Психолог Фрэнк ПЬЮСЕЛИК: «Во Вьетнаме погибло 57 тысяч американских солдат, а в течение следующих 10 лет более 60 тысяч покончили с собой. В Украине ситуация намного хуже, потому что война идет на территории страны, — это бомба замедленного действия»

Фрэнк Пьюселик — ветеран вьетнамской войны, психолог, один из основателей направления нейролингвистического программирования и разработчиков системы реабилитации ветеранов военных конфликтов в США. С 1998 года является постоянным консультантом Корпуса мира. Основная сфера деятельности Пьюселика — бизнес-тренинги. Он много работал в странах СНГ. Когда в Украине начался военный конфликт, эксперт решил поделиться и своим опытом в реабилитации посттравматического синдрома. В Киеве, Одессе и Харькове он провел ряд тренингов для социальных работников, психологов, врачей и волонтеров, которые помогают украинским бойцам. По мнению Пьюселика, успешный солдат — это не только строевая подготовка, но и военное мышление. После боевых действий все солдаты нуждаются в специальной реабилитации. Пока такой системы в Украине нет, демобилизованные остаются один на один с вызовами социума.

«В УКРАИНЕ САМЫЙ БОЛЬШОЙ БАРДАК ИЗ ВСЕХ, КОТОРЫЕ Я КОГДА-ЛИБО ВИДЕЛ»

— Вы много общались с украинцами в разных городах страны. Как оцениваете состояние, в котором сейчас пребывает социум?

— Я не знаю всей информации, а формирую свое мнение таким же способом, как и все жители этой страны, в том числе слушая рассказы других людей. Тут самый большой бардак из всех, которые я когда-либо видел. Мне очень жаль солдат и всех украинцев. Совершенно очевидно, что у украинской армии не было и нет навыков, она понятия не имеет, как вести войну. Бойцы абсолютно не подготовлены. Ситуация в Украине в несколько раз хуже, чем в других местах конфликтов.

Принимая во внимание, что война когда-нибудь все равно закончится, я даже не могу представить, что после этого здесь будет происходить. Потому что социум серьезно травмирован. Я видел, какие катастрофы происходили в странах, на несколько порядков лучше подготовленных к боевым действиям, чем Украина. Боюсь, у меня в руках чертов хрустальный шар, который я не хотел бы иметь.

— Многие люди, которые бывали в восточных и западных регионах Украины, отмечают, что война идет локально. Чем дальше на запад, тем меньше о ней задумываются. Почему люди стараются игнорировать существование войны?

— Я не думаю, что во Львове люди предпочитают не замечать войну. Каждый об этом думает, но кто-то больше, а кто-то меньше. События в стране влияют на всех. От этого невозможно отмахнуться.

Как минимум, последние 100 лет украинцы получали кризис за кризисом. Людей убивали, морили голодом, государство разрушали, гривна падала, экономика рушилась... Украинцы понятия не имеют, что делать с этим перманентным кризисом. Когда был глобальный мировой экономический кризис, все удивлялись, как же украинцы справляются? А они в ответ: «То, что я вижу сейчас, это просто еще один кризис, еще одна катастрофа. Кстати, что у нас на обед?».

Люди пропускают все неприятности мимо себя. Они привыкли к тому, что мир ужасен, правительство — отстой, в жизни всегда будет много трудностей, надо найти способ, как двигаться дальше, лично для себя, растить своих детей, делать свое дело, не обращая внимания на внешнее. Однако в таком восприятии кроется угроза, поскольку существенно усложняется процесс объединения людей для того, чтобы остановить коррупцию и экономическое падение, создать достойные законы, восстановить суды, наладить жизнь. Ведь никто не ожидает, что новая система будет работать. А раз работать не будет, зачем париться? «Кстати, а что у нас на ужин?».

«ПРИВЕЗТИ ДОМОЙ ТУЛОВИЩЕ НЕЛЕГКО, НО ГОРАЗДО ЛУЧШЕ ПРИВЕЗТИ ГОЛОВУ. А СОХРАНИТЬ РАЗУМ НА ВОЙНЕ — ЗАДАЧА НЕ ИЗ ПРОСТЫХ»

— У нас сейчас идет первая волна демобилизации. Домой возвращаются бойцы, призванные в прошлом году, на долю которых выпали самые страшные испытания. Как их встречать?

— Это первая ошибка. Те 40 тысяч бойцов, которые возвращаются, не должны сразу попадать домой. Им необходимо пройти специальную программу реабилитации, чтобы подготовиться к гражданской жизни. Привезти домой туловище нелегко, но гораздо лучше привезти голову. А вот сохранить разум на войне — задача не из простых. Нужны специалисты, которые научат, как переходить от войны к обычной жизни, ведь после ожесточенных сражений они опасны, словно дикие животные. Они такими и должны быть на войне, иначе погибнут. Теперь надо быстро вернуть человека в нормальное состояние.

Чтобы осознать, насколько это важно, приведу две цифры: во Вьетнаме погибло 57 тысяч американских солдат, а в течение следующих 10 лет более 60 тысяч ветеранов покончили с собой. В США тогда не было специальной психологической помощи для военных. Эта система была построена после всех трагедий, с нуля.

— То есть Украина сейчас пребывает на той же исходной позиции, что и США после войны во Вьетнаме?

— Тут намного хуже ситуация. Война идет на территории страны. В Украине уйма дополнительных неприятностей, которых в Америке не было. Сейчас в стране много людей с травматическими расстройствами. Если ничего не делать, начнется развитие посттравматического стрессового расстройства (ПТСР). Через полгода-год ситуация значительно ухудшится. Исправить ее будет намного сложнее. ПТСР, как инфекция, распространится по всей стране.

— В чем проявляется ПТСР у военнослужащих?

— Симптомами расстройства является дезориентация, сны, неуверенность, вздрагивание, изоляция. Сейчас я сижу спиной к окну. Человек с расстройством никогда так не сядет, потому что ему надо видеть, что происходит вокруг. 40 лет назад я бы выбрал место возле надежной стены, с хорошим обзором дверей и окна.

Среди других симптомов — нежелание говорить о том, что происходило на войне, или напротив — желание говорить только об этом. Человек может часами сидеть и молча смотреть в стену. Это бомба замедленного действия. Если не работать с человеком, дальше начнутся драки, пьянки, взрывная реакция на любую мелочь, равнодушие к окружающему, человек потеряет себя и сформируется ненависть ко всему миру.

— Как построена система поддержки военных в США?

— В Америке не все идеально, но не так плохо, как в Украине. У нас домой солдат после службы никто не отпускает. Они могут на пару дней съездить, но потом должны вернуться на военную базу. В Министерстве обороны на контракте тысячи специально обученных психологов. Их работа заключается в том, чтобы встретиться с каждым солдатом, поговорить, оценить состояние, провести ликбез, дать рабочие тетради, с помощью которых бойцы смогут себе помочь.

Процесс оценки может занять три-четыре дня, иногда до одного месяца. В течение этого времени военнослужащим дают четкие инструкции: если переживаете вот это — звоните сюда, испытываете такое чувство — обращайтесь сюда. Солдаты хороши в том, чтобы получать и выполнять приказы. Обычно они делают то, что им говорят.

Если психолог сочтет, что боец не готов вернуться домой, он может на месяц или два отправить его в реабилитационный центр, где оказывается специализированная помощь. Если решит, что человеку необходима дополнительная консультация, то свяжется с отделением, которое расположено максимально близко к месту проживания ветерана. В США около 50 тысяч таких точек по всей стране, где работают по два-три специалиста. Правительство поддерживает эти учреждения, но они принадлежат не государству, а ветеранским советам.

Действует четыре совета, которые имеют большие больницы и центры психологической реабилитации. В Америке ветераны — очень уважаемые члены общества. На их поддержку тратится невероятное количество ресурсов и так долго, сколько человек живет.

В каждом городе две-три ветеранские организации и более мелкие ассоциации у ветеранов корейской войны, вьетнамской, афганской и так далее. Парни постоянно вместе, общаются, приводят с собой свои семьи. У них крепкое военное сообщество. Центры — это пространство, где ветераны могут пообщаться.

Это то, что Америка делает, и это же должны делать в Украине, но не могут. Тут необходима более организованная и мощная структура, чем есть в США, потому что война происходит на территории страны.

«КТО РАЗРЕШАЕТ ДЕВУШКАМ ПРИХОДИТЬ В БОЛЬНИЦЫ И ФЛИРТОВАТЬ С РАНЕНЫМИ?»

— Какой-то период времени нам еще понадобится для формирования служб, которые возьмут на себя работу с демобилизованными бойцами. А что-то можно сделать уже сегодня?

— Есть огромная разница между тем, что мы сделать должны, и тем, что мы сделать можем. Сейчас нужен немедленный запуск программ для населения и бойцов по всей стране. Люди должны быть информированы относительно того, что происходит. Для разных групп необходимо разработать программы — что вы можете сделать, если вы член семьи, ветеран, друг... Это бы помогло, и это вполне реально сделать.

Также должно подключиться телевидение. Нужны обучающие программы, которые страна будет смотреть в удобное время суток. Эксперты мирового класса готовы завтра же приехать по первому зову, чтобы помочь Украине в разработке таких программ.

Это должно было случиться вчера. Каждый день мы ждем. Ничего не происходит. И чем дольше откладываем, тем хуже будет дальше. Трагедия надвигается. Это бомба с часовым механизмом. Я видел много раз, как подобные бомбы взрывались. Это седьмой военный конфликт по счету, в котором я участвую как консультант.

Мне говорили, что в Украине сейчас насчитывается 75 санаториев для ветеранов войны. Есть здания и персонал, но они совершенно не задействованы. Туда должны приезжать семьи для групповых сессий, консультирования, тренингов.

Мы сейчас готовим тренеров, которые будут обучать психологов работе с военными и их семьями. Военная психология не обычная психология, это другой мир. Обычный психолог в военном деле не то что не компетентен, а опасен. Война — не простая игра. Чтобы консультировать ветеранов, надо быть умными. Нельзя допускать ошибки, иначе рано или поздно один из этих мальчиков снесет тебе голову. И психологи в Украине к таким ситуациям совершенно не подготовлены.

Сейчас мы пытаемся наладить процесс. К проекту подключилась советник Президента Ольга Богомолец. Она понимает, что важно, работает напрямую с Порошенко и получает все необходимое для организации системы реабилитации. С 22 апреля мы начали обучение сотни тренеров, которые смогут в разных регионах обучать психологов для работы с военными, и рассчитываем подготовить 30-40 квалифицированных специалистов.

Существуют хорошо организованные волонтерские группы. Для них мы также проводим тренинги. Здорово, что в Украине есть уйма хорошо мотивированных людей. Но надо помнить, что необученный волонтер скорее вредит, чем помогает. Я приведу пример. Мы назвали это явление «охота на калек».

В больницах много солдат с серьезными травмами и ранениями, и к ним приходит много молоденьких девушек-волонтеров поговорить и помочь. Парень потерял ногу, эмоциональный калека, он влюбится в первую женщину, которую увидит. Они решают жить вместе. Есть пара проблем: она из Харькова, он из Львова, у него семья и дети. Но он считает, что встретил женщину своей мечты. Полгода прошло, боец девочке надоел. Она ведь молодая и красивая, а живет с инвалидом. Неужели надо жертвовать своей жизнью? И она уходит. Солдат остается один, потому что не может вернуться в родной город к своей семье. И таких случаев уже сотни!

Кто разрешает девочкам приходить в больницы и флиртовать с ранеными?

— Волонтеры часто рассказывают, что на передовой большая беда с алкоголем. Ее можно решить психологическими консультациями?

— Когда я по приглашению фонда «Мир и порядок» проводил семинар в Харькове, мне об этом рассказали волонтеры. По их словам, случаев мародерства и пьянства довольно много. Первый вопрос, который я задал, когда услышал об этом: а где, черт возьми, офицеры и генералы? Что они делают? Если они в это время тоже пьют, их надо гнать. Пьющие — не солдаты! Я был на войне, я знаю, о чем говорю. От каждого бойца зависит жизнь других ребят. Если я пьян, то медленнее и по-другому соображаю, а не так, как должен в определенной ситуации. Рискую не только своей, но и чужой жизнью. Солдатам позволяют пить. Я не могу понять, как в месте несения службы и военного конфликта можно выпивать!

Волонтеры спрашивали, что же делать? Важно расставить точки над «i»: все, кто занимается мародерством и пьянством, — вооруженные преступники. Если они убивают и насилуют, их следует приговорить к высшей мере. Преступник с оружием ничего общего не должен иметь с солдатом, защищающим свою страну. Надо наполнить тюрьмы теми, кто совершал преступления в военное время в зоне конфликта. И как можно скорее. Иначе страна обречена.

Семья, ставшая жертвой насилия, будет ненавидеть Украину и передавать свою ненависть следующим поколениям. Если же люди обнаружат, что парень, совершивший преступление, осужден, они, может быть, через два-три поколения подумают о том, чтобы снова публично признать себя украинцами.

Самая сложная задача сегодня — как после всего, что произошло и происходит, снова стать единой страной. Как собрать вместе парней из городка на востоке, один из которых служил в украинской армии, а его школьные друзья и соседи — у сепаратистов. Война закончится, они вернутся домой. Еще есть время предотвратить катастрофу. Что-то уже делается, но это происходит очень медленно и с опозданием.

Чем быстрее прибудут в Украину достойные эксперты, чтобы исследовать ситуацию и разработать стратегию формирования системы реабилитации, тем лучше. По моему мнению, если действовать правильно, мы сможем предотвратить, как минимум, 80 процентов самоубийств и потратить 10 лет на восстановительный процесс, а не 40, как в США. А это восемь из 10 сохранившихся семей. Увы, 10-20 процентов случаев мы не сможем предупредить, трагедия все равно произойдет, потому что ситуация очень напряженная.

Если вы нашли ошибку в тексте, выделите ее мышью и нажмите Ctrl+Enter