Евгения МИРОШНИЧЕНКО: «Мы умираем не от старости, а от обид»

«Ушла в вечность украинская Мария Каллас», «Умерла Царица ночи» — написали газеты о Евгении Мирошниченко, скончавшейся в своей киевской квартире 27 апреля на 78-м году жизни. А она была царицей дня, очень солнечным человеком и нашим родным соловьем — просто фантастически выводила рулады знаменитого романса Александра Алябьева на стихи Антона Дельвига: Кто-то бедная, как я, Ночь прослушает тебя, Не смыкаючи очей, Утопаючи в слезах?В народе говорят, на Пасху и в Поминальную неделю Небеса открываются, отлетевшие души попадают прямо в Райский сад — теперь голосистый соловушка будет петь там.

«Певица, на которую нужно смотреть»

В последний вечер ее жизни в театре шла опера «Реквием» Джузеппе Верди. Изумительная Царица ночи в «Волшебной флейте» Моцарта, Виолетта в «Травиате» Верди, Венера в «Энеиде» Лысенко — Мирошниченко называли «певицей, на которую нужно смотреть» — за уникальное сочетание вокального мастерства и драматического таланта. Девочкой она пела при Сталине, ее «голос утренней свежести» ценили Хрущев, Брежнев, Щербицкий.

Людям, не из «Википедии» знающим о Мирошниченко, слышавшим Бориса Гмырю, Зою Гайдай, Анатолия Соловьяненко, не нужно объяснять, какая утрата постигла отечественное искусство. А поколение, для которого слово «опера» ассоциируется с броузером Opera, пусть вспомнит вокализ Дивы Плавалагуны из фильма «Пятый элемент» Люка Бессона, где звучит голос певицы Инвы Мула — албанка исполняет арию Il dolce suono из оперы «Лючия ди Ламмермур» Доницетти, и только благодаря компьютерной обработке создан диапазон, физически невозможный для человеческих голосовых связок. Евгения Мирошниченко с ее блистательным бельканто так же пела без всяких спецэффектов, вживую!

Украинская звезда снялась в экранизации «Лючии ди Ламмермур», поставленной Ириной Молостовой. Жаль, мирошниченковских записей до обидного мало — Евгения Семеновна шутила, что звукозаписывающая аппаратура просто не выдерживает мощных обертонов ее лирико-колоратурного сопрано.

Певицу с уникальным голосовым диапазоном называли «нашей гордостью», «национальным достоянием», «спiвочою душею народу»

В 1961-м она стажировалась в миланском театре «Ла Скала», с 1957 по 1990 год была солисткой Государственного академического театра оперы и балета УССР имени Шевченко, с 1980-го преподавала в Киевской консерватории, нынешней Национальной музыкальной академии имени Чайковского. В 1990-м стала профессором, в 2002-м учредила Международный благотворительный фонд своего имени. Народная артистка Украины и СССР, лауреат Шевченковской премии, Герой Украины, обладательница многочисленных наград — как только ее не именовали в некрологах и телеграммах соболезнования из высоких кабинетов: «нашей гордостью и любовью», «национальным достоянием», «спiвочою душею народу», «искренней патриоткой». А Евгения Семеновна, член редакционного совета «Бульвара Гордона», в последнем нашем, мартовском разговоре, в сердцах назвала себя «старой идиоткой»: мол, уже пятый год носится с идеей киевского театра «Малая опера».

Напомним, наш еженедельник неоднократно писал, что городские власти отдали под этот проект столичный Дом культуры трамвайщиков, но затем дело застопорилось. Эта тема была самой животрепещущей и больной для нашей легендарной певицы, она срывалась в крик, ругалась, плакала: «Может быть, я как художественный руководитель терпеливо ждала бы, видя происходящее в стране, которой сейчас не до нас, но как подумаю, что в этой мутной воде кто-то ловит свою рыбку, — не могу успокоиться! Врачи запретили переживать, а мне безумно жалко детей, которых я учу, — почему они должны уезжать за границу в поисках работы?! Что же мне теперь, надеть темные очки, не видеть всего происходящего вокруг и так проживать свою единственную жизнь?!».

Поводов для волнений хватало — год назад у Евгении Семеновны диагностировали рак груди, потребовалась срочная операция в ведущей немецкой клинике, но в своей стране спонсоров не нашлось. Дорогостоящее лечение и реабилитацию оплатил москвич. «Мы умираем не от старости, а от обид», — как-то в сердцах сказала она.

Младший сын Евгении Семеновны Олег МИРОШНИЧЕНКО: «Мама была очень гордой и говорила, что ей от этой страны ничего не надо»

С родными Мирошниченко и ее лучшей подругой мы общались через несколько часов после того, как Евгении Семеновны не стало. Близкие еще не отошли от шока, но ждать нельзя — чуть позже навалится такая боль, что терзать их расспросами будет просто не по-человечески.

Младший сын легендарной певицы Олег — юрист, а старший, Игорь, — отставник МВД. Братья с семьями сидели в маминой комнате, и, пока мы говорили по мобильному с Олегом, все прислушивались к городскому телефону: еще не был решен ни один погребальный вопрос. Гораздо позже станет известно: для Евгении Семеновны выделили место на столичном Байковом кладбище недалеко от могилы академика Николая Амосова...

— Олег, примите сердечные соболезнования... Утешает только, что Евгения Семеновна ушла моментально — многие люди с онкологическим диагнозом мечтают о такой легкой смерти. Она ведь накануне общалась с сестрой Зоей, с подругой Розой, говорила с уволенным директором Малой оперы Иваном Хариной, потом по телефону устроила вам воспитательный час...

— Не мне — моему брату Игорю...

— Мама принимала наркотические обезболивающие?

— Нет. Когда она вернулась из реабилитационного центра в Альпах, врачи ей сказали, что все будет нормально... Она была полна планов, еще в пятницу проводила индивидуальные занятия в академии. Мы никогда не говорили с ней о болезни.

— Кажется, у нее даже волосы отрасли после химиотерапии...

— Успели...

— Евгения Семеновна советовалась с вами как с юристом, ведь из-за участка возле здания Малой оперы на столичной улице Дегтяревской, 5 состоялось несколько судебных процессов?

— Я был в курсе всех событий, конечно, давал чисто профессиональные советы. Мы писали письма Президенту, премьеру, спикеру Верховной Рады. Не знаю деталей, но когда Евгения Семеновна обратилась за помощью к Ющенко, Виктор Андреевич якобы высказывал удивление, что возникла такая неразрешимая проблема: «Що у нас в Українi немає меценатiв? Зараз знайдемо». Президент пообещал вернуться к этому вопросу, когда Мирошниченко приедет из реабилитационного центра.

Как-то мама завела разговор, что наступает возраст, когда пора подумать об уходе: «Пожалуйста, не нужно никакого памятника — вот если бы открылась Малая опера, это было бы лучшей памятью обо мне». Увы, дело так и не сдвинулось с мертвой точки...

Иски, суды, нервотрепка во многом подорвали ее здоровье...

— А поиск денег на операцию?!

— Мама всегда была очень гордой, говорила, что ей от этой страны ничего не надо, с ностальгией вспоминала времена Советского Союза: «Прежде номенклатура и руководство Украины были более культурными, можно было проще до них достучаться, а сейчас ни народных депутатов, ни членов правительства в Оперном не видно». (Она обожала сцену, но в 2006-м на вопрос о впечатлениях от киевского концерта Монтсеррат Кабалье, которая всего на два года младше Мирошниченко, дипломатично ответила: «За то, что я вовремя ушла, готова петь сама себе хвалебную оду. Рот я закрыла совершенно сознательно. Ну чем виновата, что до такого возраста сохранила голос, но надо же молодым дорогу дать, да и не хочу, чтобы люди говорили: увы, Мирошниченко уже совсем не та! Слава Богу, я нашла себя в преподавании». Впрочем, Евгения Семеновна работала до последнего дня не только из любви к искусству. Говорила: «Зарплата у меня — 700 гривен, а о пенсии и говорить не хочется. Я — ребенок войны, с 13 лет на заводе, а не имею никаких льгот, даже за звание и выслугу лет все поснимали. Если бы жила на Западе, застраховала бы свой голос, завещала бы свои связки ученым для исследования и была бы богатой». — Авт.).

— Она не просила помощи у вас с братом?

— Что вы! Мало того, сама всегда помогала, отщипывая от своих мизерных крох. (Тут я чуть не прикусила язык, вспомнив, как звезда недавно посетовала: Олегу на работе по три месяца подряд не платят зарплату, Игорь в таком же положении. — Авт.). Умудрялась подкинуть нам с братом, моему сыну Антону. До сих пор, когда Антон, которому уже 22 года, забегает к ней домой, она старается что-нибудь всунуть ему в карман и просит нас не признаваться. (Олег еще не научился говорить о матери в прошедшем времени. — Авт.).

— О крутом характере Евгении Семеновны, которую ученицы называли Женей, ходили легенды. Оперная певица Валентина Степова вспоминала, что на занятиях по вокалу Мирошниченко, добиваясь от нее высокой ноты, как дала кулаком в живот, в другую девушку швырнула туфлю на шпильке, крикнув: «Сволочь!» (правда, потом нежно добавила: «Моя дорогая сволочь»). А еще острым кончиком ручки долбила студенток по темени, приговаривая: «Верхняя нота у тебя должна быть вот здесь!». Да и сама пани профессор признавалась, что в педагогических целях бьет своих консерваторок — «рукой по одному интересному месту». Вас с Игорем в детстве она часто строила?

— До последнего времени, невзирая на то что мы сами не мальчики, при удобном случае всегда наставляла, поучала, могла прикрикнуть...

Евгения Мирошниченко с близкими. Крайний справа — сын Олег, Евгения Семеновна обнимает свою сестру Зою, слева вверху — внуки Антон и Паша с невесткой Ольгой

— Брат намного старше вас?

— На полтора года.

— Представляю, как было трудно знаменитой артистке — в самый разгар ее славы вы были маленькими, требовали массы внимания. Наверное, вас, почти погодков, вырастили няни?

— За нами по очереди присматривала наша бабушка (Сусанна Мирошниченко в начале 20 века пела Наталку Полтавку в театре графа Гендрикова на Харьковщине, откуда родом Евгения Семеновна. — Авт.) и покойный отец. Мама тоже, конечно, когда была свободна.

— Помните, как она ставила себе на голову кастрюлю, полную воды, и ходила по комнате, вырабатывая походку, нужную для спектакля?

— Дома мы это видели регулярно — она очень тщательно готовилась к своим ролям, вообще свое дело любила до беспамятства.

— Заведующая кафедрой сольного пения музакадемии Евдокия Колесник, тоже прекрасная певица, просто обомлела, когда увидела Евгению Семеновну в аудитории за роялем на седьмой день после операции.

— Можете себе представить, как такой голосина распевался в квартире...

— Соседи в стенку стучали?

— Всякое бывало...

— Вы хвастались мамой в школе?

— Она не приветствовала подобные вещи, более того, вообще запрещала в таких ситуациях упоминать ее имя.

— Наверное, и родительские собрания игнорировала?

— На них ходил папа. Впрочем, мама была в курсе всех наших дел, хотя никогда особо не нагружала лекциями о необходимости хорошо учиться. Считала, что наше внутреннее содержание важнее, чем оценки, и всегда приводила в пример себя. Вы же знаете, что ее три раза исключали из консерватории за неуспеваемость, так что в этом плане она была очень демократичным человеком.


Из досье «Бульвара Гордона».

«Политэкономия, истмат, диамат — я не хотела даже знать, что существуют такие дисциплины, — вспоминала примадонна. — Будучи изгнана в третий раз, я уже приготовилась спокойно сидеть в ремесленном училище, вышивать крестиком и забыть о карьере певицы. Но Михаил Гречуха, тогдашний Председатель Верховного Совета Украины, вызвал меня к себе и сказал: «Твой отец погиб на войне, верно? Он ведь знал, что ты хорошо поешь». — «Конечно. И хотел, чтобы я была артисткой». — «Вот видишь! А ты так легко сдаешься...». Так я вернулась в консерваторию и окончила ее, но диплом мне не выдали. Я была принята в оперный театр просто так, за голос. Диплом получила, уже будучи народной артисткой Украины».


— А музыкой она активно заставляла вас заниматься?

— Из-под палки — никогда. В детстве я пытался играть на скрипке, потом бросил.

— Это был подростковый бунт?

— Скорее, просто попался неудачный педагог — я заявил, что не могу играть, когда меня бьют по пальцам. Мой сын тоже одно время активно увлекался гитарой, мама очень хотела, чтобы Антон пел.

— Не пыталась направлять твердой рукой?

— Нет, сказала, что каждый выбирает сам, что ему в этой жизни любить...

Младшая сестра Евгении Мирошниченко Зоя ХУЖКО: «Женя меня беленой накормила, чтобы я заснула, не плакала и за ней не бегала»

Зоя Семеновна живет в центре Киева вместе с сыновьями Алексеем и Константином. В юности она работала токарем на заводе, потом строила железную дорогу Оренбург — Орск. В самом начале 60-х Зоя приехала в отпуск в Киев. Женя заочно уволила сестру со строек коммунизма, но, заботясь о ее беспрерывном стаже, отвела в театр, который тогда возглавлял зять Хрущева Виктор Гонтарь. Тот удивился, что девушка с таким красивым лицом стояла за станком, и предложил ей работу в мимансе — массовке оперных и балетных постановок. Позже Зоя поступила в театральную студию при Театре музкомедии, затем тайком от сестры — в балет на льду. Наконец, выучилась в Институте культуры на библиографа высшей квалификации технических библиотек, но работать пошла на завод в пяти минутах ходьбы от дома — чтобы быть поближе к старшему сыну-сердечнику. Вышла на пенсию, пыталась подрабатывать в ресторане — посудомойкой, поваром, только продержалась всего два года, не вынесла атмосферы мата и алкогольных паров. Спасибо сестре — это по ее просьбе руководитель Национальной оперы Анатолий Мокренко взял Зою Семеновну администратором (там же, в Оперном, машинистом сцены работает и 35-летний Константин)...

— Зоя Семеновна, только что я узнала, что причина не в онкологии...

— Тромб оторвался (часа в четыре ночи Евгения Семеновна вышла в ванную и там упала. Вскоре мать одной из учениц, которые живут с ней в квартире, увидела свет, заглянула, а она — на полу. Пока вызвали «скорую», уже было поздно. — Авт.). Мгновенная смерть. Врачи объяснили: она даже не поняла, что произошло.

Женя была настолько выпотрошена внутренне...

— Как она сказала вам о раке?

— У нее огромная сила воли — некоторые с такой болезнью впадают в панику, нервничают сами, нервируют окружающих, плачут, впадают в депрессию. Женя заявила: «У меня все в порядке, только не напоминайте мне диагноз». Веселилась, хохотала — по ее поведению невозможно было догадаться, что ее что-то тревожит. Все в себе держала. Ей было о-о-очень плохо во время «химии», но она никому не рассказывала (это видела только ее лучшая подруга Роза).

— Правда, что Женя вас в детстве чуть не отравила насмерть?

— И палец на ноге мне сломала, удирая от меня. Я ведь за ней, как ниточка за иголочкой, сновала — нас три сестры: Люда, потом Женя и я, мизинчик. А отравила не нарочно, понятное дело, — беленой накормила, чтобы я заснула, не плакала и за ней не бегала. Ей было восемь лет, мне — года три, но я это хорошо помню. «Мак хочешь?» — спросила, стала вытряхивать зернышки из семенной коробочки...

— Мама тогда ее сильно побила?

— Нет, что вы! Женя ведь и сама страшно перепугалась — так кричала, когда увидела: у меня поднялась дикая температура, я стала бредить, изображать, как высыпаю семена на ладошку и ем. Родители догадались, что случилось, быстренько отвезли меня в районную больницу, где мне сделали промывание и спасли.

— Сестра могла сказать вам на правах старшей: так поступай, а этого не делай ни за что?

— Женя руководила мной все время, мы по жизни всегда рядом — она мне и мать, и сестра, и подруга. У нас в семье вообще были очень теплые отношения: не могли и дня прожить, чтобы несколько раз не созвониться.

— Любимые собаки Евгении Семеновны сильно выли, когда случилась беда?

— Честно говоря, сейчас не до них — где-то позабивались, не видно и не слышно...

Близкая подруга Евгении Мирошниченко Роза ВАНЕЕВА: «Евгения Семеновна сделала все, чтобы не выходить замуж за Фиделя Кастро, — быстренько родила одного сына за другим»

Роза Ванеева — осетинка, выучившаяся на дирижера в Тбилисской консерватории, где ее наставниками были выдающиеся грузинские музыканты Лиана Исакадзе и Отар Тактакишвили. В Киев попала волею судьбы, когда 30 лет назад вышла замуж, и здесь («в музыкальном мире», по ее определению) познакомилась с Евгенией Мирошниченко. Женщины очень дружили, хотя Роза так и не перешла со своим кумиром на ты, несмотря на слезные просьбы Евгении Семеновны.

Мирошниченко как-то сказала: «Я дурноватая, спешу делать добро, но если серьезно, мне очень нравится фраза кардиохирурга Владимира Храпунова: «Человек стоит столько, сколько он отдал людям». Думаю, не красота спасет мир, а доброта». Так вот, Владимир Николаевич Храпунов, заведующий лабораторией Национального института сердечно-сосудистой хирургии имени Николая Амосова, — супруг Розы Ванеевой...

Роза Ванеева: «Мы были так близки, что все проблемы Евгении Семеновны касались и меня»

— Роза, это ведь у вас Евгения Семеновна жила года три, пока шел капитальный ремонт ее квартиры на улице Репина, нынешней Терещенковской?

— Мы настолько близки, что все проблемы Евгении Семеновны были и моими. Кстати, когда она у нас поселилась, у нее было пять собак, а у меня — свежий ремонт, которому тут же пришел конец (смеется). Она без своих беспородных псин, которых подбирала больными на улице и вылечивала, ни за что не переехала бы.

— Ваш муж относился к этому зверинцу терпимо?

— Улыбался. Он вообще очень интеллигентный человек. Трех собак мы потом похоронили, а две вернулись в ее обновленное жилье (сейчас они уже совсем старенькие).

— О своем онкодиагнозе она вам первой рассказала?

— У нее под мышкой болело, уже был лимфатический узел, Владимир посоветовал немедленно обратиться к врачам, мы тут же отправились в хорошую клинику, где за день было сделано полное обследование.

— Пациентке так и сказали: злокачественная опухоль груди?

— Сразу. Правда, предупредили, что начальная стадия, поэтому отчаиваться не нужно.

— Евгения Семеновна разрыдалась?

— Волевой человек, она восприняла новость как предстоящую борьбу с чем-то очень злым. Но она же справилась с этим (плачет), она спра-а-авилась!

— Операцию сделали прошлой осенью, а уже через полгода ее не стало...

— Рак, в принципе, был полностью излечен — немецкий профессор подтвердил, что не осталось никаких проявлений болезни. Значит, мы спохватились вовремя...

— Спонсора в Москве нашли тоже вы?

— Наших финансов было недостаточно, мы просили о помощи чиновников от культуры, многих олигархов — бесполезно. Потом я обратилась к своему другу — Владимиру Бабию. Владимир Евстафьевич организовал абсолютно все (он родом из Львова, бывший врач, ныне бизнесмен, очень много делает для Украины — опекает детские дома, занимается благотворительностью): позвонил в Мюнхен лучшим специалистам, оплатил операцию, химиотерапию, реабилитацию. Фактически спас Евгению Семеновну. Увы, у нее лет с 50-ти была тяжелая болезнь — ишемия сердца.

— Знаю, что она получала сущие копейки, а ведь ей, человеку публичному, кроме лекарств, нужны были и обновы, и косметика — приходилось выбирать крем не за 10 рублей, а за семь...

— Когда я ее узнала, она жила практически в нищете, но после нашего знакомства больше не нуждалась — у нее было все, включая французскую косметику. Спасибо Евгению Хоровскому, который способствовал открытию Фонда Евгении Мирошниченко. Евгения Семеновна могла проявить всю широту своей души, оказывая помощь не только людям искусства (ее студентки получили возможность участвовать в конкурсах за границей), — например, Фонд закупил и передал Институту Амосова аппарат искусственного дыхания. Кстати, Хоровский оплачивает съемное жилье нескольким ученицам Мирошниченко.

— Наверное, ее студентки, жившие с Евгенией Семеновной, помогали ей вести хозяйство?

— Конечно, хотя она любила куховарить — такой замечательный капустняк варила, да и борщ. Собакам сама готовила, боялась, что девочки положат не то, что нужно животным. Считала: лучшие продукты должны идти ее псинам, чтобы у них, не дай Бог, животик не заболел.

— Накануне у вас не было плохих предчувствий?

— Евгения Семеновна приехала ко мне за три дня до смерти, пробыла полдня. Прощаясь, мы обнялись, как обычно, и вдруг она сказала: «Розочка, я тебя очень сильно люблю». — «Я вас тоже, Евгения Семеновна», — говорю, а она: «Розочка, я так устала, что и передать не могу». — «Ничего, Евгения Семеновна, мы их победим!».

Она села в такси, я еще подошла ее поцеловать и стояла на дороге, пока машина не исчезла за углом. Вернулась домой в каком-то оцепенении, примостилась на стуле и почувствовала ужасное опустошение. А девочки-студентки, которые живут у нее, потом рассказали: мол, она приехала от вас необычно молчаливая и задумчивая, вошла и грустно-прегрустно улыбнулась...

Когда решали, что надеть (в гроб. — Авт.), я сказала — розовый костюм. Через некоторое время Игорю позвонила сотрудница Фонда Мирошниченко и передала, что Евгения Семеновна просила надеть именно этот костюм, взять новые черные туфли и белье из черной коробки.

— То есть она успела отдать распоряжения, хотя завещания не составила (в прессе писали: неизвестно, кому из двух ее сыновей отойдут права на творческое наследие, квартира в центре Киева)...

— И ничего мне не сказала...

— Она берегла вас. Видно, ей было уже не очень хорошо...

— Обычно раз 10 позвонит, спросит, как я, что в городе. Вечером: «Устала? Иди чайку попей и ложись», с утра пораньше: «Ты проснулась? Ну, вставай, погуляй чуть-чуть на улице, а я тоже выйду с собаками»...

— В Кишиневском театре оперы и балета ежегодно проходит фестиваль «Приглашает Мария Биешу», на родине молдавской певицы открыли музыкальную школу под ее патронатом. Бибигуль Тулегенова живет в Алма-Ате, а конкурс ее имени устраивают в Астане, где казахской примадонне специально подарили роскошную квартиру, чтобы она не мыкалась по гостиницам во время конкурса. К Елене Образцовой, по слухам, один известный киноактер пристроился сторожем на 300 долларов...

— Пусть меня простят, но мне кажется, Мирошниченко сделала для своей родины больше, чем Образцова. Нужно было поддержать нашу страну, и Евгения Семеновна старалась — когда у нас были проблемы с Китаем, Японией. Ну а про Кубу вы знаете...

— Безусловно. Бывший первый секретарь Киевского горкома партии и секретарь ЦК КПУ Юрий Ельченко рассказывал, как на правительственном ужине в Киеве Брежнев несколько раз подсаживался к Мирошниченко с бокалом и как горели глаза у Фиделя Кастро, когда она пела в том же Мариинском дворце во время приезда кубинского лидера в столицу УССР. Команданте пригласил Евгению на чашечку чая и проговорил с ней всю ночь...

— Фидель говорил: «Я вам — Кубу, вы мне — Мирошниченко». Кастро ведь хотел на ней жениться, он ее любил. Только она бы ни за что не уехала. Ее уговаривал Николай Подгорный, но Евгения Семеновна сделала все, чтобы не выходить замуж за Фиделя Кастро, — быстренько родила одного сына за другим.

— Могла бы стать первой леди Кубы и жить безбедно...

— А сколько нефтяников на ней хотели жениться!

— Арабских шейхов, что ли?

— Конечно, но она на них даже внимания не обращала. Или один из китайских премьеров — полгода ее из Поднебесной, где она давала концерты, не отпускал. Евгения Семеновна чуть не умерла от тоски. В Стране восходящего солнца тоже было нечто подобное — она настолько перепугалась, что ее могут оставить в Японии, что когда прилетела, у нее случился первый сердечный приступ. Ей тогда было лет 35.

Так что ее жизнь не была такой уж сладкой. (Известна также история, едва не стоившая Мирошниченко карьеры. Из-за того, что во время московского концерта, посвященного Дню милиции, телеоператор поймал в объектив крестик, блеснувший в декольте певицы, ей два года запрещали гастролировать, на партсобраниях в творческих коллективах обсуждали пробелы в идеологической работе, а на имя оперной дивы приходили письма, что она «запроданка». — Авт.).

Потом Евгению Семеновну направляли в ленинградский Кировский (ныне Мариинский театр Санкт-Петербурга), но она категорически не хотела отсюда уезжать, объясняла: «Есть категория людей, для которых родина там, где им хорошо. А я с улицы на улицу не могу без слез переехать, для меня расстаться со двором, соседями — смерти подобно».

— Валентина Степова вспоминала, как Евгения Семеновна деликатно ей намекала: «Валечка, будь ты хоть семи пядей во лбу, но если не найдешь хорошего покровителя, вряд ли сможешь добиться того, к чему стремишься».

— Она хорошо знала, о чем говорила... Впрочем, есть и другой вариант — иметь такой голос, как у Мирошниченко. Когда Мирошниченко пела в Национальной опере, очереди за билетами стояли от Владимирской до Крещатика.

— Об интригах оперного и балетного закулисья ходит множество слухов. Самые мирные — вроде истории, когда после концерта Ирины Архиповой Елена Образцова кинулась к коллеге со словами: «Милочка, ты сегодня восхитительна, неподражаема, великолепна! Ты просто блистала! Это платье изумительно, колье ослепительно! Кстати, дорогуша, а что у тебя с голосом?». Но, по словам главного хормейстера Национальной оперы Льва Венедиктова, на интриги, конфликты, завистников у Мирошниченко просто не было времени...

— Это все ее ангельский голос! Немецкому профессору, который ее прооперировал, мой муж подарил диск Мирошниченко, сказав: «Она была нашей звездой» (чтобы тот знал, кого спасает). На следующий день профессор рассказал, как ехал домой очень уставший, включил диск в машине и был так потрясен, что остановился на обочине и не тронулся с места, пока не дослушал до конца...

Если вы нашли ошибку в тексте, выделите ее мышью и нажмите Ctrl+Enter