Чужой среди своих

Мы говорим "свои" и "чужие", не всегда вдумываясь в категоричность этого разделения. Даже многие привычные бытовые традиции глубоко заякорены в отношениях "свой-чужой". Помню, как в мусульманских странах меня удивляли семейные дома, где не было окон, обращенных на улицу, - только глухая стена, окна повернуты во внутренний двор. Удивляла и другая крайность. В кварталах аристократического Бостона я по вечерам невольно заглядывал в комнаты. На окнах не было занавесок - нескрытность делали стилем жизни.

Замечательный чешский прозаик Карел Чапек писал: "В Англии я удивился тому, что люди укрепляют свой дом - свою крепость - против улицы: решеткой, палисадником и еще завесой плюща. В Голландии я удивлялся еще больше тому, как люди соединяют дом и улицу: перед домом садик, ничем не огороженный, и широкие, протертые до блеска окна ничем не завешены, чтобы каждый прохожий мог видеть благосостояние и образцовую жизнь у домашнего очага. Голландская улица - это лишь общий для всех соседей коридор...".

Наверное, имеет значение исторический опыт, то, кто чаще - свои или чужие - стучится в дверь. О наших оградах я мог бы написать целый трактат, а вражда разных Иванов Ивановичей с Иванами Никифоровичами стала темой литературной классики и реальных житейских бурь. Понятия "свои" и "чужие" существуют везде. В Японии, например, долгие годы не ставили "Ромео и Джульетту" Шекспира, так как считали нелепым сюжет о любви людей из двух враждующих кланов. "Этого не может быть, потому что этого не может быть никогда".

Разделяющие людей традиции не менее древни и прочны, чем желание объединяться. Иногда они даже срастаются. Восточное гостеприимство легендарно, но в то же время у многих народов Азии чужак, вошедший в дом и воспользовавшийся правом гостя, обязан, уходя, выбить трубку или погасить окурок, потому что правом на огонь пользуются только свои. Отношение к "не своим" бывало немилосердно. Добить человека, раненного в бою или даже на дуэли, считалось в средневековье делом обычным. Несколько столетий назад человек из враждебной армии, попавший в плен, вообще был лишен всех прав - его могли убить, обратить в рабство, продать. Сейчас вроде бы существуют международные законы на этот счет, но события последней мировой войны и современных войн, вроде иракской, напоминают о том, что не все древние привычки ушли из жизни.

Коммунисты, немало рассуждавшие о братстве народов, создали общество, где деление на "своих" и "чужих" подтверждалось ежедневно. Они не любили людей независимых, но иногда признавали тех, кто не связан с группировками, а значит, менее защищен перед большевистским натиском.

Когда-то Егор Лигачев, ведавший в ЦК назначениями, беседовал со мной, утверждая на редакторство. "Почему вы сошлись на моей кандидатуре? - спросил я. - Столько народу вокруг, столькие рвутся на должность...". - "Вы давно уже на виду, - снизошел до ответа член Политбюро, - но никогда у вас не было своей мафии...". Так я узнал, что представление о сицилийских бандах не чуждо нашим вождям.

Кстати, на острове Сицилия мне довелось однажды поездить с водителем, который сразу же сказал, что состоит в коммунистической партии. Когда я спросил у него о перспективах пролетарской революции в Италии, водитель махнул рукой: "У нас, чтобы получить работу, надо где-нибудь стать "своим". Тесно сотрудничать с церковью, состоять в мафии, быть коммунистом. Я и поступил...".

Разделительных линий на свете прибавляется изо дня в день - национальных, политических, религиозных. И несмотря на то, что очень надоело жить в рассортированном мире, другого у нас, к сожалению, нет и, судя по всему, не предвидится. Хватило бы ума не взорвать этот, привычный...