В разделе: Архив газеты "Бульвар Гордона" Об издании Авторы Подписка
МУЖСКОЙ РАЗГОВОР

Народный депутат Украины Владимир ПАРАСЮК: «Никогда в жизни охраной горнолыжного курорта «Буковель» мой отец не руководил, с Коломойским ни он, ни я не знакомы, и то, что он с друзьями по «Беркуту» стрелял, неправда»

Дмитрий ГОРДОН. «Бульвар Гордона»
Станет ли Петр Порошенко президентом Украины во второй раз, сколько стоит вступление в парламентскую коалицию, почему война с Россией затянулась на годы, кому это выгодно, кто организовал Майдан и как относились протестующие к своим политическим руководителям, на что похож украинский парламент и нужно ли главе МВД Арсену Авакову уходить в отставку? Об этом, а также о том, что ему пришлось пережить в плену, в авторской программе Дмитрия Гордона на канале «112 Украина» рассказал народный депутат Украины Владимир Парасюк. Интернет-издание «ГОРДОН» эксклюзивно публикует текстовую версию интервью.

«Я кавээнщик и этим горжусь!»

— Володя, мало кто знает, чем до своего звездного часа, до Майдана, вы занимались. Насколько мне известно, на факультете электроники Львовского университета учились, но в результате экономический факультет окончили — почему же специальность сменили?

— Ну, во-первых, обстоятельства, со здоровьем связанные, были, а во-вторых, работать приходилось, а физика — наука точная, она стационарного обучения требует, и я понял, что на какую-то гуманитарную специальность переводиться нужно или туда, где дистанционно можно учиться.

— Вы игроком команды КВН «Эталон» (Львов) были...

— ...верно...

— ...то есть вы — кавээнщик?



Фото Ростислава ГОРДОНА

Фото Ростислава ГОРДОНА


— В то время — да, и этим горжусь! Это прекрасная игра, она интеллектуально обогащает, развивает, и хотя многие журналисты меня этим, как каким-то минусом, уколоть пытаются, это плюсом считаю.

Студенческие годы мои прекрасными были, я всю Украину объездил, за границей бывал, мы много с другими людьми коммуницировали. Я творчески развивался, и это мне пригодилось: во время выступлений свободнее себя чувствую.

— Тексты вы сами писали?

— Больше автором быть старался — как актер я не очень силен, но по-разному бывало.

— Самую остроумную свою шутку помните?

— (Смеется). Честно — нет, но если до конца интервью в голову что-то придет, расскажу обязательно.

— До событий на Майдане у вас своя видеостудия была, вы видеооператором на свадьбах и других торжествах работали...

— ...да, это правда.

— Хорошо у вас получалось?

— Ну хорошо или нет, не мне судить: это творчество, но клиентская база огромная была, наши ребята и за границей снимали, а если зарабатывать больше хотелось, и сам снимал. Еще раз повторю: недовольных клиентов не было, и даже когда я все бросил и на Майдан поехал, коллеги меня поддержали, все «хвосты» мои подтянули... Конечно, пришлось с клиентами им общаться, за задержку извиняться... Какие-то фейки в интернете появлялись: мол, кто-то недоволен остался, но я проверял — все это вранье.

«Майдан общество организовало, а политики потом просто к нему примазались»

— Когда в самом начале Евромайдана я туда вышел, понимал: мы перемен в своей стране хотим, против Януковича и преступной власти, за евроинтеграцию Украины стоим, и у меня сомнений не было: это сами люди Майдан организовали. Потом умнее я стал и уже вопросы себе задаю: ну хорошо, а сцена, звук, свет? На это же все деньги нужны были, и сами участники Майдана те­перь говорят: мол, это игры олигархов были, это российский след, американский... Кто же Майдан организовал?

— Общество, а к нему, если на народном языке изъясняться, политики потом просто примазались. Разумеется, этот порыв они хотели максимально в своих целях использовать, и, конечно, сцена, какая-то площадка, была, чтобы какие-то спичи произносить... Такая практика, в принципе, во всех странах — народный порыв политики как-то использовать стараются, но организовали это протестное движение только люди, потому что Янукович уже настолько всем...

— ...осточертел...

— (Кивает). ...гайки закрутил, что они просто-напросто сорвались. На Майдан, я вам скажу, в первую очередь бизнесмены выходили, которые сильнейшее давление ощущали. Старший сын Януковича уже даже не к большому бизнесу, а к среднему и мелкому в карман залез, и когда он во Львов приезжал и рынки отбирал, это уже не шутки были, и люди понимали: дальше еще хуже будет.

— Я сейчас острый вопрос задам и честный ответ получить хочу. В одну из годовщин Майдана меня спросили, вышел ли я бы туда снова, и я ответил: «Если бы знал, что более 10 тысяч человек погибнет, что у Украины Крыма и части Донбасса не будет, что курс доллара не восемь, а около 30 станет и что все так, как сейчас, пойдет, — нет, не вышел бы», а вы?

— А я вышел бы, потому что если бы нас там не было, через некоторое время Украиной быть мы перестали бы и намного больше людей погибло бы...

— ...все-таки?

— Я думаю, да. На тот момент, когда на Майдан пришел и эти масштабы увидел, когда студентов побили, когда миллион украинцев на марш вышел, я уже понимал, что просто митингом, пикетом каким-то это не закончится, — это надолго, это болезненный путь, с потерями и жертвами, и за нашу самоидентичность мы цену должны заплатить. Я вам, например, честно скажу, что после Майдана некоторые вещи по-другому воспринимать начал. Раньше я много ошибок делал, а теперь перестал, самого себя воспитывать стал, потому что осознал: Украина — это не какой-то дядька пузатый в телевизоре, Украина — это я, и я должен делать для государства и себя самого все, чтобы и мне комфортно было, и я никому не мешал: осознание этого ко мне только на Майдане пришло.

— Я в первом Майдане участвовал, очень хорошо его помню...

— Я тоже участвовал, но еще маленьким был — для меня это такая, знаете, аттракция была...

— Итак, 2004 год, тоже сотни тысяч людей на улицах, палаточный городок, но тогда у протеста лидер был, люди скандировали: «Ю-щен-ко!». У Майдана 2013-2014 годов формально лидеры были — Яценюк, Кличко и Тягнибок, но многие их как лидеров не воспринимали. Ну а как вы к этим трем людям относились?

— Никак — я их вообще тогда не оценивал и каких-то исторических событий, которые после того, как мы Януковича выгоним, в Украине произойдут, не прогнозировал. Одна цель и одно понимание было: жить в стране, которой сидевший в тюрьме человек руководит и ее разворовывает, я не хочу, но следующие шаги при этом я не просчитывал — важно было эту победу одержать, а там уже события как-то развиваться будут. Я на этом не очень внимание акцентировал, хотя когда политики выступали и люди недовольны были, тоже им кричал: «Ганьба! Вы не можете нас вперед вести, в нас не верите!». Я очень хорошо помню, как мы на Институтской, на возвышении таком, с отцом стояли, и когда на Крещение противостояние на Грушевского началось, я понял: слова этих трех народ уже не удержат и обещания их ничего не значат. Инициативу общество в свои руки берет — так самая активная фаза Майдана началась.

«Зоряна Шкиряка на Майдане я тоже не помню»

— Я одно вече вспоминаю, которое в очередное воскресенье было: мы за сценой Майдана стояли, там Порошенко, Кличко, Тягнибок, Яценюк, Луценко были... Как раз Маккейна ждали, и у меня дискуссия с Яценюком по поводу Януковича возникла. Я говорил: «Валите его, он падает и упадет, уже не удержится!». — «Что ты, что ты! — Яценюк руками замахал, — наша задача его к 2015 году ослабленным привести, сейчас ничего не получится...», и я понял: никто из этих людей не верит, что Януковича свергнуть можно...

— Конечно...

— Ну и вот все стороны конфликта — Янукович и три лидера Майдана — об окончании противостояния уже договорились, министры иностранных дел Германии и Польши это соглашение об урегулировании политического кризиса своим присутствием скрепили, и, в общем, все, брейк, протестующим расходиться надо, и вот тут-то 26-летний Володя Парасюк на авансцену выходит и ультиматум и Януковичу, и руководителям Майдана выдвигает, и это своеобразной точкой отсчета, мне кажется, стало, потому что с вашего выступления все и началось. В связи с тем, что я сказал, исторической личностью вы себя считаете?

— Отвечу просто: пускай в этом историки, ученые разбираются, а я свою роль не преувеличиваю. Возможно, это каким-то ключевым, переломным моментом стало...

— ...стало!..

— ...но, если самого себя анализировать я начну и себе какие-то заслуги приписывать, это точно меня остановит, «плюсов» мне как личности не добавит, поэтому пускай историки, журналисты, ученые разбираются, даже следователи пускай факты сопоставляют и на подобные вопросы отвечают. В одних книжках пишут, что это в истории Майдана и Украины роль сыграло, в других — что не сыграло, а как по мне, говорить об этом рано: во-первых, мало времени прошло, а во-вторых, Революция достоинства, я считаю, и сейчас продолжается. Вот когда четкие победы у нее будут, я к вам приду и отвечу, кем я себя в этом процессе считаю.

— Один из генералов СБУ мне сказал: «Ну, история Парасюка совсем не такая, какой кажется»...

— (Смеется). ...а какая?

— Я вот сейчас это проверить хочу. Это правда, что ваш отец охраной горнолыжного курорта «Буковель» руководил?

— Никогда в жизни.

— Проехали. Зорян Шкиряк заявил, что на Майдане вас не помнит, что вы там в последние дни появились...

— Ну, я Зоряна Шкиряка на Майдане тоже не помню (улыбается), и вообще знаете, все эти «помню — не помню» — это очень смешно. Простой ответ дам: ни депутатом, ни чиновником я никогда не был, и точно так же родители мои ими не являлись, поэтому связей с тогдашними политическими деятелями у меня вообще никаких не было, а о Зоряне Шкиряке я намного позже, чем он думает, услышал. Когда уже война на востоке Украины началась, я узнал, что такая фигура есть, которая отношение к МВД имеет.

— Как же вы жили, о Зоряне Шкиряке не зная?

— Думаю, намного комфортнее.

— Дальше по слухам идем. Говорят, что вы с отцом на Майдане с охранниками «Буковеля» появились и вызвал вас туда Коломойский...

— Ложь! Управление специальных расследований Генпрокуратуры, которое преступления на Майдане расследует, лично Горбатюк, его начальник, мне сказал: «Готов ли ты детектор лжи пройти и ответить, связан ли ты с олигархами, знал ли ты кого-то из политических фигур того времени?». Я сказал: «Давайте заявление напишу и отвечу». С этим никаких проблем нет, потому что в своих словах я уверен. Можно и отца моего историю проверить...

— ...то есть с Коломойским никак вы не связаны?

— Боже, да этот ваш сотрудник СБУ...

— ...генерал!..

— ...если бы мог на меня компромат накопать, его накопал бы, но, кроме школы, где у меня по каким-то предметам тройки были, каких-то разборок на дискотеке и не очень успешной учебы на факультете электроники, никакого компромата нет...

— Итак, с Коломойским знакомы вы не были?

— Нет, что вы?!

— И отец не был?

— Нет, конечно.

— Хорошо, последний слух проверю: это правда, что ваш отец со своими друзьями по «Беркуту» стрелять стал?

— Неправда.

«На войне настолько страшно, что представить нельзя. Все стреляют, что-то взрывается, лужи крови, вокруг кричат... Это действительно ад»

— Во время боя за Иловайск вы ранены были и в плен захвачены — как это получилось, помните?

— Помню. Мы прорывались, в последний момент журналиста Шапошникова я видел, который сейчас, по-моему, в Штатах находится, и своего непосредственного командира батальона Юрия Березу. Ска­жу так: из эпицентра обстрела я первым вырвался, отстреливался (за рулем друг мой сидел, который погиб), мы к опре­деленному перекрестку подъехали... Конечно, страх был, непонимание, что делать, и если кто-то говорит, что он супергерой, давайте это для книжек оставим, потому что на войне настолько страшно, что представить нельзя. Все стреляют, что-то взрывается, лужи крови, вокруг кричат... Это действительно ад, и за что хвататься, ты не понимаешь: раненых спасать, прятаться, бежать?..

Потом Береза вырвался, Шапошников, который с ним был, тоже, по-моему, еще БТР связи был, и я спросил, куда ехать, на что Юрий ответил: «За мной». Они-то поехали, а нам пуля колесо пробила, и мы со скоростью пять километров в час по самому центру обстрела...

Не знаю, Господь Бог нас, наверное, спас... По дороге мы к себе в бус парней из «Днепра» затащили, чью машину у нас на глазах подбили, до посадки доехали, раненых достали, отстреливаться начали. Почти весь БК (боекомплект. — Д. Г.) выстреляли, у меня автомат заклинило, я понял, что раненых куда-то вытаскивать нужно, — мы в посадку с разведкой зашли, но, чтобы вы понимали, это не 10 и не 20 метров, а метр-два.

Я зашел, за мной еще один парень, за ним мой друг, и я людей увидел, которые в окопе сидят и уже в нашу сторону смотрят. Это российские солдаты были — они нас не видели, что ли, но это ровно долю секунды длилось, потому что сзади граната прилетела и меня выключила. Я долго думал о том, как друг мой погиб, и понял: он тоже эту гранату увидел и из посадки выбежал, а там ему пуля в сердце попала...

Я от ударов по голове очнулся — это российские солдаты были, а истории о том, как мне их обмануть удалось, думаю, целое интервью посвятить можно. Сначала, понятное дело, паниковал, поскольку понимал прекрасно: второй Савченко буду. Не знаю, кто ее как сейчас расценивает, но тогда это военнопленная была, все именно это о ней знали. Думал: «Ну все, по России, как медведя в клетке, возить будут, страшного злого бандеровца из меня делать, который детей пожирает...».

Я отчет себе отдавал: как-то скрыть нужно, кто я. Парень-медик очень помог — он, по-моему, из Национальной гвардии уже демобилизовался. Когда россияне нам первую помощь оказывали, он, увидев, что я в голову ранен, посоветовал: «Не заматывай, пускай лицо кровью зальет. Давай я тебе шею перемотаю — скажешь, что голову поднять не можешь, потому что что-то перебито», а как я документы свои в донецкую землю закапывал! Сейчас-то смешно, а тогда... Только зарою — мина прилетает, все обсыпается и они снова снаружи! Удалось все-таки спрятать... Затем в другое место нас повезли, и там тоже специфическая история была — я говорил, что медик, что-то сочинял...

— Борис Филатов сказал, что на территорию России вас вывезли...

— Смотрите, парни, которые со мной в МТ-ЛБ (многоцелевом легкобронированном транспорте. — Д. Г.) были (я-то лицом вниз лежал, а они по бокам), видели, что мы знак «Государственная граница Украины» проехали, а потом, когда уже на базу прибыли...

— ...гээрушную?..

— Не знаю, нам сразу футболки натянули, но в ходе допроса я понял, что это точно не военные и не кто-то из «ДНР» — наверное, спецназовцы из России, из ФСБ. Они общие вопросы задавали, я наврал, что медик, фамилия Сидоренко, мобилизован был... Помню, как они еще говорили: «Ну ты глянь...

— ...лох!..

— ...кого ни возьмем, одни медики и волонтеры, а стрелял тогда кто?». Они, правда, не били, ничего мне не делали — данные переписали и спросили: «А документы твои где?». Там целый ящик документов стоял... «Нету, — ответил, — сумка в машине сгорела». Они: «Ну ладно», вывели меня, в яму бросили, и все. Потом хуже было: если помните, на том видео, где скакали, я тоже есть...

«В плену издевались так, что вы себе просто не представляете: хлеб давали, в грязь перед этим бросив, и воду какую-то желтую принесли...»

— Скакали?

— Ну да, когда дээнэровцы и чеченцы над нами издевались.

— А что, «Скачите», — велели?

— Ну это же известное видео из Иловайска — добровольцев они в сторону отвели, военнослужащих украинских поставили и обидные слова говорили: «Кто не скачет...» — и так далее, неприличные вещи разные. Затем российские СМИ при­ехали, нас в пазик посадили, по Донецку возили: «Вот, все это отстраивать будете...». Затем на базу СБУ доставили, и там хуже всего было, потому что мы людей встретили, которые в Донецкой области жили и в террористические организации вступили. Они издевались так, что вы себе просто не представляете...

— Били?

— Нет, сильно не били — там же, в принципе, одни доходяги были...

— ...а как?

— Плевали...

— В лицо?

— Да, а хлеб давали, в грязь его перед этим бросив, и воду какую-то желтую принесли: ну вы понимаете... Мы все изможденные были, есть, пить хотели — ужас, что творилось. Во-первых, я одной вещи не понимал — отвоевал много, но такого еще не было: ночи в тот момент такие холодные были, что казалось — это январь, а дни настолько жаркие! Невероятный контраст, а мы в одних футболках...

Чем все закончилось? Какой-то российский военный пришел, сказал: «Ладно, пускай валят» — и я уже понял: все, нас отпустят. И никакого одного Парасюка не выпускали, целую группу освободили — 150 или 200 человек. Нас долго Красному Кресту передавали, мы еще целую ночь в тех «санитарках» спали... Потом нас уже с их территории выпустили, недалеко от Волновахи в поле наши вертолеты сели, и я очень хорошо помню, что в тот момент какая-то дурацкая паника меня охватила. К гаишнику, который нас сопровождал, в машину сел, АКСУ у него забрал и сказал: «В Днепре отдам». Он: «Да ну, я же свой...». Я: «Хо­рошо. Я человек военный, знаю, как с оружием обращаться, просто мне так безопаснее».

— Паника все-таки была...

— Ну а у кого ее не будет, если ты понимаешь, что в некоторых моментах ситуацию не контролируешь?

«Мы целились и стреляли, а долетали наши пули до кого-то или нет, один Господь знает»

— С жизнью вы уже прощались?

— Раз 20! Сложная ситуация была, когда в КамАЗе мы ехали — нас, типа, с территории России везли, и такая духота стояла!.. Как скотину, напаковали, раненых куча, все в крови, все кричат — и по полям нас везут, пыль столбом! Я не выдержал — брезентовое это окно открыл: через минут 10 машина останавливается, в это окно российский солдат с пистолетом ТТ влезает, а я как раз си­жу... Курок взвел: «Кто?». Я понимаю, что сдать никого не сдам, — застрелит. Скажу: «Я»...

— ...застрелит...

— Молчу, и в тот момент, как говорят, вся жизнь за секунду передо мной пронеслась. Молча сижу и на него смотрю... Он пригрозил: «Еще раз — в другом месте находиться будешь». Я: «Ок, понял».

— Сами вы кого-нибудь убивали?

— Сложный вопрос, отвечать на него тяжело. Так скажу: мы целились и стреляли, а долетали наши пули до кого-то или нет, один Господь знает. В упор не стрелял, ни над кем не издевался — наоборот, на войне со стороны украинских солдат только доблесть видел. Если россияне пленным руки отрезали, то наши, поверьте, к военнопленным с большой ответственностью относились. Не потому что их сильно любили, а потому что понимали: чем больше они пострадают, тем больше нашим парням в плену у противника достанется.

— Ненависть к государству Россия у вас есть?

— Есть. Может, когда-нибудь она иссякнет, но это уже от российского народа зависит — слишком много они нашей стране зла сделали, и не только о последних годах речь. Я в Западной Украине родился, поэтому поверьте...

— ...верю...

— ...все эти вещи очень хорошо чувствую, и когда кто-то мне говорит, что я памятники освободителям сношу... Во-первых, Вторую мировую войну отечественной я не считаю, а во-вторых, столько вреда, как советская власть, Западной Украине никто не принес, и ни с кем ни о чем дискутировать я не хочу — у меня свои убеждения: может, у кого-то другие.

— Вы одним из участников блокады Донбасса были, а блокировали его зачем?

— Ну, потому что понимал, что одна из причин войны — большие деньги, и еще мы со­знавали, что наши военнопленные долго-предолго из плена выходить будут. Некоторые цели достигнуты, некоторые нет, но это историческое событие, я считаю, его в книгах зафиксируют. В этом противостоянии частично мы победили, но оно еще не закончилось.

«Отец Чорновила с того света на него смотрит, и во многом за такого сына ему стыдно»

— А вы согласны, что война до сих пор идет, потому что это обеим сторонам выгодно?

— Думаю, они из этого конфликта выйти хотят, и Путин в том числе, просто не знает, как это сделать, чтобы перед своими же гражданами безболезненно было.

— Тарас Чорновил сказал, что вы и Семенченко Путиным финансируетесь...

— Ну если слова этого человека авторитетными или правдивыми вы считаете...

— Он сын авторитетного отца...

— Думаю, его отец с того света на него смотрит и во многом за такого сына ему стыдно.

— Вы членом Конгресса украинских националистов являлись — националистическая идея вам близка?

— Очень, но из нее не какие-то крайности я брал, а воспитание свое идеологическое, ведь оуновская идеология в базовых вещах мощная: пропаганда здорового образа жизни, знание истории... Поэтому в эту организацию я и вступил, детей в лагеря возил, сам в этих лагерях был. Очень хорошо помню, как нас люди учили, которые в Чечню ездили. Показывали, что такое автомат Калашникова, как штурмуют, как обороняются...

— Известно ли вам, что многие руководители нынешних националистов деньги от режима Януковича, лично от вице-премьера Клюева получали, а сейчас с россиянами сотрудничают?

— Об этом не раз слышал и думаю, что это, наверное, так и есть.

— Противно, правда?

— А знаете, как я это понял? Националистические движения у нас достаточно приватизированные, но это состояние души, его приватизировать невозможно! Есть люди, которые по-русски говорят, но они в большей степени националисты, чем те, кто в вышиванках ходят и «Слава Украине!» кричат. Эта приватизация меня очень злит, а то, что на организации, где идеологически воспитывают, российские спецслужбы больше всего повлиять пытались, — факт известный. Как и то, что Конгресс украинских националистов российская агентура развалила, в Украину еще в 80-е годы отправленная.

— Как вы к «Национальным дружинам» относитесь?

— Никак — честно говоря, Билецкого видел, спросить хотел, но вопрос так и не вызрел. Конкретики нет, потому что нет лакмуса. Вот какое-то событие произойдет, после которого я скажу: «Парни, искренность ваших намерений я понял» — или, наоборот, не понял, но пока такого события нет: движение создано, но оно себя еще не показало.

— Это правда, что вы Министерство внутренних дел возглавить хотите?

— Это моя мечта (улыбается), хотя, видите, я улыбаюсь...

— А почему нет? Что бы вы там сделали?

— Очень многое — в первую очередь радикальнее и критичнее к кадровому вопросу подошел бы.

— Ну, это ведь главное...

— По-моему, да.

«Как и Янукович, Порошенко себя от реальности изолирует»

— Что о президенте Порошенко вы думаете?

— Считаю, что им страх руководит и он, как и Янукович, себя от реальности изолирует. Это огромнейшая проблема.

— Как к Александру Турчинову и Арсену Авакову вы относитесь?

— Авакова в те моменты, когда Петру Алексеевичу он подыгрывает, я не понимаю, а с другой стороны, у меня с ним не раз дискуссии были, и не скажу, что на повышенных тонах или в неприятной форме — мы нормально общались, но после блокады все изменилось. Есть просто вещи, которые я понимаю, есть такие, из-за которых не понимаю его вообще, но лучшее, что могло бы в его случае случиться, — это если бы он просто в отставку ушел.

Что касается Турчинова — об опытных политиках сложно мне говорить. Когда они объяснить мне пытаются, что я что-то не то делаю, им возразить хочется...

— ...а вы, мол, что сделали...

— Да, за весь период независимос­ти, то есть почему законы не действуют, в стране хаос, война и сложная экономическая ситуация?

— В Верховной Раде вы уже не­сколько лет заседаете — как вам украинские политики вообще?

— Ну, словами это явление не опишешь — пузырь какой-то, который ты разбиваешь, а он потом, как второй Терминатор, который из плазмы или жидкого металла сделан, сползается. Часть парламента просто страхом руководима...

— ...и бабками...

— Ну это еще одна часть, но тех, которые страхом, в тех или иных обстоятельствах правильные вещи делать заставить можно.

— В Верховной Раде враги у вас есть?

— Многие со мной не здороваются — им от Порошенко сказали, что если здороваться будут, то: «А-а-а, ты с Парасюком...». Все, на тебе клеймо и 20 миллионов на округ уже не дадут.

— Заработать в парламенте вам удалось?

— Только зарплату имею — тоже на детекторе ответить готов.

— Зря в депутаты ходили...

— Там, между прочим, все же некоторые есть коллеги, не заработавшие ничего, — за них я ручаюсь.

— Если бы парламентские выборы сейчас объявили, еще раз на них пошли бы?

— Только с командой — одному очень сложно. Не могу сказать, что каких-то суперуспехов достиг, хотя они есть — это, например, Закон «О НАБУ», которым горжусь...

— Очень важный закон!..

— Важно почувствовать, что такое государство, политическая модель, как она устроена, и только пару месяцев назад я в этом вопросе жирную точку поставил, сказал: «Я знаю, как все происходит, — от точки А до точки Б».

«Гелетей вел себя нахально — я иду, его не трогаю, а он в мою сторону пальцем тыкать и смеяться будет? Ну так давай отвечай...»

— Вы рукопашному бою, стрельбе из огнестрельного и пневматического оружия обучались — к вооруженным столкновениям подготовлены?

— Что касается рукопашного боя, говорят, еще тренироваться нужно, а в плане стрельбы самосовершенствоваться стараюсь — в тир хожу, оружие всегда в чистоте держу, а еще иногда в лес выхожу, чтобы какой-то марш-бросок сделать, потому что неизвестно, что завтра будет.

— На вашем счету несколько драк — с Владимиром Литвином, Романом Насировым, Максимом Курячим, Александром Вилкулом, знаменитый удар ногой в голову одному из руководителей СБУ Василию Писному, а экс-министра обороны Валерия Гелетея вы ногой ударили. Кстати, за что?

— За Иловайск. Вел он себя нахально — я иду, его не трогаю, а он в мою сторону пальцем тыкать и смеяться будет? Ну так давай отвечай...

— «Не вынесла душа поэта...»?

— Я обещал, что это мой протест в отношении его, Муженко будет... Муженко я с того времени не видел. Да, важные люди, генералы — и что, мне на их хамство не реагировать? Так я себя уважать перестану. Ну с Лещенко я иду — чего пальцем ты тычешь?

— А сдержаться тяжело?

— Знаете, когда тяжелее всего сдержаться? После того как три-четыре дня назад цветы на могилу друга ты возлагал — молодого парня, который предпринимателем был, все бросил и сначала на Майдан, а потом на войну поехал. А хуже всего — это когда ты к его дедушке приезжаешь, который один в Украине остался, он эти медали в руках держит, а в глазах просто боль. Ты все, что тебе под руку попалось, — враждебное или сомнительное — разорвать хочешь... Так совпало, что я тогда на могиле Тараса был... Словом, ни об одном из этих случаев не жалею и за все ответить готов.

— Правда ли, что во время драки с депутатами из Оппозиционного блока вам нос сломали и три зуба выбили?

— Да ну! Пять! (Смеется). Это даже дракой назвать нельзя: так, потасовка. Ничего мне там не сломали — нос поцарапали, и то свои, когда оттуда меня забирали.

— Глядя на сегодняшнюю ситуацию в Украине, вы хотели бы, чтобы еще один Майдан состоялся?

— Не-е-ет, конечно же, нет! Хочу, чтобы страна эволюционно развивалась, нормальной, цивилизованной была, чтобы из политической апатии вырвалась. Куда ни пойди: в садик, школу, больницу — люди об одном говорят, о политике. Мечтаю, чтобы они об этом не говорили, и это, наверное, конечная точка моей дорожной карты. Ну и уж точно я не желаю, чтобы украинцы на площади мерзли и страдали.

— Петр Порошенко президентом снова станет?

— Нет.

— Уверены?

— Ну перестаньте! Я реалистично на вещи смотрю: админресурс у него есть, поддержка какая-то, но разве что фальсификация тут сработает, хотя мы ведь понимаем, что это в Украине протесты вызовет и президентом он все равно не будет. Впрочем, я не пророк и точно знать не могу.

— А вы президентом Украины стать хотите?

— Хотите или не хотите — это, наверное, вопрос к другим политикам (улыбается) — тут важно, надо или не надо...

— ...но мысли такие есть?

— Ну мне, во-первых, только 30 лет, а во-вторых, думать об этом я лишь тогда буду, когда пойму, что на этой должности сделать смогу, и свой профессионализм почувствую, а если такие мысли сейчас допущу, они же меня и уничтожат. Вы посмотрите, что с украинским политикумом творится: хорошие люди, классные, не прогнувшиеся, из этой системы выходят и свои партии создают, у кого ни спроси — партия, партия: зачем?

«За вступление в коалицию около двух миллионов долларов мне предлагали»

— Гонцы от олигархов: мол, хороший ты парень, Володя, давай под тебя движение или партию создадим — к вам приходили?

— Конечно, но не с этим.

— А с чем?

— В коалицию приглашали, но через тех, кого просто как телефон использовали.

— И много предлагали?

— Около двух миллионов долларов — за вступление, но не всю сумму сразу, а платежами, как зарплату, давать собирались.

— И что, два миллиона долларов получить не хотелось?

— Послушайте, я честно скажу: деньги меня не интересуют. В быту я достаточно скромен, и мне в этой скромности настолько комфортно — вы себе даже не представляете! От машины за 100 тысяч долларов или дома в Козине кайф я не ловлю, и миссия, которую себе прописал, не в том, чтобы все это иметь.

Мне говорили, что, дескать, тебе в твоем округе выборы обеспечили и еще в одном, рядом, — там своего человека поставишь... В начале парламентской карьеры и от Порошенко приходили, тоже через помощников около двух миллионов долларов предлагали: давай, мол, в наш блок вступай, и казус получился, когда Луценко вышел и заявил: «Вот у нас тот, тот, тот и Парасюк». Я: «Ребята, стоп, я вам согласия не давал, «нет» ответил, а если ваши информаторы деньги у вас взяли и сказали, что «да»... Ну так с ними и разбирайтесь».

— Последний вопрос: Украина пробьется?

— Конечно, и путь этот намного короче, чем нам с вами кажется: дальше — просто социальное развитие населения.

— Володя, я вам за это интервью благодарен...

— Оно такое крутое!

— Может, я в очередной раз дураком окажусь, но вам почему-то поверил...

— Вы в самом начале предупредили, что острые вопросы будут, а мне кажется, что это одно из самых приятных моих интервью, поэтому спасибо, что пригласили. Жму вашу руку!


Записала Анна ШЕСТАК



Если вы нашли ошибку в тексте, выделите ее мышью и нажмите Ctrl+Enter
Комментарии
1000 символов осталось