Вдова народного артиста Украины Валерия Сивача актриса Тамара ГОЛОВЧАНСКАЯ-СИВАЧ: «Удар был настолько сильным, что Валеру отбросило на 30 метров. Голова пробита, позвоночник в нескольких местах сломан, левая нога словно из лоскутов и обломков...»

В воскресенье, которое стало последним в его жизни, народный артист Украины Валерий Николаевич Сивач отправился в магазин за хлебом. Вот только оделся он непривычно для столь обыденного похода — достал из шкафа новые туфли, облачился в нарядный костюм и бабочку. Артист словно предчувствовал смерть и решил встретить ее красиво. Все произошло в считанные минуты. Мчащаяся на огромной скорости машина, визг тормозов, крики и — мгновенный конец. Валерий Сивач родился на Урале, много лет проработал в Свердловском драматическом театре. Кстати, он был любимым актером первого секретаря Свердловского обкома партии Бориса Ельцина. Когда после удачных гастролей в Киеве Валерий Николаевич получил приглашение на работу в Театр имени Леси Украинки, Ельцин об этом даже слушать не захотел. Сдался лишь после настойчивых просьб... Что ж, Бог так распорядился, что искренний зритель Борис Николаевич Ельцин и замечательный актер Валерий Николаевич Сивач недавно встретились вновь — теперь уже на небесах. Вдова актера прима Киевского театра оперетты Тамара Федоровна Головчанская-Сивач впервые рассказала о том, как произошла трагедия, как в дальнейшем повели себя правоохранительные органы и как она сама пережила это жуткое время...

«ЗА ДВА ДНЯ ДО ТРАГЕДИИ МНЕ ПРИСНИЛОСЬ, ЧТО МУЖА ОТПЕВАЮТ В ЦЕРКВИ»

— Минуло три года со дня трагической гибели Валерия Николаевича. Как вы их прожили?

— Плохо, очень плохо. Меня мучают полное одиночество и ощущение несправедливости. Человек, который насмерть сбил Валерия Николаевича, так и не предстал перед судом. Да что суд — даже следствия не было. Месяц назад я получила первую за все время официальную бумагу, которую — не поверите! — читала три дня. Начну и сразу откладываю — буквы скачут, текст расплывается.

Когда все-таки вникла в смысл, чуть с ума не сошла. Оказалось, что в трагедии виноват один-единственный человек — Валерий Сивач. И это при том, что была масса очевидцев. Но компетентные органы опросили невесть откуда появившихся свидетелей и выдали заключение: «Чоловiк похилого вiку бiгав помiж машин по серединi проїжджої частини». Представьте себе: 75-летний народный артист Валерий Сивач средь бела дня зачем-то перелезает через металлический бордюр и начинает носиться среди мчащихся авто...

— Вы можете рассказать, как все произошло на самом деле?

— Валерочка жил на бульваре Леси Украинки в доме, что за салоном «Подарунки». В тот роковой день он отправился на противоположную сторону бульвара в булочную. Дойдя до пешеходного перехода-«зебры», подождал, пока проедет поток машин. Водители остановились, пропуская пешехода. Валера прошел первый ряд, второй, а вот третий... Машина мчалась со скоростью 170 километров в час, об этом факте на следующий день нам сообщили в ГАИ Печерского района. Но потом дело замяли. В документах указано, что, оказывается, водитель плелся чуть ли не со скоростью... 45 километров в час. Если бы это было так, он бы не сбил человека!

Валера ничего не успел ни понять, ни осознать. Удар был настолько сильным, что его отбросило на 30 метров. Голова была пробита насквозь, позвоночник в нескольких местах cломан. А левая нога, на которую пришелся удар, словно из лоскутов и обломков. Туфли нашли на противоположной стороне возле магазина. Туда же отлетела авоська с редиской и раздавленным кефиром.

— Вы где в это время были?

— У мамы, на улице Урицкого. Долгое время я жила как бы на два дома — с мужем и параллельно ухаживала за тяжелобольной мамой, которая после второго инсульта была практически прикована к постели. С бабушкой жил и мой сын. 20 лет я ежедневно совершала один и тот же маршрут: бульвар Леси Украинки — Театр оперетты — улица Урицкого.

В воскресенье, когда произошла трагедия, Валера позвонил мне утром, спросил, приеду ли ночевать. Но у мамы случился приступ, и я объяснила, что, наверное, придется остаться. Он посоветовал не пропустить вечером по телевизору бокс — муж интересовался этим видом спорта, всегда следил за поединками.

— И никаких предчувствий, никаких вещих снов?

— За два дня до беды, с четверга на пятницу, Валера разбудил меня среди ночи. Весь в испарине, испуганный: «Томочка, мне так страшно, так неприятно. Я себе голым приснился. Дальше начались такие гадкие подробности... К чему это?». Я его успокоила, помолилась, перекрестила: «Дорогой, это всего лишь сон. Постарайся уснуть спокойно».

Вдруг под утро уже мне снится нечто странное — церковь, вокруг все красиво, торжественно. Вижу — отпевают кого-то. Спрашиваю у собравшихся: «Кого?». Отвечают: «Сивача». Это был единственный знак, предупреждение, данное нам с Валерочкой свыше. Но мы не придали ему значения. Подумаешь, голый! Я сама себя миллион раз во сне обнаженной видела, и ничего.

— Кажется, это к болезни.

— Но ведь не к смерти, правда? Утром мы закрутились и думать обо всем забыли. У мужа был весьма напряженный ритм жизни. Валера работал в двух театрах. Он был достаточно плотно занят в Русской драме, но ему этого казалось мало: «Я невостребован». Конечно, я с ним не соглашалась: «Валерочка, что ты говоришь? Шесть спектаклей в месяц — разве этого недостаточно?». — «Актер должен каждый вечер работать на сцене». Поэтому параллельно муж играл в частном театре «Браво» у Любови Титаренко.

Она часто повторяла, что Сивач всегда был ее кумиром и как мужчина, и как актер, и как человек. Валера ведь не за деньги работал. Скажу сейчас весьма щекотливую вещь, даже не знаю, стоит ли о ней писать, — вы уж сами смотрите. За спектакль ему платили... 20 гривен. Ужас, правда? Только в последний сезон гонорар подняли до 50-ти. Но такие крохи получали все актеры. К Любе часто подходил и Толя Дьяченко, земля ему пухом, и Танюша Шелига. Все-таки люди хотели, чтобы их труд оценивался повыше. Люба объясняла: «Я самому Сивачу плачу 20...».

«У ПОБЕЛЕВШЕГО ВОДИТЕЛЯ РУКИ ХОДУНОМ — ТО ЛИ ИЗ-ЗА ШОКА, ТО ЛИ ОН НАРКОМАН»

— Дела... Но вернемся к тому страшному воскресенью. Говорят, виновник несчастья оказался сыном высокопоставленного чиновника.

— Не знаю, я видела его один раз. С места трагедии он не скрылся, сразу позвонил своей матери, сам вызвал «скорую», милицию. Свидетелей оказалось много. Услышав страшный визг тормозов, из магазинов выбежали девочки-продавцы, у которых Валера был постоянным покупателем. Люди видели, что он пошел на «зебру», и подтвердили этот факт. А в протоколе написано, что пострадавший бегал среди машин, перелез через чуть ли не метровой высоты ограждение — словом, вел себя неадекватно. Спрашивается, зачем этот экстрим пожилому человеку, если рядом переход? Валера был педантом, никогда правил не нарушал.

Когда все случилось, в кармане у мужа обнаружили театральное удостоверение. Да и продавщицы его сразу опознали. Простые люди очень любили Валеру, он часто приглашал на свои спектакли и продавцов, и кассиров, и консьержей, доставал им контрамарки. Кто-то мгновенно помчался к нашей консьержке, сообщил о трагедии. Она давай мне названивать, но номер был занят — сын в течение часа решал свои вопросы по телефону. Параллельно звонили в театр Любе Титаренко и Валериному сыну в Санкт-Петербург. Муж был чрезвычайно аккуратным человеком — всегда носил с собой специальную книжечку с номерами телефонов и припиской: «В случае, если со мной что-то случится, позвонить туда-то и туда-то».

Узнав страшную новость, Люба Титаренко мгновенно примчалась на место трагедии. Ну а я еще час пребывала в неведении. Когда меня, наконец, пригласили к телефону, я не сразу поняла, о чем речь. Дело в том, что моего первого мужа тоже звали Валерой, но он — человек пьющий, и в его случае можно было предположить всякое. Когда до меня дошло, что погиб Сивач, я ополоумела. Помню, сильно кричала, металась по квартире.

Сын влил в меня все успокоительные, что нашел, и мы примчались на бульвар Леси Украинки. Увы, Валеру уже увезли в морг. Я так и не успела в последний раз обнять мужа. Все было словно в тумане. Спасибо Любе — она крепко-крепко меня держала, иначе не знаю, что бы я вытворила. На асфальте кровь, ну и еще... Я хотела все собрать в целлофановый пакет, чтобы хранить до конца жизни. Люба потом сказала: «Хорошо, Тома, что вы не застали то, что увидела я. Не представляю, как вы смогли бы с этим потом жить».

Я подошла к машине-убийце. За рулем сидел маленький, щупленький, белый как полотно молодой человек. Руки ходуном — то ли из-за шока, то ли он наркоман. Ну разве в нормальном состоянии можно лететь по центру города со скоростью под 200? «Сынок, — плачу, — расскажи, как все было?». Не было у меня ни агрессии, ни желания его растерзать.

— Что он ответил?

— Хрипло выдавил, что ему сейчас очень плохо, и попросил оставить в покое. Я передала номер телефона и попросила, чтобы он, когда придет в себя, обязательно мне перезвонил.

— Перезвонил?

— Через неделю (Валеру уже похоронили) позвонил его отец. Понимаете, если бы этот человек проявил хоть какую-то деликатность, душевное милосердие: дескать, сын очень молод, ему 20 лет, давайте не будем калечить еще одну жизнь... Я бы прониклась. Но он проявил верх цинизма: «Я сейчас нахожусь около вашего подъезда. Спуститесь на минутку. Мы получили страховку за поврежденную машину — семь с половиной тысяч долларов. Конверт у меня с собой, я передам деньги вам в качестве компенсации за моральный ущерб». Когда я это услышала, мне показалось, что сердце сейчас остановится. Объяснила, что не могу больше говорить, извинилась и рухнула на диван. И вдруг мне показалось, что диван зарычал и затрясся, будто под ним кто-то спрятался и что есть силы раскачивает. Звуки были страшные, рычащие, глухие: «У-у!!!». Может, это помутнение рассудка, а может, душа Валеры пришла в ярость...

— Вполне может быть. Не зря говорят, что 40 дней души умерших находятся рядом с нами... Больше эти люди не звонили?

— Была еще одна попытка. Но я, понимая, что не смогу с ними говорить, заранее предупредила об этом сына. Он попросил звонившего больше нас не тревожить. На другом конце провода попытались оправдаться: «Мы хотели помочь. Эти деньги могли бы пойти на памятник». — «Благодарим, — сухо ответил сын. — Вы нам уже помогли». И положил трубку. Больше они нас не беспокоили.

Конечно, по прошествии времени я подумала о компенсации. Моя зарплата в Театре оперетты мизерная, а памятники очень дорогие. Один лишь цоколь стоит 800 долларов. Поразмыслив, я пришла к выводу: если объявятся, отказываться не буду. Сама, конечно, на встречу не пойду, попрошу сына. Пусть возьмет у них хотя бы две тысячи — чтобы хватило на небольшой памятник. Но эти люди больше не звонили, а мы им тем более...

«УГОЛОВНОЕ ДЕЛО ЧЕТЫРЕ РАЗА ОТКРЫВАЛИ И ЗАКРЫВАЛИ»

— Но должны были открыть уголовное дело.

— Его четыре раза открывали и закрывали.

— Без объяснений?

— Повторяю: единственное, что я получила, — ту самую писульку, да и то месяц назад. В происшествии целиком и полностью обвинили покойного Валерия Сивача.

— Как же показания свидетелей, замеры ГАИ?

— Никаких замеров, никаких показаний — все изъяли. Дело обстряпали так, чтобы выгородить виновника.

— Театр Леси Украинки чем-нибудь помог?

— В течение двух месяцев я приходила к Михаилу Юрьевичу Резниковичу с одной лишь просьбой — чтобы он помог разобраться в сложившейся ситуации. Я сама мать, поэтому не жаждала крови чужого сына и сажать никого не собиралась, но должна же быть какая-то справедливость. Нельзя писать заведомую ложь, клеветать на ушедшего человека. В общем, театр помог сделать на могиле цоколь, за что им большое спасибо. Памятник я поставила сама.

— На каком кладбище похоронен Валерий Николаевич?

— На Берковцах. Бывший мэр Киева Александр Омельченко предложил два варианта: либо кремирование и захоронение урночки с прахом на Байковом, либо похороны на Берковцах. Мы с сыном Валерия Николаевича выбрали второй.

— С тем самым, что живет в Санкт-Петербурге?

— Да. Ему 57 лет, он занимает довольно высокое положение. Чтобы добиваться справедливости, он трижды нанимал адвокатов, платил немалые деньги. И каждый раз они объясняли одно и то же: «Тамара Федоровна, нужно смириться с мыслью, что никакого суда не будет. И возмещения материального ущерба тоже не будет».

— Сейчас вы живете у мамы?

— Мама ушла следом за Валерой, не смогла пережить случившееся. Мой сын, музыкант по профессии, не так давно женился. Вдвоем с женой они уехали за границу, сейчас живут и работают в Москве. Валерину однокомнатную квартиру по настоянию его сына мы продали, деньги разделили поровну. Он ничего не захотел забирать в Питер: ни мебель, ни книги, взял только причитающуюся сумму. Ну а я на оставшиеся деньги купила своему ребенку малюсенькую однокомнатную квартиру на Шулявке. Она скромная, на первом этаже, но все-таки отдельная. Молодым трудно было ютиться рядом с больной и беспомощной бабушкой.

— Валерий Николаевич был весьма интересный, импозантный мужчина. Не секрет, что женщины были от него без ума.

— О да! Меня они полностью игнорировали и гроздьями на него вешались, на ушко что-то шептали. (Улыбается). Я же стояла рядом и улыбалась, зная, что при жене Валера в жизни не позволит себе фривольностей.

«Я ДУМАЛА, ЧТО СИВАЧ И ЗАКЛУННАЯ ЖЕНАТЫ, ПОЭТОМУ НИКАКИХ ПЛАНОВ НЕ СТРОИЛА»

— С его предыдущей супругой Валерией Заклунной вы общались?

— Не могу сказать, что мы так уж сильно контактировали, но при встречах всегда раскланивались. Я отношусь к ней с большим уважением.

— Валерия Гавриловна была на похоронах?

— Конечно. Постояла у гроба, положила цветы. Смотрю — кого-то глазами ищет. Поняла, что меня. И хотя я на ногах уже не держалась, как-то поднялась. Мы обнялись, я поблагодарила ее за слова соболезнования.

— Валерия Николаевича хоронил Театр имени Леси Украинки?

— Да. Собралось очень много народа. Около служебного входа все было запружено людьми. Пришло много зрителей, люди отказывались верить в случившееся. В последний путь Валеру провожали, как всех хороших актеров, под аплодисменты.

— Интересно, как вы познакомились, как поженились? Не секрет, что на Сивача имели виды первые красавицы Киева.

— Мы познакомились в Доме офицеров в 1984 году, на празднике 23 февраля. Я выступала от Театра оперетты, он — от Русской драмы. Когда зашла в гримерку, Валерий Николаевич читал газету, но уже был готов к выходу. Как женщина я сразу почувствовала: этот мужчина на меня поглядывает украдкой, но весьма внимательно, даже оценивающе. Меня словно жаркой волной обдало.

— Вы были в то время замужем?

Тамара Федоровна 35 лет работает в Киевском театре оперетты и занята в 10 спектаклях. Cчитает, что для ее возраста это прекрасно. «Свадьба в Малиновке», Комариха

— Четыре года как в разводе. Валера после расставания с Заклунной пребывал в том же статусе, но только четыре месяца. Я, правда, думала, что они женаты, поэтому никаких планов на его счет не строила. Но знакомая актриса шепнула: у звездной четы что-то не ладится.

— Значит, можно брать!

— Да-да! После концерта Валера отправился меня провожать до метро «Крещатик». Помню, большими хлопьями падал снег, снежинки красиво ложились на варежки, шубку, на улице тишина. Казалось, сама природа дарила нам чудный вечер. Когда мы проходили мимо Бессарабки, он неожиданно предложил зайти к нему домой чайку попить. А я, хоть и жила одна и Валера мне понравился, ответила категорическим отказом. Он мне потом это частенько в укор ставил: «Напрасно ты тогда не зашла. Еще на две недели продлила мое одиночество и душевные страдания».

Вскоре мы вновь встретились на концерте, но поехали на разные площадки. А потом завтруппой Театра оперетты передал мне номер телефона и подпись: «Валерий Николаевич». Позвонила. Трубку cнял Сивач. Он с места в карьер начал рассказывать, что сильно простудился и ни одна добрая душа не принесет ему ни хлебушка, ни молочка, ни колбаски. И если мне не трудно, не могла бы я помочь? «Конечно, конечно», — пролепетала я и рванула в магазин. Помню, купила сувенирчик — небольшую матрешечку, чтобы больного порадовать.

— Колбаску к матрешечке приложили?

— И колбаску, и сырок. (Улыбается). Прибегаю запыхавшаяся, с сумками, а дверь открывает совершенно здоровый, цветущий, благоухающий Сивач в сексуальном, с глубоким вырезом пуловере бирюзового цвета. Это чтобы я, значит, увидела, какая у него грудь волосатая, какие красивые, накачанные руки. Я вначале растерялась, потом на скорую руку накормила «больного» яичницей с колбасой. Помню, стою у плиты и про себя вздыхаю: «Господи, ну почему мне так не везет? Он ведь такой молодой!». Мой первый муж был моложе на девять лет, и ничем хорошим это дело не закончилось. Мне тогда было 37, я решила, что в лучшем случае мы с Сивачем ровесники. Не удержалась, поинтересовалась его возрастом. А он спокойно ответил: «55». И паспорт зачем-то показал. Я ахнула от неожиданности.

Долгие годы Валерий Николаевич был ведущим актером Театра имени Леси Украинки. «Странная миссис Сэвидж», Семюэл

— Сивач всегда был в отличной форме.

— Да. Во-первых, прекрасные гены, во-вторых, здоровый образ жизни. Он никогда не пил, не курил, каждый день делал зарядку, правильно питался. Мог, конечно, после спектакля снять напряжение 50 граммами коньячка, но чтобы стаканами — никогда. Отказывался понимать актеров, которые приходят в театр, а от них разит перегаром.

Верите, Валера никогда не болел, всего себя посвящал работе. Казалось бы, 75 лет, ты продолжаешь работать, что еще надо?

— Страдал, когда случались творческие простои?

— У него их никогда не было, хотя в Русской драме муж не был занят так, как того хотелось бы. Михаил Юрьевич не приглашал Сивача ни в один свой спектакль, тем не менее на панихиде сказал о нем потрясающие слова.

— Возможно, не было подходящей роли?

— В том-то и дело, что были. Но режиссер всегда отдавал их другим. Какие там между ними были счеты, не знаю. Валера по этому поводу очень переживал, поэтому пошел в «Браво», играл там 24 спектакля в месяц и выходил на сцену сколько мог. Однажды он настолько устал, что впервые в жизни пожаловался на плохое самочувствие. Я подумала, может, температура поднялась, потрогала лоб — а он ледяной. Измерили — 35,2!

— Упадок сил?

— Совершенно верно. Нагрузки-то приличные: каждое утро репетиция, каждый вечер спектакль...

— Вы жили душа в душу, не ссорились?

— Судя по тому, как все закончилось, нам было слишком хорошо... Мы очень подходили друг другу. К тому же я не умею ссориться, сразу болеть начинаю. Давным-давно дала себе зарок ни с кем не конфликтовать — ни с мамой, ни с сыном, ни с мужем, ни с друзьями, ни в театре. Лучше уступлю, пойду на компромисс, признаю свою, пусть несуществующую вину. Когда видела, что муж на взводе, сглаживала ситуацию, старалась его расслабить, отвлечь. Дескать, посмотри, в каком чудном городе ты живешь, как тебя все любят, какой ты красивый и талантливый. И Валера оттаивал на глазах.

— Друзья вас часто навещают?

— Поначалу бывали часто. А сегодня разве что Ирочка Дука, Танюша Шелига и актеры из театра «Браво» Коля Суханов да Оля Радчук заглянут — вот и все.

Первый год меня многие в гости звали, регулярно звонили соседи из дома на бульваре Леси Украинки, где мы с Валерочкой прожили 20 лет. Эту квартиру потом купил американец. Последний раз я туда пришла, чтобы ключи новому хозяину отдать. Вышла на улицу, а ноги не несут. Села на остановке, оглянулась на родной дом... Думала, сейчас сердце остановится. Слава Богу, в сумочке всегда успокоительное. Приняла, посидела с полчасика и побрела.

— В Театре оперетты к вам хорошо относятся?

— Конечно. Я тут 35 лет работаю, у меня есть роли, значит, не обижена. Занята в 10 спектаклях, для моего возраста это прекрасно.

— Зарплата совсем маленькая?

— А что делать? Так многие живут. Когда повысили квартплату, верите, даже субсидию хотела оформить, но потом как-то неловко стало — все-таки я еще работаю. А в целом мой удел — одиночество и нищета.

— Сегодня хоть чуть-чуть на душе легче стало?

— Немножко. А три года практически не жила. Все словно в пелене. Не могла даже в свою квартиру зайти. Перед тем как подняться на этаж, должна была посидеть на лавочке, в себя прийти, подумать. Курила как ненормальная, пачку в день даже не замечала. А ведь мне нельзя — я певица, раньше никогда в жизни не смолила. Так верите — злоупотребление никотином на связках даже не отразилось.

— Валерий Николаевич вам не снится?

— В первые три с половиной месяца каждую ночь приходил... Ложился рядом, говорил, как меня любит.

— Не рассказывал, как ему в ином мире?

— Он меня туда водил. Брал за руку, и мы поднимались вверх. Казалось, что за спиной вырастают крылья. Мы с ним летели, он сверху мне показывал невероятной красоты деревья, хрустальные озера, невиданные цветы. В душе поселялось блаженство, умиротворение. Не знаю, может, Валера хотел, чтобы я перешла туда вслед за ним, но со временем меня это стало тяготить. Я боялась наступления ночи, казалось, что полечу однажды... и не вернусь. Меня предупреждали, что серебряная нить, соединяющая душу и тело, в любой момент может оборваться. Я начала читать труды Рериха, Блаватской, нашла в них ответы на многие вопросы.

— В церковь ходили?

— Конечно. Но Валера не был крещеным. Верующие объяснили, что заказывать по нему ни сорокоуст, ни усыпальный псалтырь нельзя. Разве что сама могу прийти помолиться, поставить свечку. Но раньше я об этом ничего не знала, поэтому отпевала мужа в церкви.

Вскоре еженощное общение с Валерой, наши с ним полеты прекратились. Наверное, он меня отпустил. Правда, пришлось лечь на месяц в кардиологическое отделение, пройти курс реабилитации.

Мы с ним 14 лет прожили в гражданском браке, потом поженились. Оба имели за плечами опыт не самой счастливой семейной жизни. Я все боялась: вдруг после официальной регистрации наши теплые отношения начнут разрушаться? А настояла на свадьбе Люба Титаренко, которая в прямом смысле затолкала нас в машину и отвезла в загс. Мы подали заявление и через три дня расписались. Без пафоса, конечно, хотя я надела нарядное платье, Валерочка — элегантный костюм. У нас и кольца были, и цветы.

Затем отправились в театр «Браво». Там был накрыт праздничный стол, мы отметили радостное событие в кругу самых близких друзей. И ничегошеньки в отношениях не изменилось. Бог отвел нам с Валерочкой 20 счастливых лет. Но все кончилось в один миг, в то роковое воскресенье...

Если вы нашли ошибку в тексте, выделите ее мышью и нажмите Ctrl+Enter