БЕЗ СРОКА ДАВНОСТИ

Мародеры «Большого террора». Как обогащались сотрудники НКВД, продавая в Киеве вещи расстрелянных

Владимир БИРЧАК. Специально для интернет-издания «ГОРДОН»

Преступления против человечности, которые совершал СССР в период «Большого террора» 1937-1938 годов, сопровождались массовым мародерством. Историк, научный сотрудник Центра исследований освободительного движения, замдиректора архива СБУ Владимир Бирчак ознакомился с материалами уголовного дела сотрудника НКВД Петра Бабичева, которые находятся в открытых архивах СБУ. Интернет-издание «ГОРДОН» рассказывает, что представители спецслужбы часто занимались мародерством, как хорошо была налажена торговля вещами репрессированных и сколько сотрудники НКВД зарабатывали, перепродавая чужое имущество.

«Начал получать разную одежду расстрелянных узников, которую продавал в магазине случайных вещей»

«...Когда началась массовая операция, я все время работал на исполнении приговоров. Я не могу говорить цифры, но я сам перестрелял тысячи людей. Это стало отражаться на здоровье. Дошло до того, что два раза я пытался стрелять в себя. Ходишь по улице и вдруг начинаешь бежать — кажется, за тобой гонятся расстрелянные. Приходишь на работу и работать не можешь, пойдешь убьешь птичку или кошку и потом работаешь... При массовых операциях я около полутора лет спал здесь, не раздеваясь. Проспишь пару часов и опять сразу за работу берешься...».

Из протокола допроса начальника внутренней тюрьмы УНКВД Житомирской области Ф. Г. Игнатенко.

Когда в 1945 году были освобождены первые нацистские концентрационные лагеря, человечество было ошеломлено открывшимися ужасами антисемитской и расистской политики Германии. Фотографии из музея лагеря-смерти Майданек с обувью уничтоженных узников просто поражают. Обувь — это единственное, что осталось от тысяч невинных жертв. После войны мировое сообщество проводило расследования и суды над нацистами, обойдя своим вниманием преступления против человечества и человечности, которые совершал СССР в период «Большого террора» 1937-1938 годов. А ведь это сотни тысяч казненных и репрессированных. Национальные операции «польская», «немецкая», «чешская» и другие были преступлениями с элементами геноцида.

Особым цинизмом отличались сотрудники НКВД. В открытых архивах СБУ можно найти информацию о мародерстве и торговле личными вещами расстрелянных в Киеве.

Сведения о злоупотреблениях служебным положением сотрудниками внутренней тюрьмы НКВД УССР, в частности, о кражах и торговле вещами расстрелянных, начали поступать к руководству НКВД в 1938 году. Этим вопросом занимался аппарат особоуполномоченного НКВД УССР, в чьи обязанности входило ведение расследований по делам сотрудников. Одним из первых, кого арестовали по этому делу, был Павел Григорьевич Старжинский — водитель «тюремки», спецмашины для транспортировки заключенных.

Арестованного выводят из «тюремки» — специальной машины для транспортировки заключенных. Один из водителей «тюремки» Павел Старжинский был арестован в 30-е по делу о злоупотреблениях служебным положением сотрудниками внутренней тюрьмы НКВД, а до этого неплохо зарабатывал, приторговывая одеждой расстрелянных

На вопрос следователя о кражах одежды на одном из допросов он рассказал следующее: «Осенью 1937 года меня перевели работать на «тюремку». Я перевозил заключенных из спецкорпуса Лукьяновской тюрьмы к внутренней тюрьме НКВД (Киев, ул. Институтская, «Октябрьский дворец». — «ГОРДОН»). Довольно скоро я сдружился с дежурными и надзирателями тюрьмы. А также с водителями «тюремок», в частности, Бабичевым.

Через некоторое время благодаря начальнику внутренней тюрьмы Нагорному, надзирателям Шалайкину, Бендерскому и Перегону, а также водителям Зайцеву и Бабичеву я начал получать разную одежду расстрелянных узников, которую продавал в магазине случайных вещей».

«Это тебе премия за хорошую работу»

Магазин случайных вещей, о котором идет речь, — это комиссионный магазин на улице Прорезной, с левой стороны, если подниматься от Крещатика, не доходя до перекрестка с Пушкинской. В документах встречается адрес: Прорезная, 7.

Есть и другие сведения о торговле этой одеждой: «Продавал в магазин разные вещи: пальто, шинели, костюмы, сапоги, часы, белье и прочее. Сейчас я не помню, на какую конкретную сумму и сколько раз я продавал эти вещи, но помню, что более чем на 5000 рублей».

Стоит отметить, что в то время зарплата начальника внутренней тюрьмы составляла ориентировочно 450 рублей, у водителя, соответственно, меньше. То есть Старжинский довольно неплохо зарабатывал, приторговывая одеждой расстрелянных.

Такими злоупотреблениями занимались и другие его «коллеги по цеху». Нередко и само руководство внутренней тюрьмы поощряло сотрудников премиями в виде одежды заключенных. «Нагорный передал мне доху, часы, военный костюм и узелок белья со словами: «Это тебе премия за хорошую работу».

Старший лейтенант госбезопасности Иван Нагорный проходил по делу о злоупотреблении служебным положением, когда в конце 30-х работал начальником внутренней тюрьмы УГБ НКВД УССР

Кроме краж, Старжинский обвинялся еще и в разглашении государственной тайны. Дело в том, что в мае 1938 года он совершил неудачную попытку самоубийства, после чего попал в больницу, где рассказывал о расстрелах заключенных во внутренней тюрьме НКВД на Институтской. В то же время его показания послужили основанием для ареста другого водителя «тюремки» НКВД — Бабичева Петра Ивановича, который был арестован 29 октября 1938 года.

В 1932-1933 годах он работал шофером в управлении военспецчастей тылового ополчения в Киеве. Именно тогда он начал злоупотреблять служебным положением. В то время в Украине от искусственного голода, созданного советской властью, гибли миллионы людей, но это не было проблемой для начальства Бабичева, которое даже в такое время занималось собственным обогащением.

«Получая от начальства личные вещи расстрелянных, мы считали это вполне нормальным явлением»

Его руководители Куценко Семен Товиевич (начальник снабжения) и Александров (завсклада) занимались кражей продуктов питания в особо крупных размерах, за что были осуждены. Сам же Петр Иванович впоследствии будет категорически отрицать свою причастность к «схемам» руководства, однако ряд свидетелей докажут его дружеские отношения с Куценко и неоднократное получение выгоды c этого.

С 1934-го Бабичев начал работать водителем на автобазе НКВД УССР. Сначала он работал на машине фельдсвязи, а впоследствии был переведен на «тюремку». Имел жену и двух дочерей. Как для простого водителя жил довольно неплохо. У Бабичева была квартира по адресу Рейтарская, 20. Неоднократно отмечался грамотами и ценными подарками от руководства, а в 1937-1938 годах эти «подарки» были в виде личных вещей расстрелянных узников.

Петр Бабичев — еще один водитель «тюремки», который обогащался за счет продажи имущества репрессированных в 1932-1933 годы

Кроме торговли одеждой заключенных, дополнительным обвинением Бабичева было и то, что он незаконно хранил огнестрельное оружие. Когда ему предъявили обвинения, он признал свою вину лишь в том, что хранил у себя пистолеты «Наган» и Коровина без разрешения. Все остальное категорически отрицал.

«Начиная с осени 1937-го комендант Шашков и начальник внутренней тюрьмы Нагорный раздавали личные вещи расстрелянных работникам внутренней тюрьмы НКВД. По их утверждению, это делалось с разрешения наркома Леплевского. Получая от начальства личные вещи расстрелянных: пальто, костюмы, сапоги и прочее, — мы считали это вполне нормальным явлением», — отметил он.

В то же время следствие владело доказательствами, что Бабичев таки был задействован в кражах одежды заключенных и ее продаже в комиссионных магазинах. Кроме этого, он по указанию Нагорного несколько раз возил эти вещи грузовиком из внутренней тюрьмы на Институтской в магазин случайных вещей на Прорезной. Он и другие водители знали, что это за вещи. Сам Петр Иванович говорил: «Когда я возил чемоданы в магазин, то на каждом из них была приклеена бирка с фамилией и инициалами владельца».

О том, насколько хорошо была налажена торговля, есть сведения в другом протоколе допроса. «Нагорный несколько раз заказывал пропуска для представителей магазина случайных вещей, и они приходили в складские помещения тюрьмы и выбирали лучшие вещи, которые им подходили для продажи. А потом я эти вещи отвозил. Торговлей непосредственно занимался Нагорный, завскладом внутренней тюрьмы Слуцкий лишь выполнял его указания».

По этому вопросу также свидетельствовал и сам Слуцкий Моисей Израилевич, который проходил по делу в качестве свидетеля. «Несколько раз я по устному указанию Нагорного выдавал со склада вещи расстрелянных работникам внутренней тюрьмы. Брал я эти вещи также и себе».

Следствие подходило к концу. Бабичев продолжал отрицать свое участие в кражах. Ему и Старжинскому организовали очную ставку. Последний заявил: «Водители Бабичев и Зайцев имели доступ в помещения тюрьмы, где приводились в исполнение смертные приговоры, брали себе вещи расстрелянных и отвозили их домой. Также несколько раз, когда Бабичев возил эти вещи на Прорезную, он отбирал себе те, которые были лучшие, и забирал их домой».

Комендант НКВД УССР Александр Шашков принимал активное участие в перераспределении имущества заключенных, составляя списки, каким работникам комендатуры что выдавать. В 1942 году после ранения застрелился

Дело передали в суд. На 15 марта 1939-го было назначено заседание Военного трибунала пограничных и внутренних войск Киевского округа по Киевской области. На суде Бабичев своей вины не признал. В то же время отрицали кражи одежды Нагорный, Кобенек Давид Дмитриевич (помощник начальника тюрьмы НКВД) и Слуцкий.

Нагорный, в частности, говорил: «В отношении вещей было так. В 1937 году у нас были большие работы (имеются в виду массовые расстрелы. — «ГОРДОН»), и в то время комендантом НКВД УССР был Шашков, после этих работ у нас много осталось вещей, и сдавать их некуда было, тогда я обратился к Шашкову с вопросом, что делать с вещами. Шашков написал рапорт на имя бывшего наркома Леплевского и в этом рапорте просил разрешения на выдачу части вещей работникам комендатуры. Леплевский на рапорте написал резолюцию «разрешаю».

...после чего Шашков сам составил список, кому можно выдать вещи... Через некоторое время после «тройки» у нас опять скопилось большое количество вещей, и девать их некуда было, тогда я лично сам ходил к бывшему заместителю наркома Степанову, и он разрешил мне выдавать часть вещей сотрудникам, которые возились с расстрелянными, а также такие вещи, как часы и другие ценности. Их сдавали через финотдел НКВД УССР в доход государства...

Также случаи были, когда я лично давал работникам комендатуры вещи (гимнастерки, сапоги) на то время, когда они возились с расстрелянными, но после работы они их снимали и отдавали обратно в кладовую. Я разрешал им временно надевать чужую одежду для того, чтобы они не пачкали свою одежду в кровь. При бывшем наркоме Успенском мы все вещи расстрелянных уничтожили, а после Успенского стали сдавать по квитанции «Киевпромторгу», который находится на улице Прорезной».

Нарком внутренних дел Украинской ССР Израиль Леплевский подписывал рапорты о выдаче вещей заключенных работникам комендатуры НКВД УССР

Учитывая непризнание вины самим Бабичевым, а также то, что на судебном заседании не удалось добыть дополнительных показаний от свидетелей, приговором Военного трибунала Бабичева Петра Ивановича оправдали. Он был осужден лишь за незаконное хранение огнестрельного оружия сроком на один год, однако по зачислению срока, который он провел в тюрьме во время следствия, его освободили из-под стражи сразу же в суде. Единственным условием стала подписка о невыезде.

Таким образом, сработал принцип «рука руку моет». Ведь очевидно, что «коллеги по цеху» не могли свидетельствовать против Бабичева, ибо тем самым подставили бы себя. Сам Бабичев и другие это прекрасно понимали. Как и то, что Леплевский, разрешение которого упоминается, к тому времени уже был расстрелян.

Похожие злоупотребления своим служебным положением и обогащения на торговле одеждой расстрелянных имели место также в Сумах, Харькове, Умани и Запорожье. В Киеве за это почти никто, кроме Старжинского, не понес наказания. В таком свете чекисты периода «Большого террора» выглядят ничем не лучше нацистов, которые тоже не брезговали обогащением за счет личных вещей узников концлагерей. И кто знает, возможно, среди проданной одежды на Прорезной было пальто писателя Майка Йогансена или пиджак поэта Михайля Семенко.

Если вы нашли ошибку в тексте, выделите ее мышью и нажмите Ctrl+Enter