В разделе: Архив газеты "Бульвар Гордона" Об издании Авторы Подписка
СЛУГА НАРОДА

Владимир ЗЕЛЕНСКИЙ: «Родители стали мне ближе, отец мной гордится, и когда мы заканчиваем разговор по телефону, друг другу говорим: «Я тебя люблю»

После 100 дней с начала своего президентства Владимир Зеленский дал интервью народному артисту Украины Станиславу Боклану, с которым вместе снимался в сериале «Слуга народа». Предлагаем текстовую версию интервью Боклана с Зеленским, которую опубликовала ТСН.

«Хочу посетить «Квартал». Как не последний зритель»

— Я помню, когда в фильме я зашел к вам с фразой: «Доброе утро, господин президент», вы сидели в уборной и интересовались последними новостями. А как начинается утро президента в реальной жизни?

— Я говорил об этом в своей речи на День Независимости, что просыпаюсь вместе с сообщениями с фронта: выстрелов столько-то, потерь столько-то. Я очень рад, что сейчас это уменьшилось в разы. Я получаю эсэмэски трижды в день. Когда там ноль, это очень приятные моменты. Затем целую детей, жену. Они всегда спят, когда я это делаю, и даже не знают, что я это делаю, вот теперь узнают.

— Вы, я думаю, читаете новости, интересуетесь Facebook, там же о вас...

— Такое ощущение, что там только о нас (смеется).

— Как реагируете на гневные комментарии в свой адрес?

— Плохо, очень плохо. Я ж действительно работаю, я действительно хочу, чтобы мы победили во всех делах и в войне, чтобы все было хорошо в Украине. За что?

— Есть вариант вычеркнуть себя из Facebook и не обращать внимания на это.

— Не могу.

— Я помню историю, когда кто-то в Facebook написал: «Зеленскому пора показать яйца», я не знаю, как это предлагалось сделать, и с вашей страницы ответили: «Сбросил в личку». Это вы лично делаете или люди, которые занимаются вашим Facebook?

— Нет-нет, я сам лично делаю все.

— Я знаком и с вами, и с вашей женой. Как, по-вашему, Елена чувствует себя в статусе первой леди?

— Я думаю, этот вопрос больше к ней, чем ко мне... Ей сложно, потому что она очень ответственный человек. Мне кажется, Лена даже более ответственная, чем я, потому что каждую деталь разбирает. Ей дискомфортно, она не любит, когда о ней много публично говорят, даже когда хорошо говорят в соцсетях.

Я советуюсь с ней по очень сложным вопросам, потому что каждому человеку нужны люди, которые говорят правду. Не­правильно все время находиться в теплой ванне, когда ты президент или у тебя любая другая ответственная должность.

— Какие-то изменения происходят в отношениях с родителями после того, как сын стал президентом?

— Они стали ближе. Мама как звонила мне три раза в день, так и звонит. С отцом мы очень редко общались в силу различных причин, сейчас больше, стали ближе. Он мне говорит вещи, которые я от него не слышал много лет. Гордится мной. И когда мы заканчиваем разговор на ту или иную серьезную тему по телефону и он мне советует много всего, то говорим друг другу: «Я тебя люблю».

— Вы и сегодня очень часто без галс­тука, хотя положение обязывает...

— Я, честно говоря, не заморачиваюсь по поводу галстука...

— Я тоже бы сегодня приехал без галстука, но...

— Да нормально. Есть соответствующие моменты — например, протокол. У нас руководитель про­токола — Ярослав. Когда я в галстуке, у него сразу появляется настроение: «О! Это президент».

— Мы сейчас едем к вам на работу. Скажите, почему мы едем не на велосипеде?

— Я с этим боролся и борюсь. Мне не разрешают. Не буду сейчас называть фамилии людей, от которых может быть опасность. Мы получаем информацию... И из-за этого мне не разрешают. Имели место уже несколько случаев, когда было совсем опасно.

— Вы обещали не мешать киевлянам жить спокойно — не перекрывать дороги. Вроде казалось, что это происходит, и вдруг к нам приехал господин Нетаньяху и...

— Я видел. И все показали, что у меня большой кортеж...

— Я не знаю, были ли вы в том кортеже, дело не в этом. Так будет всегда, когда приезжают почетные гости или этот вопрос утрясется?

— Начну с начала: мы обещали ничего не перекрывать — мы ничего не перекрываем. Мы обещали, что не будет кортежа. Чтобы всем было известно, кортежи всег­да существовали, и у предыдущей власти — от восьми до 12 машин. У нас всег­да две-три машины — ма­шина полиции, другая сзади пря­чется. У меня с этим много прикольных моментов — как я выхожу, как они убе­гают... Ну это отде­ль­ная история, очень смешно.

— Скучаете по друзьям из «Квартала»?

— Всегда.

— Встречаетесь? Есть время или толь­ко: «Алло, привет»?

— Встречаться времени нет. На «Алло» иногда появляется. Пишем эсэмэски друг другу в WhatsApp.

— Есть идея посетить «Квартал»?

— Есть. Я хочу посетить «Квартал». Я не мог поехать в Одессу на съемку, потому что у меня были дела. Но сейчас в «Ук­ра­ине» в октябре будут съемки «Квартала», и я хочу.

— Инкогнито или официально?

— Официально как зритель. Как не последний зритель. А может, еще такая идея — выйти на сцену. Почему нет? Очень дорогие билеты. Для меня будет дешевле на сцене, чем сидеть за такие деньги.

— К большому сожалению, не видел номера кварталовцев о вас и Андрее Богдане. В реальной жизни господин Богдан часто что-то шепчет вам на ухо. Такое впечатление, что господин Богдан хочет продемонстрировать мне как зрителю, что у него есть какое-то особенное влияние.

— Он такой просто нетерпеливый человек, чтобы вы знали. Он не может иногда угомониться. Я ему говорю: «Что ты постоянно выставляешь в Instagram? Что ты за человек? Что ты в Facebook? Куда ты полез к журналистам? Чего ты с ними ругаешься?». Он должен успокоиться. Влиять на меня? Он знает, что это очень, очень сложно. Но у него в политике больший опыт. Это правда, что иногда он дает очень креативные идеи, может мне шептать: «А ты забыл сказать об этом». Я ему говорю: «Андрей, успокойся». Он: «Ты видишь, что он сказал?».

— Все мы праздновали День Независимости 24 августа, а Андрей Богдан в это время был на свадьбе в Сен-Тропе.

— Я слышал и даже видел.

«Я думаю, что Богдан неправ. Нарушал он закон? Не нарушал. Но не все меряется законами»

— Как вы к этому относитесь?

— Во-первых, Богдан пошел в отпуск. Я даже не знал, куда он едет, это не мое дело. Он ушел в отпуск, и это было не 24-го. Важно понимать, что он не уехал именно в День Независимости в Сен-Тропе. Это не­правда. Он уехал за четыре или пять дней. Это его отпуск официальный. Мы договорились — я подписал отпуск, есть бумаги. Он на 24-е был приглашен на свадьбу к своему товарищу. Я ему позвонил и сказал, что он неправ в этой ситуации. Он не мог, как один из людей во власти, не имел права на День Независимости своей страны гулять в Сен-Тропе. Я думаю, что он неправ. Нарушал он закон? Не нарушал. Но не все меряется законами. Он не уехал в Сен-Тропе целенаправленно в День Независимости, но все равно неправ.

— Вы уже привыкли к президентскому официозу и помпезности?

— Расскажу историю. В коридорах стояли ребята, которые отдавали честь и кричали: «Желаю здоровья, господин президент!». В первый день я испугался. На второй день сказал: «Ребята, давайте как-то спокойнее, мы же с вами просто здороваемся». Они стали тише произносить свое «желаю здоровья, господин президент». Потом я им говорю: «Давайте проще — «желаю здоровья» или «доброе утро». Теперь мы все очень спокойно здороваемся.

— Как и в сериале, вы назначили на высокие должности многих своих друзей. Кроме меня, за что я очень благодарен...

— Ты мне не друг! Я шучу. Что касается друзей. Самые близкие люди — те, кому ты можешь доверять... Съезди посмотри — что на Донбассе, почему мост не строится, что в станице Луганской? Старый губернатор говорит: здесь все строится. А ты едешь и видишь, что ничего не работает. И поэтому были приглашены мой помощник Сергей Шефир, на информационную политику — Юра Костюк, дальше мой давний товарищ, но он профессиональный юрист — Андрей Ермак, моя помощница Маша. Кстати, никто из них не кум, не брат и не сват.

— Дело времени... (смеются). У многих, кто пришел с вами, вообще нет никакого политического опыта работы. Это вас никак не...

— Я очень рад. Очень рад, что я такой не один.

— А вот Юзик в Верховной Раде?

— Свой, да. Он занимался Кривым Рогом, он лучше всех его знает, это наш родной город, там должны быть все чистые депутаты. Мы не можем контролировать всех депутатов. То есть они проходили какой-то отбор, был конкурс-лифт, они шли от «Слуги народа». Я уверен, что какие-то люди — вы видели, мы почистили 11-12 человек сразу — оказались проходимцами. И я уверен, кто-то еще появится среди нашего круга, кому мы доверяли, а они, скажем так, по другим причинам шли во власть.

«С Путиным у нас состоялся предметный разговор. Мы оп­ре­делили, каким образом и в какой срок вернем наших ребят»

— Многих волнуют и беспокоят наши отношения с Россией. У вас был телефонный разговор с Путиным?

— Два.

— Как это происходило, как быстро с той стороны подняли трубку и каков был тон разговора?

— У нас нет никаких отношений. Я позвонил ему, потому что видел решение Международного трибунала по поводу наших моряков и кораблей. Я видел, что все сроки прошли и никто нам не возвращает наших ребят, и понял, что мы не можем больше ждать, потому что каждый день мы теряем людей на фронте, теряем возможности влияния на Запад по поводу возвращения моряков, теряем детей. И этого ж никто не видит...

Родители моряков, или дети, или жены, они ж не просто там пикетировали. Но они много раз приходили сюда — мы сидели, разговаривали. Они говорили, что «поверьте нам, никто, ни адвокаты, ни омбудсмены (хотя омбудсмены работают), ни международные защитники не вернут наших детей. Позвоните, пожалуйста, Путину».

И была напряженная атмосфера, особенно в СМИ, особенно в Министерстве иностранных дел... Потому что мои предшественники очень не хотели допустить моего разговора с президентом России. Для них это вопрос политический, а для меня — человеческий. Для них — не дай бог, сейчас моряки вернутся из-за разговора Зеленского с Путиным, не дай бог, такое произойдет.

Я решил ему позвонить, мы познакомились, у нас был разговор где-то 30 минут. Мы говорили о возвращении наших ребят, о следующих шагах, о ситуации на Донбассе, о войне на Донбассе. Мы обменялись информацией, у нас состоялся предметный разговор, мы оп­ре­делили, каким образом и в какой срок мы вернем наших ребят.

Второй разговор — я позвонил после гибели наших ребят на Донбассе. В первой беседе мы говорили о прекращении огня, второй был срочный. Я сказал: «Мы же с вами договорились о прекращении, а там не прекращается». Тоже был обмен информацией, о которой я не хочу сейчас распространяться. Просто не могу, не имею права. И по поводу возвращения ребят не хочу, не только моряков.

Второй разговор был более подробный. И я понимаю, что решать все вопросы сразу: Донбасс, Крым, прекращение огня — это очень, очень сложно. И не будет в этом прогресса. Поэтому надо решать шаг за шагом: конкретными сроками, конкретным количеством, конкретными людьми. Поэтому мы это проговорили на втором звонке, о том, что продолжим это в третий раз и это будет наша в нормандском формате личная встреча.

Когда-нибудь мы закончим эту войну, и состоится откровенный разговор: с именами современных политиков, представителей средств массовой информации. Мы в демократической стране живем, у меня есть информация, с фамилиями: кто что делает, кто от кого получает деньги, кто какие акценты расставляет, какие месседжи посылает, какие сюжеты показывает на телевидении, что публикует в газетах, что в целом происходит ради того, чтобы парни просто не вернулись. Вся информация есть. И все будут за это отвечать.

— Выбирая президента Зеленского, все думали, что выбирают миротворца. Стопроцентного. Но ваша риторика, ваши действия достаточно антироссийские. Вы не боитесь, что в определенных регионах вы потеряете свой рейтинг?

— Меня это не интересует и не интересовало во время избирательной кампании в Верховную Раду. Я спокойно к этому отношусь, потому что понимаю, что у меня будут ошибки. Я все делаю ради Украины. Мне главное, чтобы другие государства не поддерживали боевиков и чтобы чужие вой­ска не находились на нашей территории, чтобы мы прекратили войну.

Кто пользуется терминологией, чтобы повысить себе баллы... Партия господина Медведчука... Там есть еще большие вопросы, это его партия или там временное объединение? И кто они такие? Есть большие вопросы, откуда у них деньги на финансирование партии, на финансирование каналов? Мы знаем некоторые ответы, и это будет очень громкая история, которая плохо закончится.

— Глобальные вопросы об экономике после первых 100 дней вашего президентства было бы неуместно ставить. Но все видят, что ВВП вырос и, как писали в Facebook, это потому, что перестали так воровать, что в этот период просто перестали воровать. Вы контролируете эту ситуацию?

— Они действительно очень боятся. И действительно, на таможне и на границе очень сильно, в разы, уменьшилась контрабанда. Ну очень, прямо очень. Они стоят, они не знают, куда нести. Мы получаем тысячи месседжей — дескать, ну возь­мите, ну пойдите. Все боятся, со мной никто не говорит. Просто знают, что я сразу буду кричать. Я знаю, что есть приколы в Facebook — по поводу того, что я звоню главе СБУ Ивану Баканову (смеется)... Да, сразу же звоню Баканову — здесь нет проблем.

Мы остановили большое количество конт­рабанды. Мы покончим с контрабандой, когда будет реформирована таможенная служба и налоговая. Мы это все сделаем. Это будет до конца 2019 года. Мы прибьем «контрабас».

— Вы знаете, что вас, по крайней мере в соцсетях, сравнивают с батькой Лукашенко? Ну о том, как вы встречаетесь с руководителями в областях. Я понимаю, что они заслуживают этого, иначе разговор был бы более лирическим. Будете продолжать так же?

— Лирики больше нет... Нужно время, нужно правительство. Я не могу вручную с людьми расправляться... Система должна работать, должна быть вы­стро­ена система.

«Если модель не будет уменьшать коммуналку, будем прощаться с правительством»

— Что там, господин президент, с коммуналкой?

— Задача есть, поставлена новому правительству: они должны показать модель. И если модель не уменьшит коммуналку, будем прощаться с правительством. Все, что они смогут, они сделают. Вопрос не в том, какая цена коммуналки. Вопрос в том, какой процент от того, что получает человек в качестве пенсии или зарплаты, он платит за коммуналку. И такая структурная задача ставится новому правительству.

Коммуналка может быть такой же — рыночные цены и так далее, — тогда увеличиваем пенсии, увеличиваем субсидии, увеличиваем заработную плату. То есть мы говорим о проценте. Не может 50, 60, 70, 80 или 90 процентов от той суммы, которую получает, человек платить за коммуналку. Ну просто не может. Умрет человек. Зачем мы работаем, для кого, зачем эти сложные экономические формулы?

То есть они знают мою позицию и что-то готовят. Такая же история готовится по поводу кредитования. Готовят, чтобы ослабить этот процент, чтобы процент был уменьшен. Готовят формат, чтобы в 2020 году у людей была возможность покупать те или иные вещи, недвижимость или землю. Покупать под другой процент. Потому под 17-18 процентов просто невозможно вы­плачивать кредит.

— Я как-то пошутил, что осенью урожая не будет потому, что весной не было посадки. Когда все вдруг проснутся и поймут, что все, кто заслужил это, получили по полной?

— Антикоррупционный суд, которого не было, начал работать 5 сентября впервые в Украине. Там прошел конкурс, и сейчас появятся честные судьи. Это очень важный вопрос. Далее, у нас — новый генеральный прокурор. Я думаю, осенью, когда у нас начнут работать антикоррупционный суд и генеральный прокурор, все начнется.

— А аукцион уголовных дел будет?

— Посмотрим. Сколько денег не будет хватать государству (смеется). Может быть.

— Как вы это себе представляете, на­пример?

— Ну как в кино у нас было, помнишь? «Па­почки, папочки, папочки...».

— ...Папочки, и тогда продаем.

— Думаю, есть такие уголовные дела и есть такие люди... Родину продавать нельзя, поэтому некоторые дела ни в коем случае нельзя продавать. И под залог некоторым нельзя выходить.

— После парламентских выборов вы проснулись человеком, у которого безграничная власть. Как вы ощущаете это?

— Спокойно ощущаю. Я очень рад результату. Посмотрим, как будут действовать депутаты. Полнота власти — это инструмент, на котором не хочется фальшивить. Хочется чисто играть. А чис­то играть ты можешь, если все в оркестре этого же хотят и нет политической какофонии. Поэтому ощущение: можно очень быстро все сделать.

— Будет ли пересмотрен закон об украинском языке?

— Очень сложный вопрос. Каково бы ни было решение, оно будет бить по президенту и парламенту очень сильно. Я уверен, что должен быть законопроект о защите прав меньшинств. И там должно все быть выписано: их язык, их вера, и достаточно. Армия у нас одна, украинская. Мне кажется, что должен быть такой законопроект, который защищает их права. Если украинский язык для кого-то не родной, его все равно на­до знать. И дети уже заговорят на ук­раинском или внуки. Поэтому надо защищать права меньшинств, я уверен. Найти эту модель, о которой я сказал.

«Для многих в мире сегодня Ук­ра­и­на — это открытие»

— У вас уже есть опыт международных встреч: Макрон, Меркель, Эрдоган, Нетаньяху и так далее. Как они вас воспринимают?

— Очень хорошо. Надо всем понять: как меня встречают и как провожают — разные вещи. Подготовлена была такая база, что я совсем не об Украине. И на всех международных встречах, которые у меня были, с самого начала их ожидания никак не совпадали с тем, кто я, что за человек, как я мыслю, какие у меня дела, как я хочу развиваться, какую Украину мы видим. Они ждали одного человека, а при­ехал другой. И они все сейчас говорят, что в Украине есть реальный шанс, только бы вас не сломали.

Я им рассказываю, что у нас за страна, инвестируйте в нас, инвестируйте в Херсонскую область, посмотрите, какая Одесса, посмотрите, сколько у нас там туристов, посмотрите, какие медики. Посмотрите, какие у нас производители в Кривом Роге, в Мариуполе. В мире не знают этих мест. Миру пять лет рассказывают, что у нас есть три вопроса. Я им говорю: нет, три главных вопроса теперь перевернули, и давайте об экономике, что будем делать? Я им — о Хортице, а они: что это такое?

Давайте инвестировать, давайте делать там парк, как Диснейленд и так далее. Смотрите, какая у нас богатая страна... Все знают, что 500 миллионов в год в тени толь­­ко из янтаря крышевали. Давайте откроем лицензии — иностранные компании, заходите, стройте. Наш янтарь по качеству лучший в мире, а по залежам мы вторые после России в Европе, то есть люди живут, как кони с шорами.

Видят только то, что им показывают. Надо снять шоры: у нас серьезная страна, очень классные люди, для многих Ук­ра­ина сегодня — это открытие. Они чувст­вуют мою энергию. «А как вы будете нас защищать? У вас нет судов». Я отвечаю: «Вы будете мне звонить». Ну пока нет суда, как я буду защищать? Буду звонить всем: в полицию, прокуратуру, СБУ — езжайте, защищайте, потому что они строят нам завод на пять тысяч человек.

— В сентябре вы летите к Трампу. Чего ожидаете от этой встречи?

— Это стратегический партнер Украины во многих областях: в экономике, энергетике, безопасности энергетического сектора, независимости, ОПК. Там очень много пунктов, о которых мы должны договориться. И от них очень зависит многое.

Мы скажем, что нам нужно от них. Мы не будем стоять с протянутой рукой, мы предлагаем: инвестируйте в страну. Я понимаю, что нет доверия к правоохранительной системе, но будем над этим работать. Мы должны быть сильной, независимой страной и гордиться ею. Мы сильная страна, и у нас очень хорошие люди. И не глупее любой Америки. Поэтому давайте вместе работать. У вас есть заинтересованность в экономике, в предприятиях, в земле, в энергетическом комплексе, поэтому инвестируйте, мы готовы говорить с Америкой о бизнес-партнерстве. Есть еще вопросы международных отношений, вопросы разрешения прекращения войны, ожидаем их поддержки, но они откровенно поддерживают.

— Вы обещали несколько самолетов президентских продать.

— Один маленький не работает, я его не видел. Есть еще два: один небольшой, наш Ан, я на нем летаю с группой быстрого реагирования по Украине, и один большой самолет, он для международных встреч. Я не могу сегодня продать эти два самолета просто потому, что у меня огромное количество срочных вылетов. Вот у меня две-три области плюс Донбасс, например. Мы вылетаем на самолете, потом у нас вертолет, после вертолета мы садимся в джипы и едем в зону АТО. Ну не летают в зону АТО пока рейсовые самолеты. Поверьте мне, здесь не о комфорте идет речь, прос­то не­которые вопросы надо решать мгновенно.

«Я больше не актер»

— Небольшой блиц: наиболее сложный момент за эти 100 дней?

— Пожалуй, когда было четверо погибших и после этого я говорил с президентом России.

— Самый важный день?

— Самый важный день еще впереди. Скоро.

— Самый счастливый день?

— У меня есть только счастливые вечера — я возвращаюсь домой и вижу детей. Знаю, ради чего были такие изменения, ради чего работаем.

— Ну, я думаю, у вас было очень веселое настроение, когда вы узнали результаты парламентских выборов.

— Очень! Я счастлив был! Такая мощная победа.

— Не хочется послать все... и вернуться?

— Нет, не хочется. Колоссальное доверие людей, я серьезный человек.

— За это время напивались хоть раз?

— Было. Но я на ногах, никогда «в стельку». Это не наш план.

— Если вернуть все назад, пошли бы на выборы?

— Да. Есть шанс, им нельзя было не воспользоваться. Большой шанс помочь людям реально. Я в это верю, чувствую, что у нас получится.

— Если представить, что вы себе звоните 100 дней назад, зная обо всех этих 100 днях, о чем бы себя предупредили?

— Вова, осторожно, все пишут.

— Если посмотреть глубоко себе в душу, вы там кто? Актер или уже политик?

— Я больше не актер.

— Что считаете самым большим достижением?

— Перемены есть, но я остался, точно, человеком.



Если вы нашли ошибку в тексте, выделите ее мышью и нажмите Ctrl+Enter
Комментарии
1000 символов осталось