«Я — Лева Задов, со мной брехать не надо. Я тебя буду пытать, ты будешь отвечать…»

«Я — Лева Задов, со мной брехать не надо, я тебя буду пытать, ты будешь отвечать», — так пред­ставлялся в романе «Хождение по мукам» одес­ский поэт-куплетист, а по совместительс­т­ву правая рука Нестора Махно и начальник махновской контрразведки. Красный граф Алексей Толстой, не пожалевший для этого персонажа черных красок, казалось, навсегда припечатал анархизм к позорному столбу истории. Потом стало известно, что афишами Левы Задова никогда не были оклеены театральные тумбы Одессы, потому что он никогда не был куплетис­том. И родился не в Одессе, а в Юзовке (ны­не Донецк). Не исключено, что сменить фамилию и стать Зиньковским Леве Задову пришлось именно из-за своей скверной славы. В уголовном деле, хранящемся в архиве СБУ, обвиняемый проходит как Лев Задов-Зиньковский. Накануне 120-ле­тия со дня его рождения мы перелистали стра­­ницы этого дела и некоторых забытых мему­арных источников, которые перевернули наше представление о Льве Николаевиче Зиньковс­ком.

МАХНОВЦЫ ЗАТМЕВАЛИ СОЛНЦЕ БЛЕСКОМ ЗОЛОТЫХ ЦЕПОЧЕК И БРАСЛЕТОВ ИЗ ЛОМБАРДОВ

С румынского берега Днестра до слуха чекистов, засевших в плавнях на советском берегу, едва доносился плеск весел и скрип уключин. Лодка бесшумно уткнулась в отмель. Разминая застывшие тела, на берег вышли пятеро во главе с Левой Задовым. Огромного роста широкоплечего детину, его невозможно было не узнать.

Большой популярностью пользовались у махновцев налеты на банки, ломбарды и вообще на любую кассу. Нестор Махно со своим штабом, 1919 год Фото «РИА Новости»

Среди чекистов, поджидавших лодку, притаился и Дмитрий Медведев, который спустя два десятилетия станет командиром партизанского отряда специального назначения «Победители», героем Великой Отечественной войны. Он познакомился с Левой Задовым несколькими годами ранее, когда выполнял разведзадание в Гуляйполе, в самом сердце махновского движения. Теперь, по легенде, Медведев должен был сопроводить диверсионную группу Задова в заранее подготовленный сарайчик.

Из протокола допроса Льва Задова-Зиньковского 3 сентября 1937 года:

«Вопрос: - В каком году вы эмигрировали за границу в Румынию?

Ответ: - ...В 1921 году, когда банда Махно была окончательно разгромлена красными частями... Со слов жены Махно - Галины мне стало тогда известно, что Махно рассчитывает с остатками банды уйти в Польшу. Вследствие того, что мы были притеснены красными частями к Румынии, было решено уйти туда.

Командующий 1-й Заднепровской дивизией Павел Дыбенко и Нестор Махно, Бердянск, 1919 год

В районе границы в одном из сел был взят проводник, который довел остатки банды до Днестра, где была обезоружена советская застава, и благополучно мы перебрались на румынский берег».

Батька Нестор переплыл Днестр вплавь в сопровождении гражданской супруги - Галины Кузьменко и 77 «штыков» на лошадях. Можно только представить, какого страху натерпелся не умевший плавать Левка Задов. А ведь он еще и поддерживал ба­тьку, раненного в ногу и имевшего кон­ту­­зию.

Тот был многим обязан одному из руководителей своей контрразведки и адъютанту Задову. На допросе в НКВД Лева не без гордости признался: «С марта или с апреля 1921 года я был приближен к Махно и находился все время возле него. Махно в этот период был несколько раз ранен, и мне приходилось почти на руках выносить его из боя».

Румыны поместили махновцев в лагере для интернированных. Чтобы прокормиться, бойцы нанимались на самые тяжелые и грязные работы. Только верхушке - Нестору, Галине, Леве Задову и его брату Даниилу, еще нескольким приближенным - разрешили вольно проживать в Бухаресте. За несколько дней они просадили почти все драгоценности, которые прихватили в дорогу. Деньги нужны были до зарезу.

Нестор Иванович в Париже, конец 20-х. Во Франции Махно жил до самой смерти, подрабатывал плотником, столяром, плел домашние тапочки

...Магию и коварство денег Нестор Махно и Лев Задов узнали с младых ногтей. Оба рано поняли, что честным трудом - Нестор в Гуляйполе на пашне, Лев у доменной печи в Юзовке - из нищеты не выбраться.

Разбойное нападение, отягощенное убийствами, потянуло в приговоре Махно на смертную казнь через повешение. Благодаря хлопотам матери петлю милостиво заменили пожизненной каторгой. Задов за менее тяжкое, но похожее преступление получил восемь лет каторги. Обоих вызволила Февральская революция 1917 года, а Октябрьская революция и последовавшая за ней Гражданская война развязали им руки.

Подняв крестьянское восстание против кайзеровских войск и Центральной рады, Нестор, а заодно и Лева обнаружили, что деньги потекли к ним рекой. Немалые суммы требовались для ведения военных действий, в свою очередь военные действия приносили деньги. Прямо по Марксу: оружие - деньги - оружие. О том, как это выглядело в жизни, рассказал Лев Задов на допросе 17 ноября 1937 года:

Чекист Дмитрий Медведев — участник ликвидации многочисленных повстанческих отрядов и уголовных бандформирований, в том числе банды Махно

«Приблизительно в марте или апреле 1919 года при штабе Махно была создана так называемая «Инициативная группа», руководимая анархистом Черняком (в 1918 году Черняк и Задов в составе Красной гвардии воевали в Донбассе с немцами. Задов покинул красных, как можно понять из его автобиографии, возмущенный несправедливостью: дескать, «мне как начальнику штаба боевого участка полагалось 750 рублей, а красноармейцу рядовому - 50 рублей. Я как анархист с этим положением не согласился». - Л. Х.). Я был переведен из полка для работы в эту группу. В ее функции входило: обложение контрибуцией буржуазии в занимаемых махновскими бандами городах и реквизиция одежды для нужд махновцев».

Это были не главные способы пополнения казны. Большой популярностью пользовались у махновцев налеты на банки (мариупольский обчистили дважды), ломбарды и вообще на любую кассу, где деньги лежат. Рассказывали, будто в Екатеринославе махновцы затмевали солнце блеском золотых цепочек и браслетов из ломбардов. Крупно грабанул Махно и Деникина, одного из руководителей Белого движения на юге России, существенно подорвав его боеспособность.

Самый жирный куш батька сорвал с операции по мнимому объединению с атаманом Григорьевым, ограбившим до этого Одесский государственный банк. Махно заманил Григорьева в гости, но вдруг предъявил будто бы именно в это время случайно обнаруженный документ о предательстве атамана и застрелил его. К батьке перешло все григорьевское золото - 124 килограмма в слитках, 238 пудов серебра, полтора миллиона золотых рублей царской чеканки.

Судя по нищете, в которой Махно прозябал в эмиграции: сначала в Румынии, а позже в Польше и во Франции, - он не сумел вывезти награбленное. Естественно предположить, что оно осталось припрятанным где-нибудь в Гуляйполе.

Так считали и в Главном политуправлении при НКВД РСФСР. Всех бывших махновцев, кого удалось арестовать, допрашивали: что им известно о кладе Махно? Большинство ничего не знали. И это естес­т­вен­но: вряд ли те, кто копал землю, таскал драгоценности и маскировал схрон, остались в живых. Знать о том, где спрятаны сокровища, могли один-два человека.

ПЕРЕД УХОДОМ НА СОВЕТСКУЮ СТОРОНУ ЛЕВА СНЯЛ С ПАЛЬЦА ПОСЛЕДНЮЮ ДРАГОЦЕННОСТЬ - КОЛЬЦО И ОТДАЛ ЕГО ЖЕНЕ МАХНО

Когда в Бухаресте братья Задовы обнаружили в своих карманах сквозняк, они отправились к товарищам в лагерный барак. Благо Лева отличался богатырским здоровьем и с голодного детства в бедной многодетной семье не гнушался никакой работы. В Румынии ему стукнуло 30 лет. Время задуматься о будущем.

Нестор Иванович с женой Галиной и дочерью Леночкой, 1924 год

Из протокола допроса Льва Задова-Зиньковского 3 сентября 1937 года:

«Переехав в г. Плоешты, работал там на постройках. Здесь находился до возвращения в Советский Союз, то есть до июня 1924 года».

Почему человек, которого советская власть считала одним из самых кровавых палачей, решил вернуться в ее объятия? На допросе он объяснил:

«У меня и у Зотова (Даниила, брата Левы, тоже сменившего фамилию. - Л. Х.) всегда были мысли о возвращении в Советский Союз, однако осуществить это не представлялось возможным ввиду отсутствия у нас каких-либо документов, дающих право продвигаться по Бессарабии, - это с одной стороны, с другой - неумение плавать».

Дочь и супруга Махно в Париже, 1941 год. Во время немецкой оккупации Галина Андреевна с дочерью выехала в Германию, Елена работала в фирме «Siemens». В 1945-м при проверке документов обе были арестованы советскими властями. Елена осуждена на пять лет тюремного заключения, Галина – на 10 лет лагерей

По версии Льва Николаевича, он познакомился в лагере с бывшими петлюровскими офицерами Запорощенко и Гулием, которые пошли на службу в румынскую тайную полицию сигуранцу. Те предложили ему сколотить группу диверсантов для заброски в советский тыл.

Но Лева скрыл, что вместе с Запорощенко и Гулием участвовал в бухарестской конференции, посвященной объединению всех эмигрантских сил для борьбы с советской властью. Так что знакомство было не столь поверхностным, и в НКВД об этом знали. В деле хранится снимок, где участники конференции запечатлели себя, как им казалось, для истории, а вышло - для уголовного дела.

Вторая супруга Нестора Махно Агафья (Галина) Андреевна Кузьменко родилась в семье киевского жандарма, окончила учительскую семинарию, преподавала украинский язык и литературу, была известна как украинская патриотка с анархистским уклоном. После освобождения по амнистии из Дубровлага в 1954-м проживала с дочерью в Джамбуле Казахской ССР, умерла в 1978-м

Задов и Запорощенко собрали не­ско­ль­ко человек, готовых переправиться на лодке через Днестр и, как показал Лева на допросе, «совершать налеты на советской стороне с целью грабежа и тем самым улучшить материальное положение. Я эту мысль подхватил, поделился с Зотовым, и мы решили это дело использовать для того, чтобы остаться в Советском Союзе и явиться с покаянием к советской власти...

Перед решением вопроса о переходе границы я письменно сообщил жене Махно - Махно Галине, которая в ответном письме мне сообщила, что она лично мой переход одобряет, а сам Махно был иного мнения, потому что он стремился сдерживать кадры махновцев».

К этому Лева Задов добавил:

«Отойдя от границы (на советской стороне. - Л. Х.) километров 25-30, я объявил всей группе о необходимости явки к соввластям и сдачи оружия. Запорощенко стал уговаривать меня возвратиться обратно в Румынию, обещая улучшение моего положения там. Уговоры его не подействовали, и я вместе с группой в с. Баштанке Песчанского района явились к председателю сельского совета, где ему было объявлено о приходе нашем из Румынии. Ему мы сдали оружие. В этот же день председатель сельсовета отправил всю нашу группу в Песчанку, а оттуда мы были отправлены в город Тульчин в распоряжение окружного отдела ГПУ».

Лев Задов (слева) с братом Даниилом (в центре). На допросе в 1938-м Даниил скажет: «Шпионом я стал по инициативе моего брата, под влиянием которого нахожусь всю жизнь»

Хоть и смахивает на правду, но Станиславский сказал бы: «Не верю!». Не поверили и в НКВД. Послали запрос в Тульчин: просим сообщить данные о деле группы диверсантов, задержанных после нелегального перехода границы. Оттуда ответили: нет такого дела.

Можно предположить, что все, начиная с Бухареста и заканчивая приднестровским сараем, происходило иначе. Оставшись без средств к существованию, Махно, Галина и Задов задумались: а нельзя ли откопать клад и взять из него хоть какие-то драгоценности?

Но как это сделать? И тут им подвернулись бывшие петлюровцы, связанные с сигуранцей. Предложение сколотить диверсионный отряд оказалось как нельзя более кстати. Под этим прикрытием можно было попасть в Гуляйполе и вернуться обратно. Галина план одобрила, она была на сносях и думала о будущем своем и ребенка. Нестору Махно, обладавшему звериной интуицией, затея не понравилась.

Рассказывали, что на прощание Лева снял с пальца последнюю драгоценность - кольцо и отдал его Галине.

Продолжение находим в книге Альберта Цессарского «Чекист», посвященной Дмитрию Медведеву. Ее автор - врач, во время войны руководил медчастью партизанского отряда специального назначения «Победители» под командованием Медведева (кстати, именно оттуда уходил на свои задания легендарный разведчик Николай Кузнецов). После войны Цессарский общался с Медведевым, знакомился с его архивами и стал его биографом.

Он пишет, что, встретив на Днестре диверсантов под началом Льва Задова, Медведев отвел всех в приготовленный сарай и вдруг напомнил Леве о знакомстве в Гуляйполе:

«Тогда, два года назад, я нарочно тебя искал, Лева. Я поверил в тебя. Ты сам видишь. - Медведев говорил тихо, с силой. - ...Лева, для того, чтобы все было в порядке, нужно сдать оружие».

Сын Льва Николаевича Задова-Зиньковского Вадим стал советским офицером и почти три десятилетия добивался реабилитации отца

В тот момент Лева Задов с ужасом понял, что его миссия провалена. Тертый калач, он наверняка предвидел и такое развитие событий, поэтому без колебаний согласился сотрудничать с чекистами. А история о его хрустальной мечте вернуться на родину, покаяться и выпросить у советской власти прощение была сочинена руководством ГПУ (спецслужбы, которая специализировалась на борьбе с контрреволюцией, шпионажем, обеспечении государственной безопасности и борьбе с чуждыми советской власти элементами) при перевербовке Левы.

Став сотрудником ОГПУ, Задов написал в Румынию, что для поиска тайника нужна подмога, и Махно прислал ему своего адъютанта Лепетченко. Вместе они отправились в Гуляйполе. Чекисты под командованием Медведева скрытно следовали за ними по пятам.

В селе Туркеновка недалеко от Гуляйполя они нашли заброшенный колодец. Лева взял в руки лопату. «Одну за другой поднял Лева из ямы две четырехведерные медные кастрюли. Только с его нечеловеческой силой можно было сделать это. Когда сняли крышки, драгоценные камни и золото, словно запотев, тускло заблестели перед глазами. Бесчисленное множество крестиков, монет, колец, сережек, браслетов, ожерелий...».

Через мгновение кладоискателей окружили чекисты. Лепетченко схватился за пистолет, но застрелиться не успел. Ему скрутили руки. Затем расстреляли.

Странно, что по сей день в прессе регулярно появляются статьи о загадке клада Махно. Получается, она уже давно разгадана.

Возможно, заблуждение авторов объясняется тем, что в деле Льва Задова-Зиньковского нет ни одного упоминания ни о Медведеве, ни о тайнике. А ведь они могли снять настойчивый вопрос следователя: «Как вам удалось проникнуть в органы ГПУ-НКВД? Не по заданию ли Махно?». Лева вяло отвечал, что он не проникал, ему предложили... Его не слушали.

Не нашлось в архивах ГПУ и дела о кладе, хотя Медведев не раз говорил Цессарскому, что все сокровища были сданы государству по акту. Но где этот акт и куда подевались сокровища батьки Махно?

Не исключено, что протоколы допросов 37-38-го годов, где Лев Задов рассказывал, какой ценой выкупил свою жизнь и получил чекистскую работу, из дела просто-напросто изъяли и уничтожили. Советская власть не обременяла себя таким буржуазным пережитком, как благодарность.

«ЧЕМОДАНЧИКИ ЖЕ, ОДИН С БЕЛЬЕМ, ДРУГОЙ С ДЕНЬГАМИ, ШУБЫ, ОДЕЯЛО, ФЕНИН БОЛЬШОЙ ПЛАТОК И ДРУГОЕ БАРАХЛО ПОПЛЫЛИ ПО ВОДЕ»

На допросах Лева Задов не раз вспоминал Галину Кузьменко. И хоть ничего особенного не говорил, но чувствуется, испытывал к ней симпатию.

По некоторым свидетельствам, Галину и Льва связывало совместное участие в карательных акциях. Правда, современные историки не исключают, что эти обвинения вымышлены советской пропагандой. Но в том, что Гражданская война породила кровожадных чудовищ во всех противоборствовавших армиях, сомнений нет.

И все же походной любовницей Левы считается другая женщина - Феня Гаенко, подруга Галины со времен учебы в женской учительской семинарии, также известная страшными расправами над безоружными пленными.

Революционерки-амазонки были не редкостью на просторах Украины, охваченных Гражданской войной. Феня и Галина, в прошлом учительницы сельских школ, носились вместе с махновцами под их черным пиратским стягом с черепом и костями по всем городам и весям.

В отряд Феня влилась, скорее всего, из числа махновских шпионок. Как рассказал Лев Задов на допросе 17 ноября 1937 года, «разведка состояла преимущественно из женщин, посылавшихся в тыл к красным для выяснения расположения красных частей». Расчет был на то, что женщин не заподозрят в шпионаже. Видимо, тогда Феня и приглянулась Задову, одному из руководителей махновской контрразведки.

По указанию батьки Галина вела дневник в школьной тетрадке, взятой у Фени. В нем надлежало отмечать этапы большого пути. Галина старалась, но временами не выдерживала эпического стиля и переходила то на критику батьки, то на свое, на девичье.

Как-то во время переправы через речку лошади оступились и опрокинули тачанку в воду. Нестор, Галина, Феня, кучер едва не утонули. Повезло, что тачанка встала боком, они вынырнули в образовавшийся зазор. Галина записала: «Чемоданчики же, один с бельем, другой с деньгами, шубы, одеяло, Фенин большой платок и другое барахло поплыли по воде». О размерах «чемоданчиков» можно судить по тому, что там поместилась не одна с кого-то снятая шуба. Нестор пересел на другую лошадь, названную в честь жены Галочкой, а важным гуляйпольским дамам подали подводу.

Временами на обеих полевых жен находила хандра. «Сегодня Феня оставила нас. Нестор сказал: «Вот Феня осталась (не пошла с махновцами дальше. - Л. Х.), и жалко». Мне тоже жалко, что она осталась. Но для нее это лучше. Как выяснилось, она нужна была только мне и то не всегда, остальные же относились к ней враждебно. Я в таком положении не хотела бы быть, не хочу, чтобы была в нем и она. Оставила нас - и хорошо сделала».

Почему махновцы невзлюбили Феню, Галина не пишет. Может быть, ее опасались как человека, слишком приближенного ко «двору», и любовницы самого Левы Задова.

Но Феня сбежала из отряда ненадолго. Наверное, без «упоения в бою» уже не могла жить. Когда летом 1921-го уцелевшие в боях с регулярными частями Красной Армии махновцы во весь опор мчались к спасительной румынской границе, их атаковали буденновцы. Феню догнала роковая пуля.

Через 11 лет, в 37-м, на допросах Задов вспоминал Галину, даже когда его о ней не спрашивали, а вот о Фене в протоколах нет ни слова. Было и прошло?

ПРОВАЛ РУМЫНСКОЙ АГЕНТУРЫ

Дело против Льва Задова начали раскручивать из-за событий, которые произошли двумя годами раньше. Тогда агентура Иностранного отдела Одесского областного управления госбезопасности, действовавшая в Румынии, была провалена. Сигуранца вчистую переиграла НКВД, хотя поначалу советская агентура в Румынии была одной из самых успешных. Ее агенты внедрились даже в генштаб румынской армии и в сигуранцу. Наверное, способствовал этому и один из руководителей румынского направления в одесском ИНО Лев Николаевич Задов-Зиньковский. Он лично отобрал и направил в Румынию 15 секретных агентов. Правда, на одном из допросов сказал, что «работало честно не более четырех-пяти человек».

Провал начался с того, что во время перехода границы был задержан курьер-связник, отправленный к внедренному в черновицкую разведку румынской армии агенту под псевдонимом Теплов. В подкладке его пиджака обнаружили секретное письмо.

Лев Задов утверждал, что еще до переброски связника предупреждал людей, которые непосредственно ее осуществляли: нельзя зашивать секретный документ в подкладку. «Давайте, - предложил он, - сделаем плетеную корзину и вплетем письмо между прутьев». Но его не послушали.

Арест связника вызвал цепную реакцию: следом посыпались адреса и явки других агентов. В застенки сигуранцы попал и особо ценный агент под псевдонимом Турист, внедренный в кишиневскую военную разведку.

Задов рассказал, что в Одессе получили шифротелеграмму из Кишинева: «Леонид сломал руку, ждет Костю». В ИНО поняли: «сломавший руку Леонид» - это арестованный агент, а ожидаемый в сигуранце «Костя» - следующий связник, отправка которого была назначена опять вопреки мнению Задова.

Нельзя было посылать нового человека в Румынию. Тем более что Задов получил доклад агента Консула, в котором тот сообщил: «Капитан Бодкрау, работник Черновицкой разведки, специально выезжает для встречи с агентом с совстороны». То есть сигуранца была точно осведомлена о месте и времени перехода связника и готова к его аресту. «Об этом было немедленно по телефону сообщено ИНО Киева».

27 марта 1938 года обвиняемый Лев Зиньковский изложил свою версию:

«Провал агентуры, который произошел в конце 1935 года, я расцениваю как прямое предательство со стороны ряда работников центрального аппарата».

Очевидно, следствие было заинтересовано в том, чтобы Лев Задов назвал имя Владимира Максимовича Пескер-Пискарева, в то время одного из руководителей Управления госбезопасности НКВД УССР. Задов и назвал, и Пискарева расстреляли 26 сентября 1938 года. Впрочем, цена показаний, добытых с применением особых методов дознания, а попросту побоев и пыток, известна.

Сигуранца не уступала НКВД в умении выбивать показания. Одесские агенты сдавали друг друга и протягивали ниточки к самой верхушке.

Из протокола допроса Льва Задова-Зиньковского 27 марта 1938 года:

«Румынская разведка установила нить на агента Консула, и в ноябре месяце при последней переправе на нашу сторону курьера от Консула курьер Андреенко на берегу был обыскан, и обыском у него был изъят доклад, написанный тайнописью.

Изъятие этого документа дало возможность румынской разведке установить все связи Консула и их ликвидировать. В частности, он был в открытую с агентом Подольским, внедренным в разведывательный пункт при Хотине, который также был арестован».

Труп замученного в сигуранце Консула прибило к берегу Днестра в районе патрулирования тираспольских пограничников. Это сигуранца послала привет НКВД.

Из допроса Льва Задова-Зиньковского 27 марта 1938 года:

«Вопрос следователя: - Расскажите о вашей предательской деятельности как агента румынской разведки.           

Ответ: - Предательской деятельностью я не занимался, как агент румынской разведки я не работал и с ней порвал в 1924 году после перехода границы».

В этом месте протокола сделана ремарка: «Допрос прерывается». Можно только догадываться, что за этим последовало. 30 апреля 1938 года обвиняемый был уже как шелковый:

«Вопрос: - Следствием установлено, что вы являетесь агентом иностранных раз­ведывательных органов. Признаете ли вы это?

Ответ: - Да, признаю полностью».

Очевидно, по условиям джентльменского соглашения с Дмитрием Медведевым Лева Задов был обязан не только сдать клад батьки Махно. Чекисты несколько месяцев обкатывали его в Харькове на предмет более тесного сотрудничества, а потом отправили в Одессу, поближе к румынской границе. Вот когда Лева Задов стал настоящим одесситом. Алексей Толстой оказался провидцем.

Лев Задов принял участие в операции под кодовым названием «Скрипачи». По его рекомендации в Румынию был заслан человек, который сагитировал большую часть махновцев вернуться на родину. Лева и сам писал бывшим товарищам. Например, такое письмо: «Здравствуйте, дорогие друзья. Я нахожусь дома на родной украинской земле. Какая тут жизнь, вам расскажет Вася, а теперь вот что - довольно быть в Румынии рабами. Пора до дому... Всем слухам, что Советская власть расстреливает, не верьте, все это чушь. Если сами не рискнете ехать, то я за Вами еще пришлю. Напишите, кто хотит ехать...

А пока будьте здоровы. Жду Вас.

Ваш друг Лев Зиньковский».

В 1929 году коллегия ГПУ УССР отметила его старания благодарностью и денежной премией в размере 200 рублей. Как Лева напишет в автобиографии «за ликвидацию крупного диверсионного бандита» (о том, что во время поимки был ранен, он скромно умолчит). Тогда же Одесский окружной отдел ГПУ наградил его маузером с золотой гравировкой, а в 1932 году Одесский облисполком - еще одним пистолетом за «беспощадную борьбу с контрреволюцией».

Жизнь начала налаживаться. 31-летний Лев женился на 24-летней Вере Ивановне. Задова не смутило дворянское происхождение избранницы, а ее - его жуткое прошлое. Впрочем, он что-то наплел ей о славном революционном пути.

Их сын Вадим, который стал советским офицером, с необыкновенным упорством - почти три с половиной десятилетия! - добивался реабилитации отца. Начал бомбардировать инстанции он в чине капитана, закончил полковником в отставке.

В ходатайствах в высокие инстанции Вадим Львович особенно напирал на книгу Цессарского «Чекист». Судя по отдельным выпискам, сохранившимся в деле до наших дней, на референтов произвело впечатление свидетельство разведчика о сдаче клада. Они увидели в Левке Задове не отпетого садиста, а человека, попавшего в кошмарную ситуацию, где он одновременно был и мясорубкой, и фаршем.

Основания для реабилитации содержались прежде всего в Указе об амнистии бывших врагов советской власти, приуроченном к 10-летию установления советской власти. Вот только большевики, которые постоянно обманывали батьку Махно и его соратников, обвели их вокруг пальца и в этот раз. В годы великого террора под расстрел пошли почти все бывшие махновцы, в том числе и Лев Задов.

Если верить документам, в один день с ним расстреляли и его брата Даниила.

Он был на пять лет младше и с детства ходил за Левой, как нитка за иголкой. Лев пристроил его в махновскую контрразведку, а после перехода советской границы - на руководящую чекистскую работу в Тирасполе. На допросе 17 мая 1938 года Даниил сказал:

«Шпионом я стал по инициативе моего брата Зиньковского, под влиянием которого я находился всю мою жизнь».

Льву не давали очных ставок с арестованными, в основном бывшими махновцами, «уличавшими» его в шпионаже. А вот с братом очную ставку устроили. Особый вид следовательского садизма?

Из протокола очной ставки Даниила Зотова и Льва Задова-Зиньковского 19 мая 1938 года:

«Даниил Зотов-Задов: - ...В 1932 году, работая уже в Молдавии, в одной из встреч с Зиньковским он мне сказал, что Порохивский (агент английской разведки в Бухаресте. - Л. Х.) требует работы, и тут же предложил, чтобы я ему сообщал все, что будет нового в агентуре, переброшенной в Румынию, что я и делал до дня моего ареста.

Вопрос Зиньковскому: - Правду ли говорит Зотов-Задов?

Ответ: - Нет. Зотов-Задов говорит неправду, так как никогда Зотову я не говорил о том, что Порохивский требует от нас работы в пользу Румынии, а также не получал от Зотова никаких сведений о переброшенной агентуре на румынскую сторону. Этих сведений получать от Зотова не было никакой необходимости, так как, работая в Одесском облуправлении, я сам знал почти всю закордонную агентуру».

Это была отчаянная попытка выгородить брата.

Посмертная судьба поменяла их местами. Первым реабилитировали Даниила. Льва - спустя много лет.

«ЕГО ДУША ОТРАВЛЕНА КРОВЬЮ»

В деле Льва Задова-Зиньковского не указано имя того, на чьей совести был провал румынской агентуры. В обвинительном заключении обошлись общими формулами о шпионаже Задова в пользу иностранных разведок. В документах о его реабилитации говорится, что подтверждения этому обвинению не найдено.

Но вот еще одна загадка. В деле почти подряд идут: справка о приведении приговора в исполнение 25 сентября 1938 года и другая - под грифом «Секретно» по запросу Веры Ивановны Зиньковской о судьбе ее мужа, где черным по белому написано:

«19 октября 1956 года. Сообщаю, что Зиньковский Лев Николаевич... отбывая наказание, умер 17 марта 1942 года... Зам. председателя Военной коллегии Верховного суда СССР полковник юстиции В. Борисоглебский».

Сколько потом Вера Ивановна и Вадим Львович ни просили разъяснить, какой же справке верить, ответа они не получили. По умолчанию считается, что он расстрелян в 38-м.

В мемуарной литературе есть еще одно свидетельство о Льве Задове. Оно принадлежит профессору Киевского университета Константину Штеппе.

Штеппа был ненавистен киевлянам в годы войны, когда как главный редактор издавал профашистскую газетенку «Новое украинское слово». Перед освобождением Киева от оккупантов он бежал на Запад и через много лет скончался в Нью-Йорке, успев издать несколько книг, в том числе документальную под названием «Ежовщина».

Константин Штеппа описал, как, арестованный в 38-м по сфальсифицированному обвинению в шпионаже в пользу Японии, сидел в одной камере с человеком «громадного роста, грузным, с веснушчатым лицом и рыжим». Это и был Лева Задов, о котором профессор уже читал у Алексея Толстого.

В перерывах между допросами Лева раз­влекал сокамерников красочным описанием своей жизни и пел душещипательную песенку Вертинского:

Ночью на кладбище строгое,
Чуть только месяц взойдет,
Крошка-малютка безногая
Пыльной дорогой ползет...

Наблюдая за ним, Штеппа пришел к выводу: «Его душа отравлена кровью - есть такой вид отравления, никем еще не описанный».

Больше всего, по словам профессора, Задов опасался потерять в момент расстрела достоинство, как это бывало с теми, кого убивал он. Однажды Лева спросил: «Что такое «смертию смерть поправ?». Штеппа ответил что-то по-профессорски заумное. Но какие картины и лица виделись при этом Леве Задову, чью смерть он надеялся искупить своей?

На следующую ночь надзиратель вызвал Льва Задова-Зиньковского на выход. «С достоинством бы», - прошептал он. «Молитесь», - сказал Штеппа ему совсем тихо. «Попробую», - так же тихо ответил он.

Если вы нашли ошибку в тексте, выделите ее мышью и нажмите Ctrl+Enter