Сергей КАПИЦА: «Обернувшись, я увидел перед собой крепкого парня, который в одной руке сжимал топор, а в другой — опасную бритву. Он был зарегистрированным сумасшедшим и убивал меня как главного жидомасона»
(Продолжение. Начало в № 18)
«ЧТО ТАКОЕ АМЕРИКАНСКИЙ УНИВЕРСИТЕТ? ЭТО МЕСТО, ГДЕ РУССКИЕ ПРОФЕССОРА УЧАТ КИТАЙСКИХ СТУДЕНТОВ»
- Считается, что если Третья мировая война и начнется, то за ресурсы планеты, а как вы думаете, альтернатива нефти и газу есть?
- Во-первых, существует ядерная энергия - надо только уметь с ней обращаться, а во-вторых, так называемая альтернативная энергетика. Когда вы едете по Германии, видите повсюду мельницы: ветряные, на реках. Ни в Англии, ни во Франции, где ставка сделана на ядерную энергию, их нет...
- ...а в Германии да, массово...
- Совершенно верно. Мне, правда, всегда казалось, что гораздо интереснее было бы сооружать не ветряки, а те же колеса, но установленные в морских течениях, - элементарные расчеты показывают, что это куда более эффективный и надежный способ получения электрической энергии, только никто им не занимается.
- Иными словами, есть еще ресурсы, потенциал...
- Несомненно, не говоря о том, что запасов нефти, по-видимому, гораздо больше, чем мы думаем. Помните, был такой анекдот про Хрущева? Когда ему написали речь, что коммунизм на горизонте, он поинтересовался: «А что же такое горизонт?». - «Это, - ему объяснили, - такая невидимая линия, по мере приближения к которой она удаляется». Так, во всяком случае, в учебниках географии пишут... То же самое и с исчерпанием нефти: четыре десятка лет назад говорили, что через 40 лет ее не будет, и сейчас твердят: спустя 40 лет иссякнет.
- Кому-то, следовательно, это надо...
- Вот именно!
- Говоря о ядерной энергии и умении с ней обращаться, как не вспомнить Чернобыльскую катастрофу. На ваш взгляд, она произошла из-за человеческого, так сказать, фактора или ядерная энергия настолько опасна, что может в любой момент выйти из-под контроля?
- В Чернобыле была проявлена вопиющая халатность - в этом деле немножко я разбирался. В конце-то концов, в реакторах, в атомных подводных лодках, где используется ядерная энергия, тоже бывают аварии, и вообще, появление всякой новой техники: возьмите автомобиль или самолет, - этим чревато. Ядерная энергия требует очень аккуратного управления, и если вы когда-нибудь были на атомной станции, видели: там ничего делать не надо. Сидят люди, смотрят на показания приборов, но ничего не происходит. Через полтора года следует перезарядить стержни и опять пару лет можно сидеть сложа руки. В Чернобыле же для разнообразия захотели поэкспериментировать - и вот результат: это была безответственность персонала.
- Остов Чернобыльской АЭС и все, что вокруг нее, еще долго будут мертвы или опасность, которую они для людей представляют, сильно преувеличена?
- Я был бы с этим весьма аккуратен.
- По-вашему, жить там можно?
- С известным риском, но лично я бы этого делать не стал.
- Радиация так страшна?
- Безусловно, она очень опасна. Кстати, у нас на Урале есть место хуже Чернобыля: это река Теча, которая протекает рядом с одним из крупнейших радиохимических производств в мире - комбинатом «Маяк». Вся эта местность сильно заражена, но люди там, как ни странно, живут. Недавно была подробная передача об их здоровье, где говорилось о том, что уровень наследственных заболеваний в том регионе куда выше, чем где бы то ни было. Это как бы лаборатория радиационной генетики человека с самыми печальными результатами.
Фото Феликса РОЗЕНШТЕЙНА |
- Как вы считаете, Киеву в этой связи что-нибудь угрожает?
- Не думаю - там ветры не в ту сторону дули...
- ...и слава Богу! Сергей Петрович, пока россияне и украинцы продолжают проводить над собой эксперименты с непредсказуемыми последствиями, вперед семимильными шагами идет Китай...
- О да!
- У него большие, на ваш взгляд, перспективы?
- По-моему, грандиозные, во всяком случае, меня их прогресс поражает.
- Неужели какое-то время спустя и Россия, и Соединенные Штаты окажутся у Китая в хвосте?
- Мне кажется, да, и не случайно, сейчас в Америке 150 тысяч китайцев учатся. Я туда езжу почти каждый год, а в 87-м был в Стэнфордском университете, одном из лучших на западном побережье, и меня захотел видеть ректор по фамилии Кеннеди (никакого отношения к знаменитому клану Кеннеди он не имеет - это распространенная ирландская фамилия вроде Иванова). «Вы знаете, - спросил он меня, - что в Америке нынче 40 тысяч китайцев гранит науки грызут? Треть из материкового Китая, по столько же из китайской диаспоры и Тайваня, причем они очень усердно работают, а количество ваших ребят мы толком не знаем: не то 100, не то 200. Это ненормально, если так дальше пойдет, вы не будете понимать нас, а мы - вас: я хотел обратить на это ваше внимание». На обратном пути я был в Вашингтоне и пересказал наш разговор послу.
- Добрынину?
- Да, и он проявил интерес: «Сергей, это очень существенная информация. Изложите ее в телеграмме для Горбачева - он все мои депеши читает». Текст тут же был составлен и за подписью посла ушел, но не успел я в Москве слезть с самолета, как у меня начали допытываться, кто я такой и зачем вмешиваюсь не в свое дело. «Милые мои, - возмутился, - я получил некую информацию, доложил ее послу и действовал на основании его распоряжения - что вы ко мне придираетесь?».
Ну а теперь прикиньте. Сейчас, повторяю, 150 тысяч китайцев учатся в США, многие из них возвращаются с этими знаниями в Китай, где им дают возможность трудиться, да и в самой Америке их востребованность и отдача огромны - это колоссальный фактор! Они весьма работящие и, несомненно, идут вровень с современной мировой наукой, к тому же среди китайцев есть уже несколько нобелевских лауреатов (правда, выросли они в США). Некоторых я знал - очень способные и трудолюбивые люди. Теперь даже шутка такая есть: что такое американский университет? Это место, где русские профессора учат китайских студентов.
Сергей Капица в проекте Екатерины Рождественской «Частная коллекция» — вариация на тему картины Якопо да Понтормо (Карруччи) «Портрет Козимо Старшего» |
«МОЙ ДРУГ, НОБЕЛЕВСКИЙ ЛАУРЕАТ ЖОРЕС АЛФЕРОВ, ГОВОРИТ, ЧТО СЕЙЧАС ВСЕ ПЕССИМИСТЫ ИЗ РОССИИ УЕХАЛИ - ОСТАЛИСЬ ОДНИ ОПТИМИСТЫ»
- Некоторые российские ура-патриоты попрекают вас вашим британским паспортом, как по мне, более патриотично настроенного к России человека сыскать трудно. Скажите, на ваш взгляд, у России есть будущее?
- Считаю, что есть, - в этом смысле пессимистом я не являюсь. Мой друг, нобелевский лауреат Жорес Алферов, говорит, что сейчас все пессимисты уехали - остались одни оптимисты...
- ...вы с Алферовым...
- (Смеется).
- Завтра, думаете, будет лучше, чем вчера?
- Я на это надеюсь. «Надежды юношей питают», да и по-другому-то жить трудно, не интересно.
- Когда-то, еще в 1973 году, вы начали вести на советском телевидении программу «Очевидное-невероятное», благодаря которой вас узнали и полюбили едва ли не в каждом доме. В 80-м вы даже получили за этот проект Государственную премию СССР, а вот отец вашу телевизионную деятельность одобрял? Как он вообще относился к безумной популярности сына?
- Ну, я уже вам рассказал историю... Вначале он как-то ревностно реагировал, но потом, правда, понял значение того, что я делал. Все-таки когда профессор читает лекцию 50-ти студентам, это считается абсолютно нормальным. Сейчас вообще случается, что даже пяти, потому как студентов мало, а профессора еще не перевелись...
- ...и это обнадеживает...
- Да, а когда вас слушают миллионы, это всевозможные эмоции возбуждает. В результате меня же чуть не убили...
- Мы этой темы еще коснемся...
- Ну, если хотите - я не люблю об этом рассказывать.
Из книги Сергея Капицы «Мои воспоминания».
Младший брат Сергея Петровича — Андрей Капица — географ и геоморфолог, член-корреспондент Российской Академии наук, заслуженный профессор Московского университета, заведующий кафедрой Рационального природопользования |
«Меня часто спрашивают, была ли у нас цензура. И была, и не была. Я уже где-то рассказывал, как была устроена цензура при Галилее, так вот, точно так же было и у нас. Надо было представить своего рода клятвенное заявление, что в материалах нет ничего противного вере и Отечеству, и еще заявление специальной комиссии экспертов, что передача удовлетворяет таким-то требованиям - этих требований был целый том, и эксперты знали их в той области, за которую отвечали. Я, например, помню, что нельзя было показывать в кадре половозрелых крабов, потому что тогда было разное законодательство, касающееся ползающих и плавающих морских тварей. Пока крабы плавают, они рыбы, а когда ползают, это другое, и поскольку половозрелые крабы могут и ползать, и плавать, становится непонятно, что это такое и какие правила к ним применимы. Я с этим столкнулся, потому что в нашем подводном фильме были крабы.
Когда меня пригласили работать на телевидение, мне сказали: «Вы все знаете про половозрелых крабов и прочее, и вы должны сами за все отвечать, а мы будем за вами смотреть». Это самая разумная система, и у меня практически никогда не было серьезных затруднений с цензурой, разве что один раз с военными, когда я рассказывал про ускорители - мощные ускорители рассматривались тогда как космическое оружие. Мне сказали: «Вы нарушили, нельзя было об этом рассказывать». - «Ну, покажите, что именно было нельзя говорить?». - «Нет, не можем, это секрет». На этом мы и разошлись - такие были времена».
Из книги Сергея Капицы «Мои воспоминания».
«Нередко нам приходилось преодолевать разного рода запреты. В 1980 году было столетие Абрама Федоровича Иоффе, в Ленинграде на празднование юбилея собрались все его ученики, и мы решили снимать это событие для телевидения. Буквально накануне выезда звонит мне помощник и сообщает, что все телевизионные камеры в Ленинграде на ремонте и снимать нельзя. Приезжайте, говорит, мы вам расскажем подробности. Я приезжаю и узнаю, что камеры-то в полном порядке, но местное начальство, в частности, первый секретарь обкома Романов, категорически против того, чтобы Центральное телевидение снимало про Иоффе и Ленинградский физико-технический институт. Тогда я обратился к тем, кто поддерживал меня в ЦК, и они обещали разобраться.
Через несколько часов звонят мне из Ленинграда: «Ты знаешь, все камеры починили!». Мы поехали и сняли всех главных атомщиков страны. В своей речи Юлий Борисович Харитон замечательно рассказывал о том, как молодым человеком он пришел в институт и какое впечатление на него произвел Иоффе, и тогда мне пришла в голову идея записать интервью с Харитоном. Я попросил камеры не убирать, а снять наш разговор с Юлием Борисовичем - его рассказ о том, как встреча с Иоффе определила его путь в науке. Перед съемкой подскакивает телохранитель: «У вас есть разрешение снимать академика?». Я через плечо отвечаю: «Вопрос согласован - в случае чего нас поправят». Сказал на их щучьем языке. Он понял и тут же отскочил. По-видимому, это был первый случай, когда Харитон показался на экране со своими тремя звездами Героя Социалистического Труда. Кстати, никто нас не поправил».
С Майей Плисецкой. «Меня не так пугал разговор, как то, что я должен двигаться — по длинной лестнице о трех маршах долго идти с великой танцовщицей, которая движением может выразить все» |
Из книги Сергея Капицы «Мои воспоминания».
«Осенью 1976 года праздновалось десятилетие Театра на Таганке. В кабинете у Любимова, где все стены расписаны автографами артистов и друзей театра, я стоял рядом с Плисецкой и ее мужем Родионом Щедриным. Вдруг ко мне подходит один малознакомый тип и говорит: «Сергей, ты все делаешь передачи с учеными, а слабо тебе сделать с Плисецкой?». Я стою рядом с Майей, и тут такой вызов! Мне ничего не оставалось, как сказать: «Майя Михайловна, наши зрители предлагают идею - вы согласились бы с этим?». Она была несколько растерянна, но ответила: «Интересно! Я спрошу Щедрина», а он: «Ну, если тебе хочется - конечно. Известная передача...». Уговор состоялся.
Снимали в Пушкинском музее, оба мы волновались, и вот первый кадр: проход по большой парадной лестнице музея наверх. Прожектора залили все огнем, стоят телевизионные и кинокамеры. Плисецкая одета в строгий костюм, я иду вместе с ней, а как рядом с такой роскошной женщиной идти? На шаг вперед? На шаг назад? Меня не так пугал разговор, как то, что я должен двигаться - по длинной лестнице о трех маршах долго идти с великой танцовщицей, которая движением может выразить все, но мне помочь не в силах. Мгновение съемки приближается, и, наконец, команда: «Мотор!».
Мы пошли. Чувствую, Майя Михайловна идет так, как надо, - она это умеет и делает лучше всех. Я уже смелее иду рядом и веду так называемую непринужденную беседу. К счастью, звук не записывался, только проход. Мы доходим до середины лестницы, и вдруг - «Стоп!». Нас остановили: из бокового входа появилась уборщица с ведром и веником. Кадр был нарушен, нас вернули на исходную позицию, все были расстроены: съемка начинается с накладки. Надо идти снова, теперь нам уже легче и у нас есть о чем поговорить. Майя рассказывает мне, что аналогичная история была у нее на съемках фильма в русской деревне. Режиссером был француз, и вдруг на заднем плане появился некий незапланированный персонаж. Режиссер остановил камеру и попросил через переводчика сказать, что, мол, прошу господина на заднем плане покинуть съемочную площадку. Переводчик через громкую связь это объявляет - ноль внимания. Режиссер вновь настоятельно просит господина покинуть площадку. Снова ноль внимания.
Тем временем мы продолжаем подниматься наверх, мы уже совсем близко от камеры, а Майя продолжает: «Тогда переводчик берет инициативу на себя, и говорит: «Эй ты там, иди отсюда на...» - и это мне Майя рассказывает громко, четко артикулируя. Я поворачиваюсь к ней и говорю: «Знаете, Майя, один процент наших зрителей - глухонемые, которые умеют читать по губам...» - и под эту реплику мы вышли из кадра. Кадр этот так и поставили в передачу, и мы получили десятки писем от глухонемых: «Как вы позволили Майе Плисецкой так на Центральном телевидении выражаться?!».
«НИЧЕГО БОЛЕЕ СИЛЬНОГО В ЖИЗНИ, ЧЕМ СЕКС, НЕТ!»
- Вы как-то заметили, что высокий рейтинг «Дома-2» характеризует - выразились вы как физик! - распад общества...
- Конечно. Сейчас, кажется, эту передачу закрыли, но согласитесь: ничего более сильного в жизни, чем секс, нет - с ним никакая наука соревноваться не может.
- Как вы думаете, кому нужно, чтобы такие оболванивающие зрителей программы заполоняли эфир, да еще и в прайм-тайм?
Сергей Капица с супругой Татьяной. Татьяна Дамир — биолог, дочь главного терапевта Советской Армии во время Второй мировой войны профессора Алима Матвеевича Дамира. У Сергея Петровича и Татьяны Алимовны трое детей: Федор (филолог, работает в институте мировой литературы), Мария (психолог, работает в МГУ) и Варвара (врач). На заднем плане — Наталья Белохвостикова с дочерью Наташей |
- Я как-то выступил на заседании российского Кабинета Министров и сказал им: «Если такая политика в отношении общественного сознания продолжится, у вас будет страна дураков. Да, ею проще править, но будущего у такой страны нет».
- Как отреагировал глава Кабинета?
- Это было во времена Касьянова, но его самого не было, а председательствовавший Христенко сказал: «С мыслями профессора Капицы я согласен, но не согласен с формулировкой». Мое выступление было единственным, на которое он, подводя итог дискуссии, прореагировал, а потом, через несколько лет, я встретился с одним из заместителей председателя Кабинета Министров, с которым до этого не был знаком. Он сам ко мне подошел: «Сергей Петрович, вы один такое сказали» - они же никогда этого не слышали.
- Естественно - кто ж им еще глаза-то откроет? В основном о мудром руководстве твердят, о правильности курса...
- Ну а я высказал то, что думал, и унес оттуда ноги живым (смеется). Иногда такие вещи говорить надо.
- Опять-таки вам не кажется происходящее сегодня на телевидении настоящим идиотизмом?
- Это хуже, чем идиотизм, - это преступление, ведь решается ни много ни мало вопрос будущего страны. Я сейчас немного перефразировал Талейрана - помните, когда убили герцога Энгиенского, он сказал: «Это хуже, чем преступление, - это ошибка»?
«СЕЙЧАС ИНТЕРНЕТ - ЭТО КЛАДЕЗЬ ЗНАНИЙ И КОММУНИКАЦИОННОЕ СРЕДСТВО, НО, МОЖЕТ, СО ВРЕМЕНЕМ У НЕГО РАЗОВЬЮТСЯ СВОЙСТВА КОЛЛЕКТИВНОГО ИНТЕЛЛЕКТА»
- Когда горела Останкинская башня и отключились ведущие телеканалы, говорили, что преступность в Москве вроде на треть уменьшилась - такое возможно?
- Вполне. Приведу вам другой пример: я был в Ереване, когда Тигран Петросян играл в Москве матч с Ботвинником за первенство мира по шахматам. Ажиотаж, который там царил, трудно себе представить: по городу были установлены колоссальные демонстрационные доски, а самую главную разместили на здании Оперы, перед которым была большая площадь. Туда все таксисты съезжались - такси нельзя было найти! - и жали на клаксоны, когда одобряли ход.
Едва партия закончилась, я пошел в гостиницу. Петросян выиграл, в городе царило совершенно сумасшедшее настроение... Кто-то на улице спросил меня, что я по этому поводу думаю, и я ответил, что очень счастлив. Разумеется, если бы посмел сказать, что не рад...
Сергей Петрович с Андреем Дмитриевичем Сахаровым и его супругой Еленой Боннэр. «Сахаров был необыкновенной личностью — это я могу твердо сказать» |
- ...оттуда вы ноги бы не унесли...
- (Смеется). ...меня бы наверняка растерзали. Кстати, гуляли мы по Еревану вместе с эмигрировавшим в СССР итальянским физиком Бруно Понтекорво. Нас затащили тут же в какой-то кабак, где отмечали победу Петросяна, и напоили до невозможности, а потом я был на ужине у местного прокурора, который сказал, что практически никакой преступности в эти дни в армянской столице не было.
- Сами-то вы в шахматы играете?
- Нет, а вот отец толк в них знал. К нему даже чемпион мира Василий Смыслов приезжал.
- Как вы относитесь к интернету?
- Как к интереснейшему явлению и средству доступа к информации.
- Вам не кажется, что это одно из самых величайших изобретений человечества?
- Несомненно, изобретение гениальное, имеющее, по-моему, колоссальное влияние на нашу жизнь. Мы - могу вам четко сказать! - до конца еще не понимаем его масштабы: об этом я даже в книге своей написал.
- Вы в интернет часто заглядываете?
- Почти каждый день. Во-первых, проверяю электронную почту - без нее уже трудно, а во-вторых, информация там на все вкусы, получить можно любую справку.
- Вам не кажется, что с развитием интернета и книги, и газеты, и журналы попросту отомрут?
- Пока интернет существует в нынешнем виде, нет, но развиваться он будет очень быстрыми темпами. Сейчас это кладезь знаний и коммуникационное средство, но, может, со временем у него разовьются свойства коллективного интеллекта - во всяком случае, я бы не удивился, если бы это произошло.
- Вы когда-то заметили, что избыток информации ведет к оскудению души...
- Это не мое высказывание - оно принадлежит выдающемуся советскому психологу Алексею Николаевичу Леонтьеву, который создал психологический факультет Московского университета.
Летчик-космонавт Алексей Леонов, профессор Сергей Капица и чемпион мира по шахматам Анатолий Карпов на церемонии вручения российской премии имени Людвига Нобеля (награда присуждается за признание заслуг в профессиональной деятельности). Царское Село, 2009 го |
- Вы тем не менее с этим согласны?
- Да, и интернет-то как раз и показывает, в чем тут проблема. Ситуация немножко напоминает известный анекдот про сумасшедший дом. Однажды в этом неспокойном заведении главный псих пришел к главному врачу: «У нас есть идея - хотим пьесу поставить». Тот затею одобрил: «О! Прекрасно». Несколько дней в больнице было тихо: все психи распределением ролей занимались, и вообще у них появилась общая цель - ставить спектакль, а потом главный псих опять главврача потревожил: «Возникли трудности». - «Какие?». - «Действующих лиц не хватает». - «Как - у нас ведь ведь большой контингент. Кстати, какую пьесу вы выбрали?». - «Мы ставим телефонную книгу». Так же и человек - в избытке информации он вязнет, тонет...
- Как это у Высоцкого в песне: «И тогда главврач Маргулис телевизор запретил»...
- Вот именно (смеется).
«МЫ ПРОДОЛЖАЕМ РАЗБРАСЫВАТЬСЯ ТАЛАНТАМИ, СОРИМ МОЗГАМИ, ЖИВЕМ ТАК, СЛОВНО СЕГОДНЯ ПОСЛЕДНИЙ ДЕНЬ ПОМПЕИ»
- Что читает сегодня академик Капица?
- Ой... Ну, естественно, слежу за газетами, за тем, что у нас происходит, - Таня моя штудирует их и говорит, что надо прочесть. В литературе, увы, мало интересного нахожу.
- Кого из классиков вы, как правило, перечитываете?
- Знаете, у меня чудное собрание появилось: к юбилею Пушкина Соросовский фонд издал в рамках проекта «Пушкинская библиотека» около 100 томов русской литературы, ну а поскольку ваш покорный слуга входил в редколлегию, мне достались все 100 томов, которые теперь стоят на даче и меня радуют. Если мне что-нибудь нужно, я всегда это там нахожу.
- Вы знали множество гениальных людей: какая общая черта их объединяет?
- По-моему, оптимизм.
- Интересно: каковы гении вблизи?
- Ой, не надо такими определениями разбрасываться. Я очень осторожно отношусь к самому понятию «гений», потому что немножко оно девальвировано, во всяком случае, стричь всех под одну гребенку не стоит.
- Кого же из тех, кого знали лично, вы считаете гениями? Давайте озвучим фамилии...
- Мне приходилось общаться с Полем Дираком - это один из величайших физиков, Льва Ландау я достаточно хорошо знал - если говорить об ученых.
- Отца вашего назовем - правильно?
- Его да, можно.
...Я встречал много очень крупных людей, и каждый из них был по-своему интересен. Мой тесть Алим Матвеевич Дамир, кстати (он врач-терапевт), несомненно, был тоже выдающейся личностью...
Дмитрий Гордон — Сергею Капице: «Как вы считаете, старость — это порок?». — «Это судьба!» Фото Феликса РОЗЕНШТЕЙНА |
- Почему в мире гениев становится все меньше и меньше - что за тенденция такая?
- Ну, хотя девальвация понятия налицо, они все-таки есть, другое дело, что их не умеют ценить. Мешают также какая-то гламурность и суета - все это убивает ту атмосферу, в которой они могут проявиться...
- В США наука сильнее, чем в других странах?
- Она другая, ведь чем наука отличается от прочих сфер? Тем, что люди занимаются ею из любопытства, а не ради денег. Заниматься наукой интересно - и это главное, поэтому рыночный подход к ней абсолютно ее убивает.
- При том скудном бюджете, который выделяется сегодня в России на науку (фундаментальную, в частности), по-прежнему происходит утечка мозгов. Вы вот когда-то заметили: «Мы продолжаем разбрасываться талантами, сорим мозгами, живем так, словно сегодня последний день Помпеи». Скажите, лучшие российские ученые сейчас в Соединенных Штатах?
- Многие - да, несомненно, и главное - там молодежь. Хуже всего то, что мы ее экспортируем: у нас совершенно нарушено воспроизводство научных кадров. Чем вот была советская наука сильна? В первую очередь, механизмом воспроизводства научных кадров...
- ...и преемственностью поколений, наверное...
- Тем, иными словами, что называется школами. Люди, интересующиеся наукой, могли найти для себя выход, их поддерживали, причем хорошо, и они выдавали в ответ очень много идей, разработок, открытий. С другой стороны, мы так плачемся об исходе наук, но какое влияние оказали наши соотечественники (пусть даже и бывшие) на мировую культуру? Ростропович мне говорил, что если бы всех музыкантов, которые из России уехали, вернуть обратно, музыкальная жизнь большинства оркестров просто бы рухнула (правда, Мстислав Леопольдович был склонен к неким преувеличениям).
- Гений он, кстати?
- Несомненно - музыкант величайший. Возьмите, кстати, лучших музыкантов ХХ века - все они связаны с Россией. Даже родители Гершвина, кажется, в Белоруссии родились.
«БОННЭР СКАЗАЛА ОТЦУ: «АНДРЕЙ ДМИТРИЕВИЧ БУДЕТ ГОВОРИТЬ ТОЛЬКО В МОЕМ ПРИСУТСТВИИ»
- Шпионы (мы их, естественно, называем разведчиками) сильно советским физикам помогали?
- Главное - они объяснили начальству, что происходит в Америке, ну и еще передали наиболее важный секрет атомной бомбы, благодаря которому ее можно было сделать. Как только она взорвалась - все: Советский Союз нельзя было уже шантажировать...
- Разведчики сообщали нашим физикам, в частности, Петру Леонидовичу, какие-то вещи, до которых уже додумались ученые в Соединенных Штатах, в Германии?
- Не знаю - это всегда было покрыто завесой тайны. Здесь вообще очень много преувеличений: все доказывают свою необходимость, но, скажем, водородную бомбу мы придумали раньше американцев, а она в 100 раз сложнее атомной.
- Вы говорили, что отец водородной бомбы Андрей Дмитриевич Сахаров, по существу, был втянут своей женой Еленой Боннэр в политический бизнес...
- По-моему, я такого не говорил. Ума не приложу, где вы это могли взять...
- В одном из интервью прочитал - может, журналист исказил что-то?
- Наверняка.
- Андрей Дмитриевич был великим, на ваш взгляд, ученым?
- Он был необыкновенной личностью - это я могу твердо сказать. Вместе мы не работали, но я с ним пересекался - правда, не очень много...
- Боннэр действительно имела на него нехорошее, прямо-таки магнетическое влияние?
- Могу описать последнюю встречу отца с Сахаровым. Елена Георгиевна позвонила Петру Леонидовичу и попросила подписать письмо в защиту некоего диссидента - не помню даже, кого именно. Он отказал: «Вы знаете, я никогда не подписываю коллективных писем - когда надо, пишу кому надо и то, что считаю нужным, сам». В частности, он написал два письма Брежневу и Андропову в защиту самого Сахарова (теперь они опубликованы, а тогда это была конфиденциальная переписка)...
- ...не говоря уже о его знаменитом обращении к Сталину в защиту Ландау...
- Да, причем и в том, и другом случае его письма возымели серьезное действие.
Из книги академика Сахарова «Воспоминания».
«4 декабря 1981 года, во время нашей с Люсей голодовки за выезд Лизы, Петр Леонидович послал на имя Брежнева письмо. Вот его полный текст:
«Глубокоуважаемый Леонид Ильич!
Я уже очень старый человек, и жизнь научила меня, что великодушные поступки никогда не забываются. Сберегите Сахарова! Да, у него большие недостатки и трудный характер, но он великий ученый нашей страны.
С уважением П. Л. Капица».
Как известно, 8 декабря Лизе был разрешен выезд».
Чтобы как-то смягчить отказ, отец пригласил Боннэр вместе с Андреем Дмитриевичем отобедать. Пришли Сахаровы, были отец с матерью и я - больше никого. Вначале Елена Георгиевна опять повторила свою просьбу, но отец вновь сказал, что ничего не будет подписывать, и дальше эта тема не обсуждалась. За столом была некая напряженность, но все равно поддерживался какой-то мелкий треп, а когда обед закончился, отец сказал: «Пойдемте, Андрей Дмитриевич, я бы хотел с вами поговорить». У него был двухэтажный дом, и он предложил академику подняться наверх, в его кабинет, а дамы и я оставались бы внизу в столовой. Ну, ясное дело, отец - хозяин, директор и, наконец, старше гостя... Естественна диспозиция...
- ...и субординация...
- ...но Боннэр отрезала: «Андрей Дмитриевич будет говорить только в моем присутствии». Неужели, подумал я, он человек, не отвечающий за свои слова? Может, ему хочется обсудить проблемы сугубо академические. У академиков своя жизнь, свои, может, тайны...
- Почему бы не перекинуться парой слов о девушках, в конце-то концов...
- Ситуация, словом, понятная...
- Ужас!
- Андрей Дмитриевич, по-моему, должен был бы сказать: «Милая, никаких секретов от тебя у меня нет. Я с Петром Леонидовичем пойду, а потом все тебе расскажу», - и все встало бы на место.
- Промолчал?
- Было, как в театре: повисла длинная пауза, после чего отец отчеканил: «Сергей, проводи, пожалуйста, гостей». Я встал, поднялись Андрей Дмитриевич и Боннэр. Отец вежливо им поклонился, мы вышли в большую переднюю, но за гостями он не последовал. Помню, что я помог Елене Георгиевне одеться, потом провел их к машине, и они уехали.
- Незавидная у вас была роль...
- Да, милый мой, да (смеется)...
«СРЕДИ ФИЗИКОВ ПЬЯНИЦ ПОЧТИ НЕ ВИДЕЛ, У ХИМИКОВ, ГОВОРЯТ, ЭТО БОЛЕЕ РАСПРОСТРАНЕНО. МОЖЕТ, ТАМ СПИРТА ПОБОЛЬШЕ...»
- В ученой среде ревность и зависть по отношению друг к другу присутствуют?
- Как и во всех специальностях. Ученые в этом смысле абсолютно ничем от других не отличаются - даже, может, еще больше подвержены человеческой слабости.
- А восхищение чужими успехами присутствует?
- Непременно - тоже, в общем-то, как везде. Возьмите художнический мир...
- ...или актерский...
- Ну, артисты вообще на этом, по-моему, сдвинуты, потому что их жизнь в искусстве так коротка...
- Ученые пьют?
- Среди физиков пьяниц почти не видел - у химиков, говорят, это более распространено. Может, там спирта побольше, не знаю (смеется)...
- По слухам, вы очень любили сражаться в теннис с Никитой Михалковым и его братом Андроном Михалковым-Кончаловским - кто, если не секрет, побеждал?
- Они хорошо играли, может, даже лучше меня, но, в общем, побеждала всегда дружба.
- Вы их, небось, интеллектом давили?
- Нет, что вы - все было симпатично, интересные люди к ним приходили. Я в их компании с Тарковским раз познакомился, а потом как-то Андрон с польской актрисой Беатой Тышкевич приехал.
- Красивая женщина...
- Ну! С ней, кстати, любопытный эпизод связан. Мы с Андроном играем, изображаем, конечно, великий теннис, а она сидит и, так сказать, благосклонно смотрит. Тут мой противник куда-то мяч загоняет и говорит Беате: «Эй, принеси». Для меня это было совершенно непонятно. «Андрон, - произнес, - как ты можешь?»...
- А она встает и бежит...
- Нет. Он в ответ: «Она должна меня слушаться». Гордая полька зарделась: «Может, на съемочной площадке и так, но не на теннисе - я не позволю с собой так обращаться». Я сразу встал на ее защиту, и Андрон понял, что совершил какой-то faux pas (бестактность. - Д. Г.). Спустя много лет я случайно встретил Беату в Испании - мы были в Бургосе в Музее современного искусства. Я об этом случае ей напомнил - она тоже его не забыла.
- Вы много лет увлекались подводным плаванием с аквалангом и даже имеете удостоверение дайвера под номером 0002. Сразу напрашивается вопрос: а у кого «корочки» под номером 0001?
- У академика Мигдала, с которым мы, собственно, и основали Федерацию подводного плавания. Сперва мы с Аркадием Бенедиктовичем в масках научились плавать - это теперь тривиально, а потом, первые по существу в Союзе, спускались под воду, как Кусто, в аквалангах.
- Увлекательно под водой?
- Безумно - это действительно открытие какого-то мира, и потом просто физически ощущаешь себя иначе...
- В воды каких океанов и морей вы погружались?
- Начали в Черном море, затем у нас были три экспедиции на Дальний Восток... Там, кстати, мы сняли два фильма (это были первые советские ленты о подводном мире!) об осьминогах.
- Вы под водой сами снимали?
- Да, на цветную широкую пленку (потом, правда, нам помогали монтировать и озвучивать, но все было сделано профессионально). С одной из этих картин я ездил даже на фестиваль спортивных фильмов в Канны - там познакомился с Кусто, который потом приезжал в Москву (я его принимал на даче - это был замечательный путешественник). Затем меня пригласили в Австралию читать лекции, и там я с коллегами вырвался на барьерные рифы, где провел больше недели.
- Вы, получается, практически весь мир объездили?
- Ну, не весь, но какую-то его часть, несомненно (смеется).
- Скажите, а это правда или легенда, что вы управляете самолетом?
- Ну почему же легенда - в МАИ нас учили летать.
- И вы в состоянии, если немножко освежить память, управлять самолетом?
- Да.
- Военным или транспортным?
- Нет, летал я на маленьких... Сначала это был биплан У-2 (позднее переименованный в ПО-2): на нем летать - как на мотоцикле ездить. Когда первый раз я сел за штурвал, со мной был инструктор, который поднял самолет в небо, а затем передал управление мне. Лететь надо было по прямой. Я держался довольно уверенно, стал даже повороты какие-то элементарные делать. Наконец, мы сели. «Ну, - говорит мне инструктор, - вижу, вы раньше летали». - «Никогда в жизни, - отвечаю, - это был первый полет», а он: «Так первый раз не летают». Просто я знал, что такое авиация...
«СООБРАЖАТЬ Я НАЧАЛ, ТОЛЬКО КОГДА БРОСИЛ ЕГО НА ПОЛ: ЛЕЖАЛ НА НЕМ, А ОН ПОДО МНОЙ БРЫКАЛСЯ»
- Вы уже вскользь упоминали об этом... В декабре 1986 года в перерыве между лекциями в МФТИ на вас напал сумасшедший, говорят, человек, который пытался убить вас ледорубом - почти как Рамон Меркадер в 40-м году Троцкого...
- (Вздыхает).
- Странное покушение...
- Это был очень неприятный эпизод в моей жизни... Он действительно хотел меня убить - у него был туристский топорик со стальной очень ухватистой ручкой... Я испугался...
- Вы видели, как злоумышленник подходит?
- В том-то и дело, что нет - он сзади напал. Я вначале подумал, что это из серии (хлопает себя рукой по плечу): «Ой, Сергей, я тебя давно не видел» - знаете, есть такое дурацкое приветствие? Он ударил меня изо всех сил сзади по голове, но топор соскочил на плечо, и удар больше туда пришелся. Боли не было... Потом он второй раз ударил меня по голове - вот тут (показывает) даже шрамик остался. Обернувшись, я увидел перед собой небольшого роста крепкого парня, который в одной руке сжимал топор, а в другой - опасную бритву.
- Рядом с вами был кто-то?
- Студенты - мы просто шли из аудитории, где я закончил читать лекцию: в перерыве направлялся к себе в кабинет...
Что-то во мне тогда взорвалось - вот не знаю что. Видимо, какие-то защитные инстинкты в нас запрограммированы. Соображать я начал, только когда бросил его на пол: лежал на нем, а он подо мной брыкался, кричал. Мы в разных немножко весовых, да и возрастных категориях: ему 29 лет было, а мне - 58. Я вырвал у него топор и готов был ударить его по глазам, но тут меня осенило, что, может, это непедагогично: профессор - и вдруг рубает студента. Тогда я решил, что ударю его по зубам, но в эти как раз дни моя жена вставляла себе зубы, и я знал, как это сложно и дорого.
- Все эти мысли успели пронестись у вас в голове?
- В доли секунд! В результате я перевернул топор, как теннисную ракетку, и ударил его по лбу. Он потерял сознание, после чего я поднялся, и только тут ребята начали вокруг меня собираться. Понимаете, это когда в кино идиотские драки показывают, они там чуть ли не целый час длятся...
- Напавший на вас оказался студентом?
- Нет, это был парень из Ленинграда. Он приезжал трижды, меня выслеживал...
- Навязчивая идея?
- Совершенно верно - он был зарегистрированным сумасшедшим и убивал меня как главного жидомасона.
- Это вы-то жидомасон?
- (Разводит руками). Все в жизни возможно...
- Не жид, не масон...
- Мало того, человек может быть либо евреем, либо масоном - это не пересекающееся, как говорят в математике, множество. Существует просто некий жупел... Потом как-то я обсуждал произошедшее с Александром Николаевичем Яковлевым, и он мне сказал, что это, несомненно, была попытка меня уничтожить, используя сумасшедшего. У лидера эсэров Бориса Савинкова описано, как это делается: дают психически больному установку, а в случае, если убийство сорвется, не получится, умывают руки.
- Что после этого с вами было?
- Таня позвонила своей сестре, и меня увезли в Боткинскую больницу. Кстати, там работал очень известный нейрохирург, который в свое время хотел меня оперировать, когда я мучился немножко от радикулита (Таня говорила, что натрудил себя подводными грузами), и вот я лежу, а он моет руки. «Я, - говорит, - собирался оперировать вам спинной мозг, а теперь мне ваш головной мозг достался».
К счастью, туда он не добрался - тот уцелел. Как оказалось, у меня крепкая голова.
- И слава Богу - такие мозги на вес золота...
- Это, знаете, как Гоги спрашивают: «У тебя голова болит?». Он плечами пожал: «Никогда - здесь же кость».
- Какова судьба этого парня? Что было с ним дальше?
- Его посадили в какой-то сумасшедший дом тюремный, и след потерялся.
- Сергей Петрович, вам 82 года - вы в этом возрасте как себя ощущаете?
- А сколько вам лет?
- 42...
- (Мечтательно). Почти в два раза меньше...
- Вы тем не менее чувствуете себя по-прежнему молодым или кажетесь уже себе пожилым человеком?
- Ну, не знаю - пока функционирую.
- Голова по-прежнему работает хорошо?
- Ну, может, память не столь ясная, как была, а в остальном...
- Как вы считаете: старость - это порок?
- Это судьба!
- Я вам задам последний вопрос: что в вашей жизни очевидно и невероятно одновременно?
- Да все, по-моему. Сама жизнь невероятна...
- ...но очевидна....
- И это главное!
Киев - Москва - Киев