Валерий ЗОЛОТУХИН: «Эльдар Рязанов настроил против меня 250-миллионный Советский Союз — мне обещали вытравить соляной кислотой глаза и убить детей, слали в конвертах использованные презервативы, был брошен клич: «Поставить Золотухина на ножи!». За что? За Высоцкого!»

(Продолжение. Начало в № 14)

«ВОЛОДЯ СКАЗАЛ: «ТЫ СЫГРАЕШЬ ГАМЛЕТА, И БУДЕТ УСПЕХ, НО В ДЕНЬ ТВОЕЙ ПРЕМЬЕРЫ Я С ТАГАНКИ УЙДУ»

- Многие современники Высоцкого, которые его хорошо знали, говорили мне: «Он был невысокий, даже маленького роста, щуплый, какой-то неприкаянный, временами несчаст­ный». Виталий Ко­ротич расска­­зывал, как они вместе во Францию ездили: Окуджава, Ко­ротич, Евтушенко, Рождес­т­венский, Вознесенский - мэтры, одним словом, а Высоцкий держался тихонько, особ­няком, смотрел на них, как на полу­­богов. В чем же секрет его бе­­шеной популяр­­ности - вы са­­мому-то себе на этот вопрос ответили?

Фото Феликса РОЗЕНШТЕЙНА

- Я это объяс­нить могу, но дол­гими запутан­ными такими словами. (Пауза). Володя, конечно же, понимал, кто он такой. Да, его отношение к поэтам было искренне уважительным (он не подыгрывал самолюбию корифеев), но ведь и Шаляпин когда-то - было дело! - бегал за сосисками Мамонту Дальскому. Такие вещи и в нашей жизни бывают, а секрет Высоцкого однозначно заключается в потрясающей поэзии.

- Она первостепенна?

- Да, но отмечу вот еще что: он сын профессионального военного. В шестилетнем возрасте отец взял его с собой в Германию, и Володя там прожил четыре года после войны. Это наложило сильнейший отпечаток на его сознание, и в произведениях Высоцкого вы не найдете ни капли злобы или ехидства, ни малейшей подковырки по отношению к строю, которым он был не весьма доволен... Понимаете, Дима, в чем дело? Поэтому все слои населения любили его всей душой.

- Он патриотичен же был, даже более...

- Совершенно верно: и даже более... Разгадка, повторяю, в его поэзии, которая еще и абсолютно не пахнет политикой. Сейчас вот приходится слышать: о чем бы сегодня Высоцкий пел?

- Интересный вопрос: действительно, ну о чем?

Пролог к спектаклю «Девять дней, которые потрясли мир» по Джону Риду актеры Театра на Таганке начинали играть в фойе среди зрителей. Владимир Высоцкий, Вениамин Смехов и Валерий Золотухин

- Не пел бы он, уверяю, что Путин плохой или хороший, мы не дождались бы от него каких-то критических песен, разоблачающих, допустим, наш сегодняшний строй...

- При таком строе он бы мог вообще, мне кажется, замолчать...

- Ну, это уже другое. Он был - не побоюсь пафосное слово произнести! - гениален, поэтому я и думаю, что его талант, его природа человеческая выше политических дрязг...

- Вы были ближайшими дру­зьями и вдруг...

- (Перебивает). Нет, Дима, я бы эту формулировку не употреблял.

- Близкими - так точнее?

С Любимовым Золотухина связывали непростые отношения всю жизнь — после последнего скандала Юрия Петровича с труппой Валерий Сергеевич занял его место худрука

- Так - да...

- Итак, вы были с Высоцким близкими друзьями и вдруг дали согласие Любимову ввестись на Гамлета - его любимую роль, которой он страшно гордился. После этого последовала раз­молвка... Что же произошло? Почему вы взялись за эту роль?

- Сейчас я вам все объясню, но сперва забегу вперед - ответ подсказал мне один человек, внимательно читавший мои дневники. Он сказал: «Высоцкий одолжил у тебя две с половиной тысячи рублей ноябрьской ночью 79-го года, а история с «Гамлетом» произошла...

- ...раньше...

- ...в 76-м». Не было никакой размолвки - вспыхнула просто обида, что друг с ним так поступил... У Во­ло­ди был потряса­ющий дар дружбы: у меня вот отсутс­т­ву­ет, а он об­ладал им сполна - вот как Пуш­кин.

- У вас, простите, отсутствует?

- Да, я ни с кем не дружил - ну разве только по молодости! - и не дружу. Нет у меня ни собутыльников, ни, по большому счету, друзей, а у него их было много, и он искренне не понимал, как друг может согласиться репетировать его роль.

«Регулярная армия — это что-то особенного!». Ольга Аросева и Валерий Золотухин, «Интервенция», 1968 год

- Почему же Любимов предложил это вам, почему вообще предложил? Высоцкий в очередном был запое?

- Да нет, просто... Володя часто уезжал...

- ...на концерты?

- ...к жене. Они то в Америку отправлялись, то в Африку, и своими отлучками Володя ставил театр в тяжелое положение...

- Любимов, выходит, решил элементарно его проучить, а заодно и подстраховаться?

- Понимаете, в то время мы должны были ехать в Юго­сла­вию на БИТЕФ - Белградский театральный фестиваль, и как актер и в хорошем смысле этого слова ин­триган, Юрий Петрович абсолютно точно рассчитал, что назначение второго исполнителя усилит первого.

- Логика есть...

- Вот и все - дисциплинарная мера, не более, и потом, моя работа же не прошла даром. Я начал репетировать, и Любимов, когда приходил посмотреть, отзывался о результатах положительно. Это-то и смутило Володю.

Валерий Золотухин — Дмитрию Гордону: «Наплявать, наплявать, надоело воевать! Ничего не знаю, моя хата с краю» Фото Феликса РОЗЕНШТЕЙНА

- Будем честны, да?

- Само собой - это ведь тоже не так просто. Володя мне говорил: «Ты сыграешь, и будет успех - я знаю» (он в этом не сомневался, поскольку мы относились друг к другу очень трепетно. - В. З.), но в день твоей премьеры я уйду с Таганки. Пусть в самый плохой театр, но уйду».

- Вы сыграли?

- Разумеется, нет, но Любимов свою задачу - приструнить Высоцкого - выполнил. Согласитесь: если бы он затеял это всерьез, ему бы пришлось все ставить заново - был бы уже другой спектакль. Мы ведь совершенно с Володей разные, а вся механика была рассчитана на его темперамент, индивидуальность, стилистику, потому что на сцену выходил поэт. Как говорил Любимов, «Гамлет - поэт, Шекспир - поэт, Высоцкий - поэт», и Володю воспринимали уже в первую очередь в этом качестве.

Когда мы снимались в «Хозяине тайги» в деревне Выезжий Лог, местные мальчишки и остальные подсматривали в окна (у нас не было занавесок) - наблюдали, как он работает, а обо мне думали, что я охранник его. Это 68-й год был... Володя все до Влади дозванивался - там на полустанке был такой телефон допотопный (накручивает воображаемую ручку). Он сутки сидел - ждал, пока Красноярск с Западной Европой соединится, и разыскал-таки ее в Риме в парикмахерской - можете себе представить?

- Любовь?

- Несомненно. Тогда это была любовь.

«МАРИНА ВЛАДИ БЫЛА В ВОСТОРГЕ: ДВА РУССКИХ МУЖИКА ГОРЛО ДЕРУТ, НО НИНКА, СООБРАЗИВ, ЧТО К ЧЕМУ, БЫСТРО МЕНЯ УВЕЛА»

- Уже не помню кто, но мне рассказали, что в день знакомс­т­ва с Мариной Влади Высоцкий был не один. Рядом находились вы и якобы даже собирались ее увести...

- Чепуха! Ерунда! Вы вот вспоминали ГИТИС... Там был педагог Анхель Гутьерес, который ребенком во время гражданской войны в Испании был вывезен в СССР, а потом уехал на родину. Он дружил с жившим в Москве корреспондентом газеты французских коммунистов «Юманите» Максом Леоном, а Марина Влади была с ним знакома. И вот Анхель мне позвонил: мол, в ресторане ВТО Макс Леон будет, Марина... «Возьми Нину, - сказал, - и при­гласи, если можешь, Володю».

- Так вы были с женой?

- Ну да, с Ниной Шацкой. Пришли в рес­то­ран ВТО...

- Каково было вам увидеть настоящую французскую кинозвезду?

- Своих ощущений не помню, но, конечно, у меня она вызвала какое-то удивительное восхищение.

- Красивая была?

- Я бы этого не сказал: она показалась мне очаровательной.

- Ну, у вас-то жена уж точно покрасивее...

- Нинка? Конечно, но в гостье был такой шарм, такая, знаете ли, безмятежность... Я оценил это, когда Таня Иваненко, любимая женщина Высоцкого, кричала потом, что «Володю не отдаст», что «он будет мой»... Марина спокойно произнесла: «Девочка, успокойся». Она, Дима, была...

- ...царицей?

- В этом - да, безусловно, и такой для меня и осталась. Она являла чудо владения собой, достоинство высочайшего ранга - высочайшего! Я ведь не знаю ее как актрису... Ну, видел «Колдунью», но это, так сказать, детское впечатление, и вот как-то еду в машине, и вдруг Марина поет Володину «Песню о двух красивых автомобилях». Потрясающе! Мне показалось, она так здорово это делает... Ну, может, наложилось и то, что я знал ситуацию, а что, собственно, произошло? Из ВТО, где к нам Володя подсел, мы пошли к Максу Леону. Оказались у него на медвежьих шкурах...

- На полу?

- Да, они там лежали белые, бурые... Сейчас всех присутствовавших уже не вспомню. Марина там тоже сидела...

- Романтично...

- Весьма! Конечно же, выпивали, и Анхель, зная, что гостья русского происхождения, попросил меня спеть нашу народную песню. Я выдал «Ах ты, ноченька», после чего Володя в свою очередь взял гитару и тоже спел. Я затянул «Ой, мороз, мороз», Володя свою, и вольно или невольно, но получилось в некотором роде такое...

- ...соперничество, соревнование?

- Сейчас я называю это кобелированием. Марина была в восторге: два русских мужика горло дерут, но Нинка, сообразив, что к чему, быстро меня увела.

- Поняла, видать: дело пахнет керосином...

- Понять-то поняла, но наши девочки ее, в общем-то, в расчет не брали и соперницей не считали... Ладно, не буду грешить на своих, но то, что происходило, могло случиться даже не из-за Марины - это всегда бывает, когда мужики начинают выяснять, кто кого.

- Шальная мысль: а вдруг повезет? - в голове между тем промелькнула?

- Мысль, Дима, она постоянно мелькает - я завсегда об этом думаю.

- Как в анекдоте почти: я всегда о ней думаю...

- Да, но в данном случае я с женой был.

- Когда Высоцкий сумел добиться от Марины Влади взаимности, вы не подумали уязвленно: «Ты смотри! Как это он так?»?

- Нет, да и потом за ним как-то закрепилось негласное право, так сказать, первой ночи. Когда оно появилось, не помню, но я это наблюдал не раз.

- Позволю себе вас процитировать. «Высоцкому, - признались однажды вы, - я завидовал, но не чистой, а самой черной завистью, какая только бывает» - что вы имели в виду?

- Мне на одном из выступлений пришла записка: «Правда ли, что вы завидуете Владимиру Высоцкому белой завистью?», и я ответил, что не белой завидую, а самой черной...

- Это что же, шутка была?

- Вовсе нет, но дальше фраза звучала так: «Я, может, самому Александру Сергеевичу Пушкину не завидую так, как Высоцкому, потому что имел честь и несчастье быть его современником». Вторая часть предложения пересиливает и даже полностью отрицает первую, а сказал я так потому, что с некоторого времени нас стали сталкивать, стравливать... В дальнейшем, увы, критики за мои слова ухватились и записали меня в Сальери: он, мол, завидовал Высоцкому.

«ЗОЛОТУХИН, КОГДА ГОВОРИШЬ, ЧТО ДУМАЕШЬ, ДУМАЙ, ЧТО ГОВОРИШЬ»

- Это после документального фильма Эльдара Рязанова «Четыре вечера с Владимиром Высоцким» наверняка случилось?

- Да, где довольно предвзято была преподнесена история с «Гамлетом». Чепуха полная, конечно, но Рязанов так порезал и смонтировал мой монолог и такими его снабдил комментариями, что родился миф о моем «предательстве». Бог ему, как говорится, судья, теперь уже все прошло, но тогда он настроил против меня 250-миллионный Советский Союз.

- Да вы что?

- Дима, я такие письма с угрозами получал! Обещали и вытравить соляной кислотой глаза, и убить детей - всего и не перечислишь...

- Боже! За что?

- За Высоцкого! За то, что посягнул на роль Гамлета! В то время можно было о лицейских сочинениях Александра Сергеевича Пушкина сказать: «Слабые что-то стихи», а если бы ты заикнулся, что у Высоцкого есть неудачные песни или что где-то он плохо играет, однозначно бы растерзали. Кликушество невероятное началось: группа мести из Иваново, группа мести из Ленинграда, был брошен клич: «Поставить Золотухина на ножи!» - ну что вы! Мне использованные презервативы слали в конвертах - это было поистине страшно.

- Рязанов знает о реакции возбужденной перестройкой толпы на свою худо­жественную интерпретацию событий?

- Думаю, как режиссер грамотный, умный, он в курсе, тем более что времени прошло предостаточно, но как всякий художник, у которого в руках ножницы, он делал свое дело. То, как отреагирует толпа, его не волновало: дескать, а я здесь при чем...

- ...и что мне до Золотухина?

- Виктор Астафьев, посмотрев работу Рязанова, сказал (мне потом передали!) до­словно: «Единственный честный человек в этом четырехдневном фильме - Золотухин, и того обосрали». Правда, другой деятель написал в «Советской культуре»: «Золотухин, когда говоришь, что думаешь, думай, что говоришь».

- Так, Валерий Сергеевич, а что же зависть? Что вы, в конце концов, по этому поводу думали?

- Моя профессия, Дима, актер, а Высоцкий, как я уже сказал, поэт. Между прочим, если на то уж пошло, в 73-м году журнал «Юность» опубликовал мою повесть «На Исток-речушку к детству моему», в 72-м году на экраны «Бумбараш» вышел - с чего мне кому-то завидовать было? Чушь собачья! Вообще, природу зависти я изучил, потому что играл в театре Антонио Сальери. Кстати, могу ручаться: у него никаких причин для зависти Моцарту не было. Разница в возрасте у них пять или семь лет, но при жизни «отравитель» был куда популярнее. Пред­с­та­вь­те: музыка одного не исполняется, его «Дон Жуана» освистывают, а второму рукоплещут полные залы. Моцарт восхищенно говорит Бомарше, написавшему для собрата либретто: «Ты для него «Тарара» сочинил!» - эта опера Сальери тогда с потрясающим шла успехом.

Только когда Моцарт умирает, его музыка начинает исполняться, и вот уже она по всей планете зву­чит, а Сальери... Сальери стареет и понимает, с кем рядом жил, и тогда, воз­можно, уже в душевной болезни, в бреду, он мог про­­из­нести слова, ис­толкованные как проявление зависти (я так думаю, хотя не уверен). Тут, ко­нечно, гений Пуш­кина сработал. По версии Александ­ра Сергеевича, человек, который освистал «Дон Жуана», мог отравить его автора, но это ведь тоже история, ког­да ради красного слов­ца кого уго­д­­но не по­жалеешь...

- Да, очень спорно...

- ...но написано гениально, и тут уже ничего не поделаешь. Александр Сергеевич кого угодно убедить может.

(Окончание в следующем номере)

Если вы нашли ошибку в тексте, выделите ее мышью и нажмите Ctrl+Enter