Строгий, но справедливый

И как тут не увидеть перст судьбы, некое пред­­­начертание? Юбиляр в течение 25 лет был деканом факультета промышленного и гражданского строительства — самого большого в КНУСА (тогда КИСИ). Из его рук получили дипломы более 15 тысяч инженеров-строителей. Еще больше тех, кто слушал лекции Шкелева, изучал по написанным им программам и учебникам самый коварный вузовский предмет — сопромат. Тот самый, о котором студенческая мудрость гласит: «Сдал сопромат — можешь жениться».

Строгий, требовательный, но справедливый — говорят о Шкелеве. А как по-другому? Слишком велика цена ошибки. Мы же видели, что бывает, когда объекты строят с матом, а не с сопроматом. Хотя бы на примере нового велосипедно-пешеходного моста в Киеве, стеклянные вставки в котором лопнули в первый же день после открытия. И Леонида Тихоновича очень огорчает, что количество часов, отведенных на изучение его любимого предмета, снизилось до опасного предела. Но не будем о грустном.

Мы попросили коллег профессора Шкелева — а все они его ученики! — рассказать о юбиляре. Вместо заздравных тостов.

— Если бы не Леонид Тихонович, — признается Петр КУЛИКОВ, ректор КНУСА, — вряд ли я сидел бы сегодня в этом кабинете. Группа преподавателей университета во главе со Шкелевым пришла ко мне, тогда сотруднику Министерства образования, и уговорила возглавить КНУСА. Я не то чтобы колебался... В принципе не представлял себя ректором, думал, что это не мое, считал себя больше менеджером, чем научным работником или освiтянином, но... На выборах на эту должность за мою кандидатуру отдали рекордные 99 процентов голосов. Я понимал, что голосовали не так за меня, как за перемены, и вот уже семь лет несу этот крест.

А познакомились мы со Шкелевым в 1974 году, когда я пришел поступать в КИСИ, — Леонид Тихонович присутствовал в приемной комиссии. Так что у меня было время убедиться, что это честнейший, справедливейший человек, эталон хорошего воспитателя и по моральным, и по всем другим критериям. Добрый, хотя с виду суровый. Строгий облик декана всех дисциплинировал: его побаивались и входили к нему на цыпочках. Так получилось, что он стал моим куратором по жизни, моим учителем. Я был председателем студсовета, и Тихонович неоднократно обращался ко мне, когда надо было помочь в лабораторном корпусе, который тогда строился, собрать строительную бригаду или организовать стройотряд. Отношения у нас с ним сложились неформальные.

Перед последней сессией он меня вызвал и говорит: «Ты пересдай теорию упругости, и мы тебе выдадим диплом с отличием». Я понимал, что доцент Никитин, который влепил мне трой­ку по этому предмету, на сей раз, учитывая ситуацию, поставит нормальную оценку. Но честно сказал: «Нет! С упру­гостью у меня туго. Боюсь, будет только хуже, если на пересдачу пойду».

После вуза меня распределили на стройку, я прошел путь от мастера до начальника строительного управления, но связь с университетом не прерывал. Кстати, на встречах нашего курса Леонид Тихонович всегда говорил, что он был одним из лучших на его памяти... Видимо, все это помогло ему найти аргументы, когда в 2012-м он хлопотал в министерстве, чтобы меня отпустили возглавить университет. Повторяю, если бы не Шкелев, я бы, скорее всего, от этой чести отказался. Дело в том, что, работая в министерстве, я курировал вузы и хорошо знал, каково состояние КНУСА, какой тут клубок проблем.

Когда я пришел в университет, он напоминал рынок на киевском стадионе «Олимпийский» в лихие 90-е. В фойе главного корпуса — салон люстр, там, где сегодня зимний сад, — магазин велосипедов, на территории какие-то палатки стояли, мебель продавали. Только ректор был ­уч­ре­дителем
47 совместных предприятий! Плюс два гектара территории занимала автостоянка, еще два участка были отданы под строительство жилых домов. Сейчас университет все отвоевал — коммерсантов мы подвинули, хотя нервов это стоило не­ме­рено...

На днях отмечали 40-летие нашего выпуска. Леонид Тихонович по состоянию здоровья не смог прийти, но его имя звучало в тот вечер постоянно. И, признаюсь, мне приятно было слышать от коллег, что, работая в должности ректора, я не подвел нашего декана. Все, что когда-то ему обещал, выполнил.

— Леонид Шкелев, — вспоминает Григорий ИВАНЧЕНКО, декан строительного фа­культета, — это человек-легенда, человек-эпоха, потому что он четверть века руководил самым большим факультетом КИСИ, ныне КНУСА, воспитал не одно поколение инженеров-строителей, менеджеров. Наши студенты учились и до сих пор учатся по разработанным им учебным планам — мы их только модернизируем.

Он понимал студентов и всегда вставал на их сторону. После двойки мог поставить сразу пятерку. А ведь большинство профессоров считают: если ты заработал не­уд, больше чем на тройку рассчитывать не можешь.

Его отношение к людям меня, признаюсь, поразило. Сейчас о таких вещах не принято говорить, но я буду помнить всегда, что в советское время Леонид Тихонович дал мне рекомендацию в партию. Дал, хотя все другие наотрез отказались. Дело в том, что мой отец был репрессирован и осужден на большой срок за антисоветскую деятельность: сначала сидел в немецких лагерях, потом — в советских, в Заполярье. Шкелев тогда сказал: «Сын за отца не отвечает». Он видел, что я надежный человек, что хорошо выполняю функции старосты группы, и мудро хотел помочь мне не потеряться в этой жизни. Правда, в КПСС меня все равно не приняли. Сказали: по разнарядке нужно, чтобы девочка была...

Сейчас мы реже общаемся — сказывается возраст Леонида Тихоновича, а раньше я постоянно с ним советовался. Декана может понять только тот, кто сам побывал в этой шкуре...

— Леонид Тихонович, — рассказывает Петр ИВАНЕНКО, доцент кафедры со­­­про­тивления материалов, — человек прямой, как, не побоюсь этого слова, черенок лопаты. И при этом — с редким чувством юмора.

Шкелев всячески поддерживал девиз наших студентов: «Сами проектируем — сами строим!», всегда вставал на их сторону... Но в том, что касается учебной программы, никаких послаблений не допускал. В 84-м году в Обухове строили биохимический завод, который должен был обеспечить животноводов кормовыми добавками. Наши ребята там, в порядке обязательной производственной практики, штукатурили, а жили на пароходе. Я, как водится, у них был за старшего.

И вот приезжает декан — посмотреть, как все устроились, как работа идет. Прошел туда-сюда, тут к нему джигит подлетает: «Я такой-то, — и называет фамилию, — из ЦК!». Шкелев кивнул: мол, приятно познакомиться. А тот напористо продолжает: «Отпустите такого-то студента с практики». — «Нет!». — «Ну почему? Я же договорился с вашим проректором Литвиненко, а он без пяти минут ректор». Тихонович не­возмутимо ответил: «Хорошо! Вот пройдет пять минут, он станет ректором, скажет мне, и я обязательно вашего протеже отпущу».

Не менее требователен он был к преподавателям. Помню, 1 сентября 80-го, после лета, которое я провел «в поле» со стройотрядом, прихожу на факультет и слышу: нужно кому-то ехать со студентами в колхоз. Нынешняя молодежь не в курсе, а тогда была такая практика — осенью горожане помогали селянам убирать урожай. Декан собирает коллектив и зовет секретаря: Татьяна Лукинична! Та достает журнал, где записано чуть ли не с 44-го года, кто из преподавателей что делал: кто дежурил в общежитии, кто ходил на демонстрацию, кто ездил в колхоз или еще куда-то — все-все! Верхнего в списке она вычеркивает, очередь следующего. И вот оглашается искомое имя: Павел Иванович... Шкелев объявляет: «Завтра Павел Иванович поедет в колхоз».

Он в ответ: «Леонид Тихонович, я уже старик». А у Шкелева в руках лист бумаги, и при этих словах он его вдвое сложил. «Вы знаете, я плохо себя чувствую» (Тихонович снова сложил бумажку). «Есть же молодые», — и на меня посмотрел. (А декан опять сложил листочек). «Ну и на дачу мне нужно»...

При каждом новом аргументе Шкелев все складывал бумажку и складывал. Потом говорит: «Завтра утром, в полдевятого, вы, Павел Иванович, будете в автобусе. А если не будете, то в девять идите в кадры, забирайте свои документы. Мы найдем таких, которым не надо на дачу (и разворачивает бумажку), у которых хорошее самочувствие (опять разворачивает бумажку), которые не чувствуют себя старыми...» (опять разворачивает). И так продолжал, пока не развернул и не разгладил листок.

На следующее утро иду в полдевятого — Павел Иванович у автобуса уже стоит. А все потому, что Шкелев никогда дважды команду не повторял. Он сказал — все! Это закон... Кстати, сам декан во всех субботниках и авралах участвовал. Помню, мы делали лабораторный корпус: клали там стенки, носили раствор на восьмой этаж. Он всегда придет, переоденется и что-то пилит. У него, скажу я вам, золотые руки. Все знали, что Леонид Тихонович, когда свою дачу строил, каменщиков не приглашал — сам стены положил. Вот так же, по кирпичику, он выстраивал микроклимат факультета, его традиции.

Дмитрий Пошивач, старший преподаватель кафедры сопротивления материалов и внук юбиляра:

— Почему я поступил на строительный факультет, почему в наше прагматичное, зацикленное на коммерции время связал жизнь с наукой? Дед посоветовал, а я уважал его достаточно, чтобы прислушаться. Сразу скажу: оценки мне по блату не ставили. Хотя бы потому, что не знали, что я внук Шкелева, — фамилия-то у меня другая. Студенты точно были не в курсе — я так думаю. Правда, преподаватели, те, что были с Леонидом Тихоновичем в приятельских отношениях и бывали у него дома, могли меня запомнить в лицо.

Вообще, дед у меня очень строгий в отношении и к жизни, и к работе, и к науке. Ребенком я боялся отчебучить какую-нибудь глупость и впасть в немилость. Не хотел, чтобы потом он спросил: «Зачем ты это сделал?». И в ответ на мое неуверенное: «Не зна-а-аю!» — выдал свою коронную фразу: «Делают и не знают, зачем, только дураки».

Он-то всегда четко видел цель. Кстати, теперь я понимаю, почему в детстве дед постоянно дарил мне наборы конструктора и вместе со мной мог ими часами играть, когда я гостил у них с бабушкой. Он уже тогда мечтал о династии.

— Когда я только поступил в аспирантуру на кафедру сопромата, — говорит Александр КОШЕВОЙ, заведующий кафедрой сопромата, — Шкелев собрался, наконец, съездить отдохнуть. К тому времени у него неиспользованного отпуска лет за 10 накопилось. Летом же, когда идет прием новых студентов, факультет без присмотра не оставишь. Тихонович мне говорит: «Александр Петрович, вы не могли бы меня заменить на время?». Я согласился, — аспирантскую практику-то надо проходить! — но не без опаски. Леонид Тихонович всегда работал на перспективу. У него конспекты лекций начинаешь понимать, когда ты уже сидишь в аспирантуре.

И вот веду последние два месяца в семестре группу, принимаю у ребят расчеты. Ну а зачеты, думаю, Шкелев выставит. Но он меня вызвал и говорит: «Вы вели этих студентов — пожалуйста, выставьте им оценки». Потом собрал группу, зачитал баллы, на которые я расщедрился. Спрашивает: «Вы согласны с решением Александра Петровича?». На меня, без году неделя аспиранта, это произвело сильное впечатление. Я получил урок, который усвоил на всю жизнь.

Вообще, он очень принципиальный человек: сказал — сделал. Шкелев уже четыре года на пенсии, но связи с кафедрой не теряет. Написал новый учебник по сопромату. Приходит поздравить коллег с Новым годом, женщин — с 8 Марта. Бывшие студенты — а Тихонович всех их помнит если не по фамилии, то в лицо! — до сих пор обязательно приглашают его на встречи выпускников.

Кстати, будучи деканом, он не пропускал ни одного выпускного. Когда вечер готовил наш курс, мы решили сделать деканату символические подарки. Один замдекана получил барабан и палочки, второй — дудочку, под которую все на факультете должны плясать. А Леониду Тихоновичу мы вручили пюпитр и дирижерскую палочку, чтобы под его руководством разноголосый «оркестр» факультета звучал гармонично и слаженно. Впрочем, Шкелев и без дирижерской палочки отлично справлялся.

Если вы нашли ошибку в тексте, выделите ее мышью и нажмите Ctrl+Enter