Вдова отравленного в Лондоне экс-офицера ФСБ Александра ЛИТВИНЕНКО Марина: «Саша сказал мне: «Что-то не так, все это очень странно. Меня просто в сортире замочили»
21 января Высокий суд Лондона вынес вердикт в деле об убийстве бывшего сотрудника КГБ СССР и ФСБ РФ Александра Литвиненко, отравленного радиоактивным полонием в 2006 году. Суд, в частности, объявил виновными в убийстве Литвиненко бывших сотрудников российских спецслужб, депутата Госдумы РФ Андрея Лугового и предпринимателя Дмитрия Ковтуна.
Следствие считает, что «существует большая вероятность», что отравление Литвиненко было одобрено лично президентом РФ Владимиром Путиным.
Среди возможных организаторов убийства названы также Федеральная служба безопасности РФ, ее бывший глава, а ныне секретарь Совета безопасности Николай Патрушев и российское государство в целом.
«ЧТО-ТО НЕНОРМАЛЬНОЕ, — СКАЗАЛ САША. — ТАКОЕ ОТРАВЛЕНИЕ МОЖЕТ БЫТЬ ПРИ ИСПОЛЬЗОВАНИИ ХИМИЧЕСКОГО ОРУЖИЯ»
Марина Литвиненко рассказала, что ее мужу стало плохо после семейного ужина, устроенного супругами в честь шестой годовщины их переезда в Англию. После этого Александр пошел спать первым. Когда немного позже Марина пришла в спальню, ему уже было плохо. Ночью началась «ненормальная, серого цвета» рвота. Вначале подумали, что это обычное пищевое отравление, но жена немного удивилась, так как за ужином ели одно и то же, но она чувствовала себя нормально. Рвота не прекращалась, поэтому решили промыть желудок марганцовкой. Лучше Александру не стало, и утром позвонили знакомому русскому врачу, к которому иногда обращались и раньше. Тот не смог приехать, но посоветовал лекарство, которое восстанавливает флору желудка. Оно не помогло, рвота продолжалась. Женщина была поражена тем, что обессиленный муж находил в себе силы, чтобы шутить.
— В очередной раз вернувшись из туалета, Саша сказал: «Марина, все-таки что-то не так, все это очень странно. Меня просто в сортире замочили». Литвиненко отменил важные встречи, которые были запланированы на 2 ноября, рвота продолжалась весь день, а ночью он пожаловался жене, что «не может дышать, сердце перехватывает». Марина, предполагая, что это инфекция, постоянно измеряла мужу температуру и заметила, что она постепенно понижается. В ночь на 3 ноября была уже 33,6. Вызвали «скорую помощь».
— Приехали две девочки, посмотрели на него и сказали, что надо воды больше пить. Я ответила, что он пьет, но вся вода выходит. Они проверили температуру, давление, взяли анализ на сахар и сказали, что могли бы отвезти его в больницу, но там с ним будут делать то же самое, так что в этом нет смысла.
Днем начался понос с кровью, муж стал жаловаться на боль в желудке. Именно тогда, по словам Марины, ей впервые стало по-настоящему страшно. Александр был настолько слаб, что уже не мог самостоятельно ходить. Приехал знакомый врач и после осмотра сказал, что это воспалительный процесс, возможно, гастрит, и велел вызвать «скорую».
— «Марина, — сказал Саша, — это что-то ненормальное. Я когда в школе военной учился, мы вот такое отравление проходили, оно может возникнуть при использовании химического оружия. Очень мне симптомы напоминает». И все время жаловался на сердце — говорил, такое чувство, что сейчас остановится.
В госпитале, куда экс-офицера привезла «скорая», ему ставили капельницы, чтобы бороться с обезвоживанием, и назначили антибиотики.
По словам Марины, у врачей сначала никаких подозрений не появилось, хотя им сказали, что Литвиненко — бывший офицер ФСБ, получивший в Англии политическое убежище, и «это могло кому-то не нравиться». Пациента даже хотели отправить домой, но жена настояла, что в таком состоянии отпускать нельзя — понос с кровью продолжался. На следующий день врачи поставили первый диагноз — бактерия в кишечнике.
— И называют мне эту бактерию, даже название на листочке написали. Я влезла в интернет, нашла там про эту бактерию. И ничего не понимаю. Это такая бактерия, которая начинает активно размножаться и выделять токсины после того, как флора уничтожается антибиотиками. Но ведь когда он заболел, никаких антибиотиков не было! Значит, и бактерия эта не могла появиться до госпиталя. Так что же было?
«Я ПОГЛАДИЛА ЕГО ПО ГОЛОВЕ, И ВОЛОСЫ ОСТАЛИСЬ У МЕНЯ В РУКЕ»
В больнице Александру стало лучше, но через несколько дней заболело горло. Оказалось, что там появились гнойнички. А через день Литвиненко «уже не мог открывать рот, вся слизистая была воспалена, язык во рту не помещался».
— Вот тут все мое английское терпение закончилось. Я начала орать, что вчера все было нормально, а сегодня он не может разговаривать, не может даже позвать сестру. Пришли врачи и сказали, что не исключена такая реакция на антибиотик, в истории известны два случая, когда с этим антибиотиком возникали подобные проблемы.
Однако в этот же день врачи усомнились в своем диагнозе.
— Я погладила Сашу по голове, и волосы остались у меня в руке. Посмотрела, а волосы везде — на подушке, на плечах... Я к врачам. И тут они мне сказали, что анализы показали резкое падение иммунитета. Я спрашивала, просила объяснить мне, почему выпадают волосы. А они сами не понимали.
Медики решили проверить Литвиненко на СПИД и гепатит, но анализы не подтвердили эти версии. Тогда врачи «впервые предположили, что костный мозг практически пустой».
Александра побрили налысо и перевели в онкологическое отделение. Он выглядел, по словам медиков, как больной после химиотерапии, но причину понять не могли.
— Когда больному делают химиотерапию, волосы начинают выпадать через 12 дней. Я начинаю считать — и вдруг понимаю, что с 1 ноября примерно столько и прошло.
Взяли анализы на токсины, которые показали наличие в организме таллия, превышающее норму в три раза. Литвиненко начали давать антидот.
— Сашу проверили на радиацию, но потом уже выяснилось, что проверяли гамма-излучение, которое на поверхности. А у него оказалось альфа-излучение, коротковолновое, и внутри. И его показал только какой-то специальный, очень сложный анализ мочи. В лаборатории эти результаты были за три часа до Сашиной смерти. Я узнала об этом уже после его смерти... Он мог умереть раньше, и тогда вообще не выяснилось бы, что это было... До последнего дня, несмотря на то что ему было очень плохо, и я, и он верили в то, что он будет жить. Он меня еще спрашивает: «А волосы у меня вырастут?». Это потом мне объяснили, что надежды не было.
После первой остановки сердца Литвиненко подключили к аппарату жизнеобеспечения. Когда анализы подтвердили наличие токсина в его крови, в госпитале появились представители Скотленд-Ярда и английских спецслужб, допрашивали Литвиненко. Тогда же экс-офицера перевезли в другую больницу.
— Все это выглядело, как американский боевик. Его посадили в машину «скорой помощи» с синим проблесковым маячком, я сидела в полицейской машине, и мы неслись из одного госпиталя в другой так, будто нас собираются убивать. И это было очень странно, потому что три недели никто этого не хотел замечать, а тут вдруг все начали спасать.
По ее словам, следователи были потрясены мужеством Литвиненко, он отвечал на вопросы три-четыре часа, хотя говорить было тяжело, потому что все у него внутри жгло, начинало выходить наружу.
— Врачи мне все время говорили, что состояние не ухудшается и что они его перевели из одного госпиталя в другой, потому что тот госпиталь лучше. Потом они его перевели с одного этажа на другой — сказали, потому что там лучше оборудование, но он очень изменился за эти несколько дней, а я никак не могла понять, что врачи сами ничего не понимают.
В ночь на 22 ноября еще раз остановилось сердце, Александру провели реанимацию и вновь подключили к аппарату.
— После этого «врачи отправили меня спать, они сказали, что все показатели нормальные. Единственное, что их настораживало, — это давление, поэтому они давали лекарство для поддержания давления на пределе и говорили, что, если давление начнет падать, они ничего уже не смогут сделать. И тогда меня в первый раз как иголкой укололо: я могу Сашу потерять. Мне так плохо от этого стало, оттого, что мысль такая вообще пришла... Я поплакала, а потом прошло, и он в конце дня стал выглядеть лучше.
Однако вечером 23 ноября из госпиталя позвонили и попросили срочно приехать. Оказалось, что на этот раз — проститься с Александром. Ночью позвонили из полиции. Марина попросила перенести допрос, однако правоохранители настояли на встрече.
— Нам сказали: «Возьмите, пожалуйста, вещи, которые вам нужны, и выходите из дома». А я говорю: «Три недели никто о нас не думал, не волновался, зачем такая спешка?». А они говорят: «Вы понимаете, что мы с этим никогда не сталкивались, мы даже не знаем, что это такое, и не понимаем последствий». Вот тогда они сказали, что это полоний...
1 ноября Александр встречался со своими бывшими коллегами — экс-офицерами российских спецслужб, а на тот момент предпринимателями Андреем Луговым и Дмитрием Ковтуном. 21 января 2016 года, через 10 лет после смерти Литвиненко, Высокий суд Лондона по итогам публичного дознания объявил их виновными в убийстве (к моменту оглашения выводов суда Луговой стал депутатом Госдумы России. — «ГОРДОН»). Бывшие сослуживцы обсуждали создание совместного консалтингового бизнеса в Англии.
По словам Марины, Литвиненко предполагал, что его отравили, но совершенно не представлял, чем именно. «Он говорил, что всегда знал, что лаборатория ядов в ФСБ продолжает работать. «Вот эта бактерия, которая в меня попала, она в погонах была, — подшучивал он, — почему английские врачи этого не понимают?».
Женщина вспомнила, что после того, как мужу стало плохо, встреча с бывшими коллегами вызвала у него подозрения, но он начал их отгонять, пытаясь найти другие объяснения.
«ОН В ПОСЛЕДНЕЕ ВРЕМЯ ГОВОРИЛ ОБ ОЩУЩЕНИИ ОПАСНОСТИ»
Марина была знакома с Луговым, он звонил ей, если не мог связаться с Александром, также она виделась с ним на дне рождения бизнесмена Бориса Березовского.
— Ковтун возник где-то за месяц до случившегося. Я о нем раньше вообще не слышала. Была фраза, сказанная Сашей, — дескать с Луговым появился человек, который ему очень не нравится, потому что того интересуют только деньги.
Луговой позвонил один раз на мобильный после Сашиной смерти. Оставил запись на автоответчике. «Марина, мне очень странно все, что происходит, и я сделаю все, чтобы в этом разобраться».
Перед смертью Александр попросил его сфотографировать и с помощью адвоката написал письмо, в котором обвинил в своей смерти президента России Владимира Путина.
— Саша был уверен, что нужен и текст, и фотография. А теперь я понимаю, что, только когда появилась фотография, все поняли, что случилось страшное, потому что до этого российские СМИ обвинили Литвиненко в разыгрывании фарса для привлечения внимания.
— Полоний не может быть рядовым средством отравления. То есть на нем стоит печать «made by state» (в переводе с английского — «сделано государством». — «ГОРДОН»). Откуда state made яд мог появиться? Если логически рассуждать, они рассчитывали, что никто не узнает. Они думали, что Саша умрет раньше, чем узнают, от чего он умер.
Одной из причин убийства, по ее мнению, могло стать желание напугать политических оппонентов Кремля, живущих за пределами России, в частности, Березовского, с которым общался Литвиненко.
— Саша считал, что сможет это почувствовать. Он говорил: «Марина, ты не представляешь, какое у меня чутье. Я как ищейка — чувствую опасность, шерсть дыбом, и я это все сразу контролирую». Он в последнее время говорил об ощущении опасности и очень серьезно отнесся к принятию в России закона о возможности проведения спецопераций за границей. Верил, что этим займутся.
По ее мнению, приказ об отравлении не обязательно был в виде конкретного указания.
— Могли даже не сказать напрямую, а лишь дать понять: «Хорошо было бы...». То есть никак не оформлено, простой разговор. Я не говорю о первом лице. А может, кто-то хотел сделать приятное первому лицу. Те, кто это делал, — маньяки, и найти их действиям логическое объяснение нормальным людям очень трудно. Я думаю, это вся Сашина бывшая система. И это не имеет никакого отношения к патриотизму, которым они гордятся. Это просто ужасное чувство мести. В той системе все ненормальные. В свое время его бывший сотрудник, после того как Саша вышел из тюрьмы, сказал: «Как же ты сейчас живешь? У тебя ни ксивы, ни пистолета». У них у всех менталитет такой: не знают, как можно жить без ксивы и пистолета.