В разделе: Архив газеты "Бульвар Гордона" Об издании Авторы Подписка
Времена не выбирают

Валерия НОВОДВОРСКАЯ: «Путин — чекистская шкура, политическая бездарность и сталинист: мстительный и жестокий, порождение той самой советской тени, из которой он вышел»

Дмитрий ГОРДОН. «Бульвар Гордона» 21 Августа, 2014 00:00
40 дней назад, 12 июля, ушла из жизни известная диссидентка, правозащитница, основательница партий «Демократический союз» и «Западный Выбор». Предлагаем вашему вниманию интервью, которое Дмитрий Гордон взял у Валерии Ильиничны в 2008 году
Дмитрий ГОРДОН
«Человек-лозунг», «бабушка русской революции», «Владимир Вольфович в юбке» — как только не называли самую экстравагантную даму российской политики. Ей постоянно сопутствовали скандалы и эпатаж, она не устава­ла поражать соотечественников бунтарскими статьями, зажигательными речами и нетривиальными поступками. Немногие на ее месте в 55 лет рискнули бы стать звездой журнала «Плейбой», а Новодворская дала эротическому изданию обстоятельное и откровенное интервью. До снимков в обнаженном виде, правда, не дошло, но в этом нужды не было: Валерия Ильинична из тех редких женщин, чей внутренний мир интересо­вал мужчин гораздо больше, чем их вторичные половые признаки.

Она родилась в семье потомственных революционеров и, по ее словам, слеплена из того же теста, что и Павка Корчагин. Ее любимая песня: «Ты только прикажи, и я не струшу, товарищ Время, товарищ Время!». На переменках Лера с одноклассниками не играла (дети просто с ней не общались), танцевать не училась и в мальчиков не влюблялась — презрев собственную хилость и астму, ее пассионарная натура жаждала подвигов.

В 13 лет она уже занималась по университетским учебникам, параллельно готовясь в разведчики, чтобы продолжить дело Рихарда Зорге, в 15 неуклюжая школьница в очках с толстенными линзами обивала пороги военного комиссариата — просила отправить ее во Вьетнам воевать с американскими империалистами, а в 19, в День Конституции, разбросала с балкона Дворца съездов перед премьерой оперы «Октябрь» 125 рукописных листовок со своим стихотворением, где были такие строки:

Спасибо, партия, тебе
За все, что предано и продано,
За опозоренную Родину
Спасибо, партия, тебе!
Спасибо, партия, тебе
За рабский полдень двоедушия,
За ложь, измену и удушие
Спасибо, партия, тебе!
Спасибо, партия, тебе
За все доносы на доносчиков,
За факелы на пражской площади
Спасибо, партия, тебе!

Люди вокруг сочувственно ей шептали: «Уходите скорее!», но второкурсница престижного Института иностранных языков имени Мориса Тореза дождалась, пока не прибежал, запыхавшись, местный сотрудник КГБ и, потрясая подобранным листком, не спросил: «Это вы бросили?». Доставленная на Лубянку, Валерия дотошно исправляла ошибки в протоколах, написанных следователем, и выставляла оценки (что интересно, соседки по камере «Лефортово» приняли ее сначала за валютную проститутку)...

После двухлетнего принудительного «лечения» Новодворская стала седой, но не одумалась — напротив, бесповоротно ушла в бунт, во фронду. Вечная оппозиционерка, она не смогла ужиться ни с одним режимом: когда так ненавистный ей коммунистический пал, переключилась на его могильщика Горбачева и в октябре 1990-го была привлечена к ответственности за оскорбление президента СССР и государственного символа (публично сожгла красный флаг). Чуть позже, в 1995-м, ей инкриминировали уже оскорбление президента России, а причина — листовка, где говорилось: «Борьбу с фашизмом надо начинать с главного палача — оберфашиста Ельцина»...

Список тех, кого она ненавидела, впечатляет: помимо советских и постсоветских коммунистов, это фашисты, националисты, «совки», фундаменталисты (как христианские, так и мусульманские) и вообще фанатики...

Ее хрипловатый, сорванный на митингах голос не подходил для того, чтобы признаваться в любви и петь романсы, — им хорошо отдавать команды, ее дерзкие формулировки разят, как отточенный меч, а радикализм и вера в собственную непогрешимость вызывают у противников страх. Пожалуй, такой стала бы, доживи она до пенсионного возраста, Орлеанская дева. Кстати, Новодворская написала однажды: «Не всем везет, как Жанне д’Арк, — чтобы сожгли в 19 лет и не было больше никаких проблем»... Валерии Ильиничне судьба отмерила уже в три раза больше, но до сих пор в скромной двухкомнатной квартире, где она жила с мамой и бабушкой, единственным представителем мужского пола был кот Стасик...

Одним взгляды и статьи Новодворской каза­лись кондовыми, прямолинейными и чересчур упрощенными, других восхищали ее проницательность, бескомпромиссность и гражданское мужество, но никто не может отрицать того, что личной жизнью, возможностью стать женой и матерью она пожертвовала ради политической борьбы... «Меня просто эта сторона не волнует, — заявила Валерия Ильинична в вышеупомянутом интервью «Плейбою». — Видимо, я как раз то, что называется «старая дева», потому что величать меня «девушкой» в 50 (на самом-то деле 55. — Д. Г.) лет как-то уже неудобно... Я в данной области не эксперт, ничего не знаю, «Камасутру» читать не буду. Самый доступный для меня источник — «Унесенные ветром»...

Надо сказать, Валерия Ильинична со­стоя­ла в родственных отношениях не только с русской революцией, но и c украинской независимостью: на учредительном съезде Народного Руха Украины ее выступление было едва ли не самым ярким и жестким. Все 23 года нашей независимости Но­во­двор­ская являлась ярым сторонником Украины и выступления в ее поддержку заканчивала неизменным «Слава Украи­не!».

«СОВЕТСКУЮ ВЛАСТЬ Я ВОЗНЕНАВИДЕЛА ЕЩЕ ДО ТОГО, КАК УЗНАЛА, ЧТО ОНА ЕСТЬ»

— Добрый день, Валерия Ильинична, счастлив вас видеть!

Лера родилась в Барановичах
Белорусской ССР — в это время
родители гостили у дедушки
с бабушкой, в Москву переехала,
когда ей исполнилось девять лет

— Жаль, не могу вам ответить по-украински, хотя читать на этом языке умею. Думаю, что со временем он станет одним из международных, потому что позиция вашей страны на международной арене побуждает учить украинский скорее даже, чем английский. Пользуясь случаем, хочу поблагодарить народ Украины и Президента Ющенко за редкостную порядочность, которую они проявили в разгар грузино-осетинского конфликта. Виктор Андреевич поступил удивительно благородно, полетев в Тбилиси на митинг протеста. Видите, кто защищает демократию и свободу — маленькие страны, которым самим бы как-то прожить: Латвия, Литва, Эстония, Польша, Украина...

— Они понимают опасность...

— ...и сами еще не забыли, что такое неволя, поэтому отличают добро от зла. Не Франция, не Германия, не Соединенные Штаты Америки, не Великобритания, а те, чьи руководители в знак солидарности были на том митинге. Следует выразить украинскому народу признание и за прекрасную идею не пускать корабли Черноморского флота обратно. Мало того что они отравляют соседям существование и хозяйничают в Севастополе, как у себя дома, так еще и собираются устроить там настоящую военную базу и шастать на все стороны в захватнические экспедиции. Украина, выходит, должна нести за их гнусное поведение ответственность? Ну уж нет, господа Медведев и Путин, берите ее на себя!

— В советское время, которое и вы, и я не очень-то жаловали, во всех красных уголках и Ленинских комнатах висели большие дурацкие плакаты «Этапы большого пути». Не откажу себе в удовольствии огласить этапы большого пути Валерии Новодворской.

Итак, в 19 лет вы организовали подпольную студенческую группу, в которой обсуждали необходимость свержения советского коммунистического режима путем вооруженного восстания. В 69-м вы были арестованы по статье 70 Уголовного кодекса РСФСР «Антисоветская агитация и пропаганда» и почти два года провели в спецбольнице с диагнозом: «Шизофрения. Параноидальное развитие личности»...

— Ну да, только тогда это называлось у нас «реформаторский бред и правдоискательство». В ту же отсидку, кстати, включите еще и Лефортово...

— Вы, я напомню, предпринимали попытки создать активную политическую партию для борьбы с КПСС, тиражировали и распространяли самиздат, участвовали в митингах. В вашем доме неоднократно проводились обыски, за диссидентскую деятельность вас судили...

— В то время, — простите, что перебью, — митинги не собирались: это уже при Горбачеве такое стало возможно. Единственно, что пытались, — распространяли листовки, но, к сожалению, в 86-м нас накрыли. Хорошо, началась перестройка...

— Скажите, а за что вы так ненавидели Советский Союз, коммунистов и советскую власть?

— За пошлость, жестокость, глупость и несвободу! Я законченный индивидуалист, и наш «Демократический союз» вообще исповедует теорию крайнего либерализма — ту, которую развивает американская романистка и философ Айн Рэнд (для нас и Республиканская партия США слишком левая, слишком государственная). Любой нормальный человек, рожденный свободным, в СССР сразу, начиная с детского сада, чувствовал себя даже не в футляре, а, прямо скажем, в гробу, поэтому я возненавидела эту власть еще до того, как узнала, что она есть, — с первых же классов школы.

Уже в восемь лет я не могла с этим мириться, и когда мне напоминали, что моя очередь убирать класс, спрашивала: «А уборщицы у вас на что? Лично я сюда учиться пришла». Это был инстинктивный, врожденный протест, так бывает: если человек, по Стругацким, по их «Обитаемому острову», «выродок», это проявляется очень рано...

«МНЕ КАЖЕТСЯ, ЯНУКОВИЧ ГОРАЗДО БОЛЬШЕ ЛЮБИТ ДЕНЬГИ, ЧЕМ СОВЕТСКИЙ СОЮЗ»

— Некоторые прочтут это ваше признание и подумают: «Вот сволочь!»...

— Ну разве что кто-то из прогрессивных социалистов: есть вот у вас такая Наталья Витренко — аналог нашего Жириновского. Однажды мы с ней столкнулись у Соловьева на НТВ, но теперь ему запретили туда демократов пускать. Табу наложили после того, как в его воскресной программе я высказалась по поводу пекинской Олимпиады и заявила, что знаю, на кого он и его передача работают.

— И на кого?

— Да все на тех же. Особенно это стало очевидно после того, как Соловьев открыто поперся на сходку «Единой России», забыв при этом...

— ...о конспирации?

— ...о привычке выдавать себя за независимого журналиста. Когда у него вышла книжечка на тему: «Мама, я Путина люблю, мама, я за Путина пойду», его апологетика тогдашнего президента стала уже просто неприличной... После этого делать вид, что он независимый, было уже бесполезно, но все об этом помалкивали, а я озвучила. Теперь последовал, видимо, глобальный запрет: никого из демократов в эту программу больше не приглашают.

Слава Богу, ваша Наталья Витренко даже в Раду не может попасть... Слушайте, какое счастье для украинского народа, что очень низкий проходной барьер в парламент коммунисты еле-еле преодолевают. У нас бы они вообще в Госдуме не оказались, потому что для этого надо набрать семь процентов, а у вас с огромным трудом, но переползают.

Как замечательно, что не только Витренко широкой поддержкой не пользуется, но и некоторые бесноватые из Крыма. Непонятно лишь, почему они не едут в Россию, если в этом прелестном, очень приятном месте им так не нравится жить? Они, наверное, думают... Ну, кое-что, может быть, про себя... Хотя мне кажется, что тот же Янукович гораздо больше любит деньги, чем Советский Союз, и это, не исключаю, его спасет.

— Вернемся к вашей боевой биографии... В психушку упрятали вас...

— ...в Казани, хотя это не психушка в привычном смысле этого слова, не спецбольница. В Союзе градация была очень четкой: еще с конца 50-х у нас завели спецтюрьмы (от настоящих они отличались лишь тем, что часть персонала была в белых халатах, накинутых на военную форму), где диссидентов можно было держать сколько угодно, пока не излечатся, то есть не отрекутся. Здесь даже не возбранялось подвергать их пыткам, чего нельзя было делать в обычной, нормальной тюрьме...

Родители Валерии были членами Коммунистической партии, один из прадедов — революционером, до переезда в Москву девочку воспитывала бабушка — «в индивидуалистическом духе»

— В одном из своих интервью вы вспоминали: «В этом отделении психи сломали мне две пары очков и облили кипящим чаем. Ей-богу, я была близка к пониманию гитлеровских мероприятий по уничтожению сумасшедших. Сама бы этого делать не стала, но жалко бы мне их не было»...

— Нет-нет, умалишенные отравляли мне жизнь не в Казани — там никакие, простите, психи к вам близко не подойдут. В камере вас запирают с некоторым количеством убийц, но эти обливать чаем не станут: они просто косили, чтобы избежать уголовной ответственности, — в то время ведь и расстрел существовал. Очки разбивали в обычной московской психбольнице — правозащитников хватали и сажали туда, когда у следствия не набиралось материала, чтобы судить их по 70-й статье.

У меня, кстати, чистая 70-я была трижды — это очень хороший результат для диссидента, потому что обычно всем политическим старались дать или уголовную статью, или 190-ю — «Клевета на советский государственный и общественный строй». В последний раз 70-ю мне предъявили уже при Горбачеве — за призыв к насильственной ликвидации того самого строя...

— ...который в конце концов ликвидировали...

— ...который, скажу точнее, в конце концов отчасти самоликвидировался. Увы, если поле засеяно зубами дракона, они, как видите, заново прорастают, и если змею разрубить на очень большое количество кусочков, она все равно голубкой не станет.

— Что же такое советская карательная психиатрия? Страшно вам было с ней соприкоснуться?

— Страшно? Не то слово! Замечу, что под прикрытием белых халатов с инакомыслием боролись отнюдь не везде — это была чисто советская специфика. В странах Варшавского договора, правда, изобрели свои методы. В Чехословакии, например, следствие было пыточное: диссидентов, которые отказывались давать показания, там просто травили собаками.

У нас в Союзе подобное практиковалось только в Грузии — у Шеварднадзе. Этот «поборник демократии» создал так называемые пресс-хаты, или пресс-камеры: если человек не признавался в антисоветской деятельности или что-то там не подписывал, его бросали к уголовникам, и те мучили, избивали... Так что про демократию Шеварднадзе можно было кому угодно рассказывать, но не советским диссидентам. Мы еще не забыли, как он заявил, что для Грузии солнце встает не на востоке, а на севере. Блестяще — да?

Саакашвили, видно, обвел Шеварднадзе вокруг пальца, изображая себя его учеником, и это доказывает, что он неплохой политик, — я бы притвориться так не смогла. Благодаря этому Грузия получила очень приличного президента, а вот Звиад Гамсахурдиа был человеком прекрасным, но не умел притворяться, поэтому для него все так трагически кончилось...

«НЫНЕШНИЙ РЕЖИМ ЧЕКИСТОВ — ЭТО ПТЕРОДАКТИЛИ, А ВЫ КОГДА-НИБУДЬ СЛЫШАЛИ, ЧТО ПТЕРОДАКТИЛИ ЧТО-ТО ПОСТРОИЛИ? ОНИ МОГУТ ТОЛЬКО РАСКЛЕВЫВАТЬ»

— Сегодня, в силу недостаточной образованности, многие молодые люди понятия не имеют, в чем состоят преступления коммунистического строя, советской

Лерочка — юный ленинец, начало 60-х

власти. Им и невдомек, что такое 37-й год, расстрелы инакомыслящих...

— Неужели в Украине есть люди, которые до такой степени не знают собственной истории?

— К сожалению, их очень много. В школах, на мой взгляд, учат плохо и часто не тому, поэтому я опять-таки хочу вас процитировать. «В 1920 году, — пишете вы, — белых офицеров топили целыми баржами на Соловках. В открытом море прорубали у барж днища, команда и чекисты уплывали на шлюпках, а пленные захлебывались в ледяной воде... Когда Белая гвардия вошла в Самару и открыла подвал чрезвычайки, где каждый день расстреливали классовых врагов, пол оказался на полметра покрыт кровавым студнем... В 37-м в подвалах Лефортовской тюрьмы стояла гигантская мясорубка, и прежде чем зарыть это «удобрение» в подмосковных оврагах и рвах, тела казненных в ней перемалывали... В 52-м чекисты пытали кремлевских, то есть лучших в стране, врачей и собирались повесить их на Красной площади, а всех евреев выслать в Сибирь... От Будапешта до Праги, от Афганистана до Чечни, от «Норд-Оста» до Беслана их путь был усеян трупами невинных — тысячами и миллионами трупов». Скажите, тот факт, что империя зла превратилась в руины, вас радует?

— Я, безусловно, счастлива, что кому-то удалось уйти, уползти... Всегда знала, что Латвия, Литва и Эстония спасутся...

— ...первыми...

— Да, слишком уж они были западными и оттого чужими. Прибалты попали в нашу колею ненадолго, они яростно ненавидели Советы, и я понимала, что, если освобождение придет достаточно скоро, они быстро нагонят, а вот насчет Украины были сомнения: оценивала ее шансы фифти-фифти. Сейчас уже уверена...

— ...что откат невозможен?

— Да, Украина ушла. Вы, разумеется, не сразу начнете жить, как в Евросоюзе, — набрать экономический потенциал будет сложно. У Прибалтики тоже с этим не все гладко, хотя Эстония уже выкарабкалась, того и гляди евро введет. У Латвии и Литвы проблем с экономикой больше, у вас еще больше, но вы научились работать, потому что Украину не кормят ни нефть, ни газ. В отличие от нас вы развивались 17 лет без спецслужб (о вашей Службе безпеки никто ничего, кроме анекдотов, не слышал) и без ядерного оружия.

— Нефть и газ, по-вашему, отучают работать?

— Это вообще наказание Господне, кара небесная — страна, которой достались щедрые недра, имеет полную возможность ничего не делать. Знаете, какой западноевропейский анекдот у нас рассказывают? «Запад пытается поставить Россию на колени. Пытается, пытается, а она все лежит и лежит». Вот Арабские Эмираты использовали свою нефть и газ на благо. Построили замечательную инфраструктуру, наладили шикарный отельный бизнес, дали своей молодежи отличное западное образование — они о будущем думают. Нам все не впрок...

— ...но почему? Ума не хватает или желания?

— Нет достаточно ответственного и образованного лидера, который бы думал о завтрашнем дне, понимал, что нужно строить капитализм, и нет народного мандата на это. Страна очень левая, с имперскими комплексами, которые сполна проявились в ситуации с Грузией. Это же полное безумие! Можно еще понять империалистов типа Лужкова, который от вас, по-моему, не вылезает и больше времени проводит в Севастополе, чем в Москве (еще Бабурин, Затулин — много их там перебывало), когда он хочет прикарманить Абхазию с ее курортами, хотя, попомните мое слово, они там все равно ничего не построят, прибыли не получат...

— Почему?

— Потому что не умеют. Они не в состоянии ничего создать — способны лишь тратить. Нынешний режим чекистов — это птеродактили, а вы когда-нибудь слышали, что птеродактили что-то построили? Они могут только расклевывать — схватить кусок...

Валерия окончила школу с серебряной медалью, с 13 лет занималась по университетским учебникам и параллельно
готовилась в разведчики, чтобы продолжить
дело Рихарда Зорге

— ...на лету...

— ...и утащить. Конечно, им хочется богатую Абхазию проглотить, но кому нужна Южная Осетия — совершенно бедная горная страна? Это уже чистый маниакал!

— Хм, а кому нужна Чечня?

— Да, но на этом попался Ельцин и угодили в ловушку очень многие демократы. Сегодня в России фактически не осталось партий — захирели даже те, которые недавно были парламентскими (в Госдуму, в этот рейхстаг, ни одну демократическую партию не пустили). То же «Яблоко» окончательно пошло down — вниз, потому что Митрохин, видимо, решил работать на Кремль и с утра до вечера делает воинственные заявления в поддержку путинской агрессии против Грузии.
Самое ужасное, что в это оказались вовлечены даже достойные люди. Никита Белых — лидер Союза правых сил — высказывается о вводе войск в Грузию скромно, но более-менее приемлемо, а вот Борис Немцов (формально он сейчас в СПС не состоит) написал в своем живом журнале такое, что даже читать не хочется. Сожалеет, что у нас нет мощной армии, иначе бы никто не посмел наводить порядок на собственной территории. И это говорит страна, которая только что устроила в Чечне уже не придуманный, а настоящий геноцид!

«ГОСПОДЬ, ВИДИМО, ОСОЗНАЕТ, ЧТО ТАКОЕ РОССИЯ, ПОЭТОМУ ВЕСЬМА СКУПО ОТПУСКАЕТ ЕЙ ЯСНЫЕ ДНИ. КАК БЫ ЕЩЕ ВСЕМИРНЫЙ ПОТОП НА ОТДЕЛЬНО ВЗЯТОЙ ТЕРРИТОРИИ НЕ УСТРОИЛ»

— Может, у России карма такая? Почему, на ваш взгляд, почти ничего в ней не меняется?

— Империя зла, ордынская наследственность... Дело в том, что Россия — синтетическое государство, в основе его славянская традиция (она у нас с вами общая!), которая формировалась с V века до нашей эры, когда мы грекам у вас в Ольвии и в Херсонесе зерно продавали...
Киевская Русь — это сочетание трех самых древних традиций: славянской, скандинавской и Дикого поля, потому что мы смешивались с половцами, с черными клобуками. Оттуда пришли нравы вольные, анархические, поэтому у нас такие сложности с правовым государством, с легитимностью власти...

— ...и это ничего хорошего не сулит?

— Вам повезло, вы сумели сохранить идеалы Киевской Руси, которая на самом деле была конфедерацией, лидировала в Европе по экономическому и политическому потенциалу и заменяла Международный валютный фонд, потому что деньги одалживала городам.

У нас тоже был Новгород, который придерживался ганзейского права, а также превосходил по количеству политических свобод и по уровню экономического развития европейские города, но затем на российских землях прижились еще две традиции, и они, к сожалению, нас убили. Одна из них — византийская: мы не то христианство приняли, магическую его ипостась. Вас это так не подкосило, потому что расцвет византийщины наступил, когда вы уже жили более-менее обособленно: Червонная Русь, то есть Галичина, Запорожская Сечь, а мы переняли из византийской традиции худшее — спесь («Два Рима пали, Третий стоит, Четвертому не бывать!») и модель политического устройства: внизу — охлос, а сверху — сатрапы, никакого гражданского общества. Вот что мы усвоили благодаря монахам, пришедшим из Византии!

На это наложилась еще и ордынская традиция, когда нас завоевали монголы и Москва, позаимствовав все их повадки, стала, в общем-то, Московской ордой... Отсюда мы унаследовали потребность в экспансии — бессмысленном завоевании, ведь для самой Орды не было абсолютно никакой пользы от того, что она пошла на Запад (кстати, и Россия от создания Российской империи и Советского Союза ничего ровным счетом не выиграла).

Эта ордынская ненасытность может быть устранена, только если народ сознательно от нее откажется. Мы, таким образом, стоим на пяти традициях, три из которых для демократического развития не­благоприятны.

— В будущем, кроме солнца, России что-нибудь светит?

— А нам и солнце светит достаточно редко — Господь, видимо, осознает, что такое Россия, поэтому весьма скупо отпускает ей ясные дни. Как бы еще Всемирный потоп на отдельно взятой территории не устроил!

— Тем не менее цивилизованная жизнь, как в государствах Европы, когда-нибудь в Пензенскую и Смоленскую области, в Хабаровский край придет?

Эта удивительная женщина умела высказаться по существу — весомо, внятно, доходчиво

— Знаете, нам был дан шанс — в 91-м его все получили. Россия, к сожалению, просто за него не ухватилась...

— Почему же, на ваш взгляд, мечтатели-либералы уступили место капиталистам-прагматикам?

— Ой, нет, капитализм — и это нормально! — всегда прагматичен, но неотделим в то же время от христианства, протестантской этики, совести. В нем ведь не только джунгли и гонка экономическая — этакая «Формула-1», но еще и законы строгие. Там милость к павшим призывают и, простите, пандусы строят для инвалидов. В Европе без таких устройств, позволяющих проехать на инвалидной коляске, ни один кинотеатр не сможет открыться, а в России вообще пандусов нет — вот он, наш гуманизм! Дело в том, что наша страна вообще не христианская.

— А какая?

— Глубоко языческая — нам миссионеры нужны. Россия верит не в Бога, а в государство, поэтому храм Христа Спасителя стоит у нас на мойке машин, и я знаю многих людей, которые въезжали в эту мойку христианами, а выезжали совершенными атеистами. Ну кто, скажите, останется христианином под рукой патриарха Алексия, который призывал юношей идти в Чечню и там убивать, да и сегодня лижет Путину пятки? Это же не церковь, а идеологический отдел ЦК «Единой России»!

Я хорошо знаю, что такое Российская православная церковь (РПЦ), поэтому принадлежу к Украинской православной автокефальной церкви. Во главе нашей общины отец Яков Кротов, ученик Александра Меня, мы подчинены непосредственно владыке Игорю, который в Харькове преподает в университете историю. Патриарха Варфоломея — под его рукой мы пребываем! — вы недавно вживую видели, а я, слава Богу, сподобилась по телевидению. Очень милый!

«ЗА ТО, ЧТО, КАК ОЛИВЕР ТВИСТ, МЫ ПРОСИЛИ БОЛЬШЕ СВОБОДЫ И БОЛЬШЕ КАШИ, НАС БИЛИ ЛОЖКОЙ ПО ГОЛОВЕ»

— Испытываете ли вы благодарность к Горбачеву за то, что он попытался что-то с этой огромной, дремучей и неподъемной страной сделать?

— У меня с Горбачевым были очень сложные отношения, потому что за два года, с 88-го по 90-й, когда полным ходом шла перестройка, я пережила 17 админи­стративных арестов по 15 суток и семь с половиной месяцев провела в состоянии голодовки. За то, что, как Оливер Твист, мы просили больше свободы и больше каши, нас били ложкой по голове, но потом, когда все это миновало, с Горбачевым мы помирились. Он, согласитесь, мог бы вообще ничего не делать — на его век бы хватило. Сидел бы себе, а если бы мы стали требовать каши слишком громко, утопил бы все в крови, как китайцы на Тяньаньмэнь. Он тем не менее не мог в этом плане переступить через себя...

Она была вечной мишенью в эпицентре политической борьбы

— Вы, следовательно, испытываете к нему благодарность?

— Теперь — да!

— Михаил Сергеевич в вашем понимании историческая личность?

— Конечно. Поэтому его так ненавидели коммунисты: еще бы — Советский Союз развалил! Сейчас у него даже возникли вполне демократические, точнее, социал-демократические убеждения, но Путина он очень боится.

— Да? Почему?

— Наверное, видел таких вблизи и хорошо знает, особенно после истории с Литвиненко, что тот может сделать. Горбачев его явно побаивается, и оттого все предложения возглавить сопротивление и идти кандидатом в президенты с антипутинским текстом отклика у него не находят...

— Неужели прямо-таки ужас Владимир Владимирович в нем вызывает?

— В этом я даже не сомневаюсь. Думаю, кто такой Путин, для него не секрет, да и Ельцин довольно быстро все понял, но молчал, молчал до конца... Как только гимн заменили, всем все стало ясно, к тому же Горбачев перед кровью ведь останавливался. В Тбилиси, если бы солдаты продолжили разгонять митинг саперными лопатками и «черемухой», живых бы на площади не осталось, да и в Вильнюсе жертв могло быть не 13, а 13 тысяч, потому что весь Вильнюс выскочил к телебашне, но Михаил Сергеевич, как только встречал отчаянное сопротивление...

— ...отступал...

— ...останавливался. Видите, можно было, оказывается, купить свободу такой сравнительно недорогой ценой. Думаю, и в Чечне, столкнувшись с таким отпором, Горбачев не продолжал бы войну: он по природе своей не очень решительный человек и, к счастью, боялся крови. Ельцин ее, увы, не испугался, и, собственно, чеченская война российскую демократию похоронила.

— Цитата из Валерии Новодворской: «Когда я пересекаю на обратном пути российскую границу, возникает совершенно отчетливое ощущение, что возвращаюсь в клетку». Напрашивается вопрос: может, не следует возвращаться?

— На эту тему Евтушенко написал «Монолог голубого песца на Аляскинской звероферме» — по сути, единственное его гениальное стихотворение:

Кто в клетке зачат —
тот по клетке плачет,
и с ужасом я понял, что люблю
ту клетку, где меня за сетку прячут,
и звероферму — родину мою.

Понимаете, Россия — как тамагочи: здесь демократов исчезающе мало, и у меня есть очень четкое ощущение: если последние из страны разбегутся, ее сдадут, этот тамагочи, как ему и полагается, просто умрет. Никакого шанса у России уже не останется, а потом, здесь живут процентов 10 нормальных людей, которым некуда идти, некуда ехать, и для них служит большим утешением то, что кто-то за них говорит правду.

Если мы с ними встречаемся где-то на улице, в магазине, они просто плачут от благодарности, и я никогда не забуду, как на паспортном контроле, когда летела куда-то отдыхать, пограничница выскочила из своей будочки. Ей показалось, что я уезжаю навсегда, поэтому она бросилась ко мне, забыв про все свои служебные обязанности, и умоляла вернуться. Пришлось ее успокаивать: «Не волнуйтесь, я всего-то на две недели».

— Куда, мол, из этой клетки?..

— Понимаете, в клетке живут люди, и выглядеть это будет как банальное дезертирство. Если отсюда все разбегутся, линия фронта пройдет где-то в другом месте — человечество жалко! Мы — пятая колонна, выродки! — как-то их сдерживаем, мы даем Западу и цивилизованным странам объективную информацию о том, что здесь происходит, пока нам не открутят головы. Меня вот все время спрашивают: как это я не боюсь, как продолжаю здесь жить? — потому что некоторым: Галине Старовойтовой, Сергею Юшенкову, Ане Политковской — головы уже открутили, и никто из нас не знает, когда придет его черед...

— Вы очень резко, жестко, непримиримо характеризуете нынешнего премьер-министра. «Путин, — сказали вы, — чекистская шкура, политическая бездарность и сталинист — мстительный и жестокий. Нет ни одной хорошей вещи, которую Путин бы сделал, да и ошибок у него нет — сплошные преступления, сознательные». Чем он вас так допек, ведь за решетку или куда-то еще не упрятал, принудительно не лечил?

— Путин — порождение той самой советской тени, из которой он вышел, и сегодня выглядит анахронизмом. У него, человека еще не старого, психология, как ни странно, выходца из сталинского времени, и хотя он не все себе может позволить, но как же ненавидит и современность, и прессу.

Впервые это прорвалось, когда погиб атомоход «Курск»: Путин, тогда новоиспеченный президент России, ухитрился журналистов обвинить в том, что подводная лодка утонула, хотя уж они-то, наверное, абсолютно были здесь ни при чем. Его ненависть так сильна, что порой он теряет самоконтроль и говорит, например, что некоторым вашим коллегам надо что-то отрезать, чтобы у них ничего не выросло...

«ТРУТСЯ ОБ ОСЬ МЕДВЕДИ, ВЕРТИТСЯ ЗЕМЛЯ» — ВОТ КРЕДО «ЕДИНОЙ РОССИИ»

— Может, действительно, надо?

Валерия Новодворская — Дмитрию Гордону: «Меня вот все время спрашивают: как это я не боюсь, как продолжаю здесь жить? — потому что некоторым: Галине Старовойтовой,
Сергею Юшенкову, Ане Политковской — головы уже открутили, и никто из нас не знает,
когда придет его черед...»

— Политики, как правило, таких высказываний не допускают, но в Путине кроме того, что он профессиональный разведчик, есть очень сильный элемент маниакала. Поэтому, став в 99 премьер-министром, первое, что он сделал, — первое, не второе! — помчался на Лубянку и восстановил на стене барельеф Андропова.

Согласитесь, не самое насущное занятие для только что назначенного главы правительства. Вот и замена гимна — чистый маниакал, просто не все понимают, что Глинка был идеальной находкой. Да, мы, демократы, — не государственники, а западники и очень не любим ни Глинку, ни оперу «Жизнь за царя»...

— ...ни самого царя...

— ...ни Ивана Сусанина — нам это все смешно. Тем более что там вранье полное, но мы готовы были вставать под «Боже, царя храни», только бы не под советский гимн.

— Сейчас вы встаете под в очередной раз перелицованную Сергеем Владимировичем Михалковым главную российскую песню?

— Нет, конечно, и повода нет: Путин у нас дома его не играет. Вообще, музыка Александрова звучит только в Госдуме. Раньше там под нее сидели Ковалев, Рыбаков, а фракция СПС стояла у дверей, ожидая, пока отыграют гимн и можно будет войти.

— Сейчас встают все?

— Как штык, потому что ни одного демократа в Думе уже не осталось. Под Глинку поднимались все, независимо от убеждений: и националисты, которых в России пруд пруди (как же, они государственники, Иван Сусанин для них герой!), и коммунисты, которые боялись обвинений в том, что они плохие патриоты... Зачем, спрашивается, нужно было городить огород, что-то придумывать, если теперь полстраны этот гимн игнорирует? Маниакал!

— Не напоминают ли вам съезды «Единой России» приснопамятные съезды КПСС?

— Вы знаете, единороссы к этому изо всех сил стремятся, и действительно, сценарий — один к одному: с ткачихами, с поварихами, с культом личности... Конечно, им хочется иметь эту гитлеровскую схему: ein Führer, ein Reich, ein Volk — один фюрер, одно государство, один народ, но получается смешно, потому что у КПСС доктрина была, а у этих — ноль. «Трутся об ось медведи, вертится земля» — вот их кредо. Какое у Топтыгина может быть мировоззрение? Кто сидел на моем маленьком стульчике и его сломал? Понимаете, когда идеология такая, как в фильме про Электроника: «С тех пор для меня слово шефа — закон. Вперед — никаких рассуждений! Я только в одном глубоко убежден: не надо иметь убеждений», — в принципе, это пародия.

В КПСС сложно было попасть, даже квота имелась — боялись, что кто-то лишний просочится, а в «Единую Россию» едва ли не силой вступать заставляют. Скажем, в супермаркете «Седьмой континент» перед выборами все сидят с бейджиками «Я голосую за «Единую Россию». Спрашиваю: «Девушка, вы с ума, что ли, сошли? На работу пришли в таком виде». — «Нам так велел менеджер — иначе, сказали, уволят».

Более того, хочу развлечь вас одним анекдотическим случаем. В каком-то забытом Богом регионе, по-моему, в Восточной Сибири, директор одной из контор получил задание набрать в «Единую Россию» как можно больше народу. Ну что — взяли они и чохом весь личный состав переписали. Это, не сомневаюсь, сошло бы с рук, потому что всем все равно, но один грузчик оказался христианином, верующим. «Что вы творите? — возмутился. — А ну давайте меня обратно выписывайте». Потом увидел, что реакции никакой, и в прокуратуру подал заявление: мол, нарушают мои права. Ответ, который оттуда ему пришел, он нам прислал, и этот замечательный документ мы опубликовали в «New Times». Грузчику разъяснили, что «ваши права нарушены не были, потому что вы не потерпели никакого убытка — наоборот, приобрели партбилет».

Понимаете, они загоняют в «Единую Россию» насильно, чего ни КПСС никогда не делала, ни НСДАП. Невозможно представить, чтобы эсэсовцы или гитлеровские бонзы насильно тащили в партию какого-то обывателя, который этого не хотел... С их точки зрения, быть членом национал-социалистической партии — большая честь. Характер нордический, твердый...

— ...беспощаден к врагам рейха...

— ...а если у тебя нет никакого характера, если ты не собираешься защищать рейх от врагов, зачем же тебя принимать в партию?

Киев — Москва — Киев

(Продолжение в следующем номере)



Если вы нашли ошибку в тексте, выделите ее мышью и нажмите Ctrl+Enter
Комментарии
1000 символов осталось