Мать погибшего на Майдане активиста Антонина ЧАПЛИНСКАЯ: «За что погиб мой сын?! За их декларации?!»
Интернет-издание «ГОРДОН» каждый год — 21 ноября, в день начала Евромайдана, и 20 февраля, в день массовых расстрелов активистов на улице Институтской, — готовит публикацию с родными героев Небесной сотни. Пожалуй, ни разу разговор не был таким тяжелым, как сегодня. В первую годовщину мамы и папы убитых повторяли: «Нет, наши сыновья погибли не зря». Во вторую впервые в их речи появилось «но»: да, изменения в Украине есть, но очень медленные.
21 ноября 2016 года, в третью годовщину Революции достоинства, женщины плакали и кричали: «За что погиб мой сын?!», мужчины были сухими и лаконичными в ответах. Меньше всего хочется разводить «зраду» в такой день, но не замечать эти настроения невозможно. Так же, как невозможно объяснить, почему спустя три года после важнейших событий в новейшей истории Украины виновные в расстреле активистов не осуждены, организаторы не посажены, следствие не закончено. Мы задали родным героев Небесной сотни всего три вопроса: почему виновные в расстреле до сих пор не наказаны? кто или что мешает следствию? что делать дальше?
«Еще три года назад совсем по-другому было, надежда была. Сейчас ничего не осталось: ни надежды, ни веры»
Владимир ЧАПЛИНСКИЙ, 44 года, Обухов, Киевская область. Убит 20 февраля 2014 года на улице Институтской недалеко от выхода из станции метро. Снайперская пуля попала в шею и застряла под правой ключицей. Смерть наступила мгновенно.
Мать Антонина ЧАПЛИНСКАЯ:
— Спросите меня, за что погиб мой сын? Не знаю ответа. Ничего нет, ничего не сделано. Муж после инфаркта каждую неделю ездит на суды над беркутовцами. Ездит, контролирует, а толку? Я раз была на суде, больше не езжу, сказала мужу: «Їдь один, бо я там буду кричати, рвати й метати».
Мне больно, что нет наказанных. У нас была встреча с генпрокурором Луценко, он много чего обещал, повторял: «Я очень стараюсь, я очень хочу». Жаловался, что это судьи затягивают процесс. А я не верю. Был Махницкий, потом Ярема, после Шокин, теперь Луценко. Три года, и ничего не сделано, ни один убийца не посажен.
Спросите меня, кто им мешает? Опять не знаю ответа. Что власть будет говорить нам в годовщину, как будет оправдываться? Порошенко с нами каждый год встречался, обещал. Как теперь нам в глаза посмотрит — не знаю. Президенту такой шанс дали, все прямо в руки положили, и... ни-че-го.
Что делать? Не знаю. Всю последнюю неделю плачу и кричу. За что погиб мой сын?! За их декларации?! За их дикие состояния?! За эту несправедливость?! У меня нет слов. Мне стыдно, стыдно за это государство. Еще три года назад совсем по-другому было, надежда была. Сейчас ничего не осталось: ни надежды, ни веры.
Сын часто повторял: «Мамо, все буде добре. Будемо всі жити». Я сейчас нашим обуховским мальчикам в АТО помогаю. Блинчики с творогом напекла, сало перекрутила, волонтеры повезут. Помогаю им, и легче. Но за что погиб мой сын?!
Сергей КЕМСКИЙ, 32 года, Коростень, Житомирская область. Политолог, журналист. Погиб 20 февраля 2014 года от выстрела снайпера недалеко от Октябрьского дворца.
Мать Тамара КЕМСКАЯ:
— Последний раз говорила с сыном 20 февраля, в день убийства. Позвонила ему без пяти восемь утра, в телефоне страшный шум, взрывы, будто салют. До меня даже не дошло, что на Институтской страшные события. Накануне в новостях сообщали: «Столкновения затихли, договорились о перемирии». Сын куда-то бежал, тяжело дышал. «Сыночек, что происходит?» — спрашиваю. «Мам, не волнуйся, все нормально». — «Ну ладно, — говорю, — ты сейчас занят, перезвоню». И все. Я сама отключила телефон в 8.00, а в 9.28 сына убили.
Я храню вашу газету, которая вышла сразу после расстрела Небесной сотни. На первой страничке — огромный портрет Януковича, а вокруг — фотографии убитых. На одной из них — мой сын Сергей Кемский с двумя пулевыми ранениями.
Думаю, убийцы не наказаны только потому, что нет желания их наказать. Нет настоящего, правильного расследования. Нам говорили, что доказательства, собранные в первые дни, уже частично утеряны. По нашему делу поменялось три следователя. Я упорно езжу в Киев, видела одежду сына, которая хранится в прокуратуре. В деле написано, что был один выстрел в шею, а на рубашке сына дырка еще от одной пули.
Не вижу у нашего главнокомандующего и президента политической воли довести все до конца. Была бы у Порошенко твердая решимость — дело Небесной сотни давно бы завершилось. Почему нет этой решимости, сказать трудно. Наверное, нежелание расстаться со своими богатствами, заводами и фабриками. Три года назад наши дети за свободу и достоинство вышли, совершенно по-другому представляли нынешнюю Украину. Почему же все по-прежнему?
Не знаю, что нам уже делать. Народ у нас терпеливый. Мы ждем. Но сколько еще сможем ждать, не представляю. Терпение всех родителей Небесной сотни не безгранично. Нет сил каждый раз приезжать в Киев и слышать одно и то же: следствие идет, следствие идет...
«Милиционер из Внутренних войск рассказывал, как радовался, что был в больнице, когда активистов расстреливали. Потом его в АТО убили. Теперь наши сыновья похоронены недалеко друг от друга»
Максим ШИМКО, 34 года, Винница. Убит 20 февраля 2014 года. Пуля снайпера попала в шею, когда Максим пытался спасти раненого активиста.
Мать Зоя ШИМКО:
— Знаете, когда мы пришли на кладбище к сыну, к нам подошла мама одного милиционера, который во время Майдана во Внутренних войсках служил. Она рассказывала, как ее сын радовался, что заболел воспалением легких и был в больнице, когда активистов на Институтской расстреливали. Потом этот милиционер в АТО воевать ушел. И погиб 29 мая 2014 года вместе с генералом Кульчицким под Славянском, когда сепаратисты украинский вертолет сбили. Теперь наши сыновья похоронены недалеко друг от друга. И такое бывает.
Почему не наказаны? Я этого понять не могу. Наверное, нет политической воли. Мы с мужем и еще одним моим сыном ездили в Киев, нас допрашивали как потерпевших. А результатов нет, хотя сейчас расследование быстрее идет, но все равно не так, как хотелось. Почему нет воли? Не было настоящей чистки во власти. Очень много людей остались на своих местах, они все тормозят, так и не поняли, что Украина — это Украина и она сильно изменилась.
Что теперь делать? Мы знаем что. Уже делаем: прилагаем все усилия для воспитания патриотической молодежи, потому что много людей моего возраста все еще думают, что живут в Советском Союзе. Когда сменится поколение, когда молодежь не будет думать, как старики, тогда будет совершенно другая Украина. Мы ходим, ездим по школам, рассказываем про Небесную сотню, объясняем, почему наши дети вышли на Майдан. Это сейчас для меня главное, потому что иначе жить уже нельзя.
Когда сын сбежал на Майдан, отключил телефон, не хотел, чтобы мы его отговаривали. 18 февраля, за два дня до гибели, сын написал у себя в соцсети: «За Україну! Хто може, їдьте в Київ!». Он такой человек: налоговый Майдан отстоял, участвовал в движении «Украина без Кучмы!» и на «оранжевую революцию» ездил. Сына похоронили здесь, в Виннице, на центральном кладбище на Аллее Героев.
Дмитрий ЧЕРНЯВСКИЙ, 22 года, поселок Артемовское, Донецкая область. Погиб 13 марта 2014 года на донецком Евромайдане от ножевого ранения, которое получил, защищая отход мирных демонстрантов. Через три месяца после убийства сына родители Дмитрия переселились во Львовскую область, а год спустя усыновили шестилетнего детдомовца Максима.
Отец Александр ЧЕРНЯВСКИЙ:
— На все ваши вопросы ответ один: потому что в Украине нет патриотов. Так и напишите. Кто знает, тот поймет. И следствию дойти до конца мешает одно: нет патриотов в Украине, которые боролись бы именно за Украину. Все тупо зарабатывают себе бабло, и на этом все заканчивается.
Что делать? Не переживайте, люди решат вопрос. Те, кому все это надоело, объединятся. В том числе атошники и все, кто уже не выдерживает того, что творится в государстве.
Сергей БОНДАРЧУК, 52 года, село Губин, Хмельницкая область. Учитель физики. Погиб 20 февраля 2014 года на Институтской от пули снайпера, когда выносил раненых.
Сын Владимир БОНДАРЧУК, глава гражданской организации «Семья героев Небесной сотни»:
— Почему спустя три года никто не наказан? Во-первых, большинство высокопоставленных чиновников, которые непосредственно отдавали преступные приказы о расстреле активистов, находятся вне Украины, в основном в России и на временно оккупированных территориях. У наших правоохранительных органов нет механизма их возврата.
Во-вторых, среднее звено чиновников, которые находились между исполнителями убийств и высокопоставленными организаторами, до сих сидят на своих должностях и интегрировались в новую власть. Достать их достаточно тяжело.
В-третьих, не завершена судебная реформа. На своих рабочих местах остались судьи, которые в свое время выносили незаконные решения по активистам Майдана, а теперь рассматривают дела беркутовцев. Рассчитывать на объективность в этом случае невозможно.
В-четвертых и в-главных, зависимость от политической воли в вопросе надлежащего обеспечения самого процесса расследования. Дело о расстреле Небесной сотни очень большое, насчитывает свыше трех тысяч эпизодов по всей Украине, огромное число подозреваемых, потерпевших, свидетелей, раненых, убитых. Не хватает следователей, не хватает ресурсов, не хватает надлежащего технического обеспечения. Мы неоднократно обращались к президенту, генпрокурору, в Кабмин с просьбой выделить средства на оборудование для экспертиз, в том числе баллистических.
Дело о расстреле Небесной сотни чрезвычайно важное для Украины. Пока оно не будет завершено, пока зло останется ненаказанным, ни о каком движении вперед говорить невозможно. Где гарантии, что не только нынешняя, но и следующая власть не поступит с активистами так же, как режим Януковича? Безнаказанность порождает новые всплески коррупции, злоупотребления и нарушение законов. И опять мы возвращаемся к политической воле руководства государства.
Третий год мы боремся за выделение необходимых ресурсов для следствия, за сопровождение этих дел в Международном уголовном суде в Гааге. Но здесь очень важно внимание прессы и общества, потому что все устали. Очень устали. Что делать? Для начала каждому прийти на одно-два судебных заседания, послушать свидетелей и пострадавших, посмотреть на тех, кто находится за решеткой.
Со стороны того же «Беркута» и Януковича мы видим невероятно огромные средства и дорогих адвокатов. Очень тяжело, когда на судебные заседания с нашей стороны приходят три-четыре человека, а с той стороны — 20-30 и они морально давят. Приходите на суд, поддержите нас и сами сделайте вывод, что происходит.
«К сожалению, и в правоохранительных органах, и вообще во власти остались те же люди, что при Януковиче»
Устим ГОЛОДНЮК, 19 лет, Збараж, Тернопольская область. Устим защищал Майдан в голубой миротворческой каске, которую считал оберегом. 20 февраля 2014 года пуля снайпера, стрелявшего в голову Устима, прошла через каску навылет.
Отец Владимир ГОЛОДНЮК:
— Сразу после трагедии органами внутренних дел и прокуратуры делалось абсолютно все для того, чтобы уничтожить доказательную базу, пресечь любую попытку расследовать преступление. В то время — да и сейчас! — в наших органах работают люди, которые ненавидели Майдан, похищали активистов, бросали их в тюрьмы. В МВД и прокуратуре никто и не собирался расследовать свои же преступления.
Сейчас произошли определенные изменения в Генпрокуратуре. Тот же руководитель департамента специальных расследований ГПУ Сергей Горбатюк внушает доверие, хотя к его работе есть замечания. Но я не вижу в МВД какого-либо желания расследовать расстрел Небесной сотни. К сожалению, и в правоохранительных органах, и вообще во власти остались те же люди, что при Януковиче. Им невыгодно расследовать расстрел Небесной сотни.
Что делать? Искать единомышленников, объединяться в гражданские организации и контролировать власть, жестко держать ее в руках, освещать в СМИ весь негатив наших чиновников и тем самым очищать все руководство государства. К сожалению, сейчас социальная активность граждан практически на нуле, люди очень устали, может, отчаялись. Если бы гражданское общество взяло на контроль расследование расстрела Небесной сотни — мы бы добились правды. Нужны общественные структуры, которые бы контролировали действия властей в этом вопросе.