В разделе: Архив газеты "Бульвар Гордона" Об издании Авторы Подписка
Конец фильма

Алексей ГЕРМАН: «Моя жизнь началась с того, что от меня нужно было избавиться, поскольку всех вокруг гребли. Поэтому беременная мной мама прыгала со шкафа...»

Людмила ГРАБЕНКО. «Бульвар Гордона» 4 Апреля, 2013 00:00
40 дней назад великого режиссера не стало
Людмила ГРАБЕНКО
Алексея Германа называли гением еще при жизни. Даже его коллеги, не признающие пророка в своем киноотечестве и пребывающие в состоянии перманентной войны друг с другом, в оценке его творчества и человеческих качеств на редкость единодушны.Кинематографисты не понимали, как человек, который рос в благополучной семье, с нянями и гувернантками и не сталкивался с изнанкой жизни, смог снять такие пронзительные фильмы о революции, войне и сталинской эпохе. А у него просто был свой счет ко «времени свирепого рабства», как Герман называл период с 1917 по 1953 год. «Моя жизнь началась с того, - вспоминал Алексей Юрьевич, - что от меня нужно было немедленно избавиться, посколь­ку всех вокруг гребли. Поэтому беременная мной ма­­ма прыгала со шкафа и при­нимала ванну».

Алексей Юрьевич не был борцом, но боролся, если считал, что иначе нельзя. Так было с киностудией «Ленфильм», которую чиновники от культуры решили ликвидировать за ненадобностью. Сын режиссера Алексей написал в своем блоге на сайте «Эхо Москвы», что последний раз, когда его отец был в сознании, он диктовал письмо в поддержку «Ленфильма». Теперь этой киностудии, которую удалось спасти от закрытия ценой его здоровья и даже жизни, хотят присвоить имя Германа.

Герман успел снять всего семь картин (две - совместно с другими режиссерами), но каждая из них - будь то «Мой друг Иван Лапшин», «Проверка на дорогах», «Двадцать дней без войны» или «Хрусталев, машину!» - не только становилась событием в киноискусстве, но и переворачивала наше сознание.

 

К счастью, он почти успел закончить свой последний фильм - «Трудно быть богом» по повести братьев Стругацких. В кар­тине, которую Герман на протяжении 13 лет доводил до совершенства, остались тех­нические мелочи, этим после смерти отца занялся Герман-младший, российская премьера запланирована на 1 апреля.

Об Алексее Германе рассказывает историк кино, сценарист и режиссер, автор картин «Свет в павильоне» и «Герман. По ту сторону камеры» Александр Поздняков.

«ГЕРМАН СТРЕМИЛСЯ СОЗДАВАТЬ НЕ ПРОСТО ФИЛЬМЫ, А МАТРИЦУ ВРЕМЕНИ»

- Александр Николаевич, вы помните свою первую встречу с Германом?

Александр Поздняков: «Герман не только совершенно изменил наше отношение к кино, но и создал собственный кинематограф»

- Это было на пятом этаже Дома кино, в так называемой Белой гостиной. У нас тогда работал кружок любителей кино, и его руководительница Лика Ханина часто приглашала к нам режиссеров, известных в профессиональном кругу, но широкой публике еще незнакомых. Одним из таких гостей стал Алексей Герман. Нас, молодых студентов, было всего человек 10, но мы очень любили кино и ловили каждое слово режиссера. Помню, меня тогда приятно поразила его доступность, которая, кстати, осталась при нем и после того, как он совершил в нашем кино переворот.

- А в чем вы видите главное его режиссерское достижение?

- Он не только совершенно изменил наше отношение к кино, но и создал собственный кинематограф. «Оскароносный» американский режиссер и продюсер Сесил Браун ДеМилль как-то сказал: «Есть люди, которые снимают фильмы, и есть люди, которые создают искусство кино». Герман относился к последним.

Можно много говорить о том, что он вдохновлялся старыми кинолентами, рассматривал старинные фотографии и принципиально снимал черно-белые фильмы. Главное - ради чего это делалось. Герман стремился создавать не просто фильмы, а слепок, матрицу того времени, о котором рассказывал. Многие его картины выглядят как настоящее документальное кино (хотя, как сейчас выясняется, зачастую кадры, которые мы всегда считали хроникальными, на самом деле таковыми не являются - они фальсифицированы).

Юрий Никулин (Василий Николаевич) и Людмила Гурченко (Нина Николаевна) в картине «Двадцать дней без войны» по сценарию Константина Симонова, 1976 год

Герман воспроизводил атмосферу, об­становку в своих лентах с максимальной тщательностью, ему хотелось, чтобы снятое им было абсолютной правдой. Поэтому, когда мы говорим о ленинградской школе кино, прежде всего вспоминаем о нем, несмотря на то что рядом творили такие режиссеры, как Семен Аранович и Виктор Аристов. Они работали с Германом и были ему близки духовно, но Алексей Юрьевич все-таки всегда опережал всех на неско­ль­ко шагов.

- О чем он, молодой режиссер, говорил со студентами в Белой гостиной?

- О фильме Александра Иванова «Солдаты», снятом по книге Виктора Некрасова «В окопах Сталинграда». Впервые мы увидели не пафосную и ура-патриотическую войну. Вместо толп, которые бегут, кричат: «Ура!» и стреляют из винтовок и пушек, на экране появились лица людей. Помню, Герман тогда сказал: «Я не могу представить себе фильм о войне цветным, когда идет танк, стреляет и вылетает красно-желтое пламя, как в фильме «Освобождение». Черно-белая, монохромная гамма, как черно-белая фотография, отбрасывает нас в то время. И это было, конечно же, открытие Германа - до него никто ничего подобного не делал.

- По этой же причине, добиваясь сто­процентной достоверности, он час­то снимал не­про­фессиональных актеров?

С Юрием Никулиным на съемках фильма «Двадцать дней без войны». «Герман открыл в нем другого актера, первым увидел в Юрии Владимировиче драматическое дарование»

- Совершенно верно. Для него были очень важны человеческие лица - они несли в себе ту самую правду времени, которая была так важна для него. Герман не боялся ставить людей без актерского образования и опыта работы в кино в кадр с такими блестящими актерами, как Людмила Гурченко или Андрей Миронов. Что же до Никулина, то он просто открыл в нем другого актера: все считали его исключительно комиком, а Герман первым увидел в Юрии Владимировиче драматическое дарование.

Он разыскивал неизвестных исполнителей где только мог. Именно так был найден сыгравший Лапшина Андрей Болтнев - человек с очень честным, искренним лицом. Как сказал Алексей Юрьевич о нем в моем фильме «Герман. По ту сторону камеры», такие люди долго не живут: будучи честными и неиспорченными, они сгорают раньше других. Вспомните Болтнева в фильме «Мой друг Иван Лапшин» - в белых мундире и фуражке: таких, как он, в 30-е годы прошлого века уничтожали первыми. Кстати, поначалу все были уве­рены, что эти слова Германа касаются только Лапшина, но оказалось, что такой же была судьба и самого Болтнева - актер умер от инсульта в 49 лет.

Со временем на место таких, как Лапшин, пришли другие. Алексей Юрьевич считал, что это очень хорошо видно на старых фотографиях: те поколения отличала искренность, одухотворенность...

- Впоследствии члены вашего кружка с Германом часто виделись?

- Вскоре он пригласил нас на подпольный просмотр еще незаконченного фильма «Начальник опергруппы», который потом превратился в «Лап­шина».

Ролан Быков и Владимир Заманский в «Проверке на дорогах» (сценарий Юрия Германа), 1971 год. Картина пролежала на полке 14 лет, поскольку госчиновники сочли образы советских людей недостаточно героическими

Мы пришли на «Ленфильм», нас встретили на проходной и тайным образом провели по каким-то коридорам - в девятый корпус, в маленькую монтажную, куда набилось невероятное количество людей. Помню, там сидели и седовласые дамы в очках, и богемные мужчины в свитерах и потертых куртках - это была та самая интеллигенция, которая, собираясь на кухнях, обсуждала обстановку в стране и передавала друг другу «слепые» экземпляры самиздата.

Это был еще не совсем тот фильм, который мы увидели впоследствии, - с иным началом и финалом, но сердцевина, стиль Германа, не изменилась. Тогда я еще раз убедился в том, что Алексей Юрьевич - выдающийся художник, который переформатировал советское кино. Помню я и большую афишу, которая висела на трамвайной остановке у кинотеатра «Великан», где шел фильм «Двад­цать дней без войны».

Придя работать на «Ленфильм», я познакомился с Алексеем еще ближе, неоднократно брал у него интервью для самых разных изданий. Это был искренний и незащищенный человек, для которого существовало только одно - его кино. Герман умел командовать огромной массовкой, управлять съемками со сложным актерским гримом и фантастическими декорациями, между которыми ходили какие-то животные, - это был его мир, находясь в котором он забывал обо всем.

Андрей Миронов, Нина Русланова и Андрей Болтнев в фильме «Мой друг Иван Лапшин» по по вести отца режиссера Юрия Германа, 1984 год

- Откуда у Алексея Юрь­еви­ча его «фир­менная» манера снимать не короткими эпи­зодами, а большими кусками, как обыч­но делают в кино театральные режиссеры?

- Так ведь и Алексей - театральный режиссер, начинал в БДТ у Товстоногова. Там он про­шел хорошую школу: научился работать с актерами, вытягивать из них то, что нужно было ему для того или иного эпизода. Герман досконально знал все театральные тонкости. Он рассказывал, что ему даже приходилось за кулисами специальными колотушками отбивать стук лошадиных копыт.

К тому же Алексей не гнался за современной, клиповой формой съемки, ему не нужен был монтаж из мелких кадров. Зато большие куски, которыми они снимал, давали потрясающий результат. Например, в картине «Седьмой спутник» у него есть очень длинный эпизод, когда камера долго показывает пашню, грязь, борону, а затем поднимается, и мы видим на кране лежащие на земле мертвые тела. Да, это была его эстетика, его открытие, сделанное благодаря театральному опыту.

Отец режиссера известный советский писатель, драматург, сценарист, лауреат Сталинской пре мии Юрий Гер ман. «Юрий Павлович действительно был очень хорошим писателем...»

Фото «РИА Новости»

«НА КОМПРОМИССЫ ОН  НЕ ШЕЛ НИКОГДА - ПОЭТОМУ, СОБСТВЕННО, И СНЯЛ НЕМНОГО»

- Герман всегда делал только то, что хотел. Когда его картины укладывали на полку, ни разу не попытался заслужить расположение чиновников от кино. Более 12 лет работал над фильмом «Трудно быть богом», но ему даже в голову не пришло в перерывах между съемками сделать какой-нибудь сериал. Это была позиция?

- Герман действительно никогда не шел на компромиссы, собственно, поэтому и снял немного. У него не было необходимости заниматься поденщиной, чтобы прокормить семью, - в финансовом плане он, сын известного писателя Юрия Павловича Германа, был в порядке. И это давало ему определенную свободу: он мог делать то, что хотел, и так, как считал нужным. Поэтому, когда его очередную картину клали на полку, требовали изменить сценарий, что-то переозвучить или вырезать какие-то эпизоды, он с этим просто не соглашался.

Иногда ему приходилось и обманывать Госкино, как было с тем же Лапшиным. Консультант говорил ему: «Этот эпизод нужно убрать!», Алексей кивал головой: «Хорошо, мы так и сделаем» - и... оставлял все, как было. В результате сильные мира сего, которые надзирали над культурой в правительстве и ЦК, проиграли. Они поняли, что это несгибаемый человек: что с ним ни делай, не уступит.

Надо сказать, что у Германа были очень сильные сторонники и заступники, например, Константин Симонов. Это тоже вдохновляло его и позволяло выстоять в борьбе с мощной силой, какой в то время являлось кинематографическое начальство.

- Поэтому и проходных фильмов у не­го не было.

Алексей Герман снимался и как актер. С Николаем Волковым и Евгением Евстигнеевым в картине Соломона Шустера «Канувшее время», 1990 год

Фото Fotobank.ua

- Все его картины, если сложить их одну за другой и смот­реть не­прерывно, пре­вращаются в очень мощное произведение - гипертекст советской истории. Судите сами: «Седьмой спутник» - революция, «Мой друг Иван Лапшин» - 30-е годы, «Проверка на дорогах» и «Двад­цать дней без войны» - военные фильмы, «Хрусталев, машину!» - сталинское вре­мя и смерть Ста­лина. Перед нами предстает целая эпоха - мы видим, как менялась наша жизнь и ее идеалы в течение не­скольких десятилетий. А «Трудно быть богом», возможно, философское осмысление всей нашей истории? Но это мы поймем только тогда, когда увидим последнюю картину Германа. Скорее всего, премьера состоится нынешней осенью.

- Как вы думаете, почему, не принимая время, о котором он снимал свои картины, Герман очень любил его вещественные проявления и скрупулезно, до мельчайших деталей восстанавливал в кадре быт?

- Одно дело - Сталин и его эпоха и совсем другое - время отцов, твоего детства и молодости. Что же касается воспроизведения быта, то он не мог делать это условно. Для него была важна любая мелочь - музыка, шумы, костюмы. Алексей мог выстроить перед собой актеров, внимательно посмотреть, во что они одеты, и сказать костюмерам: «У человека, стоящего во втором ряду крайним справа, надо вытащить шнурок из левого ботинка и вдеть вместо него веревочку. Если думаете, что никто этого не заметит, ошибаетесь».

«У Германа были серьезные сторонники и заступники, например, Константин Симонов. Это тоже вдохновляло и помогало выстоять в борьбе с мощной силой, какой в то время являлось кинематографическое начальство»

Таким образом он создавал ощущение голодной советской безнадеги, когда у людей в буквальном смысле слова не было штанов, а единственный пиджак передавался в семье по наследству. Да он актрис заставлял снимать современное белье и надевать панталоны того времени - блеклые, унылых тонов, с начесом и грубыми швами. Тогда актриса и чувствовала себя, и играла совсем по-другому.

Алексей Юрьевич умел реконструировать время: он гонялся за предметами реквизита, приносил их из дома, да и питерцы в большом количестве поставляли ему репродукторы, лампы, этажерки, салфетки. Вещи, если можно так выразиться, играют в его фильмах огромную роль - как в прямом, так и в переносном смысле. Герман был художником во всем, он снимал фильмы, как будто выкладывал мозаику кусочками смальты. Поэтому его работы так убедительны - по ним можно изучать время.

«ЗА 30 ЛЕТ, ЧТО МЫ ЗНАКОМЫ, Я ТОЛЬКО РАЗ ВИДЕЛ АЛЕКСЕЯ В ГАЛСТУКЕ»

- О германовском чувстве юмора ходят легенды. На себе вы его испытывали?

С супругой, сценаристом и соавтором, Светланой Кармалитой Алексей Юрьевич прожил вместе более 40 лет. «Они были неразрывны и неразлучны, даже когда ругались»

Фото «РИА Новости»

- Его испытывали все. Например, в одном из интервью Герман заявил, что его фильм «Хрусталев, машину!» - это комедия. Конечно, картина невеселая и не относится к комедийному жанру в том смысле, в котором мы его понимаем, но это - человеческая комедия в бальзаковском смысле. Алексею был очень близок Федерико Феллини - человек, который иронично относился к себе, а окружающий мир воспринимал, как большой цирк - в чем-то веселый, в чем-то грустный, в чем-то забавный. Такое же мировосприятие и мировоззрение было свойственно Герману. Случалось, что он рассказывал о серьезных вещах, но преподносил их в такой форме, не щадя ни себя, ни своих близких, что все вокруг буквально катались от смеха. Он был человеком очень искренним, любящим жизнь, хотя последняя поворачивалась к нему разными местами.

Алексей Юрьевич озвучивал свою последнюю картину в тон-ателье, которое находится всего в нескольких метрах от моего кабинета. Я видел, как во время перерывов он с актерами и ассистентами выходил в коридор покурить и выпить кофе. Они усаживались на старые стулья с потертой обивкой, и по взрывам смеха становилось понятно, что Герман рассказывает группе свои истории. И это несмотря на то, что прошла целая смена и все утомились. Алексей Юрьевич, несмотря на усталость и плохое самочувствие, которое не оставляло его в последние годы, не скупился на шутки, поддерживая боевой дух своей группы. Думаю, подлинное осмысление его личности у нас еще впереди.

- Когда вы начали снимать фильм «Герман. По ту сторону камеры», вы знали Алексея Юрьевича уже более четверти века. Что-то новое в нем вы для себя во время этой работы открыли?

- Приступая к съемкам, я думал, что много о нем знаю, но оказалось, что это не совсем так. Я, кстати, очень долго уговаривал его сняться в моем фильме. Алексей отнекивался, говорил, что у него нет времени, что все уже сказано и снято. Но я его все-таки убедил.

Видимо, потому что мы были знакомы, он не чувствовал напряжения и понимал, что я не буду его мучить глупыми вопросами, - мы с ним просто говорили о жизни. Снимали где угодно - в его мастерской, монтажной, дома, на «Ленфильме», на улице. И знаете, что я для себя понял? Что он всегда оставался тем маленьким мальчиком, который восхищался своим отцом, взахлеб читал книги и чувствовал, что его ждет какое-то жизненное предназначение.

С женой Светланой Игоревной и сыном Лешей дома в Ленинграде, 1980 год

Когда смотришь на его внушительную фигуру, кажется, что это взрослый, солидный человек, но в глубине души он всегда оставался ранимым ребенком из интеллигентной семьи. Не случайно в «Хрусталеве» он вывел самого себя в маленьком эпизоде, в образе мальчишки, читающего книжку в туалете. Когда я спросил, какие книги он особенно любил, одной из первых Алексей назвал «Двадцать тысяч лье под водой» Жюль Верна. Такая литература была частью его жизни, с нее в глубине души началось рождение художника.

- Материальные блага имели для него значение?

- У него никогда не было дорогих автомобилей, он не одевался, как денди. У нас, например, был замечательный режиссер и коллекционер Соломон Шустер, который всегда ходил в бабочке. Когда он шел по коридору, всем, даже тем, кто его не знал, становилось понятно, что это режиссер - человек высоких нравственных качеств и безупречных манер. Герман же не придавал значения своим костюмам, чаще всего он ходил в свитере. За все 30 лет, что мы с ним были знакомы, я, наверное, только один раз видел Алексея в галстуке.

Герман не питался какими-то особенными деликатесами, ел то, что ему готовила жена Светлана Кармалита,

С сыном Алексеем. Герман-младший окончил в 2001 го ду ВГИК, снял четыре полнометражные киноленты, лауреат российских и международных фестивалей, в том числе Венецианского

его соавтор и помощница во всем. Помню, как во время съемок она ему приносила в пластиковом несессере какие-то котлеты и кормила прямо во время перерыва. Алексей не имел ничего общего с людьми, которые, чтобы походить на режиссеров, курили трубки и ходили франтами, но делал то, что тем, другим, возможно, и не снилось.

- Мы кстати и некстати говорим о том, что на детях гениев природа отдыхает, но в отношении семьи Германа, будь то его отец, он сам или его сын, поговорка не работает - в таланте никому из них не откажешь...

- Думаю, это исключение, которое только подтверждает общее правило. Отец Алексея, Юрий Павлович, действительно был очень хорошим писателем, автором романов и сценариев по­любившихся фильмов - «Семеро смелых», «Де­ло Румянцева», «Верьте мне, люди», «Дорогой мой человек». А сын и внук, как мне кажется, именно потому, что они очень любили своего отца и деда, не могли позволить себе почивать на лаврах и старались быть достойными своей фамилии. Хотя, конечно же, есть и множество примеров того, как дети всю жизнь живут в тени своих знаменитых родителей, рассказывая всем о том, каким человеком был папа или мама.

«У НЕГО БЫЛИ ТВОРЧЕСКИЕ ПЛАНЫ, НО ОН УЖЕ ПОНИМАЛ, ЧТО НИЧЕГО НОВОГО СНЯТЬ НЕ УСПЕЕТ»

Над картиной по повести братьев Стругацких «Трудно быть богом» Герман работал 13 лет, эту работу завершал его сын. Премьера запланирована на 1 апреля 2013 года. С Леонидом Ярмольником в роли дона Руматы Эсторского на съемках

- Алексей Юрьевич понимал, что «Трудно быть богом» - его последняя картина?

- Над «Трудно быть богом» Леша действительно работал долго, подробно и тщательно. Из-за болезни приходилось делать перерывы: он уезжал на операции в Германию, но потом возвращался и снова брался за работу. У него были творческие планы, в частности, он хотел сделать чеховскую «Скрипку Ротшильда».

Мне кажется, в последнее время Алексей уже понимал, что ничего другого снять не успеет. Но Герман был человеком очень мужественным и относился к этому стоически. Во многом это заслуга его жены Светланы, которая всю жизнь и особенно в последние годы его поддерживала. Они были неразлучны и неразрывны, даже когда конфликтовали и ругались. Видимо, понимали, что нужны друг другу, что это их жизнь. Алексей не делал секрета из их отношений, часто шутил и иронизировал по этому поводу, а Светлана всегда очень благосклонно относилась к его юмору, и это помогало им жить. Кстати, это редкий случай, когда две творческие личности так близки.

- В последнее время вы с Алексеем Юрьевичем часто виделись?

- Когда он работал над озвучанием своей последней картины, почти каждый день. Потом он упал, ударился головой, результатом чего стала гематома - ее нужно было удалять. Он уезжал на операцию в Германию, подолгу лежал в петербургской Военно-медицинской академии, и тогда я слышал его голос только по телефону.

- Правда, что Герман воспринимал прошлое на физическом уровне - слышал скрипы и шорохи, чувствовал ароматы?

- Он признался в этом на съемках фильма «Свет в павильоне», посвященном «Ленфильму». Мы снимали в знаменитом четвертом павильоне, бывшем театре «Аквариум», где 4 мая 1896 года состоялся первый в России киносеанс. Алексей Герман, сидя в старинном ампирном кресле и разглядывая огромное помещение, говорил, что ловит себя на странном ощущении: в этом большом сарае как будто слышны крики: «Камера! Мотор! Стоп! Снято!». Ему казалось, что он слышит голоса Козинцева, Барнета, Хейфица, Трауберга и все это сплетается в звуки времени.

Впрочем, у многих, кто заходит в четвертый павильон, возникает такое ощущение, ведь там снимали лучшие советские фильмы - «Золушку», трилогию о Максиме, «Даму с собачкой», «Петра Первого», «Маскарад», «Мистера Икс». Герман считал: когда ты чувствуешь, как тебе в затылок дышат великие режиссеры, это заставляет тебя работать, вдвойне стимулирует.

- Теперь на «Ленфильме» будет ощу­­щаться и присутствие самого Германа?

- Оно уже ощущается! Когда идешь по коридору и видишь на двери его кабинета табличку: «А. Ю. Герман», понимаешь: вот здесь, опираясь на палочку, он ходил, а там мы с ним о чем-то говорили. Есть монтажная, в которой Алексей работал и где все дышит воспоминаниями о нем. Герман снимал на пленку, поэтому ему нужны были старые монтажные столы. Почти на всех киностудиях их выбросили, потому что монтаж сейчас идет на цифре. Но стол, которого касались руки Алексея Юрьевича, несмотря ни на какие современные технологии, мы сохраним - он станет экспонатом в нашем музее.

В фильме «Герман. По ту сторону камеры» есть эпизод, когда в финале Леша идет по коридору «Ленфильма». Проходя мимо окон, из которых на пол падает свет, он попадает то в светлый промежуток, то в темный, снова в светлый и снова в темный. И так уходит, уходит, уходит... Мне кажется, это очень символично.



Если вы нашли ошибку в тексте, выделите ее мышью и нажмите Ctrl+Enter
Комментарии
1000 символов осталось