Во-первых, это красиво

Юлия ПЯТЕЦКАЯ 17 Апреля, 2015 00:00

Уникальная снайперская меткость Героя Советского Союза Людмилы Павличенко, убившей к своим 25 годам 309 фашистов, легла в основу сценария российско-украинской картины, которая у нас демонстрируется под названием «Незламна», а в России — «Битва за Севастополь». Режиссер Сергей Мокрицкий снял к 70-летию Великой Победы на редкость красивое кино, я думаю, в этом смысле его можно считать даже апофеозом красивости, а кадр, в котором прекрасная Юлия Пересильд тащит на себе истекающего кровавым гримом Евгения Цыганова под песню Вакарчука, по красоте может соперничать со свежим российским клипом на песню Аллы Пугачевой «Война», презентованную ко Дню защитника Отечества. «И ты мог бы, мог бы, мог бы оказаться на месте его, если б он не ушел тебя защищать, не жалея себя самого»

Съемки начались еще до Майдана, под запрет о показе российского кино картина не попала, украинская сторона торжест­венно пиарит продукт, не жалея круглых слов, тем временем продолжается другая война, в которой немцы уже выступают миротворцами, а 9 апреля в силу вступил закон о декоммунизации в Украине, и Великая Отечественная теперь называется Второй мировой. В общем, кино явно не поспевает за временем, при этом по-прежнему остается важнейшим из искусств массового поражения.

В одном из военных текстов Илья Эренбург, автор знаменитого «Убей немца!», писал, что война без ненависти — как сожительство без любви. Аморальна, и нет ей оправдания. Ну, советские писатели знали толк в морали. Особенно во времена сталинского ГУЛАГа, когда полстраны сидело, полстраны стучало. Знали толк и в ненависти. Пропагандистский лозунг «Убей немца!» появился в 1942-м после публикации рассказа Михаила Шолохова «Наука ненависти», тогда же вышло стихотворение Константина Симонова «Если дорог тебе твой дом».

Если дорог тебе твой дом,

Где ты русским выкормлен был,

Под бревенчатым потолком,

Где ты, в люльке качаясь, плыл.

Так убей фашиста, чтоб он,

А не ты на земле лежал,

Не в твоем дому чтобы стон,

А в его по мертвым стоял.

В фильме это стихотворение читает девочка с подрагивающим от напряжения лицом, кто-то из московских критиков отметил, что, дескать, хорошо читает — впервые за много лет не возникает чувства «Ах, война, что ж ты сделала, подлая», поскольку война — дело однозначное.

Так убей же хоть одного!

Так убей же его скорей!

Сколько раз увидишь его,

Столько раз его и убей!

Трудно передать весь комплекс зрительских эмоций, которые испытываешь в связи с подобной однозначностью сейчас, когда чудовищной правды о войне выплеснулось столько, что ее не хватит ни на какую кино­эпопею. Сейчас, когда слова «фашист» и «хунта» вновь стали популярными и востребованными, а откровения одного из героев-одесситов: «Как подумаю, что возле Дюка фашисты кучкуются, так с души воротит», больше напоминают фейсбучные коменты.

Когда-то Светлана Алексиевич написала книгу «У войны не женское лицо», спустя годы режиссер Мокрицкий снял кино о том, что очень даже женское, еще и прехорошенькое. «Пускай они попробуют стрелять в женщин и детей, за которыми мы будем стоять», — не так давно заявил Владимир Путин, и фраза Павличенко: «Не кажется ли вам, джентльмены, что вы слишком долго прячетесь за моей спиной?», имевшая мес­то в действительности и перенесенная в фильм, сегодня звучит издевательски. Нет, не кажется. Самое время спрятаться за красивую женщину, и сценарий, у которого аж четыре автора, создавался не ради истории настоящей Людмилы Павличенко, а чтобы показать войну, где есть место не только подвигам. Такой бурной личной жизни и насыщенной романтической линии, по-моему, не было ни у одной военной киногероини.

Медик и пацифист Борис Чопак, влюбившийся в Людмилу еще до войны и в результате непостижимых сюжетных зигзагов спасший ей жизнь, летчик Николай, не то чтоб влюбившийся, но имевший виды, майор Макаров, так и не ответивший взаимностью из каких-то сложных этических соображений, наконец, настоящая любовь со снайпером Леонидом Киценко длилась недолго. Не могу избавиться от элементарного любопытства, от кого Павличенко в итоге родила сына, на которого в 1957-м приехала посмотреть Элеонора Руз­вельт (серьезный повод посетить Советский Союз), но вопрос, видимо, не­уместный, кино — это искусство.

Что касается собственно войны, то она вышла хаотичной, и не всегда понятно, где в данный момент проходит линия фронта. Дополнительную путаницу вносит чередование времен — Людмила то на передовой, то готовится выступать на конгрессе в США, саму же битву за Севастополь так и не показали. Зато показали Киев, Одессу с карикатурной семьей Чопаков, исполненной в лучших традициях еврейского анекдота, миссис Рузвельт, готовящую борщ, и тушки фашистов в прицеле.

Враг в фильме присутствует чисто физически, в виде бегающих и прыгающих мишеней, вызывая закономерный вопрос: как так получилось, что эти мишени подмяли под себя всю Европу, а главная страна-победитель понесла потери, в несколько раз превышающие потери побежденных.

Мокрицкий отметил, что хотел снять фильм о женщинах на войне, мол, их же воевало почти 800 тысяч, а в отечественном кино об этом только «А зори здесь тихие...». Вероятно, чтобы актуализировать тему, а за­одно сделать ее более увлекательной для зрителя, бы­ло решено насытить и роман­тизировать лич­ную жизнь снайперши, которая в реальности имела мужа, в 16 лет родила сына, была обычной советской студенткой истфака, а внешне заметно ус­ту­пала актрисе Юлии Пересильд.

Вообще, внешняя привлекательность героев — один из законов кино, просто у Рос­тоцкого, Чухрая или Калатозова этот закон не резал глаз, а создавал дополнительное из­мерение. Со временем кра­сивость образовала культурную пропасть, отделяющую нынешний военный глянец от советского кино, которое при всей своей идеологичности и вранье рассказывало прежде всего о том, что война — это плохо.

За 70 лет концепция изменилась, в моде молодость и красота, в «Битве за Севастополь» ее много, и большинство критиков сошлось на том, что это лучший военный фильм последней четверти века, теплый и человечный. Ну еще бы — 309 убитых фашистов, «сколько раз увидишь его, столько раз его и убей». Во-первых, это красиво.

Много лет я жду, когда же нас перестанут терзать Великой Победой и раз в год просто помолчат, почтив память всех переживших этот кошмар. Сколько еще нужно правды, когда главные свидетельства участников и очевидцев давно зафиксированы, а живых фронтовиков почти не осталось?

В Израиле до сих пор жив Ион Ла­за­ре­вич Деген — уроженец Могилева-Подольского, танкист-ас, ученый-медик, автор сти­хотворения «Мой товарищ, в смертельной агонии...». Пожалуй, в одном этом стишке, написанном в декабре 1944-го и долго считавшемся анонимным, есть все, что нужно знать каждому о любой войне, а правды больше, чем в кино, с некоторых пор спасающем мир красотой.

Мой товарищ, в смертельной агонии

Не зови понапрасну друзей.

Дай-ка лучше согрею ладони я

Над дымящейся кровью твоей.

Ты не плачь, не стони, ты не маленький,

Ты не ранен, ты просто убит.

Дай на память сниму с тебя валенки.

Нам еще наступать предстоит.