с другим цветом кожи. Но как они меня уважали!
Первый год неудачный какой-то был, нескладно все вышло. В чужую жизнь, в этот ритм сначала войти надо, отношения как-то наладить. Плюс языковой барьер. Многие ребята не знали французского - у них там говорят на малагасийском. Мне помогал местный тренер. Наш переводчик переводил на французский, а тот уже - на малагасийский. Понимаете, тройная трансляция.
- Думаю, то, что вы показывали им на поле сами, в переводе не нуждалось...
- Правильно вы говорите, Дима. В 86-м, когда я поехал, мне было 40 лет. Я тогда многое мог показать...
Через год я уже сам начал с ними общаться, без переводчика. И на малагасийском пытался говорить, и на французском, и они меня понимали.
Потом, когда на третий год моего пребывания там команда стала чемпионом Мадагаскара, вы знаете, какая это радость была? Не передать словами. Министр обороны, президент Рацирака орден мне вручили "За достижения". Я - шевалье, майор, звание подполковника получил. Денег платили немного, но разве о них речь? Главное - я увидел плоды своего труда.
- Жизнь потрепала вас изрядно, были и взлеты, и жуткие падения. Тем не менее, скажите: вот сейчас, когда за плечами столько всего разного, вам интересно жить? Вы чувствуете какую-то уверенность в завтрашнем дне, оптимизм? Вы выходите весной на улицу, вдыхаете весь этот аромат и говорите: "Все-таки, черт побери, жизнь удалась!"?
- Вы знаете, Дима, еще не до конца. Кто-то говорит: да в какой они там типа футбол играли? Ребятки дорогие, мы играли в нормальный футбол, и чтобы выиграть, допустим, чемпионат Союза...
-...нужно было ох еще как попотеть...
- Как игрок я, скорее всего, след оставил, а вот как тренеру мне хотелось бы чего-то достичь. К сожалению, никак не выходит. Вот и веду с собой дискуссию и борьбу, как быть дальше. Я далек от мысли, что кому-то насолил или кому-то неугоден, во всяком случае, еще понимаю, вижу футбол, но нельзя же за полгода или за какое-то короткое время чего-то добиться. Это под силу только волшебнику.
Мне хочется реализоваться. Не думаю, что от современного футбола я далеко оторвался, чего-то не понимаю. Я достаточно взрослый и понятливый человек, а то, что прошел такую школу, наверное, говорит о многом. Никому не желаю, чтобы в его жизни повторилось что-то подобное.
Cегодня совсем другое время, и мне бы хотелось, чтобы ребята, с которыми работаю, понимали, что не амбиции мной руководят, я в облаках не витаю. Если не пойдет дело, скажу себе: "Володя, значит, ты не годишься как тренер".
Я не из тех людей, которые здесь побыли, там, грубо говоря, урвали. Коллекционировать команды мне не хотелось бы...
- Владимир Федорович! Мне почему-то кажется, я в этом даже уверен, что впереди у вас что-то очень и очень хорошее. Этого я от всей души вам желаю!