Экс-генерал КГБ СССР Олег КАЛУГИН: «На Трампа КГБ имел материалы — точно. На каком-то этапе могли вспомнить об этом. КГБ всегда отличался хорошей памятью»

Юрий ФЕЛЬШТИНСКИЙ
Специально для интернет-издания «ГОРДОН»

Этот 70-минутный разговор с бывшим генералом КГБ Олегом Калугиным состоялся 31 марта 2019 года в его доме в Вашингтоне. Беседа записывалась на диктофон, что для Олега Даниловича весьма нетипично. И все время записи он на этот диктофон с горящей лампочкой очень недоверчиво смотрел, словно перед ним на журнальном столике лежала кобра.

Я старался задавать Калугину короткие «черно-белые» вопросы в надежде получить простые и очевидные ответы. Не могу сказать, что мне это удалось, и к концу интервью у меня создалось впечатление, что на какие-то мои вопросы Олег Данилович предпочел дать очень уклончивые ответы.

Тогда я обратился за помощью к моему соавтору по книге «КГБ играет в шахматы», проживающему в Канаде бывшему подполковнику КГБ Владимиру Попову. Его специальностью в годы службы была в том числе вербовка агентов из спортсменов и творческой интеллигенции — писателей, журналистов и актеров. Я попросил Владимира Константиновича сделать экспертную оценку информации, полученной от его бывшего коллеги. Этот комментарий действительно многое прояснил в рассказе Калугина и стал своеобразным послесловием к интервью.

«До 1962 года советская разведка имела в Соединенных Штатах несколько сот американцев. В основном они сотрудничали по идеологическим причинам»

— Олег Данилович, вы обещали со мной поговорить о Трампе. Вы сказали, что знаете и понимаете, что Трамп делал в Москве. Кроме этого, теперь, когда уже закончилось расследование специального прокурора Роберта Мюллера, мне бы хотелось узнать, что вы думаете про Трампа.

— Трампа выбрал американский народ, поэтому здесь — хочешь не хочешь — надо это принимать...

— Приняли.

— Но вот, например, когда Обама был, он мне очень симпатичен был, по многим параметрам, а Трамп, когда еще был в России, задолго до то­го, как вышел на политическую арену, он там так вел себя, так скажем: для КГБ было лю­­­бопытно.

— Если можно, все это под­робнее.

---

---

— Он тог­да, я не по­м­ню, был женат или нет, но вел себя свободно.

— Это мы говорим про 2013 год или это было раньше?

— Раньше, потому что в 2013 году я уже осел в Америке, а то, что я читал в России, было до 2000 года.

— Читали?

— Какие-то документы. Я же имел доступ ко всем документам в свое время в известной организации. До распада Советского Союза имею в виду.

— Это внутренние документы?

— Разумеется. Тогда же все иностранцы, особенно проявившие повышенный интерес к российской бытовой жизни — девушкам и прочему, всегда отмечались, и за ними наблюдали.

— Давайте с этого начнем, потому что недавно выступал Путин...

— Да, мой бывший подчиненный.

— И когда ему задали вопрос про Трампа, он сказал: «Вы что думаете, мы за всеми иностранцами следим?».

— Не за всеми, разумеется, просто для этого не хватало физических сил, но, в общем-то, большинство, особенно из Соединенных Штатов и из Европы, всегда были под контролем. КГБ был самой большой организацией в мире по численности, по финансированию и по всем другим параметрам. И по количеству, кстати, агентуры иностранной.

Вам могу назвать одну цифру — до 1962 года, по-моему, советская разведка имела в Соединенных Штатах несколько сот американцев, которые работали на советскую разведку. В основном они сотрудничали по идеологическим причинам. Они хотели строить когда-то социализм и коммунизм в этой стране, в Америке, но еще не успели стать членами Компартии. Компартию США нам нельзя было трогать. С определенного момента поступило указание: Ком­партию не трогать. Она и так под контролем ФБР находилась. Нельзя было дискредитировать ее совершенно. Но члены Компартии могли давать нам советы.

Я, кстати, помню, встречал одного из руководителей Компартии, когда еще работал здесь, и он мне сказал: «Слушай, Олег, у меня есть один знакомый, у него сын, молодой парень, он хочет стать сотрудником разведки. Может, ты с ним поговоришь?». Я встретился с этим молодым парнем. Ему было 18 лет. Мы с ним поговорили. «Ты напиши, что хочешь, почему... Я передам людям, которые этим занимаются, потому что я не занимаюсь». Это я для формы сказал. И вот он написал, помню. Мы послали это в Москву, а в Москве сказали: «Так он же молодой совсем, 18 лет». Правильно, говорю, когда ему будет 25, он, может, уже будет работать в ЦРУ или в ФБР, в Пентагоне... Так что он стал трудиться на нас...

Но это было очень давно, я не знаю, где он сейчас. Но в свое время советская разведка в основном была сильна тем, что на нее работали люди с идеологически левыми взглядами. То есть, скажем, шантаж, деньги — это было не главное. Главное — симпатии к Советскому Союзу, к системе. Я помню, ему сказал: «Только не вступай в Компартию США, потому что она находится под полным контролем ФБР и ты просто себе карьеру сломаешь». Он говорит: «Хорошо, не буду»...

— Предположение, что Трамп был в фокусе советских спецслужб, правильное?

— Трамп — бизнесмен, довольно ус­пеш­ный, судя по размаху, но когда он был в Москве, то встречался с советскими товарищами женского пола, в частности, и какой-то ос­та­вил след.

— Он бывал в Москве начиная с 1970-х...

— Да, он давно уже...

— И находился в поле зрения КГБ?

— Естественно...

— В связи с тем, что он встречался с какими-то девушками?

— Да.

— Вы это откуда знаете?

— С тех пор, когда я еще работал в КГБ.

— То есть это из каких-то докладных записок?

— Да, потому что я был руководителем Службы внешней контрразведки. И ее первая задача — проникновение во все иностранные спецслужбы: разведка, контрраз­ведка, полиция во всем мире. Но Соединенные Штаты, естественно, были на первом месте, НАТО, страны Европы — на втором и так далее. Китай тогда еще не входил в поле зрения.

— И вы помните Трампа?

— Помню. Он был замечен еще тогда.

— Если это 1980-е годы, то информация относилась к периоду по­ездок Трампа...

— Еще Советский Союз существовал... До развала, до «исторической катастрофы», как ее Путин назвал, геополитически самой крупной...

— Да, «самая крупная геополитическая катастрофа в мире». Из этого следует, что Трамп мог быть завербован уже тогда?

— Нет, из этого не следует, что он мог быть завербован. Но то, что на него ГБ имела материалы, — точно.

— И что в таких случаях обычно происходило?

— В таких случаях могло и ничего не произойти, по крайней мере на тот период. Но на каком-то этапе истории или жизни могли вспомнить об этом. ГБ в этом смысле всегда отличалась хорошей памятью.

— Могли вспомнить или обязательно вспомнили бы?

— Могли. Не обязательно, но могли.

— А в какой момент обязательно бы вспомнили?

— Если бы, например, он был в какой-то мере близок к российским делам, то обязательно. А если он где-то там на отшибе...

— Он стал близок к российским делам. Он занимался бизнесом, в том числе в России...

— Поэтому к нему существовал интерес еще в те времена. И кстати, вы знаете, он очень дружелюбно к Путину относится, и я думаю, в этом есть определенный резон.

— Вот мы и пытаемся разобраться в том, почему он к Путину так относится.

— ...думаю, это связано с тем, о чем я говорю.

— Потому что он знает, что есть компромат?

— Знает.

— А в каком формате этот компромат существует? Видеозаписи? Показания? Свидетельские показания?

— Этого я не знаю.

— Есть информация о том, что в поле зрения чешских спецслужб была первая жена Трампа.

— Вполне возможно. Но если она была в поле зрения чешской ГБ, то находилась и в поле зрения советской. Потому что чехословацкая разведка, контрразведка была одной из самых близких, в отличие, скажем, от поляков или венгров. Чехи были братья по оружию, по всем параметрам, по крайней мере до чехословацких событий, до Пражской весны.

— Это как раз случилось уже позже, в 1970-е годы.

— Но в 1970-е все было в порядке. Собственно, все было нормально до развала Советского Союза. То есть «нормально» в смысле отношений. Вот поляки в этом смысле себя вели всегда самостоятельно, но это понятно. Венгры на каком-то этапе... Самые, конечно, хорошие ребята, надежные — это болгары.

— Скажите, пожалуйста, если верно предположение, что Трамп находился в поле зрения российских спецслужб...

— Как и все американцы в те годы, это было неизбежно.

— Если, как вы сказали, в отношении него был компромат...

— Об этом можно только догадываться.

— Вы просто сказали, что знаете о его «шурах-мурах»...

— Я читал архивные материалы. Это было, когда я работал первым замом начальника Ленинградского управления КГБ и имел доступ абсолютно ко всей информации, в том числе и к историческим разным документам. И в Ленинграде, поскольку эта бывшая столица была не менее важна, чем Москва, я очень много интересных материалов прочитал, в том числе и о Соединенных Штатах, и о Великобритании.

— А что конкретно там было описано, вы не помните?

— Не помню, какие-то встречи с девушками... Это было типично для американцев...

— А девушки были случайные или под­ложены?

— Могли быть и случайные, но из этих «случайных», которые работали, то есть спали с иностранцами, как правило, подавляющее большинство находилось под контролем ГБ. Были, конечно, и волонтеры... Но они рано или поздно становились информаторами. Либо их наказывали за проституцию, либо говорили: давайте информаторами становитесь.

— То есть предполагать чистую любовь мы не должны?

— Я не думаю, что должны. То есть все бывает на свете. «В нашей жизни всякое бывает, набегает с тучами гроза».

— А модельные агентства, из которых очень многие девушки выходили, находились в поле зрения спецслужб?

— Да, именно внутренней службы госбезопасности. Вы знаете, в наше время она контролировала все, кроме партийного аппарата. Это единственное, чего нельзя было делать.

— Я спрашиваю, потому что две жены Трампа по некоему совпадению — из модельных агентств.

— Да. И при том, как говорится, славянского происхождения.

— А правомерно предположение, что они могли быть завербованы еще до того, как познакомились с Трампом?

— Исключать этого нельзя. Я не знаю, но исключать нельзя.

«Ельцин в свое время хотел меня сделать начальником ГБ, но он правильно рассуждал: «Я боюсь, что мы таким образом не сделаем КГБ лучше и расколем»

— Хорошо, и вот этот человек, на которого есть компромат, про которого известно, что он был в России, связывался с девушками, становится кандидатом — пока еще кандидатом в президенты от Республиканской партии. Что, по-вашему, в связи с этим должно было происходить в этот момент в Москве, на Лубянке?

— В Москве как раз не возражали бы. Напротив... Им Хиллари не нужна была, это точно. А ее противник, республиканец на месте президента, — это было вполне подходяще.

— Предположение, что Москва Трампу помогала во время предвыборной кампании правильное?

— Это можно предположить, но я не располагаю конкретной информацией.

— А можно предположить, что Москва смотрела на все это со стороны, зная про Трампа, зная, что на него есть компромат, и ничего не делала?

— Наверное... Пусть избирают, а потом будет виднее.

— То есть вы предполагаете, что Москва не влияла на выборы Трампа?

— Я думаю, что она не влияла с точки зрения каких-то специфических действий, но сам кандидат в президенты осознавал, что Москва может повлиять, потому что от Москвы можно чего угодно ожидать в любое время. Может быть полоний, может быть еще что-нибудь...

— То есть это был молчаливый союз или какие-то действия все-таки совершались?

---

---

— Я этого не знаю, но я допускаю, что могли быть какие-то действия. Тот факт, что нынешний президент дружелюбно относится к российскому лидеру, — один из показателей, по-моему, заставляющий думать: «А чего это они так дружелюбны?».

— Нас как раз немного удивили, по крайней мере меня, выводами расследования Мюллера о том, что сговора между кампанией Трампа и российским правительством не нашли. Что вы думаете об этом?

— Они не обя­­зательно должны были что-то найти — ГБ всегда в этом смысле отличалась.

— А что они искали и что могли найти?

— Возможно, ка­кие-то материалы. Ведь были же разные перебежчики из Советского Союза и люди, которые с документами уходили. Как Литвиненко. Кстати, ког­да он жил в Лондоне и начал рассказывать про Путина — он с Путиным был знаком, — я ему позвонил и сказал: «Саша, ты зря такие вещи в прессу даешь, у тебя могут быть неприятности». И через полгода его не стало. Это, увы, факт. Вот он как раз трепался о том, о чем не надо было, и получил полоний. Литвиненко был не единственный, но, поскольку он жил все-таки в Лондоне, история получилась очень громкая...

— А если Майкл Флинн, американский генерал, ездит в Москву, там встре­чается, в том числе с Путиным... Это октябрь — ноябрь — декабрь 2015 года. Если потом он получает деньги за официальное сотрудничество от каких-то российских структур, в том числе от российского телевидения, от Russia Today... Если потом он становится советником по национальной безопасности американского правительства, если до этого он встречается с Кисляком и пытается установить канал независимой связи, о чем все это вам говорит?

— В данном случае, конечно, можно по-разному толковать. Но обычно такую связь через послов не устанавливают. Хотя, с другой стороны, Кисляк — он человек, очевидно, проверенный. Такая организация. Послы ведь так просто не назначаются. Флинн, видимо, рассчитывал на что-то.

Кстати, когда я работал в Вашингтоне, моим посольским начальником был Анатолий Добрынин. Прекрасный человек, очень толковый, я бы сказал, образцово-показательный. Его Андрей Громыко даже, тог­дашний министр, немного побаивался, потому что у него была реальная возможность стать министром. Поэтому его держали в США все время. Он проработал пос­лом чуть ли не 15 лет. У меня были с ним очень хорошие личные отношения.

Я служил тогда руководителем вашингтонского бюро, «исполняющим обязаннос­ти» руководителя, вернее «обязанности исполнял», потому что журналисты Джек Андерсон, Дрю Пирсон, когда моя активность, видимо, была уже слишком для американских спецслужб неприемлема, написали колонку о том, что: «Калугин, который якобы является пресс-атташе советского посольства, а на самом деле из ГБ, в то время как его жена готовит обед, совращает американских девушек, чтобы их пристроить в Госдепартамент». Но в Москве это восприняли спокойно. Они просто побоялись, что меня после этого из США выставят, но меня не выставили. Все было в порядке. Сказали: «Немного сократи, чуть-чуть, свою активность, но не беспокойся».

— Кстати, про «совращает девушек»... Мне уже после того, как я опубликовал статью про Дмитрия Саймса, позвонила одна моя знакомая, пожилая женщина, и сказала: «А я знаю, как Саймс отстраивал отношения в Вашинг­тоне, — он поставлял девушек американским политикам».

— Да, я слышал такой вариант.

— Такое возможно?

— Почему нет? Все может быть.

— Вы ничего об этом не знаете?

— Нет, я об этом не помню. Саймс, когда я был с ним знаком, меня как-то побаивался. То есть не по-американски себя вел.

— Вы с ним знакомы были после 1991 года?

— Да-да...

— То есть тогда, когда он уже знал, что вы из КГБ «ушли»?

— Он от меня отходил в сторону — «предатель, зачем общаться».

— Сейчас он в Москве ведет программу вместе с Вячеславом Никоновым.

— Вы знаете, что Никонов — это внук Молотова...

— Знаю, что внук Молотова и сын партсекретаря КГБ.

— Да, совершенно верно.

— Он был представителем Ельцина в КГБ после 1991 года.

— Да-да. Кстати, Ельцин в свое время хотел меня сделать начальником ГБ, когда он президентом был, но он правильно рассуждал: «Я боюсь, что мы таким образом не сделаем КГБ лучше, потому что я знаю точно, что там половина сотрудников Олега уважает, восхищается, а другая половина терпеть не может, считает предателем. И мы расколем ГБ». Ельцин правильно сказал.

— Я не думаю, что он рассуждал правильно. Мы в результате получили то, что имеем.

— Да, но это уже другое дело. Ельцин был человеком слишком доверчивым. Между прочим, когда он был уже на пенсии, с ним вышло интервью, по-моему, в «Аргументах и фактах», в хорошем таком либеральном российском издании, где Ельцин на вопрос: «Оглядываясь назад, какие вы совершили ошибки, из-за которых испытываете стыд и особенно чувствуете себя неудобно?» ответил: «Я столько ошибок в своей жизни сделал, что вспоминать не хочу». — «Ну хотя бы парочку назовите». — «Война в Чечне и выборы моего преемника».

— Хорошо, что он это хотя бы перед смертью понимал...

— Он, к сожалению, много слишком брал на борт...

— В смысле алкоголя?

— Да. Он был честный мужик, но вот эта проблема, она его и свела ни к чему. Я слушаю иногда русские программы. У меня телевидение есть российское, несколько каналов. Владимир Соловьев сказал, что Ельцин — это предатель. У меня записано. Я прямо с экрана записал. Я не ожидал такого: Соловьев, ведущий нынешних российских телеканалов...

— Наверное, это было согласовано?

— Разумеется, он сам не мог этого бряк­нуть. И я почему-то подумал, что, видимо, до нынешнего российского руководства до­шли слова Ельцина про его главные ошибки — «война в Чечне и выбор моего преемника».

— Был такой дипломат — Евгений Николаевич Макеев. Он работал в свое время в Нью-Йорке с 1971-го по 1980 год, и на довольно высокой должности. Я знаю, что это долгий срок — девять лет.

— Да, это не типично для мидовских.

— Совершенно верно. В какой-то момент он был чуть ли не заместителем генсека ООН. Но у меня вопрос вот какой: я знаю, что дипломаты жили в специальном комплексе для дипломатов.

— Да.

— А он жил в отдельном, достаточно фешенебельном небоскребе...

— Да, это тоже показательно.

— Близко от Миссии, впрочем, примерно два блока. И в этом же здании в те же годы жил Трамп.

— Я где-то это читал.

— Это совпадение?

— Я точно не знаю. Может быть и совпадение.

— А может быть не совпадение?

— Может. Я не знаю, но допускаю и тот, и другой вариант.

— А может оказаться, что уже с 1970-х годов, хотя Трамп еще...

— Не представлял никакой политической силы...

— А тем не менее уже его вели?

— Вполне возможно. Я, кстати, когда сам работал, американцев вербовал, которые в то время не имели ни к чему дос­туп, но со временем могли его получить.

— Это совпадает с периодом, когда он знакомится со своей первой женой, то есть это как раз 1970-е годы.

— Вполне возможно. Я, когда работал последние годы в КГБ, руководил операциями международного характера, во всем мире. Например, у меня был один из руководителей австралийской разведки. Австралия далеко. Но Австралия — член союза: США, Великобритания, Новая Зеландия, Австралия... Он имел доступ к таким документам, от которых обалдеть мож­но, — к английским документам. Он нам передавал их. Я лично с ним ездил в Австралию встречаться.

«За мной всегда стоял Андропов — председатель КГБ. Я был приближенным человеком, он мне доверял. Крючков тогда был начальником разведки и меня за это возненавидел»

— Если, допустим, есть какой-то ком­промат на Трампа...

— Да, вполне возможно.

— Чего боится такой человек? Он боится публикации о том, что в 1970-е годы девушек водил в гостиницы?

— Я думаю, что любой здравомыслящий человек, заботящийся о своей карьере и личной семейной жизни, не хотел бы такого рода публикаций...

— И этого достаточно, чтобы так подчеркнуто внешне проявлять любовь и уважение к Путину?

— Да. Я думаю, это одна из причин его особого дружелюбия к некоторым российским руководителям.

— Вы считаете, это достаточная причина или, может, есть что-то еще?

— Возможно, есть. Но это одна из серьезных причин. Кстати, когда я работал в этой организации, у меня был свой подход к такого рода проблемам. Если б меня застали в постели с девушкой и пытались бы вербовать, я бы сказал: «Слушай, какие интересные фотографии, ты можешь мне сделать копии, я приятелям подарю?». Эта реакция сразу обезоруживает, понимаете? То есть ты показываешь, что тебе, в общем, все равно. Я бы так и сделал, это не шутка.

— А если происходит вербовка иностранца?

— У меня тогда было другое положение: за мной всегда стоял Андропов — председатель КГБ. Я был приближенным человеком, он мне доверял. Крючков тогда был начальником разведки и меня за это возненавидел, потому что Андропов по прямой линии звонил мне: «Олег, зайди!». Я иду, а Крючков думает: «Что он там делает? Почему? Я же начальник разведки!». А Андропов мне: «Давай, Олег, давай, выпей, расскажи, что делается». И я в таком дружелюбном состоянии, конечно, не мог ему врать и рассказывал все.

— А что такое «завербованный иностранный гражданин»? Чем отличается завербованный иностранец от не­за­вербованного?

— Завербованный иностранец или любой человек — это тот, кто выполняет указания или просьбы завербовавшего его агента.

— Как происходит вербовка? Это что-то формальное? Подписанная бумажка? Под честное слово?

— Это может быть бумажка, но не обязательно. Иногда этого не нужно. Вот я, например, вербовал нескольких американцев. Я никогда не требовал от них какого-то формального заявления, что «я на вас буду работать». Например, первого человека я завербовал, может быть, случайно. Я еще тогда был студентом Колумбийского университета. Это 1958 год, уже Хрущев выступил в 1956-м со своим разоблачением «культа личности».

В 1958 году иду по территории Колумбийского университета, вдруг ко мне подходит какой-то мужик и говорит: «Я вас видел на телевидении». Я говорю: «Ну и что?». — «Ваш Хрущев — сволочь, предатель». Со своей стороны, советского гражданина, я мог ему сказать: «Пошел вон». Но говорю: «Слушай, что стоять на улице, пойдем в пив­ную!». Пошли в пивную. В общем, через месяц оказывается, что он имел доступ к совсекретным материалам, причем тогда это было твердое топливо для ракет. Тогда в России это находилось в стадии разработки, я получил образец и документы, как это делать. Это был тот человек, который сказал, что «Хрущев — сволочь и предатель»...

— Вы считали, что завербовали его, потому что он вам что-то передавал?

— Он просто мне рассказал о себе. Я сразу же написал в Москву, что такой-то человек работает в таком-то месте и может оказаться очень интересным. Из Москвы пришел ответ: «Олег, ты молодой еще, неопытный. Это ФБР, это подставное лицо. Ты попался. Тебя схватят». Я ответил: «Вы знаете, я думаю, что ФБР не знает так хорошо тонкостей и нюансов советской идеологии. Он слишком хорошо разбирается в советских делах. Так что этого не может быть». И был прав, потому что сейчас от ЦРУ можно такого ожидать, но не от ФБР. Тогда Гувер был руководителем. У него народ был «tough», но и они много чего не знали. Снова написали в Москву. В Москве сказали: «Очень подозрительно. Но, с другой стороны, учитывая потенциальную важность материалов, разрешаем встретиться».

Я пошел встречаться с ним, как договорились, и тут стоит — я издалека его узнал — сотрудник посольства, представительства в Нью-Йорке. Он стоял на всякий случай, как я уже потом выяснил, если вдруг ФБР решило бы меня арестовать. Он бы мог броситься на них со словами: «Как вы смеете? Я доложу, случится международный скандал!». То есть это было запрограммировано. Я сам не осознавал этого и вдруг его заметил. Думаю: «Что такое?». Так вот, я этого человека вербанул, и он мне принес совсекретные материалы и образцы твердого топлива.

— Он понимал, что совершает преступление?

— Да. При этом он назвал Хрущева предателем. Я с чего и пошел с ним: если Хрущев — предатель, то надо подумать, а что он имеет в виду. Так вот оказалось, что он за старую советскую систему...

— То есть он был сталинистом.

— Совершенно верно, он был сталинистом. Причем американец был с допуском, со всем прочим. Кстати, когда много лет спустя (я уже в Москве был) кто-то из наших бежавших сотрудников, знавших об этой истории, здесь, в США, к этому менту сделали подход. Но он вовремя сумел смотаться в Европу — улетел на следующий день, а из Европы уже пришел к нашим и ушел в Советский Союз. Я его, помню, принимал уже в СССР, но тогда Крючков был начальником разведки. Он страшно человек подозрительный был, и он посчитал, что это двойник, что он специально сбежал, якобы его там обижают, а на самом деле он и сейчас работает на американцев.

И вот под предлогом, что у него была валюта (тогда валюту нельзя было менять, это считалось преступлением), а он какие-то доллары продавал, и его за это посадили в тюрягу. Это было просто формальное основание. Когда начали рассматривать дело, Андропов меня вызвал: «Олег, это ведь твой человек». Я говорю: «Да. Я думаю, что это какая-то серьезная ошибка». — «Ну, ты пойди с ним поговори, может, он тебе сейчас признается».

Это был редкий случай в моей жизни. Я прихожу много лет спустя в тюрьму в Лефортово к нему на встречу. Он меня увидел, руки поднял. Я подошел: «Здравствуй, здравствуй, дорогой, ты что же тут наделал-то, зачем же ты занимался валютными операциями?». И он просто стал рыдать, буквально. Я его стал обнимать... Он говорит: «Меня считают агентом ФБР или ЦРУ». Я говорю: «Я тебе помогу». Я пошел к Андропову на следующий день, говорю: «Юрий Владимирович, тут серьезная ошибка. Поверьте, человек бы не стал ради каких-то там долларов...». Тем более он не за деньги работал на нас. И вот тогда Андропов сказал: «Олег, ты молодой, неопытный...». А это Крючкова была идея, потому что Крючков хотел доказать, что я был завербован через этого мужика.

— Чем закончилось?

— В общем, выпустили его из тюрьмы. И я его помню уже, когда я был свободным человеком, кандидатом в депутаты Верховного Совета. Я его встретил случайно где-то на московской улице, году в 1989-м. Говорю: «О, привет, слушай, ты жив, здоров! Слушай надо эту систему менять. Ты понимаешь, что советская система требует очень серьезных радикальных реформ?». А он мне сказал: «Олег, ты меня извини... Я уже отсидел, я не хочу принимать участия ни в каких реформах, спасибо». Я его обнял... С тех пор я его не видел. Человек просидел пять лет за то, что его заподозрили.

— То есть он пять лет в тюрьме просидел?

— Да. Я ж с Андроповым об этом говорил... Он ко мне очень хорошо относился.

— Но, видимо, не настолько хорошо, чтобы доверять.

— Крючков поэтому меня и ненавидел — он считал меня конкурентом, считал, что его куда-то пошлют, а я стану начальником разведки. Такая ситуация была возможна. Андропов звонил за спиной Крючкова и говорил мне: «Олег, зайди, расскажи, как дела...», а Крючков — мой начальник и не знает, почему вдруг меня приглашают.

— Крючков вызывал вас к себе после этого?

— Нет. Но он мне как-то сказал: «Ты вот ходишь, а мне ничего не рассказываешь». А я говорю: «Вы же меня ни о чем не спрашиваете, вы меня спросите, я вам все расскажу».

— Но он не спрашивал?

— Нет. Он просто меня возненавидел. Вот тогда у него эта идея возникла, что я был завербован, еще когда был студентом, и с тех пор работал на американцев. В общем, у Крючкова была такая проблема. Поэтому он и кончил плохо.

«То, что сотни, если не тысячи, американцев пользовались услугами российских уличных девочек, было известно. И конечно, советские службы, и российские могли этих девушек использовать целенаправленно»

— Олег Данилович, Трамп в поле зрения российских спецслужб был?

— Был.

— На протяжении какого-то времени в поле зрения российских спецслужб?

— Как и все американцы, иностранцы.

— Если есть задача его завербовать, как эта вербовка происходит? К нему кто-то приходит и вербует?

— Обычно это люди, которые имеют возможность не формально с ним встретиться, а в частной обстановке. Для этого находят пути. В частной обстановке могут сказать что-то или напомнить.

— Как ему об этом напоминают: «Господин Трамп, у нас есть компромат»?

— Нет, это слишком грубо... Надо сказать: «Мы с вами так давно не общались, о вас хорошо помнят». В общем, сделать намек, что на него есть материалы, — он пой­мет. Прямым шантажом я никогда не пользовался.

— Трамп в тот момент — всего лишь богатый человек. Чем он интересен?

— У меня, например, был один человек-миллиардер, который стал моим другом, — он умер не­давно в возрасте 98 лет. Он мне как-то сказал: «Олег, я сделаю для тебя все, что ты хочешь». Ему деньги не нужны были, прос­то симпатия.

— Из дружеских побуждений?

— Да, чисто дружеские отношения. Кстати, мне сказал мой еще один товарищ (сейчас уже могу сказать об этом — я не уверен, что говорил об этом публично), один из, так скажем, сотрудников ФБР, который занимался советскими делами: «Олег, если бы я тебя знал раньше, я бы работал на тебя».

— Он имел в виду, что он стал бы советским шпионом?

— Думаю, да. Из чисто дружеской симпатии. А насчет шантажа — я лично никого никогда не шантажировал.

— Хорошо, допустим, никто Трампа не шантажировал.

— Могли... Но в данной ситуации вряд ли... Могли просто напомнить. И это сразу у человека вызывает чувство настороженности и желание как-то разрешить эту проблему мирным путем, не дожидаясь скандала.

— Но что от него могут хотеть? Он всего лишь богатый человек в те годы. Занимается недвижимостью...

— Богатый человек — это инвестиции в российскую экономику или в советскую, причем не напрямую, а через какую-то подставную организацию, которую КГБ может создать искусственно, либо уже существующую организацию такого рода.

— Так это с него хотят деньги получить или ему пытаются заплатить?

— Ему заплатить, если надо. Но от него главное — информация нужна, не деньги. Деньги у России всегда были.

— А какого рода информацию может дать бизнесмен Трамп?

— Он имел выходы на каких-то чиновников. Возможно, он представлял себе реальную ситуацию экономическую в стране лучше, чем, скажем, другие.

— То есть он мог быть источником информации.

— Да.

— Не обязательно секретной?

— Да. У меня был такой один, доктор политических наук. Старше меня лет на 15, наверное. Одинокий человек — ни женщин, ни друзей. Я, когда с ним случайно познакомился, почувствовал, что он очень грамотный, знает много. Я подумал с ним подружиться и решить его проблемы. И вот когда мы пару раз встретились, он мне сказал: «Олег, ты для меня просто открытие в моей жизни. Я для тебя сделаю все, что хочешь». Я сказал: «Ты мне пришли анализ ситуации. Я буду тебе очень благодарен, потому что меня в Москве оценят за это, и тебе приятно будет».

— И что это было?

— Это был его анализ, основанный на знании материала по определенной теме.

— Было указано, что этот анализ сделал такой-то?

— Нет, этого никогда не пишут, никогда не подписываются.

— То есть это был документ анонимный?

— Совершенно верно. Тогда это было для меня открытие, что он стал сотрудничать.

— Мы можем предположить, например, что если от Трампа ожидалась какая-то информация, то его тоже просили писать?

— Может, хотя и не обязательно. Можно ведь документы передать.

— Если есть человек типа Трампа, который сообщает информацию, то есть и какой-то постоянный человек из КГБ в США, с которым он постоянно общается и которого ради этого держат в Америке?

— Да, конечно.

— А возможно, что Макеева держали в Америке, потому что Трамп жил с ним в одном здании?

— Этого нельзя исключать, но утверждать тоже нельзя голословно. Разведка — это такое сложное дело. Тут всякие бывают нюансы.

— Если у вас есть завербованные вами люди в Америке, они общаются только с вами или на самом деле вы их передаете кому угодно?

— Они общаются только со мной на каком-то этапе, а потом, когда я уезжаю, когда совсем уже все закончилось либо отпуск на месяц-полтора...

— Отпуск — месяц-полтора — они могут подождать?

— У нас был человек в Национальном агентстве безопасности в свое время... Я тогда работал замрезидента в Вашингтоне, исполняющим обязанности резидента. Так вот, он работал вне зависимости от всего. Во-первых, есть такая форма общения, как тайники: закладываете в определенном месте. Я в этом деле очень пре­успел. Я одного мужика только один раз в жизни встречал, но документы от него получал очень ценные, когда здесь работал. Он оставлял их в парке, позади камня. Он мне нарисовал это место. Я проверил, узнал. А я ему под камень клал деньги, тысячу или сколько там долларов, в зависимости от ситуации.

— Завербованного ведет один человек?

— Да. Кстати, в этом смысле в ГБ всегда была очень жесткая дисциплина сохранения источников информации.

— И сколько лет он может вести этого человека и из-за этого сидеть в Америке?

— Я рассказывал вам про одного, которого я вел несколько лет, а потом его заложил один из наших перебежчиков, причем он не знал ни фамилии, ни имени, но сообщил содержание информации, которую тот передавал, и на него вышли — стали проверять, посмотрели: что-то денег у него много, болтается по всему свету... Он тогда уехал в Москву. Его тут же посадили, потому что Крючков считал, что он двойной агент. То есть тут судьбы человеческие в этом плане, в разведке, очень находятся в подвешенном состоянии. Мне повезло, что Андропов мне верил, а если бы этого не было, то Крючков бы меня в тюрьму посадил или устроили бы какую-нибудь автомобильную аварию, как это случалось.

«Перемены во мне не от Америки произошли, а от познания собственной страны»

— И какое у вас сейчас впечатление от Трампа?

— Он пытается, и это очевидно, найти общий язык с Путиным.

— У вас есть какие-то свои объяснения этому?

— У меня есть один из вариантов, который я упомянул: когда Трамп был в Москве в свое время, то мог оставить след, и, соответственно, этим воспользовались. Потому что его дружелюбие к нынешнему российскому руководству несколько необычное для американского руководителя. Слишком сердечно теплое.

— Хорошо, можно предположить, и, собственно, эти предположения делались неоднократно, что есть компромат на Трампа.

— То, что на него был компромат, — это я точно знаю. Но использовался ли он — мне неизвестно.

— А есть что-то в действиях Трампа, что указывает не просто на компромат, а на вербовку?

— Его дружелюбное отношение к нынешнему российскому руководству, конечно, вызывает вопросы.

— На ваш взгляд человека, всю жизнь работавшего в КГБ, это поведение человека, который знает, что на него есть компромат на уровне девочек, с которыми он переспал, или это поведение человека, являющегося завербованным агентом?

— Может быть и то, и другое. Он может быть не завербован, а просто боится. И это используется как повод, как фактор. Если попытка такая была, то давно.

— Попытка вербовки?

— Подход с вербовочными предложениями. Еще есть такое простое слово — шантаж. Но я уже говорил, что, например, на меня бы шантаж никогда не подействовал, но это зависит и от характера, и от подготовки.

— Люди, располагающие информацией о «Трампе в Москве», какого уровня?

— Очень высокого уровня люди. Потому что это было давно, и такие документы на­ходятся в специальных архивах, к которым нет широкого доступа. Я вспоминаю эпизод из своей собственной жизни, когда меня перевели на работу из Москвы в Ленинград, причем в Москве я занимал высокую позицию, с прямым доступом к Анд­ропову.

Мне он сказал: «Олег, ты прекрасный ра­ботник, но жил все время за границей, ты не знаешь собственной страны. Поезжай в Ленинград, будешь там вторым человеком, узнаешь нашу родину. Вернешься, я тебе обещаю, через пару лет, не больше». Но Андропов умер через два года, а я там просидел семь лет первым замом начальника Ленинградского управления КГБ.

Для меня это было очень полезно, потому что я узнал реальный социализм в его полном исполнении в Ленинграде, общаясь с нашими: советской интеллигенцией, на разных уровнях, с рабочим классом — ну, не совсем рабочим... Как раз ленинградский опыт привел меня к выводу о том, что в Советском Союзе надо менять систему — она непригодна. Перемены во мне не от Америки произошли, а от познания собственной страны, так как я имел доступ ко многим людям, к материалам Ленинграда, ко многим вещам.

— Было предпринято несколько попыток: одна через Флинна и Кушнера, когда они говорили с Кисляком в посольстве России, и затем уже позже, когда Трамп стал президентом, — не­сколько откровенных попыток самого Трампа поговорить с Путиным один на один, без участия американской стороны, о чем это вам говорит? В Финляндии в первый раз была сделана такая попытка, затем во Вьетнаме...

— Да, потом уже пошло...

— О чем им нужно поговорить с Путиным один на один?

— Установить такие отношения, чтобы он не чувствовал себя потенциальной жертвой какого-нибудь шантажа.

— Трамп?

— Да.

— Трамп должен что-то Путину прошептать и договориться о чем?

— Конечно, это имело значение. О том, что «мы будем вести себя по-товарищески, при всех различиях в наших системах и прочее, взглядах, но мы останемся такими верными друзьями в плане личном». И в данном случае Путин себя повел очень правильно.

— То есть вы считаете, что попытки поговорить один на один могут быть связаны с наличием компромата на Трампа?

— Не обязательно. Это могут быть и другие причины: просто познать человека в реальном виде, а не то, что тебе докладывают.

— Но для этого он может с Путиным встретиться в присутствии американского переводчика и госсекретаря.

— Да, я понимаю. Очевидно, есть какие-то для этого причины у него. Но какие — можно только гадать.

— И что же нам гадать?

— А гадать — что это связано с его пребыванием в Москве когда-то. Я лично так считаю. Что это связано с его московским опытом. Но это я высказываю свое мнение.

— Хорошо. Вот мы смотрим на Трампа уже два года. Ваше мнение: он агент или не агент?

— Я не знаю, я не могу этого сказать. Но то, что он оставил след в документах ГБ того времени, — это несомненно. В этом я не сомневаюсь.

— А вы помните, что это было? Это докладная записка на одной странице, это толстый том?

— 7-е управление КГБ в СССР вело физическую слежку, потом писали отчеты о том, с кем кто общался, куда заходил. А уже оперативные работники анализируют, с учетом имеющихся материалов, что бы это могло значить, была ли это случайность или в этом есть смысл.

То, что сотни, если не тысячи, американцев пользовались услугами российских девушек, уличных девочек, было известно. И конечно, советские службы и российские, которые знакомы с ситуацией, могли этих девушек использовать целенаправленно, чтобы они еще дополнительно зарабатывали. Плюс их не арестуют за проституцию на улице.

— Вам кто-нибудь звонил из американских журналистов с вопросами про Трампа?

— Мы разговаривали, но я обычно никогда не углублялся... Это я с вами так, Юрий. Нет, с американцами я более аккуратен... Я имею в виду «аккуратен» — в смысле сдержан.

— Вас мучили вопросами про Трампа?

— Иногда пытались, но я находил способы уйти от ответа. Это с вами я говорю так... Вот такая жизнь. Ну что, по рюмочке?

— С удовольствием. Большое спасибо.

Комментарий бывшего подполковника КГБ Владимира Попова.

— Непростой вы мне вопрос задали. Непростой, потому что эта тема, если угодно — лекция о том, как работают спецслужбы любой страны. Возможно, вас удивит, но мне Калугин в интервью не показался противоречивым. Наоборот, предстал как типичный сотрудник спецслужб, к тому же с длительным опытом работы в разведке. Для людей этого толка порой важнее промолчать или говорить опосредованно, с тем чтобы, как говорили в КГБ, не прихватили за язык. В силу этого опыта он и отвечал вам эзоповым языком. Он же не случайно (как правило, зачастую самое главное произносится в конце беседы или письма) подчеркнул, что с американцами еще более сдержан. Уверен, что он сказал истинную правду.

Теперь бегло о том, как вербуют спецслужбы, и затем о волнующем вас вопросе о Трампе.

Ни одна вербовка не похожа на другую. Всегда разные мотивы являются побудительными в части выражения согласия на работу на спецслужбу, в особенности на разведку другой страны. И действительно, очень важен психологический контакт сотрудника спецслужбы с потенциально вербуемым, независимо от того, являются они гражданами одной страны или представителями разных государств.

Дает ли вербуемый подписку (терминология КГБ) о сотрудничестве или нет — зависит от обстоятельств вербовки предшествующих. Как правило, письменное подтверждение о согласии требовалось при вербовке на основе компрометирующих материалов. Делается это как бы про запас, на случай отказа в дальнейшем от сотрудничества, как еще один элемент шантажа с возможной компрометацией.

О Трампе. Как я уже писал вам ранее, любой нерядовой иностранец, въезжавший на территорию СССР и нынешней России, оказывался и оказывается в поле зрения советско-российских спецслужб. Изучение начинается с момента обращения за визой в консульский отдел посольства. Именно поэтому должности вице-консулов, а нередко и консулов, занимают сотрудники внешней разведки. C момента обращения за визой иностранного гражданина первоначально проверяется наличие информации в отношении него в соответствующей резидентуре разведки, после чего следует запрос в штаб-квартиру о наличии материалов в отношении этого лица и рекомендации о взятии его в изучение при наличии сведений о нем, что он занимает определенное положение в обществе (политик, бизнесмен, журналист и так далее).

В отношении Трампа лично я могу с полной уверенностью заявить, что во время его визитов в СССР и затем в Россию он интенсивно изучался тамошними спецслужбами. Подобное изучение не велось сразу же с перспективой последующей вербовки. Для спецслужб важно выяснить психологический портрет человека, его политическую ориентацию, отношение к своей стране и стране, в которую он прибыл с какой-то целью. И уже накопив обстоятельный оперативный материал (а это целый комплекс мероприятий: наружка, слуховой и видеоконтроль за местами проживания, агентурное изучение, включая «медовые ловушки»), на основе его анализа принимается решение о переводе изучения в вербовочную разработку с созданием условий для нее (возможно, через компромат или же через добровольное согласие), или же все заканчивается обработкой иностранца в выгодном для страны, спецслужбы которой вели его изучение, свете, для придания позитивного образа этой страны у него на родине.

Как я писал ранее, высока вероятность того, что Трампа в СССР или же в России вербовали, так как во время его визитов туда вел он себя неосмотрительно вольно. Однако однозначный ответ на этот вопрос можно получить, только имея доступ к его досье, которое, вне всякого сомнения, есть на него у российских спецслужб.

Стремление оказаться с Путиным наедине, возможно, объясняется желанием Трампа сказать своему визави, что его антироссийская позиция является для него условием выживания на посту президента США.

Если вы нашли ошибку в тексте, выделите ее мышью и нажмите Ctrl+Enter