Станислав САДАЛЬСКИЙ: «Отец мой еврей был, и, когда он умер, я его на ночь в храм засунул. Это какая-то месть была: вот тебе, еврейская морда! Потом мне это долго снилось...»
Уже много лет я твержу, что звания артистов, постсоветскими странами от тоталитарного прошлого унаследованные, — не более чем анахронизм, пережиток и отстой, и творческая биография Станислава Садальского — еще одно тому доказательство.
Сегодня прозвище Кирпич и шепелявое «Коселек, коселек...» так же от его кинематографического образа неотделимы, как трость и котелок от Чарли Чаплина. Большой артист театра и кино, любимец публики, Станислав после выхода сериала «Место встречи изменить нельзя» и фильма «О бедном гусаре замолвите слово» прославился, и независимо от того, чем далее он занимался: в кино снимался ли, на радио в «Шоу одинокого шута» хулиганил ли, «скандальские новости» для газеты или в свой блог писал ли, — известность его только прирастала, тем не менее чиновники от искусства в звании народного артиста России трижды ему отказывали.
Почему в свои 68 Садальский, который в 90 картинах снялся и в сотнях спектаклей сыграл, лишь заслуженным артистом России остается, тогда как десятки его менее одаренных коллег в актерской табели о рангах на ступеньку выше оказались? Да потому что он, по его самокритичному признанию, «дурак: думает одно и говорит то же самое», а наверху этого ой как не любят.
И впрямь, характер у него, в интернате выросшего, колючий, неуживчивый — из-за разногласий с режиссером в Театре Маяковского Стас не задержался, из «Современника» и Театра на Юго-Западе ушел... Себя злым он считает: мол, что-то напишет, а назавтра стыдно, но, судя по тому, что на антрепризных спектаклях с его участием всегда аншлаг, что каждый день на его страницу в «Живом Журнале» до полумиллиона посетителей заходят, зрители и читатели души в нем не чают. Как-никак Иван-дурак, маску которого Садальский на людях привычно натягивает, — традиционный русский герой.
Непростую жизнь прожив, лицемерить, власти подмахивать, коллегам и начальству льстить Стас не научился, хотя человеком без двойного дна его, пожалуй, не назовешь. Окружающих актер уверяет, что, как и сказочному персонажу полагается, он очень ленив, а сам даже на гастролях по восемь часов в день в интернете проводит, над личным блогом работая. Садальский жадным прикидывается и заявляет, что ни одного интервью без соответствующей платы не даст, а сам ни в одной политической акции, хотя за это щедро платят, никогда не участвовал, а свою роскошную двухэтажную квартиру в центре Москвы детскому дому в Чувашии завещал. Порой Станислав недалеким себя изображает, но, если уж кого язвительным, острым словом припечатает, то навсегда.
Замечу, что во всем мире шутов и скоморохов обожают, которым в силу их несерьезного статуса горькую правду элитам говорить дозволено. Очередным подтверждением этому оглушительная победа комика на президентских выборах в Украине стала, где политический стеб и кавээновский юмор в глазах электората тяжеловесную серьезность и глупый пафос перевесили. Народ ликует, политэксперты и аналитики с глубокомысленным видом о внутренней свободе смеха и клоунаде как сильнейшем механизме разрушения власти рассуждают, впрочем, к авторитарной России это все пока отношения не имеет, в чем актер Садальский на собственном опыте убедился, когда 10 лет назад против генеральной линии Кремля пойти рискнул. В знак протеста против государственной репрессивной машины, которая тогда на его друзей-грузин обрушилась, он для себя грузинское гражданство попросил, а затем в Тбилиси поехал, где спектакль дал и звание народного артиста Грузии, вообще-то в республике отмененное, но по такому случаю восстановленное, с благодарностью принял. В Москве эту фронду оценили: актера прямо во время спектакля кетчупом облили, дверь квартиры подожгли и доступ на телевидение закрыли...
Стас по-прежнему хохмит и бодрится, с усмешечкой приговаривая: «Кабы нас, дураков, не было, как бы вы поняли, что умные?», но в комментариях и оценках осторожнее стал. Только на шоу-бизнесе отрывается, постоянно подчеркивая, что драматических актеров (и по умолчанию — власти) не трогает, и не потому, что «народным» стать хочет. Во-первых, времена, когда обладатели этого звания на полку в мягком вагоне или престижное место на кладбище претендовать могли, в Лету канули, а во-вторых, он уже народный артист Чувашии, где родился, Грузии, за которую вступился, ну и, конечно, народный блогер России. Нет, не регалий и орденов Станислав жаждет — работы: не случайно же объявил, что сниматься даже бесплатно готов, но не зовут — как бы чего не вышло.
Шутки шутками, однако стеб стебом... В начале нынешнего года Садальский операцию на сердце перенес — мне кажется, оно просто боли и разочарования из-за всего, что сегодня в его родной стране происходит, не выдержало.
«Я у овощного магазина гнилые помидоры, которые там выбрасывали, собирал и ел»
— Стас, я нашему очередному интервью рад. В который уже раз?
— В третий...
— А сколько у нас нежурналистских встреч было! Писали, что по национальности вы чуваш, но нет: судя по вышиванке на вас — украинец...
— Лучше, Дима, спросите: «Какой вы национальности?».
— Да, какой?
— А какой вам надо? (Смеется). Ну, в принципе, мать у меня хохлушка — по ней я Прокопенко. Вот здесь у меня (на груди обереги показывает) понавешано — видите, и еврейский магендавид, и православный крест, и мусульманский полумесяц...
— На всякий случай?
— Нет — Бог един, и поэтому (актеры же все верят!) тут у меня тройная защита, а сегодня просто на спуск заехал...
— Андреевский?
— Да, и там по 50 долларов рубашки взял.
— В вышиванке вам комфортно?
— Очень.
— То есть теперь вы в ней всегда ходить будете?
— А я всегда и хожу — вот у нас на Первом канале как-то проект «Вышка» снимали, и там в вышиванке был.
— Я знаю, что история жизни у вас очень непростая и испытания с детства начались. Отец...
— (Перебивает). Да, история ужасная была! (За голову хватается). Зачем вы детство напоминаете? Я все время забыть это хочу... Знаете, Дим, ужасная история у каждого есть — вашу или вашего читателя, телезрителя рассказать можно — да любого, поэтому говорить: «У меня такая жизнь тяжелая...» не нужно.
— Отец ваш, однако, насколько мне известно, сильно детей избивал...
— Я так про личную жизнь не хочу — для меня это тема не очень приятна. Все это было, было... В прошлой жизни.
— Мама ваша совсем молодой от побоев умерла?
— Не хочу об этом говорить, не хочу, мне это неприятно! Я другое вам расскажу... Отец мой еврей был, и вот, когда он умер, я его в храм засунул — да, на ночь в храм положил. Это какая-то месть была: вот тебе, еврейская морда! Потом мне это так долго снилось, и мои друзья-американцы Леня и Лена Лев — они из Киева, вы их знаете?
— Ну конечно...
— Они мне сказали: «Ты Кадиш закажи, чтобы он не снился». Вот такая штука произошла...
— Вы с ним почти не общались?
— Нет, и, когда я учился, отец, хотя достаточно много денег получал, мне не помогал... Завуч в интернате по имени Александра Степановна помогала, а у меня такое время было... Я у овощного магазина гнилые помидоры, которые там выбрасывали, собирал и ел.
«Ни один артист из тех, которые с рук Березовского кормились, после его смерти соболезнование публично не выразил»
— В интернате не обижали?
— Нет, нет.
— Вас же отец в 12 лет туда отдал...
— Я на эту тему так разговаривать не люблю — давайте ее перелистнем. Лучше про вашу работу расскажите — я вот интервью, которое вы у Березовского взяли, восхищаюсь... Я очень внимательно, даже два раза его смотрел, особенно то место, где он сказал... Кстати, вас сначала у Березовского проверяли?
— Нет...
— Доверие было?
— Мы в лифте в офис его поднялись, и потом мне сказали: «Этого достаточно». Думаю, там все и отсканировали...
— Там удивительные и, думаю, пророческие слова его были, он сказал: «Путина на рее повесят (может, ногами вверх — не знаю), — помните? — но меня повесят, видимо, перед ним, потому что скажут: «Привел его ты» — это действительно какое-то провидческое интервью было. Вот говорят: «О мертвых либо хорошо, либо ничего» — у меня такого нет, для меня живые — как мертвые и мертвые — как живые... Я не — скрываю: Березовский мне отвратителен, потому что у меня 100 тысяч рублей были, на них я 100 тысяч долларов купить мог, а он меня в AVVA (Автомобильный всероссийский альянс) втянул и обокрал, поэтому мнение у меня о нем нелицеприятное... Я, кстати, всегда о Березовском плохо отзывался, но для меня в этой ситуации другое поразительно. Премия «Триумф», учрежденная Березовским, была, которая актеров поддерживала, но ни один из тех, которые с его рук, с его стола кормились, соболезнование публично не выразил.
— Расстроились, что больше кормиться не будут...
— Это не очень красиво, как мне показалось.
— За плечами у вас более 90 ролей в кино, а картина «Три дня в Москве» — первая кинематографическая любовь?
— Первая моя лента — «Город первой любви», а первая любовь? Даже не знаю. Нет, это зрители после выхода фильма «Три дня в Москве» на экраны вдруг прониклись, и я известным проснулся, но исключительно на свой счет я это не отношу: тогда три телеканала было, и потом там песня прозвучала — «Одна снежинка — еще не снег...
— ...еще не снег, одна дождинка — еще не дождь», которая очень популярной стала...
— После этого уже, когда Волчок, тогда главный режиссер театра «Современник», в массовку меня назначала, я под аплодисменты выходил. Она велела: «Голову вверх не надо — так делай» (голову опускает) и мне берет надевала, на что я отвечал (гордо голову поднимает): «Я же артист!» — и так все время, поэтому меня с массовки снимали.
— Потом в сериале «Место встречи изменить нельзя» Говорухина и в трагикомедии «О бедном гусаре замолвите слово» Рязанова вы сыграли. «Место встречи» — до сих пор культовый фильм...
— Да, это везде признают. Классика! Просто поразительно...
— Его и показывают постоянно, и оторваться от него невозможно — какая-то магия там все-таки есть, правда?
— А вы знаете, почему в современном кинематографе она пропала? Сейчас продюсеры все решают, а они кого танцуют, того и снимают — по принципу: с кем живу, того это самое...
— ...и танцую...
— Да-да-да! Что типаж, талант нужен, их абсолютно не волнует, а в «Месте встречи» все личности, все большие артисты. Сейчас таких собрать невозможно, ведь кино у нас теперь продюсерское, а не режиссерское — никто не может...
«Я Шарапова сыграть хотел, но Говорухин сказал: «Тебя просто не утвердят. У тебя лицо тупое»
— Это правда, что вы Жеглова сыграть хотели?
— Нет, Шарапова.
— А Говорухину об этом говорили?
— Да, и он меня переубедил. Я бы отказался, ни за что Кирпича не сыграл бы, но Говорухин сказал: «Тебя просто не утвердят». — «Почему?» — я спросил. «У нас требуют, чтобы комсомолец был». — «А я кто? Я комсомолец». — «Нет, — он в ответ, — не такой комсомолец, а...
— ...настоящий, правильный...».
— Да-да-да. «У тебя лицо, — он сказал, — тупое». Ну, меня эта откровенность срубила, и я Кирпича сыграл, а должен был, если бы я отказался, Боря Брондуков играть. Две кандидатуры на эту роль было: я и Брондуков.
— О Высоцком вы иногда размышляете?
— Да — как о фантастической личности — и, что недосягаемый он, осознаю, но на встречи, где о нем вспоминают, никогда не хожу, никогда ничего не рассказываю. Знаете, при жизни людей, которые нас окружают, мы не ценим, отмахиваемся: «А, подумаешь...». Я же вам рассказывал, как к нему на Одесскую киностудию, где «Место встречи» снимали, Марина Влади приехала?
— Да, да. Вы спросили: «Что это за толстая тетка?»...
— Все, естественно, знали, что это Влади, но мне выпендриться захотелось. Высоцкий на съемках жутко важный был, вел себя, как знатный гость, у которого интервью берут, в страшно дорогих шмотках ходил и до такой степени собственной значимостью переполнен был, что меня все время на место его поставить подмывало. Поинтересовался поэтому: «Володя, вы не знаете, кто эта толстая тетка? Чего она здесь ходит, меня раздражает?». Он вскипел: «Ты что, ох...ел? Это Марина Влади!». Я язык прикусил...
Почему я так спросил? Просто внимание на себя обратить хотелось, и что-то хамское, конечно, в этом было, а теперь картину сняли, по отношению к Высоцкому хамскую. Хамскую! — вы ведь с Мариной Влади встречались?
— Нет — она ни с кем не встречается...
— Да? Ну вот она мне говорила, что фильм «Высоцкий. Спасибо, что живой» — это просто оскорбление памяти человека, который национальной гордостью был и остается. Он же — как Пушкин наш, и такую картину делать — это некрасиво и непристойно.
— А сама лента, на ваш взгляд, получилась?
— Нет, и вообще, когда низменное показывают, мне неинтересно. Недавно вот один ваш журналист телевизионный меня попросил: «Давайте про Галкина, Пугачеву и Баскова расскажите». — «Да мне, — отвечаю, — эти личности абсолютно по барабану — вот абсолютно». — «А у нас их показывают». Я ему объяснил: «Но мне это абсолютно не интересно». — «О чем же мы говорить тогда будем?». Ну что тут скажешь? «О чем угодно, но о другом». — «А вот Лера Кудрявцева — она...». Я опять: «Да мне она абсолютно не интересна, мне это, как молодежь говорит, чисто фиолетово». — «А такая-то замуж вышла, она от кого родила? От Димы?». Я даже вспылил: «Да откуда я знаю?».
И тут реверанс в вашу сторону сделать хочу — люди у вас какие-то живые. Я не только про Березовского — почти каждое ваше интервью смотрю: в интернете, конечно, потому что телевидение уже не так популярно.
— Телевидению конец скоро придет, правда?
— Конец, да — его интернет вытеснит, и я свое интернет-влияние совсем по-другому ощущаю. 150 тысяч человек в день меня просматривают...
— ...в «Живом Журнале» — вы серьезный блогер...
— 150 тысяч в день — это достаточно, мало кто таким количеством похвастаться может.
— Скоро эти 150 тысяч на что-то серьезное организовывать можно будет...
— Нет, актер политикой заниматься не должен, и если тебе власть нравится, помолчи — хвалить ее ты не должен. Я вот права вашего президента ругать не имею — он ваш президент. Ой, кстати, как вы думаете: Украина с Россией объединится или нет?
— Думаю, нет...
— А почему?
— А не надо ей с Россией объединяться — мне кажется...
— Все вы, миллионеры, так считаете, а я потому спросил, что мне этого очень хочется. Понимаю, что, в принципе, миром американцi, клятi мериканцi правят, и они никогда объединиться нам не дадут. Вот я принес, чтобы не забыть... (В портфеле роется). Это украинскому и российскому народу подарок, чтоб мы когда-нибудь вместе были (рубиновое сердце вручает). Чтобы Америка затонула, а мы вместе были: вот, пускай у вас хранится! (Смеется).
— Спасибо. К Владимиру Высоцкому возвращаясь — вам его личность, его фигура с годами все более масштабной кажется?
— Естественно.
— Столько времени прошло...
— ...но песни его не стареют. «Диалог у телевизора» посмотрите — он же абсолютно современно звучит: вот что такое гений! Другие все в тираж уходят — ту же самую нашу драную попсу взять, которую великой мы называем, — только не Высоцкий. Я всегда считал, что актеров великих не бывает — великие только писатели и художники. Актеры большими, видными бывают, а Высоцкий, безусловно, великий, потому что ни на секунду не устаревает, стихи его современны.
«Мне Наташи Гундаревой слова «Я пью все, кроме человеческой крови» нравятся»
— Вы сказали, что на вечера памяти Высоцкого принципиально не ходите...
— Нет, никогда — мне вот с «Первого канала» звонили, и я сказал: «Прямой эфир давайте, тогда да, а так — нет». Никогда!
— Люди, которые там собираются, подозрительны — правда?
— Случайные — абсолютно никакого отношения к Володе не имеющие.
— Друзья в кавычках...
— Ради бога — я понимаю, что у каждого свой Высоцкий, да и другие актеры... Вот вчера у Андрея Малахова передача про Наташу Гундареву была, и Егорова с большим цветком пришла, рассказывала, что Наташа свеклой щеки красила, — денег не было. Пускай не брешет! — деньги у Наташи всегда были — она сразу после Щукинского училища снималась...
— ...и столько — нарасхват была!
— «Я на свою морду, — она говорила, — 500 рублей трачу» — это когда зарплата высококвалифицированного инженера 100 рублей была, и пускай не врут. Какая-то приемная дочь Наташи Гундаревой нашлась, которая никакого права так себя называть не имеет. Ну, служанка, прислуга — даже если ее дочкой там называли. Теперь все, что угодно, рассказывать можно, мели, Емеля, — твоя неделя!
— Отвратно все это, правда?
— Мне даже не отвратительно — просто неприятно, но я смотрю: вперился и смотрю. Думаю: «До чего так дойти можно, що вони брешуть?».
— Что еще придумают?
— С такой бесцеремонностью... Вот о Высоцком в фамильярном таком тоне отзываться нельзя, о нем все равно (руку поднимает) — с пиететом, возвышенно говорить надо.
— Гундарева прекрасной актрисой была, редкой...
— Фантастической, и мы очень дружили, пока она замуж за моего однокурсника Мишу Филиппова не вышла. Жили рядом, в соседних комнатах, я хорошо всех ухажеров Наташиных знал. Она часто приходила, потому что у меня в Германии бабка нашлась, которая приезжала и какие-то красивые подарки ей привозила. Мы встречались, много выпивки было, и мне Наташины слова «Я пью все, кроме человеческой крови» нравятся, хотя остальные человеческую кровь в основном пьют...
— ...литрами...
— Литрами, да. Ну, давайте выпьем, не чокаясь, — Наташу помянем (бокал с шампанским поднимает).
— Более 90 фильмов у вас за плечами, а самое большое удовлетворение какая роль принесла?
— Вы знаете, прошлым я не живу, мне оно абсолютно не интересно, но если бы одна картина какая-то осталась... Вот если бы сказали: «Какую ты ...
— ...на тот свет взял бы?»...
— Нет, не на тот свет, но чтобы она осталась... Мне кажется, это «На кого Бог пошлет» с Ларисой Удовиченко — для меня она какая-то очень родная, и то, что мы с Ларисой на тропе войны: она со мной не разговаривает, в самолет один не садится, — этого не отменяет.
— До сих пор не разговариваете?
— Нет-нет!
— И в самолет не садится? Что, если вас видит, выходит?
— Сутки ждет, чтобы в одном самолете не лететь, — и такое было, да.
— Вы атмосферу на борту загрязняете или еще что-то? Что не так?
— Не знаю — это у нее, если возможность будет, спросите.
— Классных режиссеров в кино вы встречали?
— Да, естественно, — Владимира Мотыля, например, но это гений признанный был. Мне в двух картинах его работать посчастливилось.
— Эльдар Рязанов...
— Ну, вы знаете, великими они после того, как умирают, становятся. Он действительно был художником, и мне жалко, что с Эммой, его последней женой, у меня не сложилось. Актеры ведь есть, которые позвонить могут, спросить: «Как собака ваша себя чувствует? Вот кости...
— ...специально для вас»...
— Да-да-да, «Жучке передайте». Мне все время звонить было стыдно: мол, снимайте меня, снимайте, я очень у него сниматься хотел, но пересилить это не мог, и там, напомню, Эмма была, которая когда-то в Свердловске в Бюро пропаганды кино работала. Я Эмму еще до того, как она замуж за композитора Аедоницкого вышла и тот ее в Москву перевез, знал — очень хорошо знал. Когда она замуж за Рязанова вышла, сразу как-то меня отдалила. Помню, я позвонил: «Эльдара Александровича можно?». Слышу, он спрашивает: «Кто это?», а она: «Из ЖЭКа» (смеется). Ну, чего набиваться я буду? Мне, конечно, это непонятно... Я Ниночку Скуйбину, предыдущую жену Эльдара Александровича, очень любил — она фантастическая была! А Рязанова я необыкновенно ценил и ценю до сих пор...
«Нам, артистам, Волчок говорила: «Не всем бифштексик — кому-то и гарнирчик надо»
— Галина Борисовна Волчек, о которой вы сегодня вспоминали, — еще один режиссер в вашей жизни. Вы же актером театра «Современник», между прочим, были...
— Девять лет...
— Не разглядела?
— Мне все время твердили: «Ты никто, ничто», я постоянно боролся, через это отношение Волчок пробивался. Про нее Гафт замечательно написал — эту эпиграмму знаете?
— Нет...
— Ну, ладно. Я матом ругнуться могу?
— Да...
— Не с чемоданом,
не с вагоном,
В Америку —
так с «Эшелоном»
(это спектакль про войну. — С. С.).
Уж вывозить —
так «Эшелон».
Иначе на х...
нужен он?
Она из Америки с грудой тряпья вернулась, а еще Галина Борисовна (на руки смотрит) перстни очень любила. Ей антиквариат сразу на четыре пальца надевать нравилось — сейчас поменьше стала, а тогда — почти на каждый. Нам, артистам, говорила: «Не всем бифштексик — кому-то и гарнирчик надо», нас собирала и стыдила: «Вы все о себе думаете, а я — обо всем театре» (пальцами с кольцами любуется), и для меня это... Волчок обо мне ни плохо не отзывается, ни хорошо — вообще никогда не вспоминает (к чести ее, она очень деликатна). Нет, Галина Борисовна, конечно, грандиозная — великая актриса, а режиссер для меня средний.
— Актриса лучше, чем режиссер?
— Фантастическая актриса — в «Вечных и живых» так сыграла!
— Ефремовский спектакль...
— Да, вся элита собиралась, его смотрела. Телеверсия хуже — то, что на телевидении осталось, снято плохо. Что вы, это так было!.. Она там, как Раневская в роли Маньки-спекулянтки... Спектакль «Шторм» в Театре Моссовета...
— ...по пьесе Билль-Белоцерковского был...
— Да, да! Когда Раневская знаменитую сцену с торговкой играла, весь зал с овациями поднимался, а потом зрители толпами домой уходили, потому что больше там смотреть нечего было, так вот, Волчок в той роли просто грандиозна была. Актерам очень трудно приходится, потому что из одного состояния в другое быстро переходить надо, а режиссерам так можно (пальцем по сторонам указывает): туда, туда, это, это... В один прекрасный день Волчок чужими руками меня выгнала — труппу, всех артистов, собрала, и текст зачитали. Нам, там семь человек было, сказали: «Мы вас сокращаем. Ну, или на договор переводим». У меня сразу мысль: «Ой, а как же пенсия?».
— Конечно — о будущем позаботиться надо...
— «Что значит: на договор мы тебя берем? Чтобы ты год поработал, а потом неизвестно, продлят с тобой контракт или нет...». Я тогда считал (сейчас тем более), что артиста звания лишить можно, зарплаты, но достоинство отнять никто не может, поэтому встал и сказал: «Дорогие товарищи, прощайте — меня западные компании ждут». Из театра ушел и ни секунды об этом не жалею.
— Тогда хоть всплакнули?
— До сих пор это саднит, до сих пор — театр я очень люблю, и та история меня оцарапала.
— Порог «Современника» после этого не переступали?
— Как-то не тянет... В театре за все время два раза, по-моему, был — просто для чего-то. А-а-а, режиссер Нина Чусова на две премьеры позвала, я не пойти не мог, потому что у нее в антрепризе играл. «Грозу» ее смотрел и...
— ...«Мамапапасынсобака»?
— Да, вот эти два спектакля — все, больше не был.
— И Волчек с тех пор не видели?
— У меня случай был... На язык я очень остер, бла-бла-бла — на место любого поставить могу, и вот мы сниматься закончили в... Какая же это картина была? Ага, Мельникова «Чужая жена и муж под кроватью». В Доме кино сидим: Смоктуновский, Неелова, Ефремов, Табаков...
— Какая компания хорошая!..
— Да-да, и Волчок приходит. «Ну, — думаю, — я тебе сейчас устрою: перед всеми выскажу, вот сейчас...». Она входит, на меня глянула и как кинется: «Ой, Садальский! Как жалко, что ты из театра ушел!» — и я поплыл — промямлил только: «Здравствуйте, Калина Парисовна» (смеется). Ничего не смог — все равно такой раб внутри сидит.
«Лару Удовиченко я очень любил — для меня она сладкой партнершей была. Я только пьянство не выношу — когда на сцену артист подшофе выходит»
— Человек вы, я думаю, по-настоящему свободный, потому что играете, с кем хотите, когда хотите и как хотите...
— Сегодня да, потому что жизни всего ничего осталось, и сидеть и про что-то врать... Мне вообще кажется: хорошим артистом, если обманываешь, быть нельзя. Некоторые как рассуждают? Сегодня совру, а завтра одну правду говорить буду, но вранье затягивает, да и жить два дня осталось...
— ...или день...
— Думаю, чего из себя что-то вымучивать? — да? Что тебя ждет, неизвестно...
— Антрепризу вы любите?
— Я своих партнерш люблю — всех! Лару Удовиченко очень любил — для меня она сладкой партнершей была. Я, знаете, только пьянство не выношу — когда на сцену артист подшофе выходит, для меня это просто ужасно.
— А и сегодня к бутылке прикладываются? Раньше, я знаю, пили сильно...
— Я с одной очень большой актрисой играть перестал — она на сцену пьяная вышла, и я отказался.
— Это кто?
— Не буду говорить. Не буду...
— Когда-то целыми театрами пили...
— А я тоже выпивал, это такая штука: выпьешь — зажим пропадает...
— ...кураж начинается...
— Мы всегда с удовольствием. Без коньячка я и не играл: по чуть-чуть обязательно, а сейчас даже не представляю — рюмка мне, наоборот, мешает.
— Вы суперпопулярный блог в «Живом Журнале» ведете, где постоянно какие-то удивительные факты о представителях богемы сообщаете, — откуда же их берете?
— Земля слухами полнится.
— А люди, которые информацию специально приносят, есть?
— Да.
— Вы им платите?
— Нет, но те, кто меня в курсе держат, имеются... Про актеров ничего жареного я не пишу — драную попсу только трогаю.
— А страшно вам иногда бывает? Некоторые вещи ведь за собой последствия повлечь могут...
— А я об этом не думаю. На меня же запрет в связи с тем, что гражданство Грузии принял, был, и я от отчаяния блог свой вести начал. Сейчас меня приглашать стали, и как-то это ушло, а тогда на российском телевидении в стоп-лист включили, от программ отрезали. Ну, все равно полностью меня закрыть нельзя, потому что «Ералаши» есть, которые идут, то же самое «Место встречи», другие картины. Меня и в большие проекты приглашают — «Первый канал» звал, но у меня гастроли большие... Кстати, на телевидении большие деньги платят.
— Актеры — за то, чтобы на телеэкран попасть?
— Нет — мне: в два раза больше, чем за антрепризу, я получаю, и сейчас «Давайте мы заплатим», — сказали, но... Мы так воспитаны — спектакли отменить не можем.
«Да, патриарха Алексия убили — три дырки в голове было, хотя дьяк Кураев рассказывал, что он в неблаговидном месте упал и три раза ударился. Знаете, туда заглядывали — там вся комната кровью заляпана была»
— Помню, когда патриарх Алексий умер, вы написали, что его убили, действительно убили?
— Да, это стопроцентный факт — вслух об этом не говорится, и я очень рад, что газета «Собеседник» эту тему подняла. Три дырки в голове, хотя, помните, беседа с дьяком Кураевым была, где он рассказывал, что Алексий в неблаговидном месте упал и три раза ударился. Знаете, туда заглядывали — там вся комната кровью заляпана была. В официальной версии нестыковок очень много — такого, о чем молчат.
— Почему же его, на ваш взгляд, убили?
— Не знаю, но такая история есть и хамское выступление Кирилла по «Первому каналу» в наличии — посмотрите, оно в интернете выложено.
— В часах или без?
— Ну, может, часы были, но по поводу смерти Алексия недопустимо он высказался, неспособным, недееспособным его назвал. «Так бывает, — сказал, — что иногда Господь некоторое время Церкви некое испытание дает, когда во главе ее человек престарелый и практически уже неспособный к управлению стоит. Это очень трудное время для Церкви. Святейший патриарх ушел, оградив нашу Церковь от этого трудного времени». Я переврать его слова боюсь и хотел бы, чтобы вы этот кусочек нашли и процитировали.
— Вы как-то обмолвились, что патриарх Кирилл вам омерзителен, — почему?
— Потому что врет, а мне вообще ложь отвратительна. Говорит одно, а делает другое... Это с квартирой его было (так называемое «Пыльное дело» — получившие широкую огласку в СМИ события вокруг судебного иска Кирилла к бывшему министру здравоохранения и священнику Украинской православной церкви Юрию Шевченко, который ущерб его квартире и имуществу в знаменитом Доме на набережной причинил. — Д. Г.), а часы... Да бог с ними, но он мог, естественно, заявить: «Это подарки. Ради бога, возьмите». Нет, ничего, и видеть его надо, когда он к правителю, к уважаемому нашему президенту, приходит: «Владимир Владимирович, извините. Я человек прямой, я правду про вас скажу». Это все, конечно, уже давно написано, у Шварца в «Голом короле» было: «Вы знаете, я старик честный, прямой, я говорю правду в глаза, даже если она неприятна», и Кирилл так же: «Позвольте вам сказать прямо, Владимир Владимирович. Не обижайтесь. Вы — лучше всех». Не имеет права! Он немножко в оппозиции находиться должен, а не вместе с властью краковяк танцевать, как мне кажется, сам по себе должен быть. Из-за него же большой отток из православия идет, хотя очень достойные люди у нас есть. Епископ Климент, например, — удивительный человек: патриархом он должен быть, но везде подтасовки...
— В 2008-м вы открыто президента Грузии Михеила Саакашвили поддержали и даже грузинское гражданство приняли — мало того, в Тбилиси поехали, где вам орден вручили, и на программу ко мне с этим орденом, в фуражке, с грузинским вином пришли...
— Да, я тогда только из Грузии приехал — мы в Москву через Киев летели, и вы мне позвонили, на интервью позвали.
— В Грузии, честно вам скажу, потрясающе — не знаю, правда, что там теперь, после смены президента, будет, а вы знаете?
— Ужасно будет, потому что я понимаю: вор Иванишвили, который деньги в России наворовал и с ними в Грузию вернулся, Кремлю ближе, чем настоящий реформатор, лидер высочайшего класса Михеил Николаевич Саакашвили. Вы интервью с ним делали?
— Да...
— Ну согласитесь: замыслы просто грандиозные у него были.
— Я несколько раз в Грузии был и видел, как каждый день что-то там происходит, к лучшему меняется — фантастика!
— Да, а сейчас ни дороги, ничего не делают. Говорят, у Саакашвили самооценка завышенная, но страна при нем расцвела, а сейчас уже люди на улицы выходить боятся, машину во дворе оставить, как это при той власти было, уже нельзя.
— Как быстро старое возвращается!..
— Как быстро!.. — и мне это очень печально. Михеил Николозович — один из выдающихся президентов на постсоветском пространстве. Немного он нервный...
— ...импульсивный...
— ...и единственно, что плохого про него сказать можно: «А он галстук ест» — все, больше ничего. Понимаете, он самый достойный, и у меня к этому великому человеку просто респект и огромное уважение.
«Из ФСБ всех генералов высоченного роста выгнали — тех, кто ростом с сидячую собаку, берут»
— С Людмилой Нарусовой, вдовой первого мэра Санкт-Петербурга Анатолия Собчака, вы до сих пор дружите?
— Да.
— А что это за история с обысками у Ксюши Собчак, с отзывом ее матери из Совета Федерации произошла?
— Ну, Ксюше просто место ее показали. Путин же людей на три категории делит: предатели, враги и друзья. Друзьям помогать надо — что он и делает, с врагами общаться можно — руку им подавать, а предателей уничтожать надо: вот он предательницей ее считает и поэтому так поступил.
— А что Ксюша Собчак — это спецпроект ФСБ, вам никогда не казалось?
— Нет. Нет, нет, нет! — потому что для ФСБ это слишком тонко было бы, а у нас сейчас век непрофессионалов, в ФСБ люди профнепригодные работают. Посмотрите, Михаил Фрадков, директор Службы внешней разведки, член Совета безопасности — это же посмешище! Каких людей набирают! У меня знакомые генералы госбезопасности были — высоченного роста: всех выгнали. Тех, кто ростом с сидящую собаку, берут — там теперь только такие служат (смеется), а ведь это одна из немногих некоррумпированных служб, которая в Советском Союзе была.
— С другой стороны зайдем: Путин Собчаку очень серьезной опасности избежать помог, в Париж отправил, потом на его похоронах плакал...
— Он считал, что другу помогает.
— Он также Нарусовой помогал, Ксюше, и вдруг такая черная неблагодарность...
— Со стороны Ксении? Ну, не знаю... Понимаете, она очень эмоциональная. Конечно, мне хотелось бы, чтобы она не такой несдержанной была, — человеку, который себя политиком видит, это необходимо. Я вообще хотел бы, чтобы президентом России женщина была.
— Да, вы же сказали, что Ксюшу Собчак президентом видите...
— Видел, но сейчас она себя так ведет, столько каких-то опрометчивых штук, неполитических ходов делает... Ксения себя особняком не ставит — ну, она живой человек и все равно очень мне симпатична. Она живая — в отличие от другой персоны.
— Дамы?
— Да. Ксения очень любвеобильна. Любовь у нее вспыхивает и быстро проходит, она очень увлекающийся человек, и так, чтобы вот здесь себе изменила: любовь первую и последнюю встретила — не бывает.
— За этим какую-то подоплеку вы видите?
— Нет — это лишь о том свидетельствует, что она как женщина слабая. У каждого человека мечта есть: вот у вас, допустим, — Jaguar купить...
— Нету такой...
— Ну другая какая-то... У меня — роль сыграть, а у нее мечта была замуж выйти: вот так, но это абсолютно по-женски.
(Окончание в следующем номере)