Известный украинский поэт, главный редактор журнала о современной культуре «ШО» Александр КАБАНОВ: «При советах в каждое село Ленина тулили, сейчас — Бандеру, и если ты не любишь Бандеру — ты «шатун» и рука Кремля. После Революции достоинства вести себя, как накокаиненные комиссары, — это же идиотизм полный!»
Александр Кабанов — один из самых знаменитых украинских поэтов, основатель и бессменный главный редактор журнала о современной культуре «ШО», координатор Международного фестиваля поэзии «Киевские лавры» и автор 10 поэтических сборников. Скоро выходит в свет его новая книга «На языке врага. Стихи о войне и мире».
«Классика: революцию делают романтики, а ее плодами пользуются подлецы. Так всегда было»
— Задолго до Майдана и войны у вас появился цикл стихов «Русско-украинская война». Откуда возникло предчувствие — из общения с россиянами или каких-то внутренних наблюдений?
— Творческий человек — это такой своеобразный локатор, направленный на внешние, невидимые глазу, информационные потоки. По ходу бытования этот локатор становится с каждым годом все более чувствительным. Ты вдруг начинаешь понимать, что надвигается большая беда, когда общество и тебя лично ожидают большие потрясения. Что в этом случае делает творческий человек: поэт, художник, музыкант? Он пытается донести свое предвидение до аудитории. И чем больше эта аудитория — тем лучше. Донести с помощью стихов, музыки, картин.
И самое главное — это такая безрассудная попытка с помощью творчества остановить надвигающуюся катастрофу. Наивное предположение, что вот если ты напишешь цикл «Русско-украинская война», люди почитают и... ничего страшного не произойдет. Ты как бы отмолил с помощью стихов что-то плохое, что-то гибельное. Только вот неумолимое грядущее чаще всего сильнее строчек в рифму. Мы, к примеру, в журнале «ШО» задолго до Майдана и войны посвятили целый номер вторжению в Украину... И что? Кто-то нас услышал? Увы.
— А сейчас что предчувствуете?
— Ничего. Пустота полная. И понятно почему: ты знал, что это обязательно произойдет, и вот это произошло. Что тут поделать? Надо жить дальше и оценивать все, что попадается на глаза и под руку, исходя из собственного понимания добра и зла. Если перечитать на досуге историю и последствия большинства революций, можно поразиться однообразию происходившего когда-то и тому, что происходит сейчас. Многие процессы удивительным образом совпадают. Классика: революцию делают романтики, а ее плодами пользуются подлецы. Так всегда было.
Поэтому наше общество расколото. Особенно этот раскол виден через три года. Одна группа населения считает Майдан большой и трагической ошибкой, а другая убеждена, что революция еще не закончилась и принесет свои целебные плоды для общества. Главное, чтобы противостояние не переросло в гражданскую войну, а все дискуссии проходили в мирном ключе. Кто был прав — покажет время.
А сейчас мы живем в традиционной постреволюционной серой зоне, которая, если учитывать исторический опыт, длится 7-15 лет. «Ястребы» будут камлать загорелыми на курортах губами: «у нас війна-війна», «голуби мира» ворковать из каждого утюга о том, что надобно договариваться на любых условиях. В общем, ничего нового. Рост преступности, контрабанда, отжим финансовых потоков у старой элиты, вброс фейковой информации, выклянчивание денег на паперти ЕС, коррупция еще больше, чем во времена свергнутой бандитской власти, популизм, лицемерие. Украина — не первая страна, которая все это переживает. Дай бог, переживет. Я в это верю. Только людей очень жалко.
«Мой пост в фейсбуке невольно превратился в тест, который показал среднюю температуру по дурдому»
— Недавно вы стали объектом фейсбучного скандала, когда выступили против переименования Московского проспекта в проспект имени Степана Бандеры. Почему?
— Потому что я против любых действий, которые работают на раскол в обществе. В Киеве много своих, местных, однозначных для большинства киевлян героев. Богдан Ступка, Игорь Сикорский, Казимир Малевич. Я против того, чтобы этот проспект оставался Московским, так как само название никакого отношения к киевской истории или киевским реалиям не имеет. Плюс меня оскорбило, с каким прям коммунистическим задором, «на гнилой козе», по-хамски произошло это переименование. Никто не спрашивал местную громаду, людей. Да, была сделана голосовалка на сайте мэрии. И что? Мнение пяти тысяч зарегистрированных и проголосовавших в пользу Бандеры — это мнение большинства киевлян? Зачем вообще педалировать ситуацию и так агрессивно проводить «бандеризацию» всей страны?
При советах в каждое село Ленина тулили, теперь — Бандеру. Тогда при коммунистах никто никого не спрашивал. Теперь, после Революции достоинства и курса на европейские ценности, — вести себя, как пьяная матросня и накокаиненные комиссары, — это же идиотизм полный. В общем, мой пост невольно превратился в тест, который показал среднюю температуру по дурдому.
— И к какому выводу вы пришли в результате тестирования общественности?
— К печальному. Если ты не любишь Бандеру — ты не любишь Украину, ты не патриот, а «шатун» и рука Кремля. Оказалось, что тысячи и тысячи людей в украинском Facebook заточены именно под эту больную на всю голову концепцию. Они ничего не хотят слушать, твоя аргументация их не интересует, они оперируют только лозунгами и речевками. Очень быстро сбиваются в виртуальные стаи и травят любого, кто не согласен с тем бредом, который слили нынешние «лидеры мнений» в их несчастные бошки.
Большинство из этих персонажей безвредные хомячки, такие диванные фанатики. Но есть и другие, опасные для гражданского общества субъекты. Что поделать, такова классика «серой зоны». Постреволюционный синдром. Это уже было, было, было... Травля несогласных, «распни его», «ату его», «на гилляку скотиняку»... Скучно, господа, и мерзко.
Белье, что ли, смените, в сортире приберитесь, почитайте какую-нибудь полезную книгу. К примеру, об истории революций. Оставайтесь самими собой, не сбивайтесь в стаи, травля даже в интернете никакого отношения к европейским ценностям не имеет.
— Государство — это не люди какой-то национальности, говорящие на одном языке, а люди с общими ценностями. Почему мы никак не соберемся воедино?
— Украина на протяжении всей своей истории, увы, находится между двумя отвратительными и горькими для меня константами: «Ой, опять не повезло!» и «Ой, опять обосрались!». Прям шось пороблено, и пороблено во всех сферах общества. Ментально в нас инфицировано такое «гуляй-поле», склонность к махновщине, к казацкой вольнице, когда два украинца — это три гетмана. Что с этим делать? Не представляю. Так мы устроены. Быть может, каждое утро выдавливать из себя по капле жлоба? Не знаю, не знаю... В том, что я сейчас говорю, нет никакой обреченности, это просто данность, на которую обижаться бессмысленно.
Я был наивно уверен, что война, жертвы, кровь, экономический коллапс нас объединят, сформируют украинскую политическую нацию. Ведь большая беда всегда сплачивает людей, даже имеющих разное мировоззрение, говорящих на разных языках, имеющих разный социальный статус. Ан нет! Наоборот, мы рассыпались на множество гетто по интересам. И у каждого гетто своя правота.
Но ничего, и это пройдет, и все у нас наладится. Жаль, что это будет весьма долгий и очень болезненный процесс. И в том, что мы заслужили лучшей жизни, никаких сомнений у меня нет. Главное, не искать виноватых и не строить свое благополучие за счет других. Прорвемся.
«Наше кровное право — не отдавать свое. Крым отдали, так теперь еще и язык отдадим? Не бывать этому!»
— Из интернета: «русский поэт из Киева Александр Кабанов». А вы сами себя чувствуете русским или украинским?
— Да в интернете много чего есть, большая свалка. Украинский я поэт, украинский. Для меня Украина — это мультикультурная страна. Языковое и многонациональное разнообразие — это богатство, которым надо уметь правильно и во благо распорядиться. Пока мы этому не научились. А другие страны научились, просто у нас школы разные.
— Вы продолжаете сейчас сотрудничать с российскими издательствами?
— Да. Это журналы «Новый мир», «Дружба народов», «Урал», «Волга»... Десятки журналов. Кроме того, что-то выходит в США, Европе. Нет времени отслеживать все публикации, тут бы на стихи времени хватало. А ситуация с моими публикациями в Украине такая же, как и у других авторов, пишущих на русском языке. Журнальной литературной периодики у нас почти нет. Публиковался бы, если было бы, в чем публиковаться. А так печатаюсь там, где предлагают, где не стыдно.
И книжки выходят, спасибо издательству «Фолио» и зарубежным коллегам, премии какие-то вручают. В общем, я доволен своей литературной судьбой, и если у меня есть претензии, то они только к самому себе.
— Почему, на ваш взгляд, с определенной периодичностью в Украине обостряется языковой вопрос?
— Если дерьмо всплывает, значит, это кому-то выгодно. Ну чем же бедному украинцу еще заняться, как не устроить очередной смачный хохлосрач в интернете? Ясен пень — больше нечем, в соболях и шелках живем же, с золотых тарелок бессарабское сальцо вкушаем. Почему бы вокруг языков не пободаться при таком процветании? Самое время. Это так по-европейски, правда ведь? Те, кто поднимает «мовне питання», — или государственные воры, или потомственные дураки.
— Но в России очень четко обозначают: раз книга написана на русском языке, значит, это русская культура, и сколько у вас там своих украинских авторов?
— Русский язык такой же родной и укорененный язык, как и украинский. Эти языки родились здесь, росли и развивались вместе. Так сложилось исторически. И так будет всегда. Ни один язык ни в чем не виноват. Всегда виноваты люди. Перестали мы читать немецкую литературу только из-за того, что на немецком разговаривал Гитлер?
В России могут говорить и присваивать себе все, что угодно. Наше кровное право — не отдавать свое, не отказываться от своего. Как можно отдать России украинский русский язык, неотъемлемую часть украинской культуры? Крым отдали, так теперь еще и язык отдадим? Не бывать этому. Кстати, в апреле выходит моя новая книга в издательстве «Фолио». Называется: «На языке врага. Стихи о войне и мире». Вряд ли читатель найдет в этой книге ответы, ибо поэзия — это всегда вопросы. Но все же, все же... Я надеюсь.
Александр КАБАНОВ. Стихи разных лет
Мосты
1
Лишенный глухоты и слепоты,
я шепотом выращивал мосты —
меж двух отчизн,
которым я не нужен.
Поэзия — ордынский мой ярлык,
мой колокол, мой вырванный язык;
на чьей земле я буду обнаружен?
В какое поколение меня
швырнет литературная возня?
Да будет разум светел и спокоен.
Я изучаю смысл родимых сфер:
пусть зрение мое — в один Гомер,
пускай мой слух —
всего в один Бетховен.
2
Слюною ласточки
и чирканьем стрижа
над головой содержится душа
и следует за мною неотступно.
И сон тягуч, колхиден. И назло
Мне простыня — галерное весло:
тяну к себе, осваиваю тупо.
С чужих хлебов
и Родина — преступна;
над нею пешеходные мосты
врастают в землю с птичьей высоты!
Душа моя, тебе не хватит духа:
темным-темно, и музыка — взашей,
но в этом положении вещей
есть ностальгия зрения и слуха!
***
Как зубная паста, еле-еле
выползает поезд из туннеля,
а вокруг — поля, полишинели,
и повсюду — первое апреля.
Длинный белый санитарный поезд,
а вокруг — снега лежат по пояс,
паровозный дым, как будто холка,
первое апреля, барахолка.
Древняя библейская дорога,
а над богом нет другого бога,
спят на полках — сморщенные дети,
все мои монтекки-капулетти.
А над богом нет другого бога,
и не оправдать мою потерю,
ночь темней, чем зад единорога:
Станиславский, я тебе не верю.
***
Снилось мне, что я умру,
умер я, и мне приснилось:
кто-то плачет на ветру,
чье-то сердце притомилось.
Кто-то спутал берега,
как прогнившие мотузки:
изучай язык врага —
научись молчать по-русски.
Взрывов пыльные стога,
всходит солнце через силу:
изучай язык врага,
изучил — копай могилу.
Я учил, не возражал,
ибо сам из этой хунты,
вот чечен — вострит кинжал,
вот бурят — сымает унты.
Иловайская дуга,
память с видом на руину:
жил — на языке врага,
умирал — за Украину.
Обыск
Зафыркают ночные фуры,
почуяв горькое на дне:
архангел из прокуратуры
приходит с обыском ко мне.
Печаль во взгляде волооком,
уста — холодны и сухи:
ты кинул всех в краю далеком
на дурь, на бабки, на стихи.
А что ответить мне, в натуре,
счастливейшему из лохов,
что — больше нет ни сна, ни дури,
ни баб, ни денег, ни стихов.
Лишь память розовою глиной,
лишь ручеек свинцовый вплавь,
и пахнут явкою с повинной
мой сон и явь, мой сон и явь.
Один, все остальные — в доле,
поют и делят барыши,
не зарекайся жить на воле —
садись, пиши.
***
Напой мне, Родина,
дамасскими губами
в овраге темно-синем о стрижах.
Как сбиты в кровь слова!
Как срезаны мы с вами —
за истину в предложных падежах!
Что истина,
когда — не признавая торга,
скрывала от меня и от тебя
слезинки вдохновенья и восторга
спецназовская маска бытия.
Оставь меня в саду
на берегу колодца,
за пазухой Господней, в лебеде...
Где жжется рукопись,
где яростно живется
на Хлебникове и воде.
***
Какое вдохновение — молчать,
особенно — на русском, на жаргоне.
А за окном, как роза в самогоне,
плывет луны прохладная печать.
Нет больше смысла —
гнать понты, калякать,
по фене ботать, стричься в паханы.
Родная осень, импортная слякоть,
весь мир — сплошное ухо тишины.
Над кармою,
над Библией карманной,
над картою (больничною?) страны —
Поэт — сплошное ухо тишины
с разбитой
перепонкой барабанной...
Наш сын уснул. И ты, моя дотрога,
курносую вселенную храня,
не ведаешь, молчание — от Бога,
но знаешь, что ребенок — от меня.
2041 г.
На премьере,
в блокадном Нью-Йорке,
в свете грустной победы над злом —
черный Бродский сбегает с галерки,
отбиваясь галерным веслом.
Он поет про гудзонские волны,
про княжну. (Про какую княжну?).
И облезлые воют валторны
на фанерную в дырках луну.
И ему подпевает, фальшивя,
в високосном последнем ряду,
однорукий фарфоровый Шива —
старший прапорщик из Катманду:
«У меня на ладони синица —
тяжелей рукояти клинка...».
...Будто это Гамзатову снится,
что летят журавли табака.
И багровые струи кумыса
переполнили жизнь до краев.
И ничейная бабочка смысла
заползает под сердце мое.
***
Сны трофейные — брат стережет,
шмель гудит, цап-царапина жжет,
простокваша впервые прокисла.
Береженого — Бог бережет
от простуды и здравого смысла.
Мне б китайский
в морщинках миндаль,
из гречишного меда — медаль,
никого не продавшие книги,
корабли, устремленные в даль:
бригантины, корветы и бриги...
Мы выходим во тьму из огня,
ждем кентавра, что пьет на коня,
и доставит тропою короткой
всех, пославших когда-то меня —
за бессмертьем,
как будто за водкой.
Боевой гопак
Покидая сортир,
тяжело доверять бумаге,
ноутбук похоронен
на кладбище для собак,
самогонное солнце
густеет в казацкой фляге —
наступает время
плясать боевой гопак.
Вспыхнет пыль в степи:
берегись, человек нездешний,
и отброшен музыкой,
будто взрывной волной,
ты очнешься на ближнем хуторе,
под черешней,
вопрошая растерянно:
«Господи, что со мной?».
Сгинут бисовы диты
и прочие разночинцы,
хай повсюду — хмельная воля,
да пуст черпак,
ниспошли мне, Господи,
широченные джинсы —
«Шаровары-страус»,
плясать боевой гопак.
Над моей головой
запеклась полынья полыни —
как драконья кровь —
горьковата и горяча,
не сносить тебе на плечах
кавуны и дыни,
поскорей запрягай
кентавров своих, бахча.
Кармазинный жупан,
опояска — персидской ткани,
востроносые чоботы,
через плечо — ягдташ,
и мобилка вибрирует,
будто пчела в стакане...
...постепенно, степь впадает
в днепровский пляж.
Самогонное солнце во фляге
проносят мимо,
и опять проступает патина
вдоль строки,
над трубой буксира —
висит оселедец дыма,
теребит камыш поседевшие хохолки.
***
Жил да был человек настоящий,
если хочешь, о нем напиши:
он бродил с головнею горящей,
спотыкаясь в потемках души.
По стране, постранично, построчно
он бродил от тебя — до меня,
называющий родиной то, что
освещает его головня:
...ускользающий пульс краснотала,
в «Рио-Риту» влюбленный конвой.
И не то чтоб ее не хватало —
этой родины хватит с лихвой.
Будет видео фильмы вандамить,
будет шахом и матом Корчной,
и по-прежнему — девичья память
незабудкою пахнуть ночной.
Будет биться на счастье посуда,
и на полке дремать Геродот,
Даже родина будет, покуда —
Человек с головнею бредет.