Двукратный олимпийский чемпион, самый сильный человек планеты середины-конца 60-х Леонид ЖАБОТИНСКИЙ: «Гляжу, разбегаются все, а бык прямо на меня мчится. Я с перепугу хвать его за рога и на себя дернул. Он как заревел! Поднялся — и наутек... Я отряхнулся: «С кем дело имеешь?..»
«В ДЕТСТВЕ Я БЫЛ КОЖА ДА КОСТИ — ВЕСЬ В РОСТ ШЕЛ»
— Для меня и наших читателей вы, Леонид Иванович, — легенда, личность, олицетворяющая Советский Союз. Вот интересно, в детстве, лет в семь или восемь, вы чувствовали в себе богатырские задатки, ощущали недюжинную какую-то силу?
— Нет, я не скажу, что чем-то среди других мальчишек выделялся. Мы, помню, бегали, играли в футбол, баскетбол, волейбол, но так было, кажется, в каждом дворе. Родом я из села Успенка Краснопольского района на Сумщине — там и пошел в первый класс. Начались школьные предметы: письмо, чтение, арифметика, но когда из класса мы вырывались на урок физкультуры, радость была необыкновенная. Через три года родители переехали в Харьков, а вместе с ними и мы со старшим братом Володей.
Вряд ли взрослые: отец (а он у меня был большим любителем спорта), мать или школьный учитель физкультуры — видели во мне особые задатки. Обычный парень, далеко не отличник, но к спорту у меня была тяга. Приходя с работы, отец не раз говорил: «Вместо того чтобы болтаться без дела да по двору бегать, занимались бы лучше спортом, ходили бы на стадион»... Видимо, в голову мне это запало: «Надо, — подумал, — попробовать»...
Начинал с легкой атлетики: метал диск, толкал ядро. Мне повезло с тренером: пацаны к нему на занятия из школы бегом мчались. Отец, когда узнал, что я записался в секцию, был очень доволен. «Со следующей зарплаты, — пообещал, — куплю вам с Володей велосипед». Радости, конечно, было...
— Еще бы — нищее послевоенное время...
«В спорте не бывает обмана - есть победители и побежденные» |
— Что ты — тогда это был предел мечтаний! «Все, — сказал маме, — первым я буду кататься, потом Вовка»... Так мы и чередовались — каждый четко знал свое время. Не поверишь, я как на иголках сидел — дождаться не мог своей очереди. Во дворе нам отвели определенное место, предупреждали: «Смотрите, на дорогу не выезжайте»...
— А вы худеньким были?
— Кожа да кости — весь в рост шел. В моей книге есть фотография: я высоченный, а мускулов — кот наплакал.
— Голодно жили? Недоедали?
— Те годы вообще были голодные, поэтому после восьмого класса пошел я работать. Отец на ХТЗ определил — на Харьковский тракторный. Сначала я числился подсобником, обучался токарному делу, потом со станком управлялся уже самостоятельно. Даст мастер команду — и вперед! Кстати, наш мастер Юрий Манченко был еще и общественным тренером — проводил занятия по боксу. Чтобы развивать плечи и мышцы ног, я сажал его себе на шею и круги наматывал: широкий шаг, медленный... Помню, иду рядом с двухметровым забором, а с той стороны бабка. Увидела это нечто, перепугалась: что, мол, за человек огромного роста? А Юра ей сверху: «Ничего, бабуля, скоро у нас все тут такие будут».
...Мне и на бокс хотелось ходить, и на стадион. Кроме того, я же в вечерней школе учился, и надо было так распределить время, чтобы везде успеть: после работы на уроки, оттуда — на занятия по тяжелой атлетике к Михаилу Петровичу Светличному. Он тренировал и молодежь, которая работала на ХТЗ, и заводчан постарше...
— Фигура у вас была уже тогда спортивная? Мускулы под кожей перекатывались?
— В 16-17 лет? Не было у меня мускулов.
— И вы не производили впечатления атлета?
— Нет, хотя на стадион ходил лет с 14-ти. Еще и своего школьного друга подбил, соседа по дому. «Леня, — сказал, — айда на тяжелую атлетику: это же классный вид». Лязг железа, удары штанги о помост — для нас это звучало, как музыка, а тут еще на стадионе Харьковского тракторного прошли показательные выступления именитых штангистов. В них участвовали Григорий Новак, который первым среди советских атлетов всех весовых категорий стал чемпионом мира, чемпионы Европы Марк Рудман и Федор Осыпа. Сейчас бы, наверное, все это дело за деньги происходило, а тогда показательные выступления были бесплатные. Михаил Петрович предупредил нас: «Вы же обязательно, ребята, придите, все посмотрите. Я познакомлю вас с прославленными спортсменами, сфотографируетесь с ними на память».
Уговаривать нас не надо было — кто из мальчишек не мечтал увидеть живого чемпиона мира, поздороваться с ним? Григорий Новак — так тот вообще общительный дядька был: порядочный, толковый, культурный...
Показательные выступления произвели на меня огромное впечатление, и с того времени я систематически начал ходить в секцию тяжелой атлетики.
— И все же зачем? Была какая-то цель? Хотели иметь рельефные мускулы, нравиться девчонкам или, может, мечтали уже стать чемпионом?
— Скажу тебе так: друзья постарше — Леня Килеса, Боря Кривошеев, — которые имели второй, первый разряд, казались тогда нам большими спортсменами, и в секции мы равнялись на них. Вот и решил во что бы то ни стало догнать их, плюс ко всему я же еще и легкой атлетикой занимался.
— Поразительно!
— У меня, кстати, получалось неплохо, я даже ездил от трудового коллектива на Всесоюзную спартакиаду профсоюзов в Москву — оказался самым младшим ее участником. Тогда чемпионом Советского Союза был Хейно Липп...
— ...эстонец, которого ни разу не выпустили на международные соревнования, — настолько не доверяли...
— Да, да... Союзный рекорд — 16 с лишним метров —принадлежал ему, а у меня ядрышко улетело всего на 13 с чем-то, но покатилось по полю и сбило колышек, отмечавший рекорд СССР. Московская газета написала об этом, а в конце добавила: видно, спортсмену Жаботинскому суждено побить всесоюзный рекорд. Эта мечта не сбылась, хотя позже норматив мастера спорта в толкании ядра я все-таки выполнил.
«ОТЕЦ СКАЗАЛ МНЕ: «100 ГРАММ Я ОБЯЗАТЕЛЬНО ДОЛЖЕН ВЫПИТЬ ЗА БУДУЩЕГО ЧЕМПИОНА МИРА»
— Ты вот о цели меня спрашиваешь... Понимаешь, в голове засел... Григорий Новак. Среднего роста, крепыш, он до мозга костей любил штангу. Твой, между прочим, земляк, киевлянин (это потом уже он перебрался в Москву). И Марк Рудман был очень сильным атлетом, и Федор Осыпа. На кого же, как не на них, нам, молодым парням, следовало равняться?
После окончания 10-го класса — мне было 18 лет — я поступил в Харьковский пединститут. К тому времени был уже перворазрядником по легкой атлетике, успел показать себя в спорте, поэтому выбрал факультет физподготовки. Конечно, пришлось и сочинение писать, и несколько экзаменов сдать — все как положено. Справился, а газета «Соцiалiстична Харкiвщина» даже сообщила, что я получил за сочинение пятерку. Прихожу домой и прямо с порога: «Мама, ты знаешь, мне за сочинение поставили пять!». Она не поверила: «Господи, ты же все время занимался на тройки, а теперь пятерки стал получать?». Я гордо: «Так получилось».
— Читай, мол, газеты...
— Да (улыбается), журналисты — они врать не будут! Так я стал первокурсником. Декан наш Павел Максимович Первушин очень любил спорт и к председателю городского спорткомитета Умару Алексеевичу Акжитову я мог всегда обратиться — он меня поддерживал, опекал... Не знаю, жив он сейчас или нет, но эти люди (дай Бог таким, как они, здоровья!) помогали молодому поколению найти в жизни свою дорогу.
Безусловно, цель у меня была — выполнить норматив мастера спорта: ничего в своей жизни я так горячо не хотел. Был уже перворазрядником, результаты шли вверх, вес за 90 килограммов перевалил, и однажды соседка у мамы спрашивает: «Ефросинья Даниловна, что с вашим младшим сыном творится — он что, приболел?». — «С чего ты взяла?». — «Так он же у вас толстый такой стал — страх». Мама ей: «Леня занялся спортом. Борща ему наварю — он и кушает. И хорошо, не болтается парень по улицам».
— А есть хотелось?
«Полная концентрация. Подъем! Только подъем!» |
— А то нет! Придешь с тренировки — и скорее за стол.
В общем, эта мечта — стать мастером спорта — не отпускала, и когда начался чемпионат Харьковской области, я со Светличным — а он уже был мастером спорта — договорился: «Михаил Петрович, если выполню норматив мастера, вы мне, пока документы придут и все остальное, свой значок дадите? Чтобы домой с ним приехал?». — «Конечно!». После соревнований он в присутствии всех ребят снял свой значок и прикрутил к моему пиджаку (потом, конечно, я его возвратил).
Боже, мы ехали из центра города, со стадиона «Локомотив», в район ХТЗ, где я жил... Стояла осень, было прохладно, мы надели плащи. «Нет, — думаю, — как же так, никто ведь и не догадывается, что я уже мастер спорта». Казалось бы, кому это нужно, но мне хотелось, чтобы все вокруг видели мой значок. Левую полу я будто невзначай откинул, обозначил, так сказать, серебряный квадратик на лацкане... Ну, ребята, конечно, обращали внимание, поздравляли — было очень приятно.
Прихожу домой и сообщаю: «Я стал мастером спорта». Отец удивился: «Серьезно?». В ответ я ему значок показал: мол, какие еще нужны доказательства? Батько обрадовался: «Фроська, — каже, — бери пiвлiтру, приллєм, щоб не заржавiло». Естественно, мать была против: «Не надо, не надо!», а он: «Нет, 100 грамм я обязательно должен выпить за будущего чемпиона мира».
— Так и сказал?
— Слово в слово! Я себе тем временем думаю: «Результаты у меня, действительно, пошли неплохие — чем черт не шутит?». И хотя по-прежнему толкал ядро, больше внимания стал уделять тяжелой атлетике.
Тем временем пришло лето, пора отпусков. Ну, кто куда, а я, понятное дело, в село — дедушку проведать, с ребятами пообщаться. Но если раньше к ним приезжал мальчик, то теперь прибыл мужик весом под 100 килограммов.
— И не сала, а мышц?
— Конечно! Только приехал я, со двора вышел, а мимо с пастбища гонят коров на дойку. Ну а в стаде, надо сказать, был драчливый бычок, не дававший покоя ни пастухам, ни селянам. Гляжу — разбегаются женщины, даже мужики прячутся. «Что такое?» — спрашиваю, а мне объясняют: «Этого бычка все боятся. Не дай Бог на рог подцепит — каюк!». «Ну, — думаю...
— ...иди сюда!»...
— ...надо посмотреть, что за зверь такой», а он уже прямо на меня мчится. Но я знал: чтобы быка сломать, надо поймать его за рога и немножко дернуть. Он упадет на колени и все, на людей уже не кинется — забоится. Я с перепугу хвать его за рога и на себя дернул. Бык как заревел! Поднялся — и наутек...
— Рога ему не обломали?
— Не успел (смеется). Ну что — я отряхнулся: типа «С кем дело имеешь?», а по всему селу и району после этого прошел слух, что внук Жаботинского укротил быка и теперь тот никого не трогает.
Вернулся домой — и сразу на учебно-тренировочный сбор. Пока на заводе работал, никаких проблем с отлучками не возникало. Получаешь освобождение и 10 дней в цеху не показываешься, только на тренировки ходишь...
— ...а зарплата идет!
— Само собой. Потом, когда меня взяли в сборную Украины, освобождали уже и на месяц, и больше, но теперь-то я уже был студентом. Естественно, шел первым делом к декану. Он говорил: «Если горком даст добро, мы вас от занятий освобождаем». Вроде бы все замечательно, но занятия-то пропускаешь. Конечно, преподаватели, чтобы не отстал от программы, давали задания, но какая учеба, когда ты между ребятами? Все играют в шахматы, шашки, бильярд, режутся в карты — до учебников руки не доходили.
«Я ПОДНЯЛ ВЛАСОВА НА РУКИ И ВЫНЕС С ПОМОСТА. «ПРИДЕТ ВРЕМЯ, — СКАЗАЛ ОН, — ТЫ И ИЗ СПОРТА МЕНЯ ТАК ЖЕ ВЫНЕСЕШЬ»
— На факультете у нас был такой предмет — музритмика: ее вела, как сейчас помню, преподаватель Тайпова. Как-то она мне сказала: «Студент Жаботинский, вы пропустили занятия. У вас сколько часов в программе записано? Пока все не наверстаете, оценку вам не поставлю». — «Ну да, — киваю, — конечно, постараюсь все сдать», — а сам про себя думаю: «Не на того напала»... В 22 года всерьез такие вещи не воспринимаешь: «А, как-нибудь пронесет!»...
Снова она меня в коридоре встречает: «Неделя прошла — вы в зале не появились. Вместо этого пошли в горисполком к Акжитову». (А Умар Алексеевич действительно обещал за меня похлопотать). Тайпова продолжает: «И не надейтесь, никто вам не поможет. Хотите музритмику сдать — приходите на занятия, буду сама с вами танцевать».
— Может, вы ей понравились?
— (Улыбается). Я говорю: «Хорошо!» — а что сделаешь? Хвост-то остается, а это чревато такими же неприятностями, как задолженность по любому другому предмету: по анатомии там, по физиологии...
— Она молодая была?
— Да нет, уже в возрасте — лет этак под 50.
С Юрием Гагариным |
— Нет, вы ей точно понравились...
— Умар Алексеевич уже не обещал, как обычно: «Помогу, помогу», — сказал вместо этого: «Ну, походи на занятия — ты же сейчас не на сборах». Куда денешься? Она мне все объясняла, показывала разные па, а потом подхватывала и начинала кружиться, отсчитывая шаги: раз, два, три, раз два, три... День я с ней танцую, второй, третий, потом мысль закралась: «А может, наступить ей на ногу?»...
— Не выдержит! Взять за рога — тоже...
— ...и неприятностей не оберешься. «Эх, — думаю, — придется подчиниться». Ходил на занятия честно и добросовестно, старательно выполнял все упражнения, и она это оценила. «Теперь, — сказала, — я вижу, что желание танцевать у вас появилось, и могу поставить зачет, правда, экзамен пока вы не сдали — еще столько-то часов надо пройти». Получив, наконец, за экзамен оценку, я вздохнул с облегчением: «Слава Богу!».
...Когда мы окончили институт, в парке Горького по этому поводу был банкет. Преподаватели мне говорят: «Пригласи Тайпову на танец — она же тебя научила». Ну, я как джентльмен подошел: выпускники все ж таки, получили дипломы... Как же она была счастлива, вся просто светилась. «Видишь, Леонид, все-таки не напрасными были наши с тобой занятия». — «Конечно, мне очень приятно, что именно вы были моим преподавателем, что научили меня танцевать».
Что же касается моего пути в большой спорт... Естественно, были у меня и неудачи, случались досадные спады. Путь к вершине не бывает гладким — однажды, так получилось, меня даже на какое-то время дисквалифицировали. Помог знаменитый летчик Михаил Громов — президент Федерации тяжелой атлетики СССР. (В молодости он, между прочим, был неплохим штангистом, в 1923 году завоевал титул чемпиона страны). «Леонид, — сказал, — я понимаю, что в Украине у тебя нелады, но я встречусь с Яковом Григорьевичем Куценко (авторитетнейший человек в нашем виде. — Л. Ж.), переговорю с ним. Думаю, допустят тебя до соревнований, будешь ты выступать, но больше, гляди, не шали». — «Михал Михалыч, — отвечаю, — я, в принципе, нормально себя веду».
Конечно же, я его не подвел. В следующий раз, выступая на молодежном первенстве, показал неплохой результат — выше норматива мастера спорта, занял второе место, и после этого как человеку, который в будущем может расти, мне дали стипендию. Время шло, я уже в Спартакиаде народов СССР участвовал, везде первым был, но мечтал, мечтал, конечно, добиться большего...
— Видели себя чемпионом мира?
— Да, и я объясню почему. В то время на арене появился Пауль Андерсон, который в сумме троеборья показал 500 килограммов. Это был не результат, а сказка, но на Олимпийских играх в Риме Юрий Власов его рекорды побил, и Андерсон ушел в профессионалы. Вот тут-то я понял: борьбу нужно вести в любой ситуации.
Прикинул: «Еще недавно 475 кагэ казались недостижимыми, а вон уже за полтонны перешагнули. Значит, надо увеличивать нагрузку, менять методику». На следующем чемпионате Союза, проходившем в Грузии, я впервые поднял в сумме 500 килограммов. Не помню, Власов выступал или нет, а вот Алексей Медведев участие в соревнованиях принимал. (Я потом в сборной СССР под его началом тренировался, а в Украине — под руководством Ефима Самойловича Айзенштадта, который здесь, в Киеве, живет по сей день).
Между тем приближался 64-й год. «Как же, — думаю, — на Олимпийские игры попасть? Только показав хорошие результаты или побив мировые рекорды — одно из двух», но бить надо было уже рекорды не Пауля Андерсона, а Юрия Власова.
— Здесь, извините, я вас прерву. Знаю, что незадолго до этого на чемпионате Союза, где победил Власов, вы подняли его на руки и вынесли с помоста...
— Это было в Днепропетровске. Да, действительно, когда он показал мировой рекорд, я был так счастлив, что выскочил на помост. Радость переполняла, и в знак уважения к большому спортсмену я поднял Власова на руки — его 120 килограммов и не почувствовал. «Юрий, — кричу, — молодец, поздравляю!», а он мне: «Придет время, и ты меня и из спорта, наверное, так же вынесешь».
«ЕСЛИ БЫ НЕ АМЕРИКАНЦЫ, Я БЫ НА ОЛИМПИАДУ В ТОКИО НЕ ПОЕХАЛ»
— Юрий Власов... Выдающийся спортсмен, олимпийский чемпион, писатель, сын известного разведчика Владимирова, который был доверенным лицом Сталина и Мао Цзэдуна. Уйдя из спорта, он долго болел, потом стал политиком, и в 89-м году дал мне большое развернутое интервью. Когда мы коснулись Олимпиады в Токио, Юрий Петрович занервничал... «Жаботинский, — сказал, — перехитрил меня, обманул, усыпил мою бдительность и победил, хотя чемпионом должен был стать я». Вы Власова действительно обманули?
— (Жестко). В спорте не бывает обмана — в спорте есть победители и побежденные!
— Что же в Токио произошло, Леонид Иванович?
— Дима, я перед собой поставил задачу: при любом раскладе попасть на Олимпийские игры. Вначале в состав команды меня не включили.
— Тогда ведь одного выставляли тяжеловеса?
— Да, и им был Власов. Меня как бы держали в запасе, но на сборах я тем не менее находился. Американцы же отправили двух супертяжей: Норберта Шеманского и Гарри Губнера, — и тут уже наши тренеры призадумались. Дух соперничества подстегивал! Пообщались они, и Аркадий Никитович Воробьев вынес решение: «Мы тоже пошлем двоих».
— Если бы не американцы, вы бы в Токио не попали?
— Возможно. И вот последний учебно-тренировочный сбор во Владивостоке — собрался тренерский совет, и мне объявили: «Леонид, ты едешь на Олимпиаду». Мне доверили отстаивать честь великого государства! Это была большая ответственность...
— ...и шанс...
— и шанс... Борьба, конечно, была острой, но американцы отстали..
— ...и в центре оказалась ваша дуэль с Власовым. Что же произошло тогда на помосте?
— После первого упражнения, в жиме, я отставал от Власова на 10 килограммов (Шеманский тоже). В рывке пять килограммов отыграл, а в толчке решил оторваться. Я вообще это упражнение любил, был в нем много раз мировым рекордсменом, а у Власова две попытки оказались неудачными. В первом подходе он перебросил штангу через себя, во втором — не дотянул. Предстоял последний, третий подход.
— Или да, или нет...
— Я подошел: «Юра, протяни чуть повыше, удержи ее!». Остался один подход, а это такое состояние, такой накал...
— ...когда ничего не слышишь...
— ...но ощущаешь, что нужно сделать, мысленно координируешь упражнение в мозгу. И он таки вырвал третий подход, одолел 162 килограмма. Думаю: «Слава Богу!». Получить ноль неприятно, да что там — это же позор всей команде! Тем более Власов тяжеловес, герой Римской Олимпиады...
— И вообще герой...
— И вот концовка — толчок. Обычно, чтобы застраховаться от нулевой оценки, вес в первом подходе назначают тренеры, но мы уже знали, что ни Шеманский, ни Губнер нас не достанут. Власов берет 200 килограммов, я — 205. Во втором подходе он заказывает 210 и толкает великолепно. Что получается? Мне нужно или догонять его, или смириться с тем, что буду вторым.
Меня это не устраивало. «Нет, — думаю, — победить надо любой ценой». Тем более что на тренировках брал и побольше. Правда, там был один на один с тренером, но контрольные веса проходил, все было нормально. Я прикинул: «Если сейчас во втором подходе толкну 210, по собственному весу все равно проиграю. Чтобы победить, нужно взять на 2,5 кило больше».
— И намного вы были Власова тяжелее?
— В нем было где-то 142 килограмма, а у меня под 160, поэтому своему тренеру Медведеву я сказал: «Сидорович, я этот вес пропускаю».
— Схитрили?
— Ну почему же — я имел полное право так поступить.
— Так это тактическая уловка?
— (Жестко). Это тактическая борьба! Власов перезаявляет на 215. Пропускает. И я пропускаю. Если бы он толкнул 215, мне нужно было бы брать 222 килограмма.
— Огромный вес!
— Тем не менее 220 мне ничего не давали: я и так на втором месте, и этак, а нужно первое! И тогда я заказал 217,5. Тренеры между собой шу-шу-шу — видят, к чему дело идет: решается судьба золотой медали!
— Власов понял, что вы хотите его опередить?
— Да. Через несколько лет с Богдасаровым, его тренером, у нас интересный разговор состоялся. «Петросович, — спрашиваю, — как ты мог подумать, что я согласен проиграть?». Он: «Ты понимаешь, Юрий был хорошо готов». Я ему: «Пойми ты такую вещь. Каждый спортсмен, приезжая на Олимпийские игры, хочет победить, а подготовлен я был тоже неплохо»...
«ТРЕНЕРУ ВЛАСОВА Я СКАЗАЛ: «РАЗ И НАВСЕГДА ЗАПОМНИ, БОЛЬШЕ НИКТО У МЕНЯ НЕ ВЫИГРАЕТ. ТЕМ БОЛЕЕ ВЫ С ВЛАСОВЫМ!»
— Леонид Иванович, извините, но это же советский спорт. Перед Олимпиадой коммунисты явно собрались и решили: «Так, на тебя, Власов, делаем главную ставку, а ты, Жаботинский, идешь на второе место». Было так или нет? Или постановили: «Кто выиграет, тот и выиграет»?
— Было так, как ты сказал, — предпочтение отдали Власову.
— Значит, вы нарушили договоренность?
— Я нарушил все тренерские планы. Другу по команде Володе Каплунову сказал: «Передай Сидоровичу, что я пропускаю этот вес и иду на новый мировой рекорд 217,5 килограмма». Богдасаров не понял, в чем дело, но у меня оставалось аж два подхода...
— А у Власова?
— А у него один, причем я должен был идти первым.
— Вы отказались?
— Нет, вышел на помост. Состояние было такое, что поднял штангу выше колен, а раз так, подход уже засчитывается. В общем, вынужден был снаряд бросить, но понял, что смогу этот вес покорить. Тем временем за мной готовился выходить Власов.
— Он видел, что вы потерпели неудачу...
— ...и Богдасаров, как он мне потом признался, ему сказал: «Жаботинский такой вес не поднимет». Психологически это на Юрия подействовало, а соревнования семь или восемь часов уже длились, организм устал. Мне в комнате отдыха дали кислородную подушку, я подышал немножко...
— С Власовым не общались?
— Нет — он на одном помосте разминался, я на другом. Проходит время — а передышки дается лишь три минуты — его вызывают. Как я уже потом видел в хронике, на грудь он взял штангу великолепно, начал ее толкать — и... отклонил вперед. Пытался пойти за ней, но было поздно — она ухнула вниз. Все-таки вес огромный, новый мировой рекорд.
— Ну и ситуация... Если вы сейчас снаряд не возьмете, он первый...
— ...а если возьму — второй. Итак, последний подход. Алексею Сидоровичу говорю: «Дай мне нашатыря. Хочу немножко вдохнуть, взбодриться». Полная концентрация: подъем, только подъем! В мыслях координация упражнения «на грудь», потому что с груди я за всю свою жизнь штангу никогда не ронял.
Короче, взял я ее на грудь, зацепил, поднялся и начал толкать. Пошла она так легко, будто я не два с лишним центнера толкал, а клал чемодан на верхнюю полку. Старшим тогда на помосте был англичанин лорд Стейт, который очень плохо к Советскому Союзу относился. Он дал отмашку: «Опустить!», а я думаю: «Нет, подержу еще. Подержу!»...
— ...на всякий случай...
— Стейт, бедный, аж с кресла поднялся: «Опустить!». Только после второй команды я штангу бросил. Зал заревел, началось что-то страшное.
— А что Власов?
— Мы должны были вместе выйти на сцену. «Леонид, — сказал он, — поздравляю!». Шеманский поздравил, судьи — да все! Народу было! Кто не видел состязаний супертяжеловесов, тот не видел токийской Олимпиады — это было центральное, так сказать, событие. Сам решай, писать это или нет, но одна из наиболее влиятельных японских газет вышла с заголовком на первой странице: «Пал — глава государства. Пал — самый сильный человек планеты». Просто как раз в те дни Брежнев сместил Хрущева, а я — Власова. Я хотел было взять эти газеты в Союз, но потом решил не рисковать. «Зачем, — подумал, — лишние неприятности?».
— По внешнему виду Власова было заметно, что для него это крах?
— Я не могу за него ответить: крах или нет, но он после этого выступал, пытался вернуть себе звание сильнейшего. Я, правда, Богдасарову сказал: «Петросович, раз и навсегда запомни: у меня больше никто не выиграет. Тем более ты с Власовым!». Не зря же меня прозвали украинский колосс!
— Так и не выиграл у вас Власов?
— Ни разу! Я же и на второй своей Олимпиаде — в Мехико — снова взял золото.
— Власов до сих пор не может простить вам того поражения?
— Не знаю.
— А вы с ним общаетесь?
— Нет, хотя после Токио контактировали — как-никак одноклубники, в ЦСКА вместе служили. Последний раз виделись, когда я перешел в Спорткомитет Министерства обороны СССР. Освободилось место старшего офицера в отделе по единоборствам — полковничья должность, — и меня туда пригласили. (Как всякому офицеру, хотелось мне стать полковником, поэтому согласился охотно). Как-то зимой иду из спорткомитета мимо ЦСКА — Власов навстречу. Он там прогуливался. Увидел меня в папахе, в шинели: «О! Леонид! Полковник! Я тебя поздравляю!».
— Отреагировал на вас абсолютно нормально?
— Со мной был Каплунов, кто-то еще из работников Спорткомитета... Поговорили чуть-чуть, и он распрощался: «Пошел я, — сказал, — надо еще погулять»... С тех пор не встречались.