Врач, писатель, политик, бывший посол Украины в Израиле, США и Канаде Юрий ЩЕРБАК: «Мы живем во времена бешеных клоунов, которые захватили страну и отрицают все нормы морали. Они не хотят терпеть, ожидать — хотят стать богатыми: немедленно и сейчас. Думают, что Божьего суда нет, и начинают панически бояться только тогда, когда приходит последний час»

До 1987 года, когда в журнале «Юность» была напечатана документальная повесть Юрия Щербака «Чернобыль», вызвавшая мировой резонанс, он был известен как врач-эпидемиолог (принимал участие в борьбе с эпидемией холеры в Украине и в Узбекистане, награжден орденом Трудового Красного Знамени). Через два года рабочие Киевского механического завода имени Антонова выдвинули Юрия Щербака в народные депутаты СССР. «Мне и во сне не могло такое присниться, — признавался Юрий Николаевич. — Я был типичным аутсайдером: беспартийный, жена иностранка — подданная Польши». Так Юрий Щербак вошел в большую политику. Он стал первым лидером Партии зеленых и первым министром охраны окружающей среды независимой Украины. Послом Украины в Израиле (1992-1994), в США и по совместительству в Мексике (1994-1998), в Канаде (2000-2003). Был советником Президента Украины Леонида Кучмы в 1998-2000 годах. Сегодня Щербак — президент Института устойчивого развития, автор нескольких публицистических книг о месте Украины в современном мире.

«КГБ сыграл положительную роль в моей литературной карьере»

— Юрий Николаевич, прошло 18 лет с того августовского дня, когда вы зачитали в Москве перед Верховным Советом СССР Акт о провозглашении независимости Украины. Помните, как это было?

— Обстановка в августе 91-го была нервозная. Полыхали страсти. Текст декларации подготовили Левко Лукьяненко и профессор Леонтий Сандуляк (хотя претендующих на это сегодня больше, чем тех, кто нес знаменитое ленинское бревно на субботнике). Дмитро Павлычко давай коммунистов агитировать: «Если проголосуете за независимость Украины, станете бессмертными, как настоящие коммунисты!».

Руководил компартийной фракцией тогда Станислав Гуренко. Он сказал: «Давайте принимать! Мы и так уже в говне сидим». Они ужасно боялись, что против них начнутся репрессии, а так Украина отгораживается от России. 24 августа депутаты Верховного Совета УССР абсолютным большинством проголосовали за независимость Украины.

Юрий Щербак и российский публицист Юрий Черниченко в Чернобыле. 1989 год

Сидим с Юрой Костенко, рассуждаем, что будет дальше. Вдруг влетает Володя Маленкович из «Радио Свобода»: «Что вы наделали? Немедленно отзовите этот акт! Только вместе с Россией, с российскими демократами!». Мы начали смеяться: «Что с тобой? Уже проголосовали! Как повернуть назад?».

Это было в субботу. А в понедельник я отправился в Москву. В поезде перевел декларацию с украинского на русский. Весь Верховный Совет СССР уже гудел: обсуждали это событие. Я попросил слова и прочитал: «Отныне на территории Украины имеют силу исключительно Конституция и законы Украины». Стояла мертвая тишина. В одном ряду со мной сидел Анатолий Собчак, демократ. Когда я вернулся на свое место, он сказал мне: «Мы понимаем, что Украина независимая, но давайте будем вместе! У нас есть много общего».

Мы тоже считали, что взаимодействие украинских и российских демократов очень важно и полезно. Но как сказал Юзеф Пилсудский: «Слова «демократия» и «свобода» доходят до станции Независимость, и там их пути расходятся». Так и у нас: дошли до станции Независимая Украина, и наши пути разошлись. Стали возникать противоречия.

— У вас не было сожалений о Союзе, колебаний?

— Ни малейших. На меня, на мои взгляды, сильно повлиял мой старший брат Николай, который по обвинению в национализме семь лет просидел в лагерях. Я был противником коммунистического насилия и верил, что этот режим когда-нибудь развалится.

Ходили, наверное, и за мной. Мы в нашей квартире организовали выставку моей абстрактной живописи — я много тогда рисовал. Кто-то настучал, и к нам пришли с обыском: забрали мои рукописи, картины (осталась только парочка, которые я успел припрятать).

Из «Литературной газеты» приехал корреспондент расследовать эту историю. Он прочитал мои новеллы, стихи и посоветовал киевскому собкору Владимиру Киселеву обратить на меня внимание. Тот пригласил меня к себе. Таким образом, КГБ сыграл положительную роль в моей литературной карьере...

— Поэтому, когда началась перестройка, вы и пошли в политику?

— Конечно. Теперь я понимаю, каким идеалистом был. Мы хотели привнести элементы свободы в нашу жизнь, построить ее на новых началах. Сейчас все это кажется смехотворным, к сожалению.

«При слове «Ющенко» у Путина начинается аллергия»

— Вы в общей сложности семь лет были послом в Соединенных Штатах и Канаде. Помните ваши первые впечатления от Америки?

— Когда я приехал за океан в 1988 году, было ощущение полета, свободы. Америка была очень либеральной страной. Поражали какие-то бытовые вещи: ты, допустим, опаздываешь на самолет, а тебя все равно ждут, встречают. Эта была страна невероятного комфорта для людей. Сейчас этого нет. Атмосфера ухудшилась. Каторга — пройти перед посадкой в самолет через все эти проверки на безопасность. Жуть! Раньше можно было просто зайти в сенат, в конгресс. А теперь все окружено полицейскими кордонами.

Я никогда не идеализировал Америку, но люблю хорошее слово «justice» — справедливость. Во времена моей юности Советы вели жуткую антиамериканскую пропаганду, а вот о том, что в годы Второй мировой войны американцы оказывали нам значительную помощь, почему-то даже не вспоминают.

Как врач-эпидемиолог Юрий Николаевич объездил весь СССР, боролся с эпидемией холеры в Узбекистане и Украине, за что награжден орденом Трудового Красного Знамени

Когда я выступал по радио, один слушатель позвонил и разгорячился: «Что вы там об этих американцах говорите? Какой их вклад в победу? Никакого вклада не было!». Я ответил: «Вы просто понятия не имеете об этом. Только из Аляски наши летчики перегнали 10 тысяч самолетов. А сколько танков, автомобилей, продуктов!».

Говорят, что нельзя ставить кровь на одну чашу весов с продуктами. Можно! Если человек голодает и погибает, то продукты — тоже своего рода капля крови и серьезная помощь. Я просто хотел сказать, что Америка при всех ее издержках, таких, как маккартизм и прочее, по сравнению с тоталитарным советским режимом действительно была оазисом свободы.

— Некоторые политические деятели убеждены, что между Россией и Соединенными Штатами ведется ожесточенная борьба за влияние на Украину, что именно Америка вбивает клин между соседями-славянами...

— Это из разряда мифологии. Поверьте мне как бывшему послу в США: если взять соотношение влияния России и Америки на Украину, то оно будет десять к одному. Серьезного американского капитала здесь нет. Нет крупных фирм, огромных заводов типа «Дженерал Моторс».

Когда здесь формировались внеклановые коррупционные связи и приходили наивные американцы, предлагая открыть какую-то фирму, их тут не принимали, потому что не хотели с ними делиться. Или предлагали им такие условия, на которые те не могли согласиться, — давать взятки, принимать участие в грязных играх.

Политическое воздействие США ограничивается, может быть, президентским секретариатом или Министерством иностранных дел, поскольку американцы, естественно, высказывают свои взгляды по поводу того, что у нас происходит.

— Есть такие, кто утверждает, что итоги выборов в пользу президентства Виктора Ющенко подстроила американская агентура, используя современные технологии...

— Все это чушь собачья! Никаких данных о том, что американцы грубо вторгались в процесс голосования, нет. Вот россияне прямо сделали ставку на Януковича, откровенно его поддерживали и потерпели поражение. У Владимира Путина до сих пор при слове «Ющенко» аллергия. Он, амбициознейший человек, воспринял это как личное поражение, испытывая к Ющенко чуть ли не биологическое неприятие.

— Как вы оцениваете то, что происходит сейчас в России?

— Риторика Путина была жесткая, агрессивная. Вспомните его речь, произнесенную два года назад в Мюнхене, которую сравнивали с речью Черчилля, провозгласившего начало «холодной войны». А недавно он выступил в Давосе, и его речь уже кардинально отличалась. Что же произошло? Кризис. Уход инвесторов. Огромное падение рубля, которое почти равняется падению нашей гривны. Теперь речь Путина стала более мягкой, конструктивной.

Россия выбрала силовой вариант восстановления своего престижа. Один американский исследователь, который работал в правительстве, предложил теорию «soft power» («мягкой силы») и «hard power» («твердой силы»). «Мягкая сила» — это музыка, джаз, кино, поп-культура. То, чему поклоняется весь мир. В Индии, например, очень популярна американская музыка. Это влияние «мягкой силы».

А «твердая сила» — армия, флот, авиация, ракеты. В годы Буша американцы сделали ставку на «твердую силу». Перестали советоваться с кем-либо. Я там встречал людей, которые вообще считали, что ООН — антиамериканская организация. Чем это закончилось? Крахом войны в Ираке и серьезными просчетами американской политики.

Россия не должна повторять американских ошибок. Тем не менее ее власти хотят быть такими крутыми парнями: мол, Украина — это Малороссия, какая там у вас независимость? Выполняйте наши приказания!

«США высоко оценили Кравчука за то, что пошел на внеочередные выборы, но ставку сделали на Кучму»

— Вы как-то сказали, что только провокатор может призывать к враждебности против России. А как понимать то, что у нас переписывается история Украины, национальными героями провозглашаются деятели, вызывающие у соседей болезненные реакции?

— Это не провокация, а сознательные идеологические убеждения. В конце концов, не дело России оценивать, что такое ОУН-УПА. Организация украинских националистов сформировалась на территории Польши — против польского доминирования. Ее лидеры не были гражданами Советского Союза — это исторический факт.

С губернатором Техаса, будущим президентом США Джорджем Бушем-младшим. США, Техас, город Остин, 1997 год

Когда пришли Советы, начались повальные аресты, что вызвало ненависть у населения. А потом националисты — это мужики, которые с оружием в руках стали бороться за свои земли в Карпатах, в Прикарпатье. Они не щадили Красную Армию, но и она их не щадила. Это надо понимать. Были совершены преступления и с той, и с другой стороны.

Все очень сложно. Такова наша история, которую с наскока не разрешить — особенно при живых участниках тех событий. И не Москве отдавать приказы, как нам к этому относиться. Хотя я понимаю, что нужны акции не односторонние, а объединяющие.

— Как на ваших глазах менялось отношение США к Украине?

— Когда существовала комиссия «Кучма — Гор», на ее заседаниях и в Киеве, и в Вашингтоне украинские и американские представители давали всеобъемлющую оценку ситуации в Украине, обсуждали проблематику. Я как участник всех заседаний могу подтвердить: на 90 процентов то, что на них говорилось, было справедливо. Но давления на Украину — в противовес России! — ни вице-президент Альберт Гор, ни его соотечественники не оказывали...

Приезжали в Вашингтон наши «патриоты», начинали жаловаться: «Нас гноблять цi проклятi, вiковiчнi москалi!». У американцев — каменные лица. «Ребята, — говорили они, — с Москвой надо дружить». Во времена Билла Клинтона там очень высоко оценивали состояние американо-российских отношений и категорически не желали ухудшения отношений российско-украинских.

Когда разгорелся азиатский кризис, а в России был дефолт, именно Соединенные Штаты давали нам предостерегающие сигналы. Благодаря их помощи мы избежали серьезных последствий. И конечно, отношение Украины к НАТО во многом определялось позицией США.

— Как воспринимали американцы нашего первого Президента?

— Я был в команде, сопровождавшей Леонида Кравчука в ходе его первого визита в Америку, когда он встречался с Бушем-старшим. Американцы Кравчуку не поверили: мол, он из номенклатурной коммунистической элиты, не хочет проводить реформы, ему нет доверия — и поэтому отказали в поддержке. Единственное, они очень высоко оценили то, что Кравчук пошел на преждевременные выборы. Я их спросил: «Что случилось? Это же нормальная вещь». Они сказали: «Нет, это ненормальная вещь. Никто в СНГ не передает власть мирным путем». Они сделали ставку на Леонида Кучму.

— Но ведь Леонид Данилович тоже из коммунистического прошлого...

— Они говорили: это — «красный директор», но он прагматик, не идеологизированный, вменяемый, понимает, о чем говорит.

Исследователь Украины Эндрю Вилсон написал, что политика Кучмы представляла собой смесь советских и национальных стереотипов. И это в большой мере правда. С одной стороны, при нем отмечали дни рождения Щербицкого, а с другой — он возвеличивал Грушевского, проводил другие национальные акции. Он не работал на противостояние в обществе, не был односторонним.

Кучму можно понять, он технократ. Когда первая делегация Кравчука направлялась в Хьюстон, мы с ним ехали в одном автобусе. Вижу — сидит рядом молчаливый рыжий человек. Глядит в окно: «Ну, ты посмотри, какой порядок!». Привезли нас в космический центр. Берут его под мышки и тянут в этот самый челнок. Только его, больше никого туда не пускали. Спрашиваю: «Кто это такой?». Мне отвечают: «Ты что, не знаешь? Это же директор «Южмаша».

— Ему понравилась американская техническая цивилизация, царивший в ней образцовый порядок?

— Понравилась — не то слово. Мы с ним присутствовали при запуске нашего космонавта Леонида Каденюка. Впечатление незабываемое! Он был потрясен: «Я столько раз был на Байконуре, но такого не видел!».

Во время президентства Билла Клинтона Украина была очень популярна в Америке. Я могу об этом говорить, поскольку принимал участие в дипломатическом процессе тех лет, видел, что происходило в Белом доме. Леонид Кучма не был антиамериканским Президентом, он прекрасно понимал, что большой брат стоит у ворот и дышит в спину, оказывая серьезное давление. Осознавал, что нужен противовес, иначе Украина не устоит.

При нем было принято мудрое решение, что Украина перестает быть ядерным государством. Можно спорить лишь о том, что мы при этом продешевили (для сравнения: за уничтожение 175 стратегических ракет нам дали 175 миллионов долларов, а на музей Холокоста в Вашингтоне было выделено 200 миллионов).

«Телевидение влияет на центральную нервную систему человека, оглупляет его»

— Кто из американских политиков, с которыми приходилось общаться, вам больше всего импонировал?

— Билл Клинтон. Посмотрите на многих наших политиков. Это угрюмые держиморды, которые не умеют улыбаться. Как они отвечают корреспондентам: бежит рядом с кем-нибудь из них несчастный репортер с микрофоном, а он что-то буркнет, задом повернется и — пошел себе, надутый и важный.

Клинтон — мягкий, обаятельный, улыбчивый человек, который к тебе проявляет интерес, хотя, может быть, на самом деле ты ему неинтересен. Яркий политик, воспитанный в условиях конкуренции, путем естественного и искусственного отбора.

— Скандал с Моникой Левински не разрушил тот положительный образ Клинтона, который у вас сложился?

— Это было очень тяжелое время для него. По всем каналам смаковали пикантные подробности, хотели объявить импичмент. Хиллари Клинтон была очень расстроена, но вела себя достойно. Трудно представить, как она это выдерживала.

Клинтону не повезло. Зато когда пьяный Борис Ельцин упал в лужу, народ был в восторге: «Что вы там на него вешаете? Хороший парень, свой в доску!». То есть логики никакой.

С известным американским дипломатом, лауреатом Нобелевской премии Генри Киссинджером. Нью-Йорк, 1995 год

— С кем-нибудь из американских политиков выпивали?

— Ко мне в резиденцию приходили советник по вопросам национальной безопасности Энтони Лейк и первый заместитель государственного секретаря Строуб Тэлбот, который был правой рукой Клинтона во всем, что касалось России. Мы с ними выпивали по чарочке. Дарили гостям водку. Тэлбот смеялся. До этого он несколько лет работал в России корреспондентом одного из ведущих американских журналов. Был абсолютный москвофил, безумно любил Россию. Написал какую-то диссертацию о чукчах. Сейчас снова вернулся в политику. Когда мы сблизились, он предложил перейти на ты.

— На русском?

— На английском. Это очень просто. Если я говорю: «Мистер Назаренко...», это на вы. А если: «Михаил» — на ты. Хорошие отношения у меня были и с Альбертом Гором. В последний день пребывания в Белом доме он принял меня в своем кабинете. Я его встречал в Чернобыле. Он — экологист. Последний раз мы виделись в декабре прошлого года в Познани — на конференции ООН по изменению климата. Он прочел там уникальную лекцию, был в центре внимания. Я подошел, пожал ему руку.

— Как врач и политолог, вы поставили нынешней власти смелый диагноз: «тяжелое течение политической шизофрении с элементами паранойи». Как вы это объясняете?

— Я еще один диагноз поставил, первым обнародую его вам. Мы живем во время бешеных клоунов, которые сегодня захватили всю страну и отрицают все нормы классической морали. Люди не хотят терпеть, ожидать — хотят стать богатыми: немедленно и сейчас! Этим диктуется их поведение. Они думают, что Божьего суда нет, и начинают панически бояться только тогда, когда приходит последний час.

Я недавно прочитал книгу Барака Обамы «Дерзость надежды» (изданную еще до его избрания президентом США). Он говорит примерно о том же — о процессах аморального поведения, бесстыдства, охвативших людей. Во многом этому способствует телевидение. Альберт Гор, бывший вице-президент Соединенных Штатов, прямо писал, что телевидение каким-то образом влияет на центральную нервную систему человека, оглупляет его, примитивизирует.

— С другой стороны, телевидение, приглашая «под увеличительное стекло экрана» известных людей, кумиров, показывает их сущность, зачастую весьма непривлекательную...

— Так оно и есть. Телешоу сыграли огромную роль в понимании этих людей. Я бы сравнил программу Савика Шустера с прозекторской в морге: он вскрывает приглашенных, показывая их нутро, которое у многих ужасное! В результате за два-три года существования этих программ люди возненавидели своих политиков!

— Чем то, что наблюдается у нас, отличается от того, что творится в мире?

— Везде происходят общие процессы. Но в других странах существует традиционная демократия, политическая культура, которых нет у нас. Национальный характер украинцев — не государственный, а, скорее, анархистский: этакая махновщина, нежелание признавать авторитеты. Потому что у нас никогда не было своего государства, Украину всегда оккупировали другие страны. Поэтому я не верю в разговоры об очистительном кризисе, о том, что наши политики наконец-то поймут, что есть высшая цель, и начнут объединяться...

Все губит жадность. Партии, как хищники, разрывают Украину на части! И это очень усложняет задачу нашего выживания в мире, который очень изменился после ХХ века.

— В чем вы видите эти изменения?

— Старый миропорядок, который определялся лидирующей ролью Соединенных Штатов, уходит в прошлое, новый еще не определился. Поэтому возникает искушение играть не по правилам. Возможны межгосударственные конфликты, которые могут перерасти в мировые.

И поэтому мне просто обидно, что наши политики охвачены тем, что я называю украинским «пупоцентризмом», то есть сосредоточены на созерцании своего пупа. Это люди, которые вообще не понимают, в каком мире существуют. Они почему-то убеждены, что весь мир на нас смотрит и думает лишь об Украине. Да не так это!

Сегодня все государства в Европе поглощены своим ресурсным эгоизмом, национальными интересами, они в первую очередь пытаются сами выжить. Им дела нет до страны недоразвитой, которая находится в состоянии полнейшего хаоса. Нам в лицо так и говорят: «Вы, украинцы, надоели нам со своими псевдопроблемами! Мы устали от вас!».

«У Юлии Тимошенко компьютерное мышление. Она пластична, остроумна, но в глазах — жажда власти!»

— Каков ваш прогноз?

— Я предсказываю крах политических партий в том виде, в котором они на данный момент существуют. Возьмем, к примеру, Партию регионов. Эта партия крупного индустриального донецкого капитала представляет региональные вкусы лишь определенной части населения и не желает понимать, что есть еще и украинские ценности. Она не может быть только российской или пророссийской.

В свое время я как врач объездил всю Украину — нет области, где бы я не был! — и понимаю, насколько эта страна — сложное образование. Ну не может треть населения диктовать свою волю остальным.

— Не секрет, что и наш Президент представляет интересы далеко не всего населения...

— Он — националист-идеалист, воспитанный на своем видении истории. Но Виктор Андреевич нужен Украине, потому что украинскость нельзя искоренить или уничтожить, она все равно проявится. Сколько ни русифицировали большевики эту страну, сколько ни было репрессий, все равно находились люди, которые любят Украину. Тут никуда не денешься. Вопрос лишь в том, в каких формах ее любить.

Нам необходима политика исторической памяти и возвышения украинских ценностей. Но так же нужен человек — менеджер, который бы занимался экономикой, ее модернизацией без политических окрасок.

— Кого вы видите в этой роли?

— На нее могла бы подойти Юлия Тимошенко. Она — типичное дитя русифицированного города с его сложными связями, без национального компонента. Говорю это ей не в упрек: в Украине так живет если не половина, то 30-40 процентов населения. Юлия Владимировна и Виктор Ющенко совершенно по-разному мыслят. Они могли бы совместиться, лишь договорившись: один занимается историей Украины, ее образом во внешнем мире, какими-то национальными вещами, а другой — экономикой, но сегодня они переходят границы своей компетентности и пересекаются.

У Тимошенко мышление — моментальное, рефлекторное, компьютерное. Она — как быстродействующая машина: мгновенно на все реагирует. Очень адаптированная, пластичная, остроумная, с чувством юмора, что очень важно для политика. Блестящий имидж. Украинский язык. Внешние какие-то атрибуты. Но имеет ли она далекую перспективу?

Юрий Николаевич со своей семьей. Слева: дочь Богдана и супруга Мария, справа: сын Ярослав и невестка Марина. В центре: внук — Юрий Щербак-младший

— У вас на этот счет есть сомнения?

— Да. Она, как все революционеры, спешит. Все средства подчиняет цели. В ее глазах жажда власти как таковой! Те, кто верит в нее, надеются, что она умерит свои чрезмерные амбиции к управлению и станет мудрым государственным деятелем, для которого интересы Украины дороже всего. Иначе — крах.

— А Виктор Янукович?

— И тут есть сомнения. Виктор Федорович — человек из 50-60-х годов прошлого века. Говорят, что он последовательно добивается поставленных задач. Но сможет ли он управлять государством в ХХI веке? Украинской идеи он тоже не понял, не проникся ею. Попытка признания независимости Осетии и Абхазии — его большая ошибка. Это закрывает его перспективу как европейского политика. С такими взглядами там никто с ним не будет разговаривать. Нужен человек, который объединит общество.

— Можете кого-нибудь назвать?

— Сейчас сказать трудно. Из нового поколения могу выделить Арсения Яценюка — у него неплохой рейтинг. Это гибкий политик европейского типа, но гибкость может быть и его недостатком. Потому что при принятии важных решений, особенно если ты президент, нужно быть очень твердым.

Другой кандидат, который мне кажется наиболее перспективным, — Анатолий Гриценко. Прагматик. Твердый, у него есть черточка военная. Он, несомненно, государственник, который понимает, что происходит в стране. Увы, у нас скамейка запасных очень короткая, но я надеюсь, что реальный выбор будет больше.

— И все-таки надежда на то, что придет новый лидер, маловероятна...

— Я думаю, что население недолго будет пребывать в прострации из-за кризиса. Полный нигилизм и даже ненависть по отношению к властям во что-то выльются. Обязательно! После «оранжевой революции» я написал статью, в которой говорил, что такого типа революции не одномоментные.

Это была первая мелкобуржуазная революция в Украине — восстание против номенклатуры и той лживой машины, системы, которую она создала. Майдан поддержали представители среднего и мелкого бизнеса, которые сейчас говорят: «Мы жалеем, что тогда были такими наивными». Иными словами, мы подходим к моменту, когда произойдут какие-то неизбежные стихийные события, после которых появятся новые лидеры. Не хотелось бы, чтобы они произошли по французскому сценарию, когда во время арабских волнений пылали окраины Парижа. Или по греческому, когда были грабеж и насилие.

«Мне вполне по силам написать эротический роман»

— Вас как писателя радует то, что повсеместно насаждается украинский язык, или не очень?

— Я люблю рiдну мову и хотел бы, чтобы как можно больше людей разговаривали на ней. Но я понимаю, как непрост этот процесс. В Канаде представители диаспоры предъявляли мне претензии: «Почему в Украине до сих пор говорят по-русски?». Я отшучивался: «Вы что, забыли, в какой стране мы жили? До сих пор инерция такая. Почему вы сами на ваших собраниях говорите по-английски?».

И привел им такой пример. В период, когда мы заключили с американцами соглашение об уничтожении ядерного оружия, я, уже как посол Украины в США, приехал в Хмельницкую область и посетил шахтно-пусковые установки для стратегических ракет. Разговаривал там с одним полковником. Он сказал: «Я украинец, люблю Украину. Но вот представьте, 25 лет провел в Казахстане на Байконуре и не могу говорить по-украински, хотя пытаюсь».

Спрашиваю представителей диаспоры: «Ответьте, кому лучше заниматься ракетами: тому, кто досконально понимает технологические процессы, но говорит по-русски, или тому, кто ничего в этом не смыслит, но знает украинский язык?». Они люди умные, подумали и сказали: «Пусть будет тот, кто разговаривает по-русски».

— Вы были успешным писателем: вас наградили литературной премией имени Яновского, ваша книга нашумела во всем мире, — и вдруг все это оставили и с головой ушли в политику. Что случилось?

— Мне самому больно об этом думать. Понимаете, когда я стал послом в Америке, многие профессионалы считали: это у него временно, посидит год и бросит... И я понял, что мне брошен вызов — предстоит адская конкуренция. Или стану настоящим дипломатом, или спасую.

Я был истощен, изможден этой ответственной и очень нервной работой. У меня совершенно не было времени на всякое писание. И я дал интервью «Литературной газете», где сказал, что сейчас занимаюсь политикой, такими глобальными вещами, что не могу себе позволить делать литературу.

Может, я ошибался. За то время, когда я был послом, мои коллеги-писатели создали интересные произведения, хотя и не востребованные, к сожалению. Сейчас эпоха не литературы, а гламура, постмодерна, мата. Я тоже владею этой лексикой, мне вполне по силам написать эротический роман, но это все несерьезно.

А вообще-то, я сейчас задумал две вещи. Не знаю, как получится: силы с возрастом не прибавляются. Знаете, у Славомира Мрожека есть пьеса о национальном герое поляков типа Костюшко: его похоронили, а он потом оживает. И оказывается, что этот человек сейчас никому не нужен. Вот я и думаю: не обо мне ли это?

Если вы нашли ошибку в тексте, выделите ее мышью и нажмите Ctrl+Enter