ЧТОБЫ ПОМНИЛИ

Сын прославленного украинского баритона Дмитрия ГНАТЮКА Андрей: «Однажды односельчане стали расспрашивать отца, что происходит в Киеве и кем он работает. Отец сказал, что поет, а ему в ответ: «Мы все поем, а работаешь ты где?»

Елена ПОСКАННАЯ. Интернет-издание «ГОРДОН»

Исполнился год со дня смерти легендарного баритона Дмитрия Гнатюка, а 28 апреля, к годовщине рождения певца, на его могиле на Байковом кладбище был установлен памятник. Сын артиста поделился с интернет-изданием «ГОРДОН» воспоминаниями о родителях и показал нашему корреспонденту ценные фотографии из семейного архива, которые прежде не публиковались.

Дмитрий Гнатюк запомнился многим как исполнитель хитов 60-х «Два кольори» и «Як тебе не любити, Києве мій!». За свою долгую жизнь Дмитрий Михайлович записал более 15 пластинок и шесть компакт-дисков, дал множество концертов, поставил более 20 спектаклей. Работал главным режиссером Национальной оперы, преподавал в Национальной музыкальной академии Украины имени Петра Чайковского и Киевской консерватории, был депутатом Верховного Совета СССР и Верховной Рады Украины. Это, без сомнения, легендарная личность в истории украинского государства.

Год назад, 29 апреля, Гнатюка не стало. Его жена Галина не перенесла горечи утраты и умерла через 40 дней после похорон мужа. В квартире, где они вместе прожили 50 лет, практически ничего не изменилось, даже пальто висят на вешалке в прихожей так, словно хозяева вышли и вот-вот вернутся.

«Когда я услышал слова «выбросили архив», меня чуть удар не хватил: я побоялся, что из квартиры вынесли нечто особенное. Оказалось, ничего серьезного не потеряно»

— В день рождения вашего отца, 28 марта, на кладбище установили ему памятник. Говорят, это работа известного скульптора.

— Этот бюст из гипса в конце 50-х годов изготовил украинский мастер Михаил Лысенко, когда отец был уже довольно знаменит. После смерти автора его родственники передали бюст отцу. Потом Дмитрий Михайлович заказал его отливку из бронзы. Гипсовая работа хранилась в квартире родителей, а ее бронзовая копия — в гараже. Отец поручил нам поставить бронзовый бюст на его могиле.

Я, конечно, отчитал его за инициативу, но, очевидно, он не хотел лишних забот для семьи. К слову, его отец тоже сам себе делал памятник. И, я так понимаю, это довольно распространенное явление в артистической среде. Например, актриса Валерия Заклунная задолго до своей смерти установила себе памятник на кладбище. И когда она умерла, открыли плиту, похоронили ее и нанесли дату смерти.

Отец любил искусство, собирал картины, любовался ими, ему часто дарили живопись и пластику. Кое-что из своей коллекции он продал и на вырученные деньги заказал еще несколько небольших бюстов по скульптуре Валентина Знобы. Он не хотел просить государство, не хотел кому-то быть обязанным, поэтому предпочел все сделать самостоятельно.

Один из этих бюстов мы уже отправили в село Мамаевцы Черновицкой области, где родился и вырос отец. В местной школе несколько лет назад открыли музей его имени. Сам Дмитрий Михайлович любил это место и хотел поддержать музей. Поэтому мы передали туда также много личных вещей: часы, книги, записи, буклеты, афиши, фотографии.

Андрей Дмитриевич Гнатюк на открытии памятника отцу в день его рождения на Байковом кладбище в Киеве. Дмитрий Михайлович похоронен рядом с супругой Галиной, которая пережила его на 40 дней

— А что произошло с архивом вашего отца, который случайно нашли возле мусорного контейнера рядом с оперным театром и передали журналисту Вахтангу Кипиани?

— Заверяю, архивы Дмитрия Гнатюка в полной сохранности. Я хочу, чтобы эти разговоры прекратились. Большую часть коллекции отца, которая касалась музыки, мы передали Киевской консерватории. Это редкие издания, которые могут быть полезны молодым людям, — всего около 100 книг.

Также приезжали к нам из Публичной библиотеки имени Леси Украинки. Ей переданы полные собрания сочинений Ивана Франко, Антона Чехова, Чарльза Диккенса, Ромена Роллана, Константина Станиславского, Николая Лескова, Виктора Гюго, Николая Гоголя, Оноре де Бальзака и другие.

Множество документов отдали в Центральный государственный архив-музей литературы и искусства Украины. Его сотрудники дважды приезжали за материалами, поскольку не смогли сразу забрать все, что хотели. Как мне сказали работники музея, систематизация архива, сортировка и оформление займут не менее двух лет. В целом они собрали около трех тысяч документов. В музеи и архивы мы передали более 20 килограммов разнообразных афиш. И много чего у нас осталось — можете сами посмотреть.

То, что привезли Кипиани, — не архив. Было несколько старых, покрытых пылью картонных коробок на балконе, о которых все забыли. Перед смертью мама мне показала, где лежат важные документы, фотографии, письма. Она у папы была как секретарь и хранила связанные с творчеством отца материалы.

Галина Макаровна не успела систематизировать и подписать все фотографии — только самые важные, где отец запечатлен в молодые годы, в театре, с коллегами... Она никогда не говорила, что на балконе в старых ящиках есть что-то ценное. Поэтому даже и мысли не возникло их пересмотреть. На самом деле, там были какие-то поздравительные открытки, письма, афиши и дубли старых фотографий. Я с детства увлекался фотографией, и в доме была масса плохих старых снимков, которые я сам делал.

Сын Дмитрия Гнатюка Андрей и отец Михаил Дмитриевич на родине певца в Мамаевцах Черновицкой области, 1980 год

Когда я услышал слова «выбросили архив», меня чуть удар не хватил: я побоялся, что из квартиры вынесли нечто особенное. Я потом к Кипиани пришел, посмотрел на находку — оказалось, ничего серьезного не потеряно. Он же был убежден, что мы умышленно все выбросили. Я пригласил его посмотреть на реальный отцовский архив, но он так и не приехал.

Конечно, моя вина есть в том, что часть фотографий выбросили. Надо было пересмотреть каждую коробку, а я поручил уборку посторонним людям — вот и результат.

«Может, из меня вышел бы неплохой актер, но я не публичный человек, мне не по нраву излишнее внимание, а отцу нравилось, когда вокруг него собиралось много людей»

— А есть то, что вы захотели оставить исключительно для себя?

— Личные вещи. Очень трудно расставаться с тем, к чему прикасался отец. Мы ничего не переставляем в его кабинете. Все осталось на том же месте, что и при его жизни.

Дмитрий Михайлович очень любил произведения Тараса Шевченко и собрал коллекцию «Кобзаря», изданного в разное время. Есть старые издания, карманные, исторические и более современные. Друзья и знакомые отца знали о такой его страсти и часто дарили сборники. Например, у нас хранится «Кобзарь» с дарственной надписью Олеся Гончара.

Мне же особенно дороги часы, которые получил от него в подарок, когда окончил четвертый класс. Они до сих пор у меня хранятся. Это знак его признания. Отец был требовательным. Любил, чтобы все было не просто хорошо, а идеально. И если хвалил, значит, действительно сделано достойно.

Отец вообще очень чутко отзывался на мои увлечения. Когда заметил, что я интересуюсь фотографией, подарил мне мой первый фотоаппарат «Любитель», затем — «Киев». Я сам проявлял пленки, печатал снимки, поэтому в доме собралось много фотографий, не всегда удачных. Мне нравился сам процесс работы с пленкой, проявки и печати. Я на цифру перешел только лет 10 назад, но все равно для меня пленочные фотоаппараты остаются самыми замечательными.

Еще помню, когда в школе начались занятия по труду, я загорелся рукоделием. Дома заниматься было невозможно — нужны инструменты, а у нас ничего не было. И я как-то сказал отцу: «Хорошо, чтобы у нас появились инструменты». Он заинтересовался и спросил: «Что ты с ними будешь делать?». Я ответил, что собираюсь мастерить. Отец ничего больше не сказал, а потом подарил мне шикарный набор. Я был невероятно счастлив! Самая большая радость от этих отцовских подарков — часы и инструменты.

Дмитрий Гнатюк с женой Галиной (рядом), тещей Ольгой Макаровной (крайняя слева) и другими на киевском вокзале встретили сына Андрея из Евпатории, где он отдыхал в пионерском лагере. «Приехал я очень недовольный и больше на море не ездил»

— Дмитрий Михайлович не пытался увлечь вас музыкой, не говорил, как многие современные родители: «Сын, послушай, я старше и знаю в жизни толк, делай так-то»?

— Часто родители ломают детей. Но папа ни разу так не сказал, ни разу не упрекнул за мой выбор. Он очень уважительно относился ко мне, давал полную свободу. Я пошел по маминому пути, стал филологом, защитил кандидатскую диссертацию, всего достиг своим трудом и сейчас делаю то, что мне действительно нравится. Может, из меня вышел бы неплохой актер. Но я непубличный человек, мне не по нраву излишнее внимание. А отцу нравилось, когда вокруг него собиралось много людей.

Мне говорили, он хотел, чтобы я тоже пошел в театр, стал музыкантом или артистом (я учился в музыкальной школе и неплохо пел), но от него лично я таких предложений не слышал. И очень благодарен ему, что он не стал на меня давить.

Как-то отец рассказал о своем детстве. Во время войны их семью отправили за Урал, и он работал у мартена на сталелитейном заводе. Дисциплина была очень строгая — если чуть опоздал на работу, можно было в тюрьму за саботаж угодить. А отец тогда же и занимался художественной самодеятельностью. И хотел даже остаться там после войны, но его руководитель сказал: «Езжай, Дима, тебе надо учиться петь». Так отец вернулся в Украину. Рассказ, как он был сталеваром, меня настолько впечатлил, что на летних каникулах в селе я решил сделать миниатюрную мартеновскую печь. Печушка, конечно, получилась, но, кроме свинца, мне в ней ничего расплавить не удалось.

Вообще, я вырос в селе, все каникулы проводил у маминой родни в Черкасской области. Родители понимали, что ребенку нужна такая умная свобода. Однажды, когда я стал постарше, отец предложил отправить меня на море в Крым. На мое возражение сказал: «Уже надо и на море поехать». И я поехал в пионерский лагерь в Евпаторию. Но поездка оказалась неудачной. Море я видел всего пару раз — в лагере объявили карантин, потому что кто-то из детей заболел краснухой. И мы там почти месяц просидели в изоляции.

Тогда еще паровозы ходили в Киев. Дорога абсолютно не понравилась, еще и от копоти мне в глаз что-то попало. Приехал я очень недовольный. Меня встречали родители на вокзале и сразу отвезли в поликлинику промывать глаза. Больше я на море не ездил.

Дмитрий Гнатюк и Людмила Зыкина, 80-е годы

— А на родине отца вы бывали?

— Конечно. Правда, впервые я с Дмитрием Михайловичем отправился в Черновцы, когда уже был подростком. Мы полетели на самолете. Я с папиными родителями и раньше общался — они к нам в Киев приезжали, но тогда сам впервые побывал у бабушки и дедушки дома.

Отец провел меня по всем местам, где прошло его детство: показал реку Прут, луг, где пас овечек. Бабушка угощала меня буковинскими блюдами. Мне запомнилось, как под вечер в доме собрались односельчане и стали расспрашивать отца, что происходит в Киеве и кем он работает. Отец сказал, что поет. А ему в ответ: «Мы все поем, а работаешь ты где?». Он снова повторил: «Да пою я!». Они: «Ну а работаешь где?». И пришлось папе объяснять, что есть такая профессия — артист и что работает он в театре. Не знаю, переубедил ли он односельчан, но спорили тогда долго.

— На каком языке говорили у вас дома?

— Всегда говорили по-украински, но родители и русским хорошо владели. Папа искренне сожалел, что не выучил иностранный язык. Особенно сокрушался, когда ездил на гастроли за границу и приходилось пользоваться услугами переводчиков. Правда, он неплохо знал румынский, а хотел выучить английский, но не имел на это свободного времени.

Он много трудился и в студии, и в театре. Работа стала основным его увлечением. А второе увлечение — садоводство. Родители последние 20 лет летом ездили только в село. У них был дом в 150 километрах от Киева. Мама занималась огородом, а отец высадил множество деревьев — яблони, груши, сливы...

Интересная вышла ситуация. Было пять яблонь, две из которых не давали плодов. Тогда папа предложил: «Давай я их срублю, посадим другие деревья». Мама попросила не торопиться и пошла к деревьям. Что она им говорила — не знаю, но на следующий год яблони уродили хорошо.

«Когда уже не было никаких встреч, родители дни напролет проводили вместе, сидели и вспоминали свою жизнь, и им не было скучно»

— Какие отношения были у вас с родителями?

— Хотите верьте, хотите нет, мы с ними никогда не ругались. Когда я женился, первые четыре года жили все вместе в одной квартире и ни разу не поскандалили. Я вообще за всю свою жизнь не слышал, чтобы родители ссорились. Было ворчание, недовольство, но ссор никогда.

Между родителями сложились очень теплые отношения. Мама всецело помогала отцу, не могла допустить, чтобы он не поел или, не отдохнув, пошел на спектакль. Она сама много работала в институте языкознания, но при этом за всем успевала следить, отвечала на его корреспонденцию, по сути, выполняла работу личного секретаря. И я уже сейчас могу сказать, что если бы не мама, отцу было бы очень непросто самому со всем справляться. Она сделала его жизнь комфортной.

Дмитрий Михайлович с супругой — языковедом, доктором филологических наук — Галиной Макаровной прожили вместе полвека. «Между родителями сложились очень теплые отношения, я за всю свою жизнь не слышал, чтобы они ссорились»

Каждое утро папа спрашивал: «Что мы сегодня будем делать?». Распорядок дня составляла мама, записывала, какие встречи запланированы, кому позвонить, куда сходить. Интересно, что когда уже не было никаких встреч, родители дни напролет проводили вместе, сидели и вспоминали свою жизнь, и им не было скучно. Эти воспоминания, разговоры помогали им жить, как признавалась мама.

Незадолго до своей смерти она рассказала, как однажды папа пытался меня воспитывать. Дмитрий Михайлович вообще не выносил шум в доме. Очевидно, так уставал от звуков, что хотел тишины. Отец утром уходил на репетиции, а вечером — на спектакли. Днем приходил домой пообедать и отдохнуть. И видимо, решил подремать перед спектаклем. Мне тогда и трех лет не было. Я к нему приставал, дескать, давай поиграем. Он: «Потом, отдохнуть хочу». Я через какое-то время опять к нему, а он снова попросил дать покой. Тогда я залез на кровать и начал руками открывать ему глаза. Отец вспылил, встал, шлепнул меня и поставил в угол. Я, конечно же, расплакался. И отец тоже расплакался. На этом мое воспитание закончилось навсегда.

— Вы не хотите написать книгу о родителях?

— Конечно, это заманчиво, но, признаться, я даже не думал об этом. Не знаю, будет ли это интересно другим. Да и самому надо созреть для такого дела. Очень мало времени прошло, еще свежа боль. Может, и напишу...

Если вы нашли ошибку в тексте, выделите ее мышью и нажмите Ctrl+Enter