«Он спас от маразма целое поколение, уведя его в горы»

«Ты у меня одна, словно в ночи луна...». Самый нежный бардовский ноктюрн написал человек, которого большинство зрителей помнит с тяжелым каменным лицом Мартина Бормана из «Семнадцати мгновений весны».

Песня «Ты у меня одна» посвящена первой супруге Аде Якушевой, тоже исполнительнице собственных стихов и, как говорили ее товарищи по гитаре, «солнышку бардовской песни».

Это солнышко светило девять лет из не слишком долгих 50-ти, отпущенных Юрию Иосифовичу. У его ровесницы и однокурсницы Якушевой в этом году тоже мог быть 80-летний юбилей, но она не дожила до него два года.

Визбор и Якушева расстались. У него появилось еще одно солнышко, затем еще. Он был увлеченным ловцом солнечных зайчиков и пытался совместить страсть к вольной жизни с домашним уютом. С последней женой это ему удалось.

Но произошла удивительная история. Первый семейный союз Визбора с Якушевой, распавшись, превратился в союз дружеский и творческий. И теперь на концертных вечерах их общей памяти всегда исполняют песни и Ады и Юрия. Иногда их по-прежнему называют супругами. Живи они, наверное, не протестовали бы.

«ВЫ МЕНЯ УЗНАЕТЕ? Я БОРМАН! И МНЕ СРОЧНО НУЖНО В МЮНХЕН»

Эпизод из «Семнадцати мгновений». Штирлиц — помощнику: «Надо срочно передать шифровку партайгеноссе Борману». Диктует: «Переговоры между личным

Родители Юрия — Мария Шевченко и Юзеф Визборас. В 1937 году отец был репрессирован, в 1956-м — посмертно реабилитирован

представителем Икс с Игреком идут в Берне полным ходом... Верный Вам член НСДАП». Борман (получив шифровку — своему помощнику): «Генерал Вольф оказался предателем». Помощник: «Не может быть!». Борман: «Я часто ошибался?.. И не говорите об этом Гиммлеру. У рейхсфюрера слишком ранимое сердце». Звучит, как анекдот.

Борман, несомненно, уступает Штирлицу по анекдотоспособности, но и он удостоился чести быть отмеченным веселым фольклором. Кажется, уже на съемках кто-то сочинил байку, которая пошла в поющий Визбора народ. Закадровый голос Ефима Копеляна: «Гитлер склонился над картой. Он уже понял, что проиграл войну. Борман: «Адик, не расстраивайся. Давай я тебе лучше спою, сочинил тут недавно: «Лыжи у печки стоят, гаснет закат за горой, месяц кончается март, скоро нам ехать домой...».

Когда к Визбору пришла киноактерская слава, посетившая всех участников «Семнадцати мгновений», знакомые стали в шутку именовать Юрия Борманом. Его работа в фильме была стопроцентным попаданием в образ самого загадочного рейхсминистра. Настолько загадочного, что некоторые авторы выдвигают предположение, будто это он, а не мифический Штирлиц был тайным осведомителем советской разведки.

В советском и зарубежном кино Бормана сыграли много актеров, но его «двойником» стал только Визбор. Дочь настоящего Бормана, по свидетельству прессы, сказала своему младшему брату, что больше всех на отца похож советский актер из «Семнадцати мгновений весны».

Старшая дочь Визбора Татьяна, очень, кстати, похожая на отца, рассказывала: «Однажды дети в шутку сунули мне в водительские права фото отца в эсэсовской форме. Останавливает меня сотрудник ГИБДД. Я понимаю, что виновата, начинаю канючить. А он листает мою книжечку — и улыбается все шире. «О, — говорит, — штандартенфюрер!». Тут меня задело — с чего вдруг папу так понизили? И я не без возмущения уточняю: «Какой штандартенфюрер? — партайгеноссе!». И тут происходит чудо — со словами «Ну, тогда езжайте осторожненько» мне возвращают мои права».

В другой раз она же, очевидно, со слов Юрия Иосифовича вспоминала: «В 1974  году отец приехал в Ставропольский край снимать фильм о первом секретаре обкома партии Михаиле Горбачеве. И тут по делам ему срочно потребовалось вернуться в Москву — а билетов нет, люди сутками спят-дежурят в аэропорту. И вот отец подходит к окошку администратора, приподнимает очки и говорит: «Вы меня узнаете? Я Борман! И мне срочно нужно в Мюнхен». — «Билетов в Мюнхен у нас нет, только в Москву», растерявшись, отвечает девушка. «Ну, давайте тогда в Москву!» — снисходительно отвечает отец — и улетает».

«Я РОДИЛСЯ ПО НЕДОСМОТРУ»

Некий намек слышался в странном созвучии последнего и первого слогов их фамилий: Визбор — Борман. Дело дошло до того, что на концерте в Новосибирске Юрий Иосифович предварил свое выступление пятикратным рефреном: «Я позволю себе представиться, чтоб не было разговоров о Бормане. Я москвич, родился в Москве, в Москве учился, в Москве окончил школу... очень среднюю и в Москве окончил институт педагогический».

На самом деле фамилия должна была писаться как Визборас. Отчество тоже переделали. Отца, родившегося в Либаве (Лиепае), звали Иозас или Юзеф Ионасович. Деда Юрия, Ионаса, за активное участие в революции 1905 года не расстреляли, не сгноили в тюрьме, а отправили в кратковременную ссылку, после которой он эмигрировал в Америку, где и скончался в преклонном возрасте.

Как-то, когда еще не так много было прожито, Визбор написал краткую автобиографию, хронологически доведенную до поступления в вуз. Из нее кое-что узнаем о его семье: «Моя 20-летняя, к тому времени, матушка Мария Шевченко, привезенная в Москву из Краснодара молодым, вспыльчивым и ревнивым командиром, бывшим моряком, устремившимся в 17-м году из благообразной Литвы в Россию, Юзефом Визбора­сом (в России непонятное для пролетариата «ас» было отброшено, и отец мой стал просто Визбором)».

Сотрудник уголовного розыска Юзеф Визбор в свободное от работы время любил побаловаться масляными красками и кистями. Художественный дар перейдет по наследству к Юрию, нередко он тоже становился за мольберт, ценители описывали его сочные гуаши на ватмане, изображавшие в основном горы, как самобытные и талантливые. Правда, из-за преобладания других талантов этот был частично зарыт.

С мамой, Москва, 1939 год

Юзеф Визбор женился на Марии Шевченко, только-только окончившей медучилище и получившей диплом фельдшера. Молодые поехали в Сталинабад (теперь Душанбе), куда командировали Юзефа для борьбы с преступностью. Там его и нашла пуля, выпущенная следователю прямо в спину из бандитского маузера. Еще миллиметр — и позвоночник Юзефа сломался бы, как тростинка, но уберег случай.

Раненого перевели сначала в тепличный Сочи, затем в Москву, где началась биография Юрия и закончилась Юзефа. В 37-м его арестовали. Юрий Иосифович берег те немногие воспоминания об отце, которые сохранила его детская память.

«Солнце в комнате, портупея отца с наганом, лежащая на столе, крашеные доски чисто вымытого пола, с солнечным пятном на них, отец в белой майке стоит спиной ко мне и, оборотясь к матушке, располагавшейся в дверях, что-то говорит ей»... «Я помню, как арестовывали отца, помню и мамин крик...». Юре исполнилось всего четыре годика, когда в эту дверь увели отца. Больше они не встретились.

Он был нежеланным ребенком и говорил: «Я родился по недосмотру». Рассказывал подробности, о которых мог узнать только от мамы. Совсем молоденькая Мария Шевченко, еще не готовая стать родительницей, дважды пыталась избавиться от беременности.

В больнице ей отказали из-за пустяка: она не принесла с собой таз и простыню, как это было положено. Во второй раз принесла, но в тот день врач не принимал. Мария и так была расстроена, сомневалась, правильно ли поступает, а тут, как нарочно, нелепые препятствия. Она вернулась домой и решила больше не испытывать судьбу: будь что будет. Судьба знает, чего хочет. В тот раз она хотела появления на свет Юрия Визбора.

«ОТЧИМ БИЛ МЕНЯ ТО СВОЕЙ ПЛОТНИЦКОЙ РУКОЙ, ТО ЛОМАЛ ОБ МЕНЯ ЛЫЖИ»

Частая история эпохи больших репрессий: люди, затылком почуявшие ледяное чекистское дыхание, хватали, что могли унести, и бежали куда глаза глядят. Каждые три-четыре месяца меняли место жительства, заметали следы. Некоторым удавалось запутать погоню. Мария Шевченко схватила Юрика и помчалась на край земли — в его памяти запечатлелись Байкал, Амур, Хабаровск, «барак, в котором мы жили, с дверью, обитой войлоком».

Мария надеялась заработать в дальних краях денег, которых после ареста мужа катастрофически не хватало. Но мечта разбогатеть не осуществилась. Хорошо, что остались целы. Вернувшись в Москву, они поселились неподалеку от аэродрома, который то и дело бомбила фашистская авиация, зенитки отвечали огнем, окна комнаты, где жили Юра с мамой, рассыпались в мелкие осколки. В дополнение ко всему Мария заболела тифом. Судя по всему, женщина удивительной внутренней силы, она и выздоровела и пошла учиться в мединститут. Летом они с сыном ездили за город собирать крапиву на суп и ромашку и полынь от клопов.

В школе Юра Визбор учился в третью смену, она начинались в семь часов вечера. Домой возвращался темными улицами, где мелькали фигуры подозрительных личностей, расклеивавших на стенах фашистские листовки, и орудовали воровские шайки. Жизненные тяготы Юра воспринимал как должное, у него ведь не было другого опыта. Одно невыносимо мучило — жестокость и несправедливость. Будущий бард хлебнул их сполна.

Мама рассчитывала найти защиту и опору в новом замужестве, уйти от клейма ЧСР (член семьи репрессированного). По решению Политбюро ЦК ВКП (б) жены репрессированных помещались в лагеря на пять-восемь лет, а их дети в возрасте до 15 лет — в детдома и закрытые интернаты.

Избранником мамы стал человек из простой, наверное, слишком простой, семьи. Такое-сякое образование получил на рабфаке, стал служить в министерстве. Пасынка учил уму-разуму в меру собственного воспитания. Много лет спустя знаменитый бард расскажет об отчиме: «Бил меня то своей плотницкой рукой, то ломал об меня лыжи». Кстати, о лыжах. Пройдет немного времени, и Юрий станет инструктором горно-лыжного спорта, будет руководить зимним походом за Полярный круг.

А тогда парнишка искал любую возможность, чтобы вырваться за дверь ненавистного очага. Там, на воле, по вечерам сосед-студент выносил трофейную радиолу, и обитатели близлежащих домов, построенных пленными немцами, устраивали танцплощадку. Там Юра видел, как через Москву гнали колонны побежденных, и орал «ура!» первым салютам Победы. Там 9 Мая его едва не убили в давке, образовавшейся на Красной площади. Спас сосед, каким-то образом сумевший вытащить мальчика из тисков толпы и забросить на крышу кем-то оставленной без присмотра автомашины.

Страна ликовала и начинала новую жизнь, а ее маленькая ячейка, семья Юры, переживала тяжелую, дурную драму. «В доме мне жизни не было, и я фактически

Радист 1-го класса, сержант Советской Армии Юрий Визбор. Кандалакша, 1957 год

только ночевал в своей квартире. Отчим, приобретший телевизор «КВН», по вечерам садился так, что полностью закрывал своим затылком крошечный экран.

Впрочем, матушка, уже к тому времени врач, нашла противоядие, как-то сказав ему, что телевизионные лучи с близкого расстояния пагубно действуют на мужские достоинства. Отчим стал отодвигаться от экрана, но это обстоятельство никак счастья в семье не прибавило».

Домашнее мучительство отбило у пасынка охоту к школьной учебе. Он с головой окунулся в уличную вольницу и с трудом доковылял до окончания девятого класса, в 10-й его перевели условно.

Кто мы были? Шпана не шпана,
Безотцовщина с улиц горбатых,
Где, как рыбы, всплывали со дна
Серебристые аэростаты.

С окончанием войны аэростаты заграждения исчезли. Иногда на их тросы подвешивали огромные красные полотнища, и они важно плыли над толпами октябрьских и майских демонстрантов. Потом аэростаты совсем исчезли вместе с безногими инвалидами на громыхающих тележках на подшипниках.

Юра размечтался о самолетах, воплощении мужественности и свободы. Потому и не бросил школу, что хотел поступить в авиационное училище, а для этого нужен был аттестат зрелости. Он нашел дорогу в аэроклуб, ему дали полетать на учебных самолетах, и он даже стал ночевать в каком-то из аэродромных помещений.

Из-за распоясавшегося мужа-хама и ухода сына мама, конечно, страдала. Наконец, сделала окончательный выбор в пользу сына, прогнала домашнего тирана и поехала к Юре на аэродром. Домой они вернулись вместе.

«ВСЕ МЫ БЫЛИ НЕМНОЖКО ВИЗБОРЫ, КАЖДЫЙ ИЗ НАС БЫЛ ПО-СВОЕМУ ВИЗБОР»

Я бы новую жизнь своровал, как вор.
Я бы летчиком стал,
это знаю я точно,
И команду такую: «Винты на упор!»
Отдавал бы, как бог,
домодедовской ночью.

Но наступившая перемена в семье сломала планы Юры на небесное будущее, его дорожка на аэродром заросла травой.

Зато московский пединститут обзавелся ценным студентом. Произошло это случайно. Визбор забрел туда за компанию с товарищем и обворожился классическими колоннами у входа и в фойе и доносившимися из зала звуками музыки.

Свою школу он называл средней, имея в виду ее средний уровень. Но что могло быть среднее пединститута? В ногу со временем шагали математики и физики, что зафиксировал Борис Слуцкий: «Что-то физики в почете. Что-то лирики в загоне».

Но, удивительное дело, пока за одно место в Физтех, сияющий славой преподавателей-академиков, боролись десятки школьных медалистов, московский пединститут набрал абитуриентов, которые сами прославили свой вуз, буквально с первых курсов составив цвет бардовской песни. В одно время с Визбором в МГПИ учились знаменитые в будущем режиссер Петр Фоменко, поэт Юрий Ряшенцев, писатель Юрий Коваль, бард Юлий Ким. Московский пед стали называть поющим институтом.

Еще школьником, скитаясь по дворам, Юрий услышал гитару. Полюбил ее незычный, при умелом подходе — глубокий, при меланхолии исполнителя — чуть надтреснутый голос. Полюбил вопреки расхожему тогда снобистскому пренебрежению к инструменту, который воображали украшенным разлапистым бантом и упрекали в цыганщине, ставили в газетах в один ряд с «мещанскими» слониками и вязаными салфеточками.

Страна призывала молодое поколение к героическому труду на стройках коммунизма и рекомендовала брать в стройотряды гармонистов. Визбор вспоминал: «Один великий написал: «Гитара — инструмент парикмахеров», оскорбив сразу и замечательный инструмент, и ни в чем не повинных тружеников расчески».

Сцена из фильма Марлена Хуциева «Июльский дождь» (1966 год). В центре — Александр Митта (Владик), слева — Александр Белявский (Володя) и Евгения Уралова (Лена), справа — Юрий Визбор (Алик)

Гитара как нельзя кстати пришлась оттепельной молодежи, которая упивалась вдруг открывшимися возможностями свободного общения, и гитарные звуки настраивали ее, подобно камертону. Веселые стаи слетались на вузовские диспуты, стихотворные и музыкальные вечера. Всякий уважающий себя вуз старался обзавестись студенческим театром, песенным ансамблем. Ада Якушева руководила таким ансамблем в МГПИ, из других вузов туда ходили «на Якушеву и Визбора».
Юлий Ким сразу влюбился в нетеатральное пение Визбора и в то, как, чуть переклонившись через гитару к микрофону, он улыбался, словно приглашая: «Мы все тут свои люди, давайте, ребята, споем что-нибудь». Ким поступил в институт, имея в поэтическом багаже два десятка стихотворений, собирался стать поэтом, но из-за обаяния Визбора взялся за гитару. А Визбор в посвященном Киму стихотворении раздраконил его за стишки про любовь и весну, писать надо не о том:

Старо, дорогой. И тема стара.
Никакие мы не певцы.
Хочу, чтоб поэт выдавал на-гора
Гигантской работы слова-образцы.
Чтоб приходили к его словам,
Как за советом в обком...

Но его собственное стихопение так никогда и не уложилось в им же намеченные рамки. Визбора любили как раз за то, что он не вписывался в обкомовский интерьер. Молодые барды шутили: наши песни попадут когда-нибудь не в «Избранное», что было прерогативой проверенных на идейную прочность советских поэтов, а в «Визборное». Он не был диссидентом, но и не считался благонадежным. Внутренне свободный человек опасен любой власти.

Юлий Ким вспоминал: «В биографии нашего поколения минимум три года — его, визборовские... Когда пели главным образом его. Когда, перефразируя известные строки, все мы были немножко визборы, каждый из нас был по-своему визбор... Наша молодость, наша первая песня — Визбор».

«Я НА ДИВАНЕ РЯДОМ СТЫНУ УЖЕ, НАВЕРНО, ЦЕЛЫЙ ЧАС»

Юра и Ада встретились в институте. У них оказалось много общего. Прежде всего сиротство, безотцовщина. Только Ада была членом семьи не презренного врага народа, как Юрий, а глубоко чтимого героя Великой Отечественной войны. Адам Андреевич Якушев родился под Минском, комиссаром партизанского отряда «За Родину!» воевал в белорусских лесах и там же погиб от руки фашистов. Его дочери Ариадне, ставшей Адой, было тогда восемь лет.

Хотя отцу Юрия воевать не довелось, сын, став журналистом (эту профессию он выделял как главную из множества тех, в которых сумел реализоваться), писал, что считает себя человеком плоть от плоти солдат Отечественной. Однажды он увидел в лесу на березе оставленную кем-то четверть века назад винтовку, сквозь ее приклад проросли новые ветви. «То, что было орудием войны, стало частью мира, природы. И я тогда подумал, что это и есть — я, мы, мое поколение, выросшее на старых, трудно затягивающихся ранах войны».

Хорошая девочка Ада, правда, по дворам не скиталась, аккорды у первых встречных не брала, а прилежно ходила в музыкальную школу, готовилась стать виолончелисткой. Впрочем, передумала и подалась в пединститут. На втором курсе начала сочинять стихи и петь под гитару. Ее первая песня начиналась словами об альма-матер:

В институте,
под сводами лестниц,
Одержимые жаждой творить,
Написать захотели мы песню...

Юрий Визбор (Мартин Борман), Олег Табаков  (Вальтер Шелленберг), Николай Прокопович (Генрих Гиммлер) и Василий Лановой (Карл Вольф) в культовом сериале Татьяны Лиозновой «Семнадцать мгновений весны», 1973 год

После удушья сталинской эпохи молодые вдруг расправили плечи, вздохнули полной грудью, стали много шутить, путешествовать. Это было первое поколение, с которого началась, как сказали бы теперь, движуха, эпидемия освоения невиданных земель. Ввиду полной недоступности Кипра или Пхукета все ринулись в горы, в тайгу, самая романтическая специальность в те годы — геолог, самый модный музыкальный инструмент — гитара.

Юра — по виду отважный викинг с пшеничным чубом и зелеными глазами — всегда был окружен восторженными девушками. Его романтизм заражал окружающих. Как сказал кто-то из его друзей, любой подмосковный поход вырастал у него в кругосветное путешествие. Ада знала, что в него влюблено пол-института, но сопротивляться его обаянию не могла и пополнила собой эту половину.

Она не была красоткой, просто необычайно милая, очаровательная девушка с открытым взглядом и солнечной улыбкой. Он стал приглядываться к ней и втянул в туристический клуб, хотя поначалу она не питала страсти к путешествиям. «Шутили, что каждый второй слагает стихи, а каждый третий сочиняет музыку. Казалось, главный предмет там — это сочинение песен. И поскольку вокруг все писали, то я решила попробовать тоже. А Визбор подарил мне три гитарных аккорда».
Когда и она запела, оказалось, что у нее чистый, серебристо звенящий, как родниковая вода, голос:

Вечер бродит по лесным дорожкам.
Ты ведь вроде любишь вечера.
Подожди тогда еще немножко,
Посидим с товарищами у костра.

Вдобавок она обладала непринужденными детскими интонациями, и ее песенки были подкупающе бесхитростны, но не лишены легкой иронии.

Прошел меня любимый мимо,
Прийти к фонтану повелев,
Пришла, смотрю, стоит любимый,
Увы, в кольце прелестных дев.
На ногу ногу запрокинув,
Стоит он в треске пышных фраз,
Я на диване рядом стыну
Уже, наверно, целый час.

«ТЫ У МЕНЯ ОДНА, СЛОВНО В НОЧИ ЛУНА»

Юрий с Адой дружил, как тогда было принято обходиться с девушками. О браке речи не заводил. Тем более что его ожидали дальние дороги и теперь уже не туристические. Сначала по распределению он поехал учительствовать в Архангельскую область, вскоре его забрали в армию на Кольский полуостров. Ада загрустила:

Ты уехал, мой солдат,
Стало больше дней в году,
Стали медленней года,
Но я жду.

«Я жду» замирало высоко-высоко, наверное, ей казалось, что с той недосягаемой высоты ее слова точнее попадут в его дичавшее в одиночестве сердце. Визбор — Якушевой: «Дорогая моя поэтесса! Мы помаленьку отвыкаем от галантности настольных ламп. Лом, лопата и ветер — наши близкие друзья. Поэтому не осуди за скудность мысли и бедноту эпитетов».

Они стали переписываться ежедневно. Ада подзадоривала: «В нашем институте у меня появилось много новых поклонников, с которыми я сражаюсь весело и

Драматург, сценарист, писатель и поэт Геннадий Шпаликов, кинорежиссер Лариса Шепитько и Юрий Визбор на съемках картины «Ты и я», 1971 год

торопливо. Осада крепости продолжается, но она, то есть я, то есть крепость, не обещает осаждающему быструю победу».

Визбор: «Адка, я ничего не могу делать, ни на чем сосредоточиться, ни писать, ни читать. Даже когда принимаю точками-тире (в армии он получил специальность радиста первого класса. — Авт.). Читаю про царя Петра, думаю про тебя, пишу про Карелию, думаю про тебя. Да кто ты такая есть, любовь?».

Якушева: «Милый, если вдруг приедешь и застанешь меня в Москве, обещай подарить мне хотя бы день. Я прочту тебе все свои стихи и спою все песни».
Визбор:

Разреши идти с тобою
За звездою голубою,
И на рынок за хлебами,
И с корзиной за грибами,
И нести вдвоем в корзинке
Наших жизней половинки.

Они поженились, как только он вернулся из армии. Геологи, летчики, альпинисты собирались в их доме на дружеские вечеринки. В сравнении с прежними временами угол зрения молодых невиданно расширился, и не удивительно, что Визбора нашли и пригласили на работу журналы «Юность» и необыкновенный «Кругозор» с виниловыми пластинками внутри.

Однажды в дом к молодоженам зашли Окуджава, Вознесенский и Евтушенко. Ада вспоминала, что боялась даже сесть за один стол с такими знаменитостями. Гости оставляли свои автографы на огромной карте, которую хозяева повесили на стене.

На ней же Визбор вычерчивал маршруты своих поездок. Кто-то замечательно сказал: «Своими песнями и образом жизни он спас от маразма целое поколение, уведя его в горы». Имелся в виду наступивший вслед за оттепелью маразм брежневского правления. И вправду, Визбор, как Моисей, водил по горам свое поколение почти 40 лет — вплоть до перестройки.

С конца 50-х у Ады и Юрия наступило счастливое время семейной жизни. Она казалась сплошным праздником любви и заботы. И кто из читателей и слушателей не мурлыкал тогда, подражая счастливому Визбору:

Ты у меня одна,
Словно в ночи луна,
Словно в степи сосна,
Словно в году весна...
Вот и взошла звезда,
Чтобы светить всегда,
Чтобы гореть в метель,
Чтобы стелить постель,
Чтобы качать всю ночь
У колыбели дочь...

«ОТ РАЗНЫХ КВАРТИР КЛЮЧИ В КАРМАНЕ МОЕМ ЗВЕНЯТ»

Визбор осознал, какой поворот «делается с рекой» и глубину своего чувства. Пел как заклинание:

Можешь отдать долги,
Можешь любить других,
Можешь совсем уйти,
Только свети, свети...

«Отчего люди не летают так, как птицы?» — спрашивала одна классическая героиня. Лучше спросить: отчего люди не любят так, как лебеди, — раз и до смерти?
Иногда Визбор и Якушева пытались вместе сочинять песни. И тут не то что из-за строчки — из-за слова мог разгореться конфликт. Визбор предлагал «красивые рассветы», Якушева — лучше: «дрожащие». Поссорились так, что, схватив дочку на руки, она убежала из дома в снег, в пургу. Помирились на «холодных рассветах».
Он ничего не мог поделать с собой, когда вдруг начинало казаться, будто прежнее солнышко почему-то померкло. На тревожные аккорды он наложил текст:

С любимой мы прожили сотню лет.
Да что я говорю? Прожили двести.
И показалось мне, что в новом месте
Горит поярче предвечерний свет.
Она ответила по-своему:
Мне все равно, сколько лет позади,
Мне все равно, сколько бед впереди.
Я не хочу, чтобы ты уходил.
Не уходи...
Или не приходи.

«Какая музыка была, Какая музыка звучала! Она совсем не поучала, А лишь тихонечко звала». Юрий Визбор, Виктор Берковский  и Александр Городницкий, конец 70-х

Он все время что-то искал — «только свети, свети» и не находил. Ада часто ждала его: зимой он ходил на лыжах,

Первая жена Визбора Ада Якушева и их дочь Татьяна, 1963 год

летом — в альпинистских ботинках. Она сидела дома с ребенком и плакала. У него был свой, отдельный мир. В одном из последних интервью Ада Адамовна призналась, что тогда ужасно устала от его измен, да и от вечного отсутствия денег. Вместо коляски для Танечки он купил себе горнолыжные ботинки. Она чувствовала, что он ускользает, уходит. Однажды оставила записку: «Наверное, у тебя появилась любимая женщина. Я не могу заставить тебя от нее отказаться». Он написал ответ: «Напрасно ты со мной попрощалась, я никуда не собираюсь уходить».

Но о чем Ада могла думать, из раза в раз слушая, как Визбор повторяет блоковское: «Только влюбленный имеет право на звание человека»? Она подозревала, что Визбор «пытался вылепить цельный образ идеальной для него женщины. И скульптурной этой работе не видно было конца».

Прощались долго и мучительно. Когда они расстались насовсем, друзья не смогли пережить этого спокойно. Визбор будто предал их тоже, и они объявили ему бойкот. Может быть, виной расставанию стала и непогода. Оттепель прогнали заморозки. Визбор и Якушева оба были людьми-солнцами, а тут — слякоть.

На переломе еще пошел дождь. Марлен Хуциев позвал Визбора спеть в фильме «Июльский дождь» песни Окуджавы и свои. А сцену вылазки в лес по грибы кто вытянет, если не Визбор? Режиссеру нужен был такой, как он, специально не обученный актер, естественно свободный и контактный человек.

На главную роль Хуциев утвердил одну из красивейших женщин своего времени Евгению Уралову, актрису Театра Ермоловой, куда ей помог устроиться муж Всеволод Шиловский. Хуциев завел Женю в просмотровую и показал на экране будущего партнера. Визбор играл на гитаре и пел. «Марлен Мартынович, кто это?» — спросила она завороженно. «Юра Визбор, журналист и бард». Она влюбилась в то же мгновение.

Второй супругой Юрия стала актриса Евгения Уралова, с которой он познакомился в 1967 году на съемках фильма «Июльский дождь»

Марлену Хуциеву, кстати, может, единственному не понравилось, что Визбор снялся в роли Бормана. Да и сам Визбор неизменно отказывался от последовавших за ролью пар­тай­ге­нос­се режиссерских предложений сыграть то диктатора, то злодея. Не хотел, наверное, закреплять за собой мрачное амплуа. Хуциев ценил в Визборе то, что составляло неделимую основу его личности, — неподдельную мужественность и настоящесть. Не так давно в одной из передач, посвященных Визбору, Марлен Мартынович пожаловался: «В наше время столько фальшивых людей развелось, что мне его очень не хватает».

Роман Юрия и Евгении завязался во время съемок. Они часто гуляли по лесу, мокрому от росы и дождя. По утрам он поливал очаровательной Жене голову из чайника, для съемок ей нужны были красивые чистые волосы. И это ей, а не Аде Якушевой, как иногда ошибочно полагают, Визбор посвятил самую светлую из всех бардовских песен:

Милая моя, солнышко лесное,
Где, в каких краях
встретишься со мною?

Она была младше ровно на шесть лет, родилась 19 июня, он — 20-го, они объединились и отпраздновали вместе.

А счетчик такси стучит,
И ночь уносит меня.
От разных квартир ключи
В кармане моем звенят.
— Направо? — Нельзя никак.
— Налево? — Одна тоска.
Давай-ка вперед пока,
Прибавь-ка, браток, газка.

И все-таки одну связку ключей он отдал Аде, вторую, от новой двухкомнатной квартиры, — Жене. У них родилась Анечка.

«И МЕНЯ ПРИНИМАЛИ, КОТОРЫЕ НЕ ПОНИМАЛИ, И СЧИТАЛИ, ЧТО СЧАСТЬЕ ЯВЛЯЕТСЯ КАЧЕСТВОМ ЛЖИ»

«Не хочу прислоняться к другому плечу», — пела Якушева. Но после расставания с Визбором вышла замуж за коллегу с радиостанции «Юность» Максима

С дочерью Таней, 1960 год

Кусургащева. Он жил на соседней улице и был из одной с ними студенческой компании, соавтором некоторых ранних песен Визбора, они играли в одной футбольной студенческой команде. Максим был так близок к Аде и Юре, что свидетельствовал на их свадьбе и даже забрал Аду с дочкой из роддома, поскольку Визбор, как всегда, находился в командировке.

Узнав, что Максим сделал Аде предложение и она ответила согласием, Юрий пришел к ним, выставил две бутылки коньяка и поздравил. Вместе они отмечали праздники и дни рождения. И тогда, когда у Ады с Максимом родились сын и дочь. Визбор так и не смог оторваться от первой жены. Наверное, и не хотел. Ада Адамовна рассказывала, что однажды Юрий пришел и сказал, что проезжал мимо и увидел свет в окне. А она знала, что с улицы их окна не видно, поняла: он просто по ним скучает.

Бывшие муж и жена продолжали общаться и как поэты. Раньше у них было заведено, что она давала ему свою тетрадку со стихами, и он выставлял ей пятерки, четверки, а то и тройки с двойками. И после развода Ада продолжала показывать ему свои новые песни.

В свою очередь она пыталась прополоть его песни от сорняков географических названий, которые он как путешественник и романтик обожал вставлять в свои песни. Она подтрунивала: Хамардабан — кто это в состоянии произнести, зачем мучить слушателей? К счастью, она выполола не все. Осталось, и правда, хоть непонятное, но красивое: «Нас провожает с тобой гордый красавец Эрцог» или «снежные флаги разлук вывесил старый Домбай».

Но и новая семья Визбора, несмотря на рождение девочки, тоже вышла не очень складной. На полгода он сошелся еще с одной женщиной, художницей, имя которой нигде не упоминают, но та разобралась, что важнее всего он считает свои песни и походы, и выставила его чемодан за дверь.

Его сердце успокоилось, когда он случайно попал с компанией в дом Нины. Позднее с хорошей самоиронией она признавалась, что на сообщение соседки-подруги о прибытии в их дом знаменитого барда Визбора спросила: «А что такое бард?».

С дочерью Анной от брака с Ураловой, 1968 год

Зато подруги налепили 500 вкуснейших сибирских пельменей из расчета 50 штук на едока. В дверь позвонили, Нина открыла и обомлела: «Вошел человек-солнце». Вечеринка прошла на ура. Когда гости разошлись, Визбор вышел на кухню, посмотрел в окно и сказал: «Какой вид из окна! Пожалуй, я останусь здесь на всю жизнь».
Лет через пять он сделал ей предложение. Но поставил три условия: чтобы лыжи никогда не стояли в туалете, чтобы книги никогда не лежали в коридоре, чтобы альпинистский карабин не ржавел на балконе. В однокомнатной квартире выполнить эти жесткие условия было трудно, но она старалась.

Нина с головой ушла в роль жены талантливого человека. «Знаете, я пришла из абсолютно другого мира и прежде даже не представляла, что существует мир такой духовной насыщенности. Вокруг Юры была, можно сказать, высоковольтная духовная жизнь. В его окружении постоянно рождались идеи, сюжеты... И все на нашей кухне. Он как-то незаметно и быстро меня перековал, и я полностью растворилась в нем. Мне абсолютно все нравилось — с кем он дружит, куда ходит, чем занимается... Я считаю, что выбрала не самую плохую роль — жить интересами мужа». У них родились две девочки.

И все было хорошо. Только Визбор стал писать песни, не похожие на те, что писал еще лет 20 назад. Уже не пел «Спокойно, товарищ, спокойно, у нас еще все впереди» — песню, которая, кстати, вплелась в смысловую ткань «Июльского дождя». Многое уже было позади, многое понято иначе.

Где же, детка моя,
я тебя проморгал
и не понял?
Где, подружка моя,
разошелся
с тобой на пути?
Где, гитарой бренча,
прошагал мимо
 тихих симфоний,
Полагая,
что эти концерты
еще впереди?
И беспечно
я лил на баранину
соус «ткемали»,
И картинки
смотрел по утрам
на обоях чужих,
И меня принимали,
которые
не понимали,
И считали,
что счастье является
качеством лжи.

«УЙТИ НА ДНО, НЕ ОПУСКАЯ ФЛАГА»

Прошло четверть века с тех пор, как Ада и Юра поженились. Сложись иначе, и они могли бы отпраздновать серебряный юбилей. Но в тот день он пришел с Ниной на

С третьей женой Ниной Тихоновой, 1978 год. «Он как-то незаметно и быстро меня перековал, и я полностью растворилась в нем. Считаю, что выбрала не самую плохую роль — жить интересами мужа»

25-й день рождения дочери Тани и поднял тост: «Был бы молодым, все равно бы на Адке женился». Как бы в шутку.

Очень скоро, в апреле 84-го, по словам Нины Визбор, «он уехал с Рюминым и другими космонавтами кататься в горы. И вернулся оттуда с каким-то желтым загаром. И все время говорил, что плохо себя чувствует. Он не привык ходить к врачам. Максимум мог позвонить другу, врачу-травматологу, и рассказать, что у него болит. Так мы дотянули примерно до 15 июня. А 20-го ему исполнялось 50, и все готовились к юбилею... 20 июня надо было забрать из больницы заключение врачей. И вдруг завотделом томографии говорит: «Вашему мужу жить три месяца. И не мучайте его. Рак 4-й степени».

Последняя жена сохранила дневники Визбора. В них есть такая запись: «Вот и еще один день прожит. Болен безвозвратно». И последняя: «Я понял, что ухожу».
Когда о страшном диагнозе узнала Ада Адамовна, сразу позвонила мужу и в стиле тех лет, стеснявшихся громких слов, сказала: «Давай держаться. Родили дочку, а сами разлеглись. Это нечестно». А в дневнике записала: «Господи, возьми от меня и передай Юре мои силы».

У Юрия Иосифовича, как вспоминала дочь Татьяна, была фраза: «Уйти на дно, не опуская флаг». «Он так и умер: во время разговора с медсестрой, отпуская ей комплименты».

За три года до той поездки с космонавтами в горы, которая так плохо для него закончилась, Юрий Визбор написал песню «Прикосновение к земле»:

У всех, кто ввысь
отправился когда-то,
У всех горевших в плазме кораблей
Есть важный и последний из этапов —
Этап прикосновения к земле.

В апреле 1984 года Юрию Визбору был поставлен диагноз — рак печени. Скончался он 17 сентября 1984 года в Москве, похоронен на Новокунцевском кладбище

Дальше в этой песне, как считает Нина Визбор, он предсказал и месяц своей смерти, и даже погоду: в день его смерти стеной лил «цинковый» дождь»:

Когда-нибудь,
столь ветреный вначале,
Огонь погаснет в пепельной золе.
Дай Бог тогда
нам встретить без печали
Этап прикосновения к земле,
Где с посохом синеющих дождей
Пройдет сентябрь по цинковой воде,
Где клены наметут свои листки
На мокрую скамейку у реки.
Все так и было.

Много лет спустя Ада Адамовна рассказывала, что нередко, говоря ей что-то о Визборе, знакомые забывались и твердили: «Твой муж, твой муж». «Какая-то ниточка сохранилась... Наверное, это юношеские песни соединили нас в одно целое, так, будто мы и не расставались».

Если вы нашли ошибку в тексте, выделите ее мышью и нажмите Ctrl+Enter