Михаил РЕЗНИКОВИЧ: «Главная задача власти, как в медицине, — не навреди!»

(Окончание. Начало в № 43)

«Доходы граждан Украины сегодня таковы, что реальную цену билетов они просто не потянут»

— Михаил Юрьевич, вы говорили, что за время вашего руководства театром сменилось более 10 министров культуры. Каковы ощущения от нового назначения?

— Нам предложили отличную анкету. Мы ответили. Получились весьма внушительные цифры. За прошлый театральный сезон наш театр посетили 220 тысяч человек, заполняемость зала составила (в среднем) 86 процентов, наш репертуар насчитывает 50 названий спектаклей, они идут практически ежедневно на трех сценах... Некоторые наши постановки идут по 50, 20, 15 лет... Может быть, новым руководителям будет интересно — почему это стало возможным?

С другой стороны, нам хотелось бы узнать, где ее — власти — приоритеты в развитии театра. Так когда-то Леонид Кучма, только что назначенный премьер-министром, спросил у депутатов Верховной Рады: «Какую страну надо строить?». Наши приоритеты — это наши спектакли. А ваши? Насколько сходятся?

Очевидно, новым руководителям стоит познакомиться с продукцией театров. Тогда они сами могут ощутить, что поддерживать, а что — не очень. Тут мы снова воз­­­вращаемся к вопросу о том, может ли культура начинаться с чистого листа... Я повторюсь: пусть расцветают все цветы. Но надо ходить, смотреть, иначе все оценки и мнения — абстрактны. Раньше министры в театр ходили.

Мне кажется, главная задача власти в культуре, как и в медицине, — не навреди! Нам по финансированию дают минимум. Мы выкручиваемся. Если финансирование уменьшат, мы можем потерять кадры. Власть должна понимать, что она дотирует не театры, а зрителей. Доходы граждан Украины сегодня таковы, что реальную цену билетов они просто не потянут. Но эти разговоры актуальны лишь в том случае, если для власть имущих в приоритете — забота о духовном уровне нации.

— Что из созданного в жизни считаете самым важным, какими из своих достижений гордитесь?

— Если я в жизни хоть что-то ценное, серьезное сделал, то это... Воспитал сына, за которого не стыдно. Не построил дом, зато помог овладеть профессией не­скольким спо­собным молодым людям, за них мне тоже не стыдно. Не посадил дерево, но и не дал распасться, захиреть, переродиться, деградировать театру, в который впервые пришел 56 лет назад. Мне кажется, я сохранил в нем многое из живого, человеческого, что отличало Театр имени Леси Украинки в 50-е годы прошлого века. Я бесконечно благодарен Леониду Даниловичу Кучме и Дмитрию Владимировичу Табачнику, которые помогли мне в этом. Без их решений я бы не вернулся в театр.

Еще я попытался передать свое эмоциональное понимание театра, его духовные непреходящие ценности молодым. Я надеялся, что мои критерии станут их критериями. Случилось это, к сожалению, в малой степени, но я надеялся. «Надежды юношей питают...». Поставил несколько приличных спектаклей, написал несколько книг, впрочем, кому они теперь интересны? Не знаю. Но я старался...

«В театр в одних трусиках ходить нельзя»

— Вам посчастливилось встретить на жизненном пути немало талантливых и даже гениальных людей. Какие из встреч считаете судьбоносными?

— Я считаю своими учителями двух человек: режиссера Георгия Александровича Товстоногова и Давида Львовича Боровского — великого сценографа. Это мои корни. В полной мере я стал ощущать это поздновато. Слишком силен был гул собственной крови.

Следуя примеру своих наставников, работал я много и часто не давал роздыха тем, кто был рядом. Забывал слова Библии о том, что «раз в неделю дай отдых и ослу своему».

— Результат того стоил?

— Есть спектакли, на репетициях которых проживаешь всю свою жизнь. Они близки мне... «Насмешливое мое счастье», «Молодые годы короля Людовика XIV», «История одной страсти», «Тойбеле и ее демон», «Нахлебник», «Фальшивая нота»... Хочется, чтобы зрители за время спектакля тоже прожили часть своей жизни. Но, может, это мое «хочется» — слишком... А еще хочется, чтобы в один ряд с этими спектаклями встал «Пассажир без багажа». Встанет ли?

Есть морской закон: если матрос плывет из последних сил, его пытаются спасти, а он бросает в воду бескозырку, значит, не хочет, чтобы его спасали. Это отчаянье...

Несколько раз я бросал воображаемую бескозырку в борьбе с властью, во взаимоотношениях с женщинами. Но все равно как-то спасался, кто-то помогал...

Мое детство закончилось, когда я заболел театром... Улица, друзья, футбол, самокат, бассейн, папа, мама, уроки — все это было, но главное — театр. Меня манило туда, в этот волшебный, сказочный мир. Он казался мне недосягаемо добрым, неземным, прекрасным...

Я мчался во Львовский театр юного зрителя имени Горького бессчетное количество раз. Все лето — в жару — проводил на улице. И вот однажды, в самый разгар этой жары, часа в три, я привел в театр целую ватагу ребят, сам будучи только в трусиках, без майки. Нас пустили, но кто-то из работников театра мне долго выговаривал: «В театр в одних трусиках ходить нельзя».

«Страсть, терпение и труд могут творить чудеса»

— Это та самая «страсть овладения профессией», о которой вы часто пишете в своих книгах?

— Да, это была страсть. Именно страсть помогла мне в 20 лет поступить на курс к Товстоногову, потому что я не только ходил во все театры Львова и на всех гастролеров, не только играл в школе отрывки из «Живого трупа» Льва Толстого, я запоем читал все, что можно было достать о театре, все книги.

Поэтому, когда при поступлении Геор­гий Александрович спросил меня, что я знаю о Первой студии Художественного театра, я ответил и про первый их спектакль «Гибель «Надежды» Гейерманса, и что поставил его в 1913 году Ричард Болеславский, и про «Сверчка на печи» Диккенса, и про Михаила Чехова, Евгения Вахтангова, Алексея Дикого. Второй вопрос был не проще: «Что такое театр Клары Газуль?». Но я и это знал...

В XIX веке очень талантливый французский писатель Проспер Мериме написал не только новеллу «Кармен», но и цикл «Песни западных славян», выдав их за фольклор, а также несколько одноактных пьес, в частности, «Женщина-дьявол», «Испанцы в Дании», «Карета святых даров», «Африканская любовь», «Небо и ад», «Случайность» и другие, подписав их именем вымышленной актрисы Клары Газуль. Так возник «Театр Клары Газуль». Все это я рассказал на собеседовании и поступил, хотя конкурс тогда был 100 человек на место. Страсть, терпение и труд могут творить чудеса. И чудо произошло. Еврейский мальчик из Львова стал одним из 12 учеников Георгия Товстоногова.

— Можно сказать, что — осознанно или подсознательно — вы наследовали творческий метод и стиль руководства Георгия Александровича?

— В каждой творческой профессии есть выдающиеся таланты. Одним из них в XX веке в СССР был Анатолий Эфрос. Поразительно трепетный, душевный и чуткий ко времени талант. Как он понимал человеческую душу, как умел ее выразить на сценических подмостках, как ощущал время... Но на театре его интересовало только то, что он делал сам. Все, что игралось, сочинялось вокруг, для него было очень «двоюродным».

А рядом — грандиозный Григорий Алек­санд­рович Товстоногов! Его заботило еще и движение театра вокруг — в городе, в стране... В нем жила страсть просветителя. Он проповедовал искусство души человеческой всем вокруг, он думал о судьбах отечественного театра, о будущих поколениях. Он воспитывал артистов, режиссеров. Ну, он был более социален, что ли... В чем-то, в меру своих скромных сил, я пытаюсь следовать пути своего учителя.

— Сегодня мы постоянно слышим: реформы, реформы... Что вы думаете о реформах в театре?

— Все реформы театра, мне кажется, должны осуществляться плавно, постепенно, учитывая многие факторы и жизни, и культуры, и страны, советоваться и еще раз советоваться, слушать и слышать разные мнения, чтобы не уничтожить формулу — «Не навреди!». И принимать решения очень взвешенно.

Осуществляя реформы, стоит подумать, что и для театров, и для зрителей, главное — для зрителей, будет меньшим злом. А что будет в плюсе!..

— Последний вопрос: насколько вы ощущаете сегодня свою нужность в жизни?

— Сейчас я ощущаю свою нужность жителям Киева и других городов. Они заполняют наш театр и счастливо реагируют, очевидно, потому, что узнают на сцене человека. Сочувствуют.

Я, очевидно, чем-то нужен людям театра, и не только артистам.

Нужен ли я власти? Не знаю... По-моему, власти сейчас не до театра, не до культуры.

Если вы нашли ошибку в тексте, выделите ее мышью и нажмите Ctrl+Enter