Директор Института сердечно-сосудистой хирургии имени Амосова академик Геннадий КНЫШОВ: "Амосов считал, что физические нагрузки и диета могут отодвинуть старость. Но, возможно, секс куда эффективнее"

Сначала о своей причастности к Институту сердечно-сосудистой хирургии имени Амосова. Совсем недавно здесь меня вернули к жизни - после двух инфарктов сделали операцию по коронарному шунтированию. "Другого выхода у вас нет", - сказала мне накануне Екатерина Николаевна Амосова, с которой я советовался, что делать. Через пять часов забытья я, наконец, услышал: "Операция прошла успешно", - и меня отвезли в реанимацию, где в тот день находились 20 таких же возвращенных к жизни людей - и пожилых, и молодых. Я лежал, опутанный трубками и датчиками, и сочинял жуткие стихи:

После одной сердечной операции (Страшней в моем не ведали роду) Я трое суток был в реанимации, А это все равно что быть в аду... ...Нас пичкали таблетками, уколами. Под капельницей воскрешали нас. Лежали мы порезанные, голые, Друг с друга не спуская грустных глаз.

...Договоренность об интервью с директором института Геннадием Кнышовым была у меня еще раньше. Теперь же, когда типичный недуг 50-летнего мужчины настиг и меня, общение с человеком, руководящим этим известным на весь мир медицинским заведением, приобрело особый смысл. Здесь ежедневно спасают десятки больных из всей Украины. А я лежал в палате с человеком, который приехал сюда на операцию из Соединенных Штатов. Геннадий Кнышов - доктор медицинских наук, профессор, академик. Всего провел более пяти тысяч операций на сердце. Написал сотни научных работ, несколько монографий. В 2004 году ему присвоено звание Героя Украины. Из ранее сказанного им мне почему-то больше всего запомнилось это: "Человек пришел к нам своими ногами. Должен и уйти сам".

"ЭКСПЕРИМЕНТ АМОСОВА ДОКАЗАЛ: БЕЗ ВМЕШАТЕЛЬСТВА МЕДИЦИНЫ ДОЛГО НЕ ПРОЖИВЕШЬ"

- Перед операцией заведующий отделением Анатолий Викторович Руденко попросил меня зайти к нему в кабинет. А я забыл, лежал и читал книжку. Он заглянул в палату, укорил: "Вы или наивный, или нелюбопытный. Хоть представляете, что вас ждет?.. Три года назад мы за такие операции даже не брались". Я приуныл: "А теперь скажите что-нибудь хорошее". Он улыбнулся: "Завтра - операция!"... Геннадий Васильевич, почему он сказал: "Три года назад"?

- Это новая разработка. В 72-м году я полгода провел в Соединенных Штатах, побывал там во многих клиниках. Вернувшись, уже в мае следующего года провел первую в Украине операцию по коронарному шунтированию. Николай Михайлович Амосов пришел, посмотрел и сказал: "Я этого делать не буду". Результаты поначалу были неплохие. Я сделал 43 операции с одним летальным исходом. Но потом стало хуже...

Пришлось поставить завотделением своего ученика Анатолия Руденко, у которого я был руководителем кандидатской, а затем и докторской диссертации. Мы его тоже послали за океан, чтобы он там подучился. Сюда к нам приехал американский хирург, они вместе стали делать операции без искусственного кровообращения на работающем сердце.

Это было очень важно, ведь с искусственным кровообращением, когда сердце охлаждают, консервируют, а потом согревают и запускают, операция больным переносится очень тяжело. Руденко, наш ведущий специалист, обучил этой методике целое отделение, и теперь они в этой области профессионалы, выполняют тысячи операций.

- И каковы результаты?

- Можно сказать, очень хорошие. Летальность менее одного процента, а во всем мире - до двух-трех. То есть разработаны самые эффективные на сегодняшний день методы хирургического вмешательства, чтобы продлить жизнь.

- А до каких пор ее можно продлевать? Сколько времени человек должен жить?

- Это вопрос вечный, как и поиск эликсира молодости. Но старение и гибель запрограммированы в каждом организме и происходят на молекулярном и клеточном уровне. Когда-то в стариках нуждались, потому что они были носителями знаний, опыта. Смерть аксакала для селения становилась трагедией, равной пожару в библиотеке. Общество лишалось предводителя, предсказателя, советчика. А сейчас все компьютеризировано, интернет, полно информации. И старики, получается, как бы никому не нужны.

- А вот Амосов верил в необходимость продления жизни...

- Очень интересна судьба Николая Михайловича. Наследственность у него была плохая, мать и отец умерли где-то в пределах 50 лет. Я об этом читал в его опубликованных дневниках. Всем известный эксперимент Амосова показал, что интенсивными физическими нагрузками и строгим соблюдением диеты можно отодвинуть или растянуть процессы старения.

- Если выдержишь...

- Но именно старения, а не молодости. Потребовались хирургические вмешательства, которые предотвратили более ранние и более серьезные осложнения. Однако кто знает, как распорядилась бы судьба, если бы он начал этот эксперимент не во второй половине жизни, а в молодости.

Сейчас бытует мнение, что более эффективно (и с физической, и с психологической точки зрения) занятие сексом. Нет сомнений, что физические нагрузки для определенного типа людей способствуют восстановлению и улучшению жизненного тонуса. Функции органов необходимо тренировать.

- Что же доказал Амосов?

- Что природа все равно берет свое. И если наследственность плохая, без вмешательства врачей долго не проживешь. Раньше считалось, что воздействие медицины на длительность жизни составляет 10 процентов. Но сейчас это положение следует пересмотреть: при врожденных пороках сердца операция спасает жизнь ранее обреченных людей. А при ишемической болезни с помощью врачей можно полностью предотвратить развитие инфаркта миокарда и преждевременную смерть.

Да, все эти разговоры о том, что можно продлить жизнь до 150-200 лет, - заманчивая мечта. Но неизвестно, какую в итоге старость получишь: здоровую или немощную, обременительную для других и для себя. Конечно, в каждом возрасте есть свои прелести, но в молодом... есть еще и чужие.

- От каких болезней чаще всего умирают в Украине?

- По мировой статистике (что относится и к Украине), 62 процента погибает от поражений сердечно-сосудистой системы: инсульт, инфаркт миокарда, клапанная патология сердца.... А дальше уже онкология, туберкулез, травматология... Первые симптомы эпидемии сердечно-сосудистых заболеваний начались в индустриально развитых странах. Потому что люди сели в машины. Недостаток движения, множество стрессовых ситуаций, богатая холестерином и жирами пища, алкоголь, курение - вот основные факторы риска.

Забили тревогу. Начали строить спортивные клубы, заниматься физкультурой и спортом, перешли на низкокалорийную пищу. Медики, например, полностью перестали курить (о наших этого не скажешь). И в Америке смертность от сердечно-сосудистых заболеваний пошла на спад. Именно смертность, а не заболеваемость. Подтверждением этому является колоссальный рост количества операций на сердце - несколько миллионов в год: аортокоронарное шунтирование, стентирование коронарных сосудов, протезирование клапанов сердца, пересадка сердца...

- Как хирург, ученый, вы всему стараетесь найти реальное объяснение. Были ли случаи в вашей врачебной практике, когда исцеление больного происходило чудодейственно, вне вашего разумения?

- Дело в том, что я уже прожил длинную жизнь в сердечной хирургии (44 года!). И то, что раньше казалось чудодейственным, было необъяснимо в то время, по мере развития науки и медицины становилось ясным и понятным. Приведу пример. Мы сделали девушке простую операцию, а в реанимации у нее все время останавливалось сердце. С помощью электрического шока запускаем - через 10-15 минут оно снова замирает. Мы опять - электрический шок. Приходит в себя. Щупаю пульс, а она руку гладит... И так - 98 раз! Вдруг в какой-то момент все нормализовалось. Чудо? Объяснение нашли потом. Мы ведь не только массировали сердце, но и вводили в организм различные медикаменты, соли, растворы. Когда концентрация калия в крови стала нормальной, все уравновесилось, появилась синхронность сокращений. Пациентка благополучно выписалась.

"ОТ СВОЕГО УЧИТЕЛЯ Я ПЕРЕНЯЛ МНОГОЕ... НО ТО, ЧТО ПРОЩАЛОСЬ ЕМУ, НЕ ПРОЩАЕТСЯ МНЕ"

- Вас считают учеником, последователем Николая Амосова. Чему вы у него научились?

Амосов признал, что не ошибся в своем ученике и преемнике, - тот настоящий директор и ученый

- Я от Амосова очень много почерпнул - и в поведении, и в образе мыслей. Но у него, конечно, ум был более острый, более цепкий и разносторонний. Гениальный хирург. Ловлю себя на том, что, когда сажусь за стол, руку, допустим, ставлю так, как он это делал. И покрикиваю порой на подчиненных так же. Всего у него нахватался - и хорошего и не очень. Но то, что прощалось ему, не прощается мне.

- Что вы имеете в виду?

- Понимаете, он никогда ничего не просил у вышестоящего начальства - ни аппаратуры, ни финансов. Ходить по инстанциям, просить, унижаться не хотел. А вдруг ему откажут? Такие моменты он очень тяжело переживал. Мы, по существу, в нищете жили.

У нас сестру Рады Щербицкой оперировали. Рада Гавриловна пришла, посмотрела на условия, в которых мы работали, и ужаснулась, рассказала мужу Владимиру Васильевичу Щербицкому. Тот вызвал Амосова: "Вам нужен новый корпус?". Николай Михайлович ответил: "Да, но...". - "Деньги есть?". - "Нет денег". - "Проект есть?". - "Нет проекта, ничего нет". Щербицкий снял телефонную трубку и дал соответствующее задание проектировщикам, финансистам.

Такой у него был принцип - не быть никому обязанным. Не брал никаких подарков, а тем более взяток и сам никому не носил. Эту черту я от него унаследовал: я так и не научился сгибаться перед кем-то, чтобы выпросить что-то для института, льстить. Не получается! Амосов всегда говорил открыто то, что думает. И меня к этому приучил.

- Как вы попали к нему?

- За четыре года работы в Донецкой областной больнице я освоил почти все общие хирургические операции. Заявил своему руководству, что хочу учиться дальше, спросил, есть ли у меня перспектива. Мне сообщили: в облздрав пришла путевка на курсы в Киев. Я выхожу в халате, сажусь в такси и еду в областное управление. Спрашиваю: "Есть путевка?". - "Есть". - "Я хочу поехать!". - "Поезжай". В столице числился на курсах, а сам день и ночь вкалывал у Амосова. Через три месяца все разъехались, а я остался.

Сначала на вокзале ночевал, а потом здесь, в институте. Ночью у кого-то из больных открывалось кровотечение, я помогал оперировать. Через три месяца Амосов вызвал меня в кабинет, расспросил о моем семейном положении и предложил учиться в аспирантуре. На одно место конкурс был семь человек. Оставили меня и Сашу Антиповича.

- И все у вас пошло как по маслу?

- С Амосовым все складывалось непросто. Время идет, а у нас с Сашей не утверждена тема диссертации, подходим к Николаю Михайловичу. Он говорит: "Сдадите экзамены по физиологии кровообращения и порокам сердца, тогда и дам тему. Когда будете готовы, скажите". Амосов все время проводил экзамены, и после них отсев шел жуткий, мало кто выдерживал.

Через полгода отваживаемся сообщить о своей готовности. Он нас начал экзаменовать в 10 утра, а вышли мы из его кабинета измочаленные в три часа дня. Вопросы были очень сложные. Если я чего-то не знал, то начинал рассуждать и логически приходил к нужному выводу. Амосову, видимо, это понравилось, и в ординаторской он сообщил персоналу: "Геннадий отвечал на самом современном уровне, у него хорошая логика, разбирается на пять с плюсом".

После этого Амосов поручил профессору Елене Николаевне Сидоренко дать мне тему. Она называет одну тему - я отвергаю, потому что ее уже другие разработали. Находит другую - меня тоже не устраивает. Она рассердилась: "А, так вот ты какой! Слишком умный! Иди к чертовой матери, чтобы я тебя больше не видела". Но, в конце концов, нашлась тема, за которую я взялся.

- Вы говорили, что ездили учиться в Америку. Как вам удалось вырваться за железный занавес?

- Замечу, что я был первым из института, кому так повезло. Амосов за границу никого не посылал...

- Почему?

- Видимо, не видел в этом необходимости, был убежден, что мы можем своим умом до всего дойти. Он был первопроходцем, основоположником всего нового в сердечно-сосудистой хирургии. У него была гражданская смелость... Ведь не все удачно складывалось. И выйти к родственникам, сказать, что больной умер во время операции, - это очень тяжелый момент в хирургической жизни.

Николай Михайлович был очень экспрессивным. Операции у него порой проходили с криками, с шумом. Случалось, топал ногами на ассистентов, анестезиологов. Но на меня - никогда. Я был у него лучшим ассистентом. Он брал меня на самые сложные операции. Все новое я разрабатывал вместе с ним - первые клапаны вшивали, совершенствовали разные методики...

Я уже докторскую заканчивал. Занимался клапанной патологией. Прихожу к нему: "Николай Михайлович, все, что здесь есть, я уже знаю. Хочу учиться дальше, хочу ехать в Америку". Он говорит: "Так дело не пойдет, вишь, какой умный! Организуем конкурс".

Желающих учиться за границей оказалось шесть человек. Случая посылать в Америку пока не было. Прошел год. Я, пребывая в ожидании, снова обновил документы (другие претенденты этого не сделали). Учил английский. 72-й год. В Советский Союз приехал президент США Никсон, подписал с Брежневым соглашение об обмене специалистами. Все упростилось, появилась возможность выехать. Кого отправлять? Документы были готовы только у меня. И я на полгода отправился в Америку.

"КОГДА Я СТАЛ ДИРЕКТОРОМ, АМОСОВ СКАЗАЛ: "НЕ СПРАВИШЬСЯ - ВЫГОНЮ!"

- На директорство вас рекомендовал Амосов?

- Тут тоже все было непросто. Я собирался на конгресс в Индию. Он меня встретил: "Едешь?". - "Еду". - "Ну смотри, - говорит, - тут серьезные события могут произойти". - "Какие?". - "Потом узнаешь, да поздно будет".

Я уехал, а он объявил, что не будет больше директором. На собрании спросил: кого коллектив хочет видеть вместо него? Было названо 12 кандидатур, после голосования оставили меня и Мишу Зиньковского.

Николай Михайлович говорит: "Давайте голосовать". А люди: нет, что так нельзя, Зиньковский здесь, а Кнышова нет. Хотим, чтобы выступили оба со своими программами, со своим видением дальнейшей работы.

На охоту Геннадий Кнышов сбежал даже с собственной свадьбы...

Возвращаюсь в пятницу, и мне сообщают, что в понедельник я должен выступить перед коллективом института с докладом. Времени на подготовку почти не было, но я успел. За меня проголосовало две трети.

- Как отреагировал Николай Михайлович?

- Для него это было в какой-то степени неожиданно. Он мне сказал: "Не справишься - выгоню! Я буду тебя контролировать".

- Амосов вас сдерживал?

- Он, как настоящий лидер по природе, не любил чрезмерно инициативных, хотя и не особенно ограничивал.

Эти черты свойственны всем людям, но немногие с ними справляются. Начинают завидовать, интриговать, уничтожать соперника. Амосов же был в высшей степени порядочным человеком. Я ему бесконечно обязан: и докторскую писал под его руководством, и квартиру он мне выбил.

- Каковы ваши отношения с учениками? Они вызывают у вас беспокойство?

- С одной стороны, я, естественно, горжусь молодыми коллегами. Это честные, знающие свое дело профессионалы. В общении они более продуктивны и счастливы, чем я, им лучше удается доставать деньги для института. С другой стороны, я не очень доволен тем, что они создают себе кумира в науке. Для них это Запад и Америка.

А там такие же люди, как и мы. Может быть, у них иное образование, иное оборудование, на котором они могут проверить свои идеи. Но они не боги, ошибаются так же, как и мы, так же врут - в меру - по исследованиям и результатам. Другое дело, что там большая ответственность за вранье, если тебя поймают. Уж если кого-то признают нечистоплотным, то и руки ему не подадут, и в приличное общество вход будет заказан.

- А как сейчас обстоит дело с поездками за границу?

- У меня за год ездит около 40 человек - на три месяца, на полгода, на год... В результате мы получаем прогресс. На высоком уровне работаем, понимаете?

Я не хотел быть директором. Вместо того, чтобы углубленно заниматься наукой, я должен принимать ответственные решения, подписывать всякие бумажки, отвечать на бесконечные телефонные звонки. Иногда думаю: оно тебе нужно?

Но вместе с тем я понимаю, что, став директором, я приобрел для себя свободу хотя бы на уровне института. Все, что обещал в своей программе, когда меня избирали, реализовал. Амосов потом говорил, что не ошибся во мне, что я настоящий директор, настоящий ученый, хвалил меня.

"ПОСЛЕ ЖЕНИТЬБЫ Я ЗАВЯЗАЛ С ГИНЕКОЛОГИЕЙ"

- Вы и в школе так же стремились к знаниям?

- В школе я был середнячком. Отношения с учителями, с директором были ужасные. Меня считали хулиганом, таким-сяким, дурным, а я был вольным человеком, свободной натурой: все время пропадал в степи, наблюдал за природой, вел дневники. Раскапывал какие-то минералы, окаменелые ракушки, собирался стать геологом. Для школьного биологического кабинета делал чучела птиц и животных.

Все это привело к переподготовке по математике и украинскому языку. Я попал к одной почтенной старушке, бывшей учительнице. Таких двоечников у нее было еще семь человек, но они уже занимались и вперед ушли. Хозяйка говорит: "Кто первым решит задачу, тот пойдет в сад кушать малину". Прочитала условия, спрашивает меня, как бы я за нее взялся. Начинаю объяснять с точки зрения целесообразности и здравого смысла. Она: "Правильно! Молодец! Иди кушай малину!". Я пришел домой и, воодушевленный, перерешал с ходу почти весь задачник. Пересдал математику на отлично.

А с украинским языком было иначе. Написал первый диктант - весь лист красный от исправлений. Учительница говорит: "Зачем ты пришел? Толку от тебя все равно не будет". Я сел за грамматику и сам ее выучил. Через две недели писал без единой ошибки.

- Вы мечтали о профессии геолога, а стали хирургом. Как это получилось?

- Случайно. После окончания школы приехал к тетке в Донецк. Она спрашивает: "Куда будешь поступать?". - "В индустриальный, на факультет геологоразведки". Отправились туда, по дороге заглянули в медицинский. Тетка ушла в деканат, а я в коридоре стал смотреть на выставленные чучела. Идет преподаватель, доцент Слюсаренко. "Что, нравится?". - "Да, - говорю, - но можно было бы и лучше сделать". Он заинтересовался мной, говорит: "Поступай на медицинский. Я тоже этот институт окончил, сейчас преподаю биологию. Будешь к нам ходить".

В общем, уговорил меня. Стал я учиться. Поначалу все шло не в дугу, я пропускал лекции. Но потом девчата из группы взяли меня в оборот, выбрали комсоргом. Я отвечал за художественную самодеятельность курса. Всех приобщил! И сам однажды так спел, что обо мне писала газета "Комсомолец Донбасса": "Мощным басом Геннадий Кнышов исполнил песню "Лесорубы". Меня пригласили солистом в эстрадный оркестр, и я с ним разъезжал по городам и весям. Скучать не приходилось - пел, занимался в школе бальных танцев, окончил мотоциклетную секцию.

- А медицина когда захватила?

- Только на третьем курсе я понял, что попал туда, куда надо. Когда по терапии привели первого больного и надо было его опросить, поставить правильный диагноз. Я обнаружил, что могу легко и свободно общаться с пациентами.

Поехал в Жданов на практику. Много делал операций, а как-то пришел на дежурство в отделение акушерства и гинекологии. До этого я родов никогда не видел. И, естественно, испытал эмоциональный и психологический сдвиг, чуть умом не тронулся. Было нас трое: акушерка, я и роженица. И вдруг появляется четвертое существо - словно из небытия. Шевелится, исходит криком. Вот это, скажу вам, настоящее чудо!

И начал я каждую ночь ходить на дежурство в это отделение и принимать роды. Научился всему, что нужно, надумал быть гинекологом. Потом и абортами занимался. Врачи на этом сдыхали. Пригласили меня, показали, что и как. Я в день делал по 20-30 операций. Но после женитьбы я с этим завязал. Жена сказала: "Нет!". И я полностью переключился на хирургию.

- Кто ваша жена?

- Тоже врач, на два года младше меня. Перевелась к нам в медицинский из другого института на третьем курсе. Познакомились 8 Марта на танцах.

- Легко смирились, когда она наложила запрет на гинекологию?

- Я возражал против многого. И стычки иногда были у нас серьезные. Даже до развода доходило. В августе у нас была свадьба в Дебальцево, где жили и мои, и ее родители. И надо же было такому случиться: день свадьбы совпал с днем открытия охоты. А я был заядлым охотником, не мог без этого...

Начали праздновать в субботу. На ночь я остался у невесты, но с отцом договорился, что в три часа ночи он приедет за мной на машине и мы отправимся на охоту. Больше никому ничего не сказал. Среди ночи тихонько вылез из постели, оделся, сел в машину, и только меня и видели! Вечером возвращаемся, смотрим - праздничных столов во дворе нет и гостей тоже.

Рекордный улов

"Где гости?" - спрашиваю у тестя и тещи. "Разошлись, разъехались". - "А где Галка?". - "Дома". Я - к молодой жене. А она: "Пошел вон! Опозорил меня, сбежал". Объясняю: традиция, мол, такая, ни разу еще не попустил открытия охоты. "Нет, и все!".

В общем, скандал. Я развернулся и - домой. Родители сидят ужинают. Мать отца честит: дескать, до чего довел сына. Через час приходят тесть и теща. Сели, выпили, посмеялись. "Собирайся, - говорят, - пошли". В 11 вечера я снова предстал перед своей женой.

- Отстояли свою традицию?

- Я стал доказывать, что это мой сложившийся образ жизни, что менять его никому не позволю. "Если хочешь, - предлагаю жене, - будешь ездить со мной". В следующее воскресенье отправились на охоту вместе. В тот день ходили на перепела, я стрелял без промаха. Жена побыла со мной и говорит: "Нет, это не для меня. Можешь ездить сам".

В конце концов, все уже поняли: пусть даже камни с неба будут падать, а я на охоту все равно стану ездить. И не столько для того, чтобы привезти добычу, а чтобы побыть с друзьями, побродить по лесу, ощутить свое единение с природой.

Человек должен жить в согласии со своей совестью, радоваться каждому дню и не впадать в уныние. Не зря в Библии уныние считается большим грехом. Если человек морально подавлен, у него плохое настроение, депрессия, - сопротивляемость организма падает и вероятность заболеть очень большая.

Здоровый человек должен искренне верить. Во что - это личное дело каждого, но общепризнанной есть вера в справедливость и добро. Человек периодически нуждается в исповеди, он должен переложить свои грехи на кого-то - на общество, на терпеливого и сопереживающего друга, на священника. И поэтому его тянет в храм...

Если вы нашли ошибку в тексте, выделите ее мышью и нажмите Ctrl+Enter