Мать российского военного-контрактника Виктора АГЕЕВА Светлана Викторовна: «Я категорически опровергаю, что сын уехал воевать за длинным рублем, — у нас не было таких проблем, чтобы из-за денег на смерть идти»

На днях спецкор российской «Новой газеты» Павел Каныгин опубликовал интервью со Свет­ла­ной Агеевой — матерью российского военнослужащего, взятого в плен в зоне АТО в Лу­ган­ской области. Боестолкновение произошло 24 июня в районе села Желобок. 93-я отдельная ме­ханизированная бригада Вооруженных сил Украины обезвредила диверсионно-разведывательную группу «ЛНР». В ходе столкновения были убиты двое боевиков, в том числе кадровый российский офицер Александр Щерба. Еще четверо взяты в плен, среди них 21-летний гражданин РФ ефрейтор Виктор Агеев.

В интервью «Но­вой» учите­ль­ница английского языка из села Топчиха Ал­тай­ско­го края Све­т­лана Агеева рассказала, что сын от­служил срочную службу в российской ар­мии, а спустя год, 18 марта 2017 года, подписал конт­ракт и вновь уехал в Ростовскую область. В конце весны связь с ним пропала. По словам 55-летней женщины, о судьбе сына она узнала от журналистов Би-би-си.

Российская сторона категорически отрицает, что Виктор Агеев является действующим военнослужащим-контрактником, и уверяет, что он добровольно уехал в «ЛНР» как наемник. Министр обороны Украины Степан Полторак подчеркнул, что у Агеева найдены документы, подтверждающие его статус, а также добавил: вопрос об обмене будет решаться после завершения следствия. Пресс-секретарь президента РФ Дмитрий Песков заявил, что Россия в случае с Агеевым предпримет «меры защиты, как это делает в отношении всех своих граждан».

Интервью Светланы Агеевой вызвало шквал негодования в украинском сегменте интернета. Женщину обвинили в поддержке кремлевской политики, а также в том, что она прекрасно знала, где воюет ее сын. Тем не менее редакция интернет-издания «ГОРДОН» посчитала важным пообщаться со Светланой Викторовной по одной прос­той причине: Агеева едва ли не единственная мама, решившаяся на четвертый год войны публично озвучить, что ее сын яв­ля­ется действующим контрактником армии РФ, отправленным воевать на Донбасс. В течение 40 минут беседы чувствовалось, что Светлана Агеева боится сказать лишнее, аккуратно подбирает слова, но эмоци­онально реагирует на попытку объяс­нить, что российское ТВ врет о событиях в Укра­ине.

«Передайте, чтобы он держался и держал себя в руках, не падал духом. Пусть знает: от него никто не отвернулся»

— Самое главное, я бы хотела услышать голос сына, понять, что с ним все в порядке, что он жив. Ну а последующие шаги… Я бы хотела, чтобы моего сына освободили или обменяли и он вернулся домой. Это главные мои пожелания.

Что еще передать сыну? Что мы очень-очень ждем его возвращения. Надеемся, украинские власти пойдут навстречу. Мы очень переживаем за него, за его здоровье и судьбу. Передайте, чтобы он дер­жался и держал себя в руках, не падал духом. Пусть знает: от него никто не отвернулся, мы его любим и ждем. Мы стараемся облегчить его судьбу, помочь вернуться домой, прилагаем все усилия. Вот это я хотела бы передать.

— После публикации в «Новой газете» с вами связывались представители украинской или российской стороны?

— Нет. Вы кого имеете в виду?

— Представителей официальных ве­домств.

— Напрямую никакие ведомства на ме­ня не выходили. Может, что-то и делается, но меня никто не ставил в известность, не звонил. Но я надеюсь. Общалась только с Би-би-си, «Новой газетой», а сейчас — с ва­ми. Есть, конечно, еще люди, которые стараются помочь, сами что-то узнать, но это частные лица.

— Угрозы или намеки были: мол, не поднимайте шум, навредит?

— Нет, не было.

— Почему вы решились публично рас­сказать о сыне?

— Наверное, чтобы привлечь внимание. Я должна куда-то биться, у кого-то просить помощи, чтобы обратить внимание на свою проблему, на свое горе, чтобы хоть кто-то откликнулся и помог мне. Я одна, не знаю, что делать, поэтому прибегла к этому. От помощи всех, кто протягивает мне ру­ку, не отказываюсь.

---

---

— Под помощью вы подразумеваете сбор средств на возможную поездку в Ук­раину к сыну?

— Я не открывала карточку (банковскую. — «ГОРДОН»), не думала, что мне придется туда ехать. Никто мне об этом еще не говорил, даже не намекал. Я в таких ситуациях не была, поэтому не знаю.

— Когда вы последний раз общались с сыном?

— 30 мая 2017 года. Мы с ним не каждый день общались, а время от времени. Но после 30 мая не было никаких контактов. Что сейчас с ним, не знаю. Может, он и не думал звонить, а может, не мог. Не могу сказать наверняка.

— Когда сын перестал выходить на связь, вы пытались самостоятельно вы­яснить, что случилось?

— Не пыталась, даже не понимала, где узнавать. Так получилось, что сын не ставил меня в известность. Дозвониться туда я не могла, телефон был недоступен. По­этому я просто ждала. Конечно, очень не­р­в­ничала после двух недель ожидания, у меня были плохие предчувствия, и вот они оправдались… Сердцем чувствовала: что-то случилось.

«Я не могу понять, почему все это не кончается. Братья стреляют друг в друга»

— О том, что сын взят в плен на линии разграничения в Луганской области, вы узнали 27 июня от журналистов, 29 июня обратились в алтайское отделение партии «Яблоко» к правозащитнику Александру Гончаренко.

— Я просто искала, куда можно было обратиться. Столкнулась с проблемой, с бе­дой своей, и не знала, с чего начать. На­деюсь на власть в какой-то степени. Мы тес­но общаемся с Александром Ильичом, он единственный человек, который предложил свою помощь.

Знаете, что я почувствовала? Что умираю, ноги подкосились, я до сих пор на ле­карствах. Как для любой матери, для меня это большое горе. Для меня, для родных, даже для всех сельчан. Все очень переживают.

— Что вы ощутили, когда представитель вашего местного военкомата Конс­тантин Эллер заявил, что никакого конт­ракта с армией РФ у вашего сына нет и он добровольно отправился в «ЛНР» в качестве наемника?

— Он это заявил исходя из документов в военкомате. Документально у них ничего не оформлено, поэтому он так сказал.

— У вас есть документы, подтверж­дающие, что Виктор Агеев был конт­рак­т­ником?

— Нет, у меня нет. Я даже не знаю, где сейчас сын. Я ничего не знаю, понимаете?! Но пытаюсь узнать: что именно случилось, как и куда он попал, где служил.

— Но вы же не раз обращались в во­енкомат, что конкретно там отвеча­ют?

— От них сын на контракт не уходил.

— Что это означает?

— Уехал в Ростовскую область, и все. Он там проходил срочную службу. Уехал к дру­зьям, сказал, что там будет заключать контракт. А потом пропал. Я сама хочу все уз­нать, понимаете?!

— Кто-нибудь из родителей в вашем регионе попадал в схожую ситуацию?

— Я не слышала. В нашем регионе, на­вер­ное, это первый случай.

— Вы в том числе обратились с открытым письмом к президенту России Пу­тину, министру обороны Шойгу и гла­ве российского МИДа Лаврову. Ци­ти­рую: «Я прошу вас о помощи. Я бы хотела ра­зобраться с этой ситуацией: где сын находился, где был приписан, в каком статусе — поставить все точки над «i». Хочу также попросить наше правительство помочь с обменом моего ребенка. У меня только на это надежда. Как гражданка России куда я еще могу обратиться? Мой сын любил военное дело, отдал долг родине, хотел, чтобы родина его не бросила».

— Да, я просила.

— Вам не кажется очень наивным об­ращаться к тем, кто постоянно публично утверждает: «Российских военных на Донбассе нет»? На что вы надеялись, обращаясь к верхушке российской власти?

— На Бога я надеюсь. И обратилась с письмом, потому что больше не к кому. Сама ничего не смогу. Как я могу никуда не обращаться и сидеть спокойно?! Я буду везде и ко всем обращаться, просить и умолять, чтобы помогли, понимаете?!

— В интервью «Новой» вы вскользь упомянули, что сын высылал вам пять тысяч рублей, «сказал, что больше пока не может. Но я и этому была рада… Ви­тюша ведь мне помогает кредит вы­плачивать, знает, что мне не очень лег­ко».

— Боже мой, да это мелочи жизни! Он помогал, когда здесь работал, в городе, а оттуда не помогал. У каждой семьи есть какие-то проблемы. Мы здесь сами в сво­ем собственном соку варимся. Кре­дит?.. Это совершенно не имеет значения! Там небольшая сумма, кроме того, я еще работаю. При чем тут кредит?

— При том, что есть четкое ощущение: ваш сын, как и многие россияне, отправился воевать в чужую страну за длинным рублем.

— Не-е-ет, что вы?! Я категорически опро­вергаю, что сын уехал воевать за длинным рублем! За каким рублем? У нас не было таких проблем, чтобы из-за денег на смерть идти или на тяжелую работу ка­кую-то. Да, в нашем регионе небольшие зарплаты, но мы всю жизнь так жили. И нам хватает, находим выход из положения. Офи­циально заявляю: это неправда, у нас есть все!

---

---

— Еще очень резанула ваша фраза, что характер у сына «очень доброжелательный. Стрелять с та­ким характером — ой, не знаю». Но ведь есть фотография, где Виктор Агеев не просто с оружием, а со снайперской винтовкой.

— Я говорю о его характере, потому что знаю собственного сына. Больше не могу комментировать. Знаете, разные нюансы бывают, жизнь заставляет… Нет, я не могу прокомментировать, пытаюсь сама понять его мотивы, что случилось и почему все так произошло.

Мой сын очень доброжелательный. Это даже не мои сло­ва, а тех, у кого он учился. Есте­ст­венно, каж­дая мама любит своего ребенка, каким бы он ни был. Но мой сын действительно отличается доброжелательностью.

— Не знаю, как до вас до­нести, что чувствуют украинские ма­мы, похоронившие сво­их сы­новей из-за таких «доб­­­ро­же­ла­тельных» россиян со снайперской винтовкой.

— Я понимаю. Я очень понимаю.

— Тогда почему вы удивляетесь, что на четвертый год вой­ны, после аннексии Кры­ма и 10 тысяч убитых на Дон­бассе, украинцы оставляли на вашей страничке в соцсети жест­кие комментарии?

— Можно задать вам вопрос?

— Да.

— Мы здесь далеко живем, но следим, конечно… Может, не все знаем, может, не все до нас доносят. Но почему тогда война между Донбассом и Киевом все идет и идет?

— Война идет между Ук­ра­и­ной и Рос­сией.

— Я не могу понять, почему все это не кончается. Братья стреляют друг в друга — вот что страшно. Мне просто вот сейчас в голову пришло: это ужасно, когда люди стреляют друг в друга. Мы, простые обыватели, ждем-ждем, смотрим на эти Мин­ские соглашения. Это крик души. Думаете, мы не жалеем? Мы очень жалеем, что с двух сторон людей убивают.

«Если бы я могла это предотвратить — предотвратила бы! Телом своим закрыла бы,
но не пустила сына никуда. Глупый, глупый!»

— Светлана Викторовна, не буду с вами спорить, не буду ни в чем убеждать. Просто очень прошу никогда не говорить о «братских народах».

— Я хорошо знаю Украину, в свое время бывала в Киеве и Крыму. Очень тяжело, когда мы, один народ, стреляем друг в друга. Вы меня спрашиваете, а тут такой глобальный вопрос, да еще политика… Да­же не знаю, что ответить. Это одна об­щая боль.

— Для меня самое поразительное, что вы преподаватель английского язы­ка.

— А что здесь удивительного?

— Удивительно то, что, профессионально владея иностранным языком, вы даже не пытаетесь получить информацию из альтернативных источников, а смотрите Киселева и Соловьева.

— Я вам отвечу, девушка. Я обращалась к другим источникам. Всегда обращаюсь. Но! А как понять, кто из них говорит правду? Объясните, кому верить? Я хочу узнать правду.

Конечно, я деревенская учительница, но жила в городе, окончила институт, приехала из Казахстана в свое время. Мне очень все интересно, всем интересуюсь. Но как мне распознать, где правда, а где нет?

— А что для вас могло бы стать доказательством того, что на кремлевских те­ле­каналах сплошная ложь об Ук­ра­и­не?

---

---

— Ну, я не знаю… Наверное, если самой в Украине побывать, пообщаться с людьми, узнать, что они говорят, чем дышат… По-моему, это был бы самый наглядный урок.

У меня к украинцам вообще нет ни антипатии, ни чего-то еще. Ничего плохого ни­ког­да к ним не испытывала. Но когда читала комментарии с ненормативной унизительной лексикой от украинских ребят и девушек… Я такого за 55 лет своей жизни не слышала. Это тоже ведь вас компрометирует!

Мы, например, по-доброму к вам относимся. У нас никогда не услышишь ничего такого по отношению к украинцам. Во всяком случае, там где я живу, нет такой ненависти. А тут и в мой адрес, и в адрес сына матом: мол, такие-сякие. Очень страшно и неприятно такое получать. Неприятно — это мягко сказано. Но я на такие комментарии не отвечала, не реагировала, у меня не тот возраст.

— Если в ваших краях «нет такой не­на­висти» к украинцам, почему алтайский ефрейтор Виктор Агеев и ему по­доб­ные с оружием в руках едут воевать в Украину?

— Это моя ошибка, что я не знала, куда сын едет! Он взрослый самостоятельный па­рень. Но я не могла представить… В го­ло­ве не укладывается, что такое могло случиться. Знала бы — в жизни бы его не от­пустила! Никогда! Ни-ког-да, понимаете?!

Что еще озвучить? Я бы хотела видеть сына живым и здоровым. Как мама я очень сожалею, что так все произошло. Если бы я могла это предотвратить — предотвратила бы! Телом своим закрыла бы, но не пустила сына никуда. Глупый, глупый! Есть какая-то надежда, как думаете?

— Не знаю, но для меня важно, что вы не побоялись придать огласке историю своего сына.

Если вы нашли ошибку в тексте, выделите ее мышью и нажмите Ctrl+Enter