Лариса КАДОЧНИКОВА: "Когда жена Глазунова познакомила меня со своим мужем, он сказал: "Я буду вас рисовать", и у нас начался бурный роман"

Однажды я прочитал, что у актрисы Ларисы Кадочниковой неправильная красота. Глупости! Какие тут могут быть правила? Тем не менее ее удивительное лицо, тонкость, изломанность и хрупкость раздражали женщин и неудержимо влекли мужчин, особенно отмеченных искрой Божьей. Поклонники посвящали Ларисе стихи, гусарски пили шампанское из ее туфельки, приносили ей в жертву карьеру. И конечно же, мучительно любили и ревновали. В звездной биографии народной артистки Украины и России десятки картин - удачных и не очень, - но главным, это сегодня очевидно, стал гениальный фильм Параджанова "Тени забытых предков". В бурной жизни Ларисы (уже Валентиновны?) было много романов, прекрасных и удивительных отношений, но выстраивать их по ранжиру еще не время. Впрочем, не сомневаюсь: о них еще напишут потрясающую книгу, а может, и не одну. Там непременно будет глава о культовом художнике, для которого она стала музой. О талантливом операторе, который мечтал (догадываетесь, почему?) написать 100 ее портретов и изводил зарплату на телефонные переговоры с красавицей-женой. О спившемся поэте, который так и не посмел признаться в своих чувствах и годы спустя, перед смертью, приехал проститься. О потерявшем из-за нее голову и работу директоре театра, который после каждого спектакля выносил на сцену ее любимые цветы... Все это было вчера, но и сегодня не дает покоя, требует выхода. Не случайно, наверное, глянув некогда на ее рисунки, Параджанов воскликнул: "Тебе надо рисовать!". А недавно Лариса Кадочникова вообще взялась за совершенно другое ремесло - написала пьесу о двух гениальных любовниках: французской писательнице Жорж Санд и польском композиторе Фридерике Шопене. Как же повезло киевлянам, что вот уже 40 лет эта удивительная женщина выходит на сцену Театра имени Леси Украинки! Она играет, ни на что больше не претендуя, хотя могла бы, наверное, поставить на место завистниц, систематически отравлявших жизнь, могла бы обратить свою славу и данные рождением связи в звонкую монету. Нет, Лариса, чье имя переводится как чайка, твердо знает: "Актриса должна страдать"...

"МАМА ИСКРИЛАСЬ ПРАЗДНИКОМ, КАК ШАМПАНСКОЕ. В НЕЙ ЧТО-ТО ПУШКИНСКОЕ БЫЛО"

- Видя вас на сцене или на экране, я всегда почему-то думал, что вы любимица фортуны. Вам посчастливилось быть дочерью замечательной актрисы Нины Алисовой, которая в 18 лет сыграла Ларису в фильме Протазанова "Бесприданница". После этого, насколько я знаю, судачили, что вашим настоящим отцом был Протазанов...

- Ну (загадочно), вообще-то, слухи такие ходили...

- Вы не только родились в блистательной кинематографической семье, но и сами стали актрисой. Толпы таких же красивых девчонок безрезультатно штурмовали театральные училища и институты, конкурсы были тогда...

-...сумасшедшие!

-...а вот вы поступили во Всесоюзный государственный институт кинематографии. ВГИК - это же святая святых, Мекка... Но и это еще не все. Вашими соседями по дому были Герасимов с Макаровой, Ладынина с Пырьевым, Калатозов, в гости запросто приходили великие актеры того времени... Скажите, это окружение, обстановка сильно повлияли на вашу последующую жизнь?

С Иваном Миколайчуком в фильме Сергея Параджанова "Тени забытых предков"

- Действительно, детство мне выпало уникальное. Наш дом населяли кинематографические семьи: актеры, режиссеры - в общем, знаменитости необыкновенные. Мы все очень дружили. Богатства ни у кого не было, поэтому двери никогда не запирались. Мы бегали по квартирам, ходили друг к другу в гости. Все, за исключением Герасимова и Макаровой...

- Там двери запирались? Было что прятать?

- Ой, это нечто особенное... К ним очень трудно было попасть - я лишь раз побывала в их хоромах, девчонкой. Хозяев как раз дома не было, и меня зазвала их племянница. Тогда все как-то обходились без мебели. У нас, например, даже стола не было: готовя уроки, я брала тетрадку и писала на полу. А тут мы заходим, и я вижу...

-...что бывает и другая жизнь?

- Да! Все такое дорогое, массивное, сверкающее. У них были соединены две квартиры, и красиво было, как в сказке. Одним глазком мне разрешили заглянуть в спальню Тамары Федоровны, а там - шелковые занавески, балдахин над огромной кроватью, портрет из "Маскарада" - она в полный рост, в белом платье. Мне показалось, что здесь какая-то принцесса живет. Ну кем я тогда была? Маленькая худенькая девочка с длинным носиком...

-...с большими глазами...

-...и (смеется) прямыми волосами. Болезненная, я всего боялась, стеснялась, и вдруг попала в эту роскошную обстановку. Вышла потрясенная, и это осталось во мне на всю жизнь.

Иногда к дому подъезжала какая-то машина - импортная, больше такой я ни у кого не видела, - оттуда выходили Герасимов и эффектная, вся в мехах Макарова... Королевой она шла к своему подъезду, а вся детвора выстраивалась по сторонам и, разинув рты, смотрела. Потом, когда дверь за ними закрывалась, мы пытались пройти, так же прямо держа спину и никого не замечая. Я ужасно подражала ей даже студенткой.

- Тамара Федоровна не казалась вам чересчур холодной?

- Тогда я об этом не думала. Видела только, какая она красивая, как потрясающе одевается. Все вокруг нее было загадочно, и Герасимов какой-то таинственный... Наша жизнь была куда демократичнее.

- Говорят, брак Герасимова и Макаровой основывался не на взаимной любви, а на коммерческом расчете, точь-в-точь как другой кинематографический союз - Орловой и Александрова...

- Об этом я услышала позже, а тогда мы были еще детьми и ничего не знали. Домашняя атмосфера у нас была уникальной. Моя мама родом из Киева, она, я считаю, из той породы женщин, которых достаточно раз увидеть, чтобы влюбиться на всю жизнь.

- Красивая была?

- Не столько даже красивая... Понимаете, мама изнутри светилась. Это была какая-то необыкновенная аура добра, она искрилась праздником, как шампанское. Что-то пушкинское в ней было: черные огромные глаза, кудрявые волосы, энергетика... Недаром она Пушкина так любила! Мама притягивала к себе множество людей. Приходил кто хотел: собирались актеры из Вахтанговского театра, из нашего дома.... Вина на столе не было, особой еды тоже - только чай, печенье, сахар... Ну и, конечно, гитара, улыбки, смех.

- Богемная обстановка... В чем в послевоенные годы она выражалась?

- Сидели до полуночи, могли и до утра - это были уже не вечеринки, а ночники... При этом я никогда не видела пьяных, и мама никогда не пила. Разговор шел в основном об искусстве: о творчестве, об успешных спектаклях, о событиях в кино и литературе. У нас, помню, читали стихи, пели романсы... Даже арии иногда!

"Я НЕ УВЛЕКАЛАСЬ СПИРТНЫМ - ОРГАНИЗМ НЕ ПОЗВОЛЯЛ, - А РЕБЯТА ГЛУШИЛИ ГОРЬКУЮ"

- В 80-90-е годы посиделки были другие?

- К этому времени я уже жила в Киеве, но к нам приезжали друзья из Москвы, приходили художники... Мы собирались на кухне, мы пили...

- Много?

- Я не увлекалась спиртным - не позволял организм, наследственность, а ребята глушили горькую до утра. Правда, я не припомню каких-то пьяных, жутких эксцессов... Вот чтобы кто-то на пол падал, не мог встать или выйти. Людей, которые собирались, - а их было очень много - объединял в первую очередь талант, и говорили, как ни странно, только о творчестве: о картинах, книгах, стихах, прочитанных в свежем номере журнала, об украинских писателях и поэтах... Это будоражило необыкновенно, причем мы искренне радовались чужому успеху.

Когда я снялась в "Тенях", картина везде шла с триумфом, но никто никогда не чувствовал себя примадонной, звездой. Этого слова вообще в обиходе не было. Нам не говорили: "Ой, вы сняли шедевр, получили столько премий!"... Все выглядело скромно...

Знаете, почему? Вокруг были очень талантливые люди, перед которыми как-то неудобно нос задирать. Была не конкуренция, а нормальное творческое содружество... Помню, как счастлив был Параджанов, когда Леня Осыка снял "Каменный крест". Сергей рассказывал всем, что появилась гениальная картина, как говорится, поднял Осыку, и все стремглав бежали смотреть новую ленту...

После "Теней" был особый период... Тогда вся интеллигенция Киева: поэты, писатели, художники, журналисты, врачи - считали своим долгом попасть на студию, если там просматривался материал, шли пробы. А уж когда картину сдавали, собирался весь город. Понимаете, какое-то другое время было, хотя очень сложное, трудное. Я, например, получала копейки, но кто обращал на это тогда внимание? Мы были бессребрениками...

- Триумф, всемирная слава... Тем не менее вас не особо хотели принимать во ВГИК по причине некинематографической внешности...

- Это уму непостижимо: конкурс во ВГИК был тысяча человек на место! Как я прошла? Думаю, повлияло все-таки мамино имя. Она никуда не звонила, но все знали, конечно, что я дочка Алисовой... В то время актерские династии не очень-то поощрялись, наоборот, и все-таки Ольга Ивановна Пыжова, которая вместе с мамой снялась в "Бесприданнице", играла Огудалову, меня взяла, приняла в свою мастерскую, хотя я ей решительно не нравилась. Я не была похожа на маму - худая, а она тощих не любила, потому что блистала во МХАТе...

- Ну да, там все примы были в теле...

- Ей нравились такие женщины, как Тарасова, она сама, ее раздражал мой острый нос, то, что я вся какая-то нервная...

- А вы по поводу носа комплексовали?

- Очень! Потом, со временем, операторы умудрялись снимать меня хорошо, ничего даже заметно не было, а вот на фотографиях и на экране в первые годы я выглядела ужасно!

- А это правда, что вы должны были сыграть Наташу Ростову в фильме Бондарчука "Война и мир", но из-за носа вас забраковали и сняли в этой роли Савельеву?

- Да, правда. Даже Тамара Федоровна Макарова, которую я обожала и на которую молилась (она во ВГИКе преподавала вместе с Герасимовым), обо мне говорила: "У этой девочки очень длинный нос, который протыкает экран. Ее надо убрать". Потом, уже после "Теней", когда мы вместе отдыхали, она меня полюбила. Вернее, стала как-то снисходительно относиться: мол, ничего, ничего... Ну нос... Ну что же теперь?

- Дескать, и с таким носом люди живут...

- (Смеется). Конечно, во ВГИКе я много плакала, переживала из-за того, что такая худая...

- А что тут причиной - голодное детство или конституция?

- И то, и другое. Я росла слабенькой, болячки одолевали. И пусть бы только худая... Тогда все девочки были в основном тощенькие, это хорошо выглядит на экране, но нос... Потом возникла новая проблема... Будущие операторы и режиссеры, которые тоже учились во ВГИКе, приглашали нас, естественно....

-...поучаствовать в студенческих работах друг друга?

- Да, ребята снимали, а Ольга Ивановна приходила смотреть их ленты. Она всегда была настроена критически, все ей не нравилось. Однажды говорит: "Лариса... Вы такая слабенькая, такая болезненная. Давайте попробуем Достоевского".

Я выучила Неточку Незванову. Помню, было очень много людей. Вышла на сцену, вся вибрируя: а-а-а! Меня била мелкая дрожь, глаза наполнились слезами... Я стала читать про маленькую девочку - несчастную, одинокую... Смотрю, в зале плачут, свои же сокурсники! А знаете, что такое во ВГИКе заплакать? Пыжова сказала: "Я поняла, ты актриса Достоевского, ты должна его играть!". Кстати, после этого я сыграла только в "Игроке", и то Бланш - француженку.

Ольга Ивановна почувствовала во мне какую-то нервозность, излом - это ей тоже не нравилось. Она считала, что в театральной актрисе ничего подобного быть не должно, а это как раз было новое направление в кино...

"ВЛЮБИТЬСЯ В ОЛЕГА ЕФРЕМОВА? У МЕНЯ ДАЖЕ МЫСЛИ ТАКОЙ НЕ ВОЗНИКАЛО"

- В "Современнике", куда вас приняли после окончания ВГИКа, на нос внимания не обращали?

- Нет (смеется), не обращали.

- Это было начало 60-х - в "Современнике" подобралась совершенно потрясающая труппа: Ефремов, Евстигнеев, Волчек, Кваша... Сложно было среди этих прекрасных актеров не затеряться? Как вас там приняли?

Лариса Кадочникова и ее муж Юрий Ильенко в фильме "Мечтать и жить"

- Ой, это такое счастье... Я благодарю Бога за то, что работала в "Современнике"... Попасть туда было невозможно. Однажды, еще до поступления, я пришла на "Голого короля", увидела Евстигнеева... Вся труппа играла там, большинство - в массовке. И вот стою в конце, аплодирую. "Господи, - думаю, - если бы я попала в этот театр, была бы самой счастливой женщиной на свете".

Дело случая! Сокурсник договорился там показаться и попросил ему помочь. Он должен был играть социального героя. Вдвоем туда приезжаем... Легко представить себе наше состояние. Маленькая комната...

- А кто просматривал?

- Галя Волчек и все ведущие актеры - Толмачева, Кваша, Евстигнеев... За исключением Ефремова. Не могу сказать, что не волновалась, но... Я знала, что меня никогда в эту труппу не возьмут, потому что вокруг полно классных актрис. Вдобавок у меня уже было распределение на студию Горького.

- Тоже не худший вариант...

- Мы вышли, как-то встали, начали, и вдруг пошло, пошло... Все стали хохотать, а в конце зааплодировали. Волчек отозвала меня в сторону - при этом же актере, с которым я пробовалась! - и спросила: "Лариса, вы хотите работать в нашем театре?". Я ей: "Мечтаю!". - "Пожалуйста, мы вас берем!".

- И сокурсника взяли?

- Его нет.

- Какая трагедия!

- Мне было так перед ним неудобно... Он почему-то не понравился, а может, молодой социальный герой у них уже был. "Боже! - думаю. - Это же такое счастье! Можно за руку Евстигнеева подержаться!".

Каждое утро я убегала из дому, поздно вечером возвращалась - целый день только в театре. В труппе 40 человек. Все талантливые, друг друга любят, радуются чужому успеху...

- "Современник" на подъеме...

-...и репетиция - это праздник. "Репетиция - любовь моя", - как говорил Эфрос. Никакой зависти: сегодня ты играешь главную роль, а завтра выходишь в массовке. Один день я разматывала коврик в "Голом короле", а на следующий была принцессой. Ввела меня в спектакль Нина Дорошина, моя любимая подруга, которая играла эту роль гениально. Вы можете в наше время представить приму, которая пришла бы к главному режиссеру и сказала: "Пожалуйста, пусть эта актриса тоже играет принцессу"? И так было не с одной ролью!

- Вы упомянули Олега Ефремова, который позднее, в начале 70-х, ушел из "Современника" и возглавил МХАТ. Не только мощная фигура и выдающийся режиссер, но и мужчина, насколько я знаю, был удалой. Говорят, все ведущие актрисы обоих театров: Вертинская, Мирошниченко, Доронина, Покровская и многие другие дамы - пережили с ним романы... Я где-то читал, что ваша искушенная мама предупреждала: "Лариса, ты идешь в "Современник"? Значит, у тебя будет роман с Ефремовым". Почему она этого так боялась?

- (Улыбается). Слухи по Москве ходили, что Ефремов ни одну молодую актрису не пропускает... Понимаете, в него просто невозможно было не влюбиться. Художественный руководитель, наш отец!.. Он не столько даже красив был, сколько талантлив, необыкновенно тонок. Мы все его обожали...

-...и влюблялись. Вы тоже?

- Нет, мне даже в голову это не приходило. Я дружила с Ниной Дорошиной, а у них как раз в то время разгорелся роман. Мама была счастлива (смеется)...

- Долго длились романы Ефремова?

- По нескольку лет. Причем они шли параллельно... Все это знали и как-то нормально к такой любвеобильности относились. Считалось, что творческий человек обязательно должен быть увлечен актрисой, это даже поощрялось.

- Актрисы из-за Ефремова не выцарапывали друг другу глаза?

- Стычек не помню, но страдали, я это видела, все: Нина, потом Алла Покровская, ну и Толмачева - по-моему, у них тоже был роман. Но, несмотря на это, все его обожали: "Ах, Олег!". Да и страдания актрисе необходимы.

- Вы, по-моему, играли в "Современнике" три года?

- Да, а потом меня утвердили в "Тенях". Я пришла к Ефремову и сказала: "Олег, я начала сниматься у Параджанова". Он тогда, конечно, понятия не имел, кто это такой. Объяснила, что вышла замуж за Ильенко (о нем Ефремов тоже слышал впервые). "Мне, - говорю, - надо личную жизнь устраивать, и я, может, уеду на год в Киев". Этого он простить мне не мог.

- Был театр, и вдруг какая-то личная жизнь...

- Поймите: из "Современника" никто не уходил! Я играла прекрасные роли, он ко мне замечательно относился...

Ефремов тут же все подписал и, сколько после этого я с ним ни встречалась, делал вид, что вообще меня не знает. Театр был его детищем, родным домом, а все актеры - детьми. Он, как цыплят, собирал их вокруг, никого не хотел отпускать, а Кадочникова взяла и уехала...

"ГЛАЗУНОВ ИЗНАЧАЛЬНО СЧИТАЛ, ЧТО ОН ГЕНИЙ И ВСЕ ДОЛЖНО ПРИНАДЛЕЖАТЬ ЕМУ"

- По поводу личной жизни. Был такой прекрасный поэт и драматург Геннадий Шпаликов, который написал сценарий фильма "Я шагаю по Москве" и известную песню к нему...

- Мы вместе учились...

- Я зачитаю, с вашего позволения, одно из его стихотворений. Посвящается оно Ларисе Кадочниковой...

- Думаю, мало кто знает, что художника, чей бурный роман с юной Ларисой Кадочниковой обсуждала тогда вся Москва, звали Илья Глазунов. А что, интересно, вызвало такую неистовую ревность у Шпаликова? У вас и с ним был в то время роман? Или флирт?

- Никогда в жизни! Мы просто дружили, очень нежно друг к другу относились, но никаких отношений не было...

- Позвольте, но просто друзья не лелеют в душе такую мрачную мечту - зарезать соперника...

- О существовании этого стихотворения я узнала много позже, а во ВГИКе ничего не замечала... Когда мне сообщили, что он это написал, сначала даже не поверила.

- Сам он вида не подавал?

- Может, что-то скрывал... Кстати, когда студентами мы собирались, ребята выпивали, а Гена - никогда. Брал гитару и пел свои чудесные песни. Потом все с выпивкой завязали...

-...а он начал...

- От этого и погиб (Шпаликов уехал на дачу и там повесился. - Д. Г.).

Уникальный он был человек. В начале 70-х приехал к нам в Киев, не предупредив, не позвонив даже заранее. Пришел с бутылками, какой-то опухший, обреченный, на себя прежнего совершенно непохожий. Мы допоздна сидели, говорили о кино, Гена все жаловался на безработицу. Я так и не поняла тогда, зачем он приезжал...

Илье Глазунову было 30, Ларисе - 18...

- А почему ваш роман с Глазуновым все обсуждали? В нем был какой-то особый надрыв, интрига?

- Просто это выплеснулось очень сильно, бурно. Илья был уже тогда знаменит. Когда открылась его первая выставка, по-моему, на Кузнецком мосту, туда началось паломничество. Мы с мамой тоже пришли, выстояли очередь. Я увидела совершенно необыкновенные рисунки из серии "Петербург Достоевского". Графика меня поразила: это было что-то новое, ни на что не похожее...

Тут-то к нам и подошла молодая красивая женщина с огромными фиалковыми глазами, с челочкой. "Нина Ульяновна, - представилась она маме, - я Нина, жена Глазунова. А с вами кто?". Мама в ответ: "Это моя дочь, Лариса". - "У нее удивительные глаза - Илья бы ее, наверное, замечательно нарисовал". Она познакомила меня с мужем, тот сразу сказал: "Я буду вас рисовать", и у нас закрутился роман.

- Жена знала?

- (Вздыхает). Знала. Она, конечно, удивительная женщина. Я никогда не встречала такой преданности мужу, ума, цельности натуры. Замечательная художница, Нина посвятила всю жизнь Илье. Поэтому Глазунов не расходился с женой, очень уважал, ценил ее мнение. Я была 18-летней девчонкой и понимала лишь, что между нами необыкновенная любовь. Я не отдавала себе отчета, что так поступать нельзя, тем более что всецело Илье доверилась. Ему уже было за 30, он - мощная и сильная фигура, которой женщины подчиняются...

- Он ввел вас в общество, куда доступ был вам закрыт по определению?

- Нет, этого не было. Брал на какие-то дипломатические приемы, но их и во ВГИКе хватало... Илья очень много меня рисовал.

- У вас сохранились рисунки?

- Нет, Глазунов не подарил мне ни одного.

- Да вы что?!

- Да. Илья, как и Нина, его жена, был изначально уверен, что он гений и все должно принадлежать ему. Я так же считала и ни на что не посягала. В это время, между прочим, меня пригласили в Голливуд, предложили сразу же подписать контракт. Глазунов это поддержал, но когда во ВГИКе обо всем узнали, мне такой закатили скандал! Куда? У нас в СССР, кроме вас, есть звезды! Вы что, хотите из ВГИКа вылететь? Естественно, я напрочь забыла, что Голливуд существует.

- Почему же вы с Глазуновым расстались?

- Потому что это были три года муки. Муки и страдания... Все-таки с таким человеком должна быть женщина, которая может себя целиком посвятить ему. Я же, при том, что очень его любила, хотела нравиться, мечтала быть актрисой, сниматься. Илья это понимал и выбрал, конечно, женщину преданную...

"НИНА ВЫБРОСИЛАСЬ ИЗ ОКНА, ПРЕДВАРИТЕЛЬНО НАДЕВ ЗИМНЮЮ ШАПКУ"

- А со своим будущим супругом Юрием Ильенко вы как познакомились?

- С Юрой мы вместе учились во ВГИКе, только он курсом старше. По-моему, вдвоем с Сашей Княжицким, замечательным оператором, который, к сожалению, ушел из жизни, они были в меня влюблены, а у меня был роман с Глазуновым, и я на них никакого внимания не обращала. Ну ходят два красивых парня, меня снимают, но Илья - это совсем другое.

- Кстати, после этого вы с Глазуновым встречались - лет через 20?

- Встречались. Это было очень нелегко. Я как бы вновь вернулась в прошлое, прекрасное и трагическое, почувствовала то безумие. Что-то перевернулось внутри, зашевелилось.

- Не хотелось снова там оказаться - ну хоть на пару дней?

- Хотелось, но это было невозможно, потому что я увидела другого человека, изрядно потрепанного жизнью. Уже во время нашего романа Глазунов знал, что он гений, а за последующие 20 лет...

-...убедился в этом окончательно?

- Да, плюс годы наложили свой отпечаток. Передо мной был признанный, известный всему миру художник... Во множестве стран у него прошли выставки, он поднялся на другие ступени. Встреча была тяжелая, грустная. Я, кстати, показала ему свои рисунки, но Глазунов внимания на них не обратил. Только он, гений, вправе рисовать, а я и такие, как я, не должны портить бумагу. (Смеется). Он глянул мельком: "Ну да, ничего!" - и закрыл папку.

Недавно я была в Москве, где открылся его музей...

- Собственный?

- Да! Потрясающее здание - огромное, роскошное, на четыре или пять этажей, там сотни картин. Меня потянуло, потому что с этим человеком многое в жизни связано. Пробежала с подругой по залам, увидела своих пять портретов... Подружка кричит: "Ой, Лариса, смотри!". Я в ответ: "Тише, тише!". Подошла, вспомнила, когда и как он рисовал каждый. На двух даже написано: "Лариса"...

- Плакали?

- (Грустно). Конечно же, плакала, потому что это было то настоящее, которое случается раз в жизни, уходит и никогда не возвращается.

Там много работ выставлено. Есть изумительные портреты жены, трагические, как и ее судьба. Вы ведь знаете, чем это закончилось?

- Нет!

- Нина выбросилась из окна, предварительно надев зимнюю шапку. Хотела уберечь лицо, потому что боялась: не дай Бог Илья увидит ее некрасивой. Это случилось перед его выставкой. Значит, произошло что-то такое, что невозможно описать...

- Вернемся к Ильенко. Это он познакомил вас с Параджановым?

- Да. Юра окончил ВГИК, его пригласили в Украину. В Киеве он встретился с 40-летним Параджановым, который собирался снимать по Коцюбинскому "Тени забытых предков". Сергей посмотрел его картины, ему понравилась операторская работа, и они почувствовали обоюдное понимание: Юра как модернист-оператор, эдакий Урусевский, и неистовый Параджанов.

Начались пробы, поиск актеров, и Сергей приехал в Москву. Естественно, никаких разговоров о съемках у нас с Юрой не было. Я работала в "Современнике", меня очень любили, играла главные роли, при этом каждый день пробуясь и снимаясь на "Мосфильме". Спрашивается, зачем мне ехать на студию Довженко? Но Юре хотелось меня из Москвы вырвать. Помню, идем мы по улице Горького на встречу с Параджановым. Юра сказал: "Сейчас ты увидишь режиссера. Он не то армянин, не то грузин"...

-...и вообще, не поймешь кто...

- Было лето, стояла теплынь, кругом полно народу. Вдруг вижу: сидит на черном чемодане в черном костюме, в черной шляпе большой оригинал кавказской, как теперь говорят, национальности.

- Ну прям черный человек...

- Мы: "Здравствуйте". - "Здравствуйте!". Все очень мило, как всегда, с шармом. Вдруг Параджанов воскликнул: "Юра, это же Маричка!". Юра что-то в ответ буркнул, а Параджанов: "Все, пробовать больше никого не будем!".

Естественно, раз режиссер и оператор были за, дирекция меня утвердила. Понимаете, это судьба.

"ПАРАДЖАНОВ СНЯЛ ГЕНИАЛЬНЫЙ ФИЛЬМ И ДОЛЖЕН БЫЛ ЗА ЭТО РАСПЛАТИТЬСЯ"

- Что ж, далеко не у каждой актрисы в жизни бывает фильм, который обошел экраны всего мира и взял бессчетное количество призов...

- 101 международную премию.

- А что за личность был Параджанов? Его называют сумасшедшим, гением, гомосексуалистом, преступником, человеком, который любил делать щедрые подарки, ловким спекулянтом, жуликом, мистификатором. Впрочем, все сходятся на том, что человеком он был хлебосольным. Говорят, на площади Победы, в его двухкомнатной смежной квартире на шестом этаже...

-...такая же сейчас у меня (смеется)...

-...двери вообще не закрывались, гуляли одновременно по 50 человек. Что это за коктейль такой в нем бурлил?

- Вы его достаточно полно охарактеризовали. Если сравнивать с тем же Глазуновым - полная ему противоположность.

- Он гений был?

- Безусловно! Конечно, тогда мы этого не знали, но понимали: Параджанов - незаурядная личность. Он все время жил в театре, который вокруг себя создавал, подмостками ему служили дом, студия, троллейбус, улица... Один он никогда не ходил, всегда следом за ним с криком и шумом тянулся шлейф его друзей. Завидев их, все на улице останавливались. При однообразной, скучной нашей жизни, когда повсюду только серый и черный цвет (такое ощущение, что постоянно была зима или грязь), вдруг праздник, весна и цветущие каштаны. Люди невольно к Сергею тянулись, чтобы хотя бы пять минут пожить в этой фантастической атмосфере, немножко глотнуть свежего воздуха.

Действительно, двери его дома были всегда открыты. Всегда! Почти каждый день приходили мы с Юрой, Осыка с Тоней Лефтий... Я вообще не знаю, кто со студии у Параджанова не бывал. Шли, выкладывали свои беды... Допустим, запускалась новая картина. Сережу просили: "Идею подкинь!", и он тут же решал ребус сценария, предлагал миллион вариантов. Человек уходил окрыленный: "Вот здорово! Мне даже в голову такое прийти не могло".

- Сколько раз он был под судом?

- По-моему, два раза - в Грузии и в Киеве. Это такое безумие! Я считаю, что позор и муки были предназначены ему судьбой за "Тени". Он снял гениальный фильм и должен был за это расплатиться...

- Параджанов действительно на себя иногда наговаривал? Придумывал несуществующие вещи и за это потом страдал?

- Он вообще не знал рамок, не думал, что сказать можно, а что нельзя. Тогда, вы же знаете, люди все-таки боялись сболтнуть лишнее.

Ну, например, мы с "Тенями" должны были лететь на фестиваль в Аргентину. Оформлять начали четырех человек: Параджанова, Ильенко и героев фильма - меня и Ивана Миколайчука. Нас с Ильенко спрашивают: "У вас дети есть?". - "Нет!". - "Значит, придется кого-то одного выбрать".

- Чтобы семья не осталась в Аргентине?

- Конечно. Наверху решили, что лучше послать актрису, и Ильенко отпал... Оформляют документы Параджанову. Ну как же, чтобы режиссер и не поехал на фестиваль? А тогда волокита перед загранпоездками тянулась по три месяца... Выездная комиссия, кучу согласований надо пройти. Наконец, выходим на финишную прямую, и вдруг... Сергей, предвкушая заманчивую поездку, идет по улице и кричит: "А мне билет только в одну сторону, в Аргентину. Обратно не надо".

- Он это в шутку кричал?

- Как всегда, в шутку.

- И не поехал?

- Нет. На фестиваль мы полетели вдвоем с Иваном. Это был сумасшедший успех! Вот там-то мы поняли, что привезли гениальный фильм. После просмотра весь зал встал. Гром аплодисментов, все ринулись к нам - только бы дотронуться! Бесконечные банкеты какие-то, нас все узнают, мы в центре внимания. Неделю, пока мы там были, чувствовали себя звездами, а потом приехали сюда, и все моментально закончилось.

- Это правда, что Параджанова осудили за гомосексуальную связь с сыном бывшего заместителя председателя Совмина Украины?

С мужем Михаилом

- Подробностей я не знаю. Да, его в этом обвиняли, но лично я, сколько бывала у него дома, никогда ничего компрометирующего не видела. Больше того, мне всегда казалось, что ему нравятся женщины. Сергей безумно любил свою жену Светлану (потом он с ней разошелся, но всю жизнь поклонялся лишь ей) и вообще восторженно к женщинам относился. Конечно, при желании власть предержащих обвинить можно в чем угодно. Они захотели - и процесс пошел. Потом, вот что страшно, Сергей стал в это играть.

- Говорил, что я, дескать, не только этого, но и того, другого, третьего?

- Да, да! К нему же в дом приходило очень много молодежи. Она тянулась к Сереже, как к свежему воздуху. Параджанов обожал работать с ребятами, объяснял им, что такое кино. Он был для них мудрым педагогом, наставником. Может, оттуда и пошел этот слух нехороший?

Понимаете, вдруг стала прилипать грязь. Он же необыкновенно добрый... В моей жизни было два человека такой доброты: он и мама, которая могла все подарить. Когда к нам приходили люди, она открывала шкаф: если нравится, бери все, что угодно. Параджанов все, что ему дарили, тут же передаривал. У меня, как и у многих, столько его вещей хранится... Потом он мог позвонить и сказать: "Лариса, отдай тот серебряный пояс, что я тебе подарил, обратно!". Я, зная, что Сергей уже собрался кому-то снова его передарить, говорила: "Нет, не отдам", и все на этом заканчивалось. Мне смешно, когда говорят, что у него какие-то бриллианты были под половицей спрятаны... Стоял деревянный стол, лавки, иконы, какие-то его работы - он начинал писать...

Я видела его в 40 лет, когда он снял "Тени", и потом, уже в конце жизни... Внешне Параджанов стал выглядеть намного лучше. Седая голова, белая борода - какой-то Моисей, старец красоты невероятной... Он никогда не был святым, никогда, но что-то необыкновенное в лице появилось. Трагическое, талантливое, умное... Завидовали ему безумно...

- У него были две любимые актрисы - вы и Софико Чиаурели. Софико мне рассказывала: когда Параджанова посадили, за него хлопотали Чиаурели как депутат Верховного Совета СССР и 80-летняя Лиля Брик. Брик попросила своего друга французского писателя-коммуниста Луи Арагона замолвить перед Брежневым слово, и генсек внял...

- Да, это правда!

- Скажите, пожалуйста, а сейчас, когда столько лет отделяют нас от тех событий, вы иногда прокручиваете для себя на видео ленты, в которых играли?

- Вы знаете, "Тени" совсем недавно смотрела - в прошлом году отмечали 40-летие фильма. Очень жаль, что все осталось практически незамеченным. Вот когда 50-летие "Унесенных ветром" праздновали, американцы обновили картину, и весь мир опять ее посмотрел. Обидно, что уже и одно, и второе поколение прошли мимо ленты, которая принесла Украине столько премий. Я встречалась с молодежью: они ее не видели. А должны бы это удивительное, гениальное произведение, настоящий бриллиант знать просто наизусть. Они и фильмы Довженко не знают, потому что их не показывают, не прокручивают...

Это наш долг перед памятью Сергея, ведь так, как он любил Украину, никто ее не любил. Несмотря на то что здесь его посадили, он вернулся сюда, чтобы снять "Слово о полку Игореве". Увы, заболел ужасающе и умирать уехал в Армению. У него нашли рак легкого...

"ДАЖЕ ЕСЛИ РЕЖИССЕР - УРОД, АРТИСТКИ ВСЕ РАВНО БУДУТ В НЕГО ВЛЮБЛЯТЬСЯ"

- Лариса, простите за журналистскую прямолинейность... Сколько лет вы с Юрием Ильенко прожили?

- Много. 18 лет. Целую жизнь.

- Сначала он был блестящим оператором, потом не столь, на мой взгляд, удачливым режиссером. Вам не кажется, что в браке ведущей актрисы Русской драмы, которую осаждают поклонники, и оператора, режиссера слишком много подводных камней?

- Безусловно, в таких условиях сохранить семью очень сложно - недаром почти все схожие пары закончили разводом. Если два очень талантливых человека работают вместе, рано или поздно они начинают друг другу мешать...

- Скажите, а была взаимная ревность? Вы красавица, он очень интересный мужчина, у которого наверняка были какие-то увлечения...

-...и поклонницы! Вы знаете, режиссер может быть и уродом, но артистки все равно будут в него влюбляться. Потому что работа, работа! А Юра был красивым мужчиной, и картины у него необыкновенные. Конечно, все хотели у него сниматься.

- Вы устраивали друг другу сцены, били вазы, ломали двери?

- Нет, обошлось, но когда приезжали его родители, он жаловался: "Почему Лариса меня ревнует?". Правда, своей маме уже я плакалась: "Почему Юра так ревнив?".

- С тещей Ильенко общий язык находил?

- Да, он очень любил маму, а мама его, это было какое-то взаимное понимание и притяжение. Юра снимал маму и в "Тенях" у Параджанова, и в "Роднике" ("Родник для жаждущих". - Д. Г.). Он понимал, что это за актриса, и преклонялся перед ней.

- А что за кошка пробежала между вами в последнее время, через много лет после развода? Вдруг на страницах прессы Ильенко стал нелицеприятно о вас отзываться. Почему, как вы думаете?

- Не знаю. Мне за него стыдно... Бог с ними, с прожитыми вместе 18 годами, но мы вдвоем сделали замечательные фильмы! Пусть "Родник" или "Вечер накануне Ивана Купала" кому-то не нравятся, но это эпоха. Были свежие решения, творческие порывы, как с его стороны, так и с моей затрачены колоссальные усилия, и когда человек при встрече может даже не поздороваться, становится жутко. Не понимаю, как это можно: столько лет проработать, друг друга любить, а потом даже не здороваться.

- Видимо, не может вам чего-то простить?

- Не знаю. Думаю, у него просто очень тяжелый характер. Или, может, он разделил: это была та жизнь, хорошая, молодая, а теперь...

- Ваш родной брат Вадим Алисов тоже ведь талантливейший оператор, снимал фильмы Эльдара Рязанова. Скажите, он с вами советуется, общается, дружит?

- Конечно, мы дружим. У него довольно сложный, жесткий характер, хотя... С кем я ни говорила о его работе, все в восторге. Женщин он снимает изумительно, а для актрисы портрет - главное. После "Вокзала для двоих" Гурченко мне как-то сказала: "Ой, Вадик! Я была в него влюблена, он такой красивый! Просто замечательный!". Вадим действительно очень творческая натура, снимает картину за картиной. Я даже не понимаю, как он не устает.

- Ваш брат, насколько я знаю, преуспевающий человек...

- Не просто преуспевающий - очень богатый.

- Он помогал маме?

- Когда она уже болела, помогал. Все в доме было - не хватало лишь творчества.

- Она умерла одинокой?

- Очень! Брат, хотя был рядом, жил в другой квартире, я - в Киеве. Мама и в 82 года выглядела изумительно, но... Актер должен быть все время востребован, тогда нет дурных мыслей, а если уходит работа, уходит и жизнь.

"РАНЬШЕ, КОГДА МЕНЯ ПРИГЛАШАЛИ В КИНО, Я СМОТРЕЛА, КАКАЯ РОЛЬ, А ТЕПЕРЬ СПРАШИВАЮ, СКОЛЬКО ЗАПЛАТЯТ"

- Работая в Театре имени Леси Украинки, вы сыграли множество прекрасных ролей, у вас целая армия поклонников... Коллектив Русской драмы сложный, неоднозначный, и неспроста главные режиссеры менялись там в советские времена один за другим. У каждого был свой взгляд на репертуар, на актрис. Русская драма - это примы: Ада Роговцева, Валерия Заклунная, Лариса Кадочникова... Наверняка в 70-90-е годы здесь не было того духа, который, например, царил в "Современнике". Легко или тяжело работалось вам в киевской труппе?

- Вы знаете, ругать свой коллектив я не могу: это мой второй дом.

- Тогда хвалите...

- Нет, просто буду говорить объективно. Я все-таки люблю свой театр, несмотря на то что работать в нем очень сложно. Сейчас в труппе почти 100 человек, и на всех одна большая и одна маленькая сцена. А ведь каждому актеру необходимо выходить, играть. Я всегда держалась в стороне от интриг, но было очень сложно, когда с калейдоскопической скоростью мелькали главные режиссеры и к каждому надо было приспосабливаться.

- Михаил Юрьевич Резникович однажды с горечью сказал мне, что в застойные годы главных режиссеров назначали актрисы. Это правда?

- Ну, я не имела такой возможности, у меня не тот характер.

- А кто имел?

- Не думаю, что Ада. Роговцева очень сильная женщина, очень талантливая актриса. Пожалуй, она могла бы...

- А кто еще мог?

- По-моему, больше никто, даже Заклунная. Валерия вообще меньше играла... Кто это делал, мне трудно сказать... Я этого никогда не умела, но при этом всегда играла хорошие роли. Не очень часто, но замечательный репертуар - "Бесприданница", "Филумена Мартурано", "Как важно быть серьезным", "Игрок". Сейчас вот играю Книппер-Чехову в спектакле Резниковича "Насмешливое мое счастье". Вернулся Михаил Юрьевич, слава Богу!

Надо сказать, что при всех издержках я все-таки с достоинством из этой ситуации выхожу. Вы же учтите: в каждом театре свои примадонны, проблемы, обиды, свои капризы и нравы. Иногда на себя тоже надо бы посмотреть критично. Кажется, что ты всегда права, ан нет! И не все можешь играть, что хочешь... Поэтому надо успокоиться и, может, от чего-то и отказаться. С годами понимаешь многое... Вроде бы можешь еще порисовать и написать пьесу, но думаешь: "Нет, надо серьезнее относиться к театру. И фыркать не стоит"...

Единственное... Думаю, дай Бог, чтобы театр этот жил, нормально существовал, чтобы в репертуаре больше было классики и спектакли были нравственные. К сожалению, все заполонила массовая культура. "Господи! Неужели это все происходит?" - думаешь, когда в подземном переходе вдруг слышишь классику. Только в исполнении уличных музыкантов ее сегодня и можно услышать. Или на мобилке - больше нигде.

Раньше мы знали имена всех балерин, посещали все спектакли, читали все новые книги... Мы бегали в консерваторию, слушали и смотрели. Почему это ушло?

- Почему?

- Трудно сказать. Может, телевидение, эта мощная империя, все поглотило?

Понимаете, была прекрасная, какая-то духовная страна, люди меньше думали о деньгах. Конечно, все должны жить нормально. Нельзя прозябать в нищете, как мы привыкли, но все равно материальное должно быть на втором плане, а главное - духовность. Вспоминаю: когда меня приглашали в кино, в первую очередь я читала в сценарии, какая предстоит роль, смотрела, кто режиссер, кто оператор.

- А сейчас приходится спрашивать, сколько заплатят?

- Да, причем все обсуждают: "А ты слышала, что этот получает полторы тысячи долларов за съемочный день?". А потом смотришь на экран и думаешь: "Боже, как стыдно!". Мы, например, стеснялись раньше говорить, сколько получаем. Да ерунда! 36 рублей или 25, 15 - какая разница? Важно - какой режиссер, какая роль. Я только и думала, как же ее сыграю: что здесь, а здесь? И прибегала смотреть материал вместе с режиссером, чтобы потом с облегчением вздохнуть: "О Господи, вроде хорошо!". Потом приходил зритель и пожимал тебе руку: "Здорово, Лариса!". Или подходили на улице: "Кажется, это Кадочникова?". - "Да!" - поворачиваюсь я однажды. "А это вы снимались в таком-то фильме?". - "Да, я!". - "И вам не стыдно?". У меня такой случай был.

- Страшное дело!

- А я, представьте себе, на гонорар за эту картину купила ковер. Мне так стало стыдно. Каждый раз, приходя домой, я ступаю на этот ковер и вспоминаю ту женщину.

"НА ДВЕРЯХ МОЕЙ КВАРТИРЫ ПИСАЛИ ЖУТКИЕ ГАДОСТИ. САМЫЕ ГРЯЗНЫЕ СЛОВА"

- Одно время директором Русской драмы работал Михаил Саранчук. Забыв святую заповедь: на работе никаких романов, он увлекся народной артисткой Украины Ларисой Кадочниковой, после чего был из театра изгнан. Насколько я понимаю, руководство замучили анонимками?

- Это было ужасающе! На дверях писали жуткие гадости, самые грязные слова, какие только есть. Я не могу их даже вслух произнести!

- На дверях гримерки?

- Моей квартиры. Приходили и писали. Как только я переступала порог дома, раздавались звонки: ты такая-то, если появишься там-то, мы с тобой то-то и то-то сделаем!

- Какой же хороший он - Театр русской драмы!

- Я не знаю, кто это делал, но так было. Только когда Михаил все бросил, ушел из театра, мы вздохнули легко и свободно.

- Звонки и анонимки прекратились?

- Моментально. Видимо, "доброжелатели" опасались, что я захвачу все главные роли...

- Видимо, актрисы подумали: раз она крутит шашни с директором, значит... А когда убедились, что угрозы их благополучию нет, свернули военные действия...

- Но я и так играю главные роли!

- Как вы думаете, уход из театра был для вашего мужа трагедией?

- Да, безусловно! Миша очень любил театр, очень. Он и работник хороший, и относились к нему замечательно, но такое случилось... Оставшуюся жизнь он посвятил мне и своей дочери, которую тоже очень любит. В нем есть такая святость... Не знаю, что бы со мной произошло, если бы я осталась одна. Есть ведь и алкоголь, и наркотики, и что угодно. Могла из окна выброситься...

Миша меня спас. Он сказал: "Лариса, мы будем вместе, ты будешь работать в театре, будешь играть. Ты очень хорошая актриса, и я посвящаю жизнь тебе". Каждое утро, просыпаясь, я вижу его рядом и благодарю Бога за то, что встретила этого человека.

- Вы знаете, по-моему, это хеппи-энд...

- Действительно, встретить такого мужчину, который может положить за вас жизнь, бросить ее к вашим ногам, - редкая удача и большое счастье. Мало кто из актрис может этим похвастаться, многие безумно одиноки и несчастны.

- В заключение хочу спросить: а что бы вы хотели сегодня сыграть? Чтобы и купить что-то можно было, и чтобы никто не подошел и не сказал: "Как вам не стыдно?!"...

- В театре мечтаю сыграть "Вишневый сад", Раневскую. Или Жорж Санд. А в кино? Наступает период, когда все труднее встретить хорошего режиссера, оператора и роль, соответствующую возрасту и для меня интересную. Хочется верить, что кино в Украине возродится, начнет развиваться.

- В России же начало!

- Я не теряю надежду, но ее немного. Недавно, кстати, прочитала в "Бульваре" ваше интервью с Самойловой... Это моя любимая актриса, уникальная. Может, хорошо, что она сейчас мало снимается, потому что все равно остался фильм "Летят журавли", ее Вероника.

Она великая актриса, вы замечательно о ней написали, у меня комок стоял в горле. Я вспомнила, как увидела впервые "Летят журавли" в институте, какие это были шок и потрясение во ВГИКе. Когда, покорив весь мир, Самойлова вернулась из Канн, я видела ее в мастерской у Глазунова. От этой уникальной женщины я не могла оторвать глаз.

Если вы нашли ошибку в тексте, выделите ее мышью и нажмите Ctrl+Enter