Хомо советикус, облико морале

Виталий КОРОТИЧ

Профессор Преображенский из повести Михаила Булгакова «Собачье сердце» сказал замечательные слова о том, что, независимо от форм общественного устройства, разруха коренится прежде всего в человеческих головах. Всегда припоминаю эту мысль, слыша жалобы на то, что в нашей жизни обнаружились очередные неустроенности, что люди какие-то не такие и все вокруг рушится. По моему твердому убеждению, все не только не рушится, а даже оказалось крепче, чем можно было предположить. Претерпев любые перевороты и сдвиги, выжил целый ряд человеческих качеств, воспитанных советской властью и унаследованных от нее.

Мне очень забавно было слышать жалобы американского чиновника, занятого устройством наших бывших соотечественников, перекочевавших за океан. Эмигранты всячески отмежевываются от невыносимых для них традиций советской жизни, наперебой рассказывают о страшных годах террора и арестах невинных людей, одновременно заваливая чиновника доносами друг на друга (враг на врага?). Чиновник сам додумался до вопроса, который и задал мне: «Если у вас было столько жертв несправедливых арестов, то сколько же было лживых доносчиков и где эти доносчики теперь?».

Ничто не исчезает бесследно. С трудом уходит от нас нежелание трудиться на всю катушку, никуда не девалось умение искать на стороне виновника своих неудач и всячески обвинять его в собственных промахах. Советские термины и традиции ушли с вывесок, но надолго задержались в душах и головах.

Я думал об этом в те трагические осенние дни, когда в Москве был захвачен в заложники целый зрительный зал. Террористы, державшие людей под дулами автоматов и уже застрелившие нескольких своих пленников, требовали, чтобы заложники или их родственники группами выходили на улицу, организовывая там митинги под плакатами, тексты которых им были надиктованы. И люди выходили, проводя приказные митинги, требовали, что велели потребовать, даже обижались, если им делали замечания.

Довольно известный театральный режиссер Марк Розовский, до этого ходивший в записных либералах и поругивавший всех, кто при советской власти делал и говорил то, что ему эта власть велела, организовал один из таких митингов и позже в открытую отстаивал свое право провозглашать любые лозунги, если они повлекут за собой хоть какие-то льготы для близких ему людей, оказавшихся в опасности. Примерно так сегодня оправдываются писатели, те, кто голосовал за исключение, запрещение и наказание своих непокорных коллег, подписывал известные статьи типа: «Я не читал Пастернака (Стуса, Виктора Некрасова, кого угодно), но глубоко возмущен его творчеством...», «Что я мог сделать? Не я, так другой бы, а меня бы размазали, наказали...».

Вопрос очень сложный. В армиях многих государств существует правило, по которому военнопленный должен прежде всего сохранить свою жизнь, не геройствовать, а выдавать все известные секреты, если так можно спастись. Капитаны отловленных шпионских шхун выкладывают на стол все коды, называют все адреса и выступают по радио, проклиная своих недавних начальников (помню, именно так повел себя капитан американского корабля-разведчика» «Пуэбло», некогда задержанного северными корейцами, но спасшего таким образом себя и экипаж и награжденного по возращении). Но нас учили иначе, мы вырастали в обществе, где ценность человеческой жизни в расчет почти не принималась в сравнении с интересами государства. У нас до сих пор другие мозги. И никак не привыкну к тому, что сегодня уже не считается предательством то, за что вчера еще не подавали руки.