Виктор ШЕНДЕРОВИЧ: «Сработал человеческий фактор, и бара­ны выбрали себе козла» — это еще в 80-х, задолго до Путина, мною было написано»

Виктор Шендерович — один из, увы, не­многих российских граждан, которых кремлевская пропаганда не берет, причем и в прямом смысле тоже: на федеральных российских каналах, по словам Виктора, его не было последние лет 10. Лишь в июне 2014-го появился, и то в виде портрета с подписью: «Подонок?» — такой, чтобы в глаза сразу бросалась. «Это большая для меня честь, — улыбается оппозиционер, когда интересуются, что он по этому поводу думает. — В последний раз в нашей имперской державе такого «титула» Михаил Зощенко удостоился, а значит, мне есть чем гордиться».

Гениальный украинский философ Григорий Сковорода утверждал: «Лучше у одного умного быть в почете, чем у тысяч дураков» — участь Шендеровича в нынешней одурманенной и околпаченной путинским телевидением России, на мой взгляд, именно такая: быть в почете у меньшинства. Которое, к сожалению, погоды в соседнем государстве не делает, что не только в данный момент, но и в перспективе пугает, поскольку за Аляску Россию не передвинешь — она как была, так и останется рядом, через границу, которую еще совсем недавно условной, едва ли не штрих-пунктирной считали...

Сколько времени россиянам понадобится, чтобы научиться своих пророков беречь, сколько смертей по обе стороны линии фронта необъявленной, но тем не менее войны? Боюсь даже предполагать, но счетчик крутится, и цифры, которые и у нас, и у недавних еще братьев на сегодняшний день имеются, к сожалению, не последние его показатели.

Чтобы у Виктора Анатольевича было больше шансов до сограждан своих достучаться, я его в команду интернет-издания «ГОРДОН» в качестве колумниста пригласил, потому что верю: если долго мучиться, что-нибудь получится, и вся эта травля Шендеровича на путинском телевидении, все эти наклейки с изображением его и других «националпредателей», прилепленные на полу сортира Киевского вокзала Москвы, — не что иное, как показатели того, что уже получается. Если бороться с тобой начинают, значит, ты и вправду опасен...

Кстати, после недавнего творческого вечера в Киеве, где принимали Виктора, как родного, он даже Путина благодарил: мол, если бы не он, век бы не было у сатирика в украинской столице такого зала, где ему радовались буквально до слез и объятий, и не узнал бы он о самом себе того, что узнал за минувший год, когда вынужден был чисто по-человечески, как все, кто не зачерствел и не забронзовел, пропустить через себя и Майдан, и гибель Небесной Сотни, и мародерскую аннексию Крыма, и конфликт на востоке Украины, в войну переросший. Не только двух стран, но и всего цивилизованного мира с Россией, которая, по словам Шендеровича, намертво в феодализме и пережитках средневековья увязла, когда величие той или иной державы размером ее территории определялось, а того или иного барина — количеством крепостных душ...

Когда Майдан в самом разгаре был и о «прихватизации» Крыма только-только заговорили — как о возможной, но еще не совсем реальной, Виктор Ана­толь­е­вич соотечественников предостерегал: не надо, не суйтесь, потом не расплатитесь, а сейчас, когда каток западных санкций прошелся по России уже основательно, грустно констатирует: «Платим по счетам. Таков закон истории». Между прочим, без никакого злорадства и без победного: «Я же вам говорил!», с болью, как и положено настоящему патриоту, который даже из такой России не уезжает и даже такую — кривую-косую-безголовую, в пропасть без оглядки несущуюся — искренне любит. Дай Бог, чтобы взаимно...

Ровно год назад в интервью интернет-изданию «ГОРДОН» покойная уже Валерия Ильинична Новодворская сказала: «У меня ощущение, что и вы, украинцы, и мы в середине какого-то жуткого, но чрезвычайно захватывающего фильма живем, и единственное, о чем можно сейчас мечтать, — до конца бы дожить, посмотреть, чем дело кончится и чьи имена попадут в финальные титры». Думаю, Виктор Шендерович и фильм досмотрит, и обязательно в его титрах свое имя прочтет...

Буквально каждый журналист, которому посчастливилось встретиться с Виктором и побеседовать, сверхактуальный вопрос ему задает: что же Россию ждет в будущем, просит прогноз дать, или, как модно сейчас на просторах интернета выражаться, «пованговать», а ведь Шендерович давным-давно это сделал — в блестящем монологе для когда-то блестящего Геннадия Хазанова.

Вспомним:

«И коротко о погоде. В понедельник в Осло, Стокгольме и Копенгагене — 17 градусов тепла, в Брюсселе и Лондоне — 18, в Париже, Дублине и Праге — 19, в Антверпене — 20, в Женеве — 21, в Бонне и Мадриде — 22, в Риме — 23, в Афинах — 24, в Стамбуле — 25, в деревне Гадюкино — дожди.

Во вторник в Европе сохранится солнечная погода, на Средиземноморье — виндсерфинг, в Швейцарских Альпах — фристайл, в деревне Гадюкино — дожди.

В среду еще лучше будет в Каннах, Гренобле и Люксембурге, совсем хорошо в Венеции... Деревню Гадюкино смоет».

«ПРОБЛЕМА ЭТИХ ЛЮДЕЙ ДАЖЕ НЕ В ТОМ, ЧТО ОНИ ЗЛОДЕИ, А В ТОМ, ЧТО ДВОЕЧНИКИ»

— Высоцкий когда-то пел: «Не пройдет и полгода...» — не прошло и полтора года с момента нашего последнего интервью, а за это время так много изменилось: и

С мамой, 1973 год. Будущий сатирик родился в Москве в семье педагога Инессы Евсеевны Дозорцевой и инженера Анатолия Семеновича Шендеровича

в Украине, и в России, да вообще во всем мире. Вот Майдан — по счету уже второй: могли вы себе такое представить? Я лично не мог...

— Нет, конечно, и, думаю, этого даже многие из тех вообразить не могли, кто внутри находился и больше рецепторов, что ли, имел, хотя Трифонов писал: «Когда плывешь в лаве, не чувствуешь температуры». Многие такие вещи как раз снаружи виднее, но это и впрямь неожиданностью было, и уж точно невозможно было развитие событий предположить, вторую, что ли, серию, потому что поначалу и для Украины, и для сочувствующих ей выглядело все довольно оптимистично, ощущение было: ну, вот теперь...

— ...уж точно...

— ...что-то поменяться должно, и, действительно поменялось, весьма кардинально.

К сожалению, Россия и раньше в судьбе Украины довольно неприглядную, если не сказать позорную, роль играла, но что до такого дойдет, я представить не мог, хотя задним умом все умны, и сейчас, когда происходящее анализируешь, какой-то пошлый текст вроде: «Иначе быть не могло» возникает.

«Сработал человеческий фактор, и бара­ны выбрали себе козла» — это еще в 80-х, задолго до Путина, мною было написано. Забавно все-таки, когда фраза четвертьвековой давности вдруг снова смешной почему-то становится.

Бывают, как писал Пушкин, «странные сближенья». В конце 90-х у меня отпуск был, я черт-те где — в штате Нью-Джерси, в гостях у своих одноклассников, — находился, отдохнул немножко и через какое-то время лирическое нежное стихотворение написал. Звучало оно так:

В пейзаже необезображенном,

Себе заваривая чаю,

Я Примакова от Степашина

Четвертый день не отличаю.

Написал, в общем, и забыл, а спустя много лет дату сочинения этого стишка посмотрел. Оказалось, 9 августа 99-го года — ровно в этот день в спасители России Владимира Владимировича нам назначили. Ну, тут, конечно же, не до Примакова и не до Степашина стало — ребрендинг произошел.

А это вместе с Лермонтовым в 2000 году написано:

Прощай, свободная Россия, 

Наследственности не изжить — 

Опять мундиры голубые 

Нас учат Родину любить. 

И в день стошнит еще три раза, —

Пока не выгонят взашей — 

От их всевидящего глаза, 

От их всеслышащих ушей...

Дело все в том, что Путин после 2012 года — это Путин, который пути к отходу себе отрезал, и, видимо, это обстоятельство в судьбе Украины такую зловещую роль и сыграло. Раньше он еще мог нравиться или не нравиться, но ощущение было — по крайней мере, в 10-м и 11-м годах...

— ...тормозов...

— ...не то чтобы тормозов, просто веселое ощущение митингов российских — на Болотной, на Сахарова. Настроение было приподнятое — предвкушение перемен грядущих, чувство, что каким бы это десятилетие ни было, оно закончилось, вернуться туда больше нельзя, фарш провернуть назад невозможно...

— ...а оказалось: по щелчку...

— Да, но тогда казалось, что из этого путинского десятилетия мы выходим, и что-то другое будет, какая-то иная жизнь. Она действительно стала другая, но в совершенно противоположном направлении: Путин фактически гражданскую войну объявил, на третий срок пошел...

— ...на третью ходку...

— ...на абсолютную уже нелегитимность — вызывающую, циничную, всех о колено сломал, и с этого момента, с избиения на Болотной, с погрома и массовых посадок 6 мая 2012 года, с этой кровью выхода наружу у него нет.

С родителями во время службы в рядах Советской Армии, ­1981 год

— Уроки из Болотной, тем не менее, он извлек, правда?

— Нет-нет, думаю, уроков из истории он не извлек, совсем, и проблема этих людей даже не в том, что они злодеи, а в том, что двоечники. Путин сам себя в ситуацию загнал, откуда выхода нет, — сидит сейчас, в угол забившись, окрысившись, но из этого угла уже не выберешься. Он мог уйти, договориться, каким-то образом попытаться...

— ...видимо, и сейчас не поздно...

— Нет, по-моему, поздно. Теперь у него всего три судьбы: зимбабвийского Мугабе...

— ...Роберта...

— ...да, а это 30 лет и три года, то есть просто пожизненное, очередного корейского Кима — Чен Ира, Чен Ына, уже не важно — пока не помрет, до смерти (если удастся)...

— ...либо недавние примеры...

— ...Милошевич и Каддафи. Вот, собст­венно, весь небогатый ассортимент в этом ресторане, потому что, как Саркози, уйти он не может, или как еще раньше Мейджор, Клинтон или Буш-младший — тоже.

«КАДЫРОВ БЕЗ ВЛАСТИ — ЭТО ТРУП, И ЕСЛИ ИНСТРУМЕНТЫ НАСИЛИЯ ОН ПОТЕРЯЕТ — ВСЕ, В ЖИВЫХ ЕГО НЕТ»

— Даже как Берлускони, вряд ли получится...

— Верно, потому что прекрасно понимает, сколько отпечатков пальцев оставил, сколько за ним хищений...

— ...смертей...

— ...и с некоторых пор ясно: по-человечески уже не выйдет. Он, как Кадыров, разновидность такая Кадыров-light, ведь Кадыров без власти — это труп, и если инст­рументы насилия он потеряет — все, в живых его нет.

— Про Кадырова так говорить не боитесь?

— Ну что значит «не боюсь»? Ну, боюсь — но какое значение это имеет?

— А вдруг чеченцы по вашу душу придут?

— Так они уже пришли — сюда нет, но в Москву давным-давно.

Из книги Виктора Шендеровича «Изюм из булки».

«Зима 2000 года, горные районы Чечни, командующий федеральными войсками генерал Казанцев собрал в штабе журналистов, закатил пир горой и в застолье добродушно пошутил:

— С вас всех, — сказал, — надо по паре дней отпуска снять. Смотрите, куда я вас привел! Красота! Горы, сосны, воздух... Швейцария!

На что тихий энтэвэшный телеоператор печально заметил:

— Лишь бы швейцарцы не вернулись».

...Дело не во мне — дело в том, что Путин прекрасно свой статус осознает, и то, что в цивилизованном мире отрезанный ломоть теперь, в украинской истории зловещую роль сыграло. Кроме того, понимаете, ему, конечно, крышу снесло — в буквальном смысле, его статус после Болотной площади — это статус Лукашенко с ядерным оружием. Собственно, только потому с ним и разговаривают, что...

— ...беспокоятся: а вдруг нажмет...

— ...да-да! Ядерное оружие, запасы газа, место в Совете безопасности — поневоле разговаривать будешь, просто изолировать, как Лукашенко, нельзя. То, что во время Олимпиады случилось... Запад, между прочим, за это заплатил — за свою совершенно позорную колаборационис­тическую позицию, потому что бойкота Олимпиады не было, и все приехали (ну, не в полном составе, не высшими чинами, но прибыли), соревнования прошли, успехом Путина все закончилось, и эйфория от того, что это воровство проскочило, Олимпиада состоялась и рейтинг пошел вверх, такой ему дала драйв! Ощущение, будто Бога за бороду поймал, возникло...

Ситуацию с украинским Майданом проиграть Путин не мог — он обложен со всех сторон, и тут неожиданно обнаруживается, что по соседству страна без власти лежит... Ну, мародерский рефлекс, понимаете? Я не очень верю, что Крым как-то запланирован был, вряд ли — просто вдруг выяснилось, что в стране-то соседней влас­­ти нет (улыбается): этот бежал, те нелегитимные...

Виктор Шендерович пришел на телевидение в 1982 году, с 1995-го работал сценаристом знаменитой сатирической программы «Куклы» на канале НТВ

— ...бесхозная — приходи да бери!

— Вот и Путин, который, в силу плохого знания истории, стратег никакой, но тактик зато грандиозный, сориентировался в этой мутной воде мгновенно! В отличие от западных лидеров, которые просто вялые и...

— ...мышей не ловят...

— ...давно! — уже даже мышцы атрофированы, и людей уровня Рейгана и Тэтчер там нет.

— К тому же деньги российские любят...

— Да-да-да — в том, что в значительной степени они коррумпированы, тоже можно не сомневаться. Путин очень быстро инициативу перехватил, немедленно, и поймите теперь эту эйфорию настоящую! Он хромой уткой был, во время митингов на Болотной и Сахарова несколько дней не показывался, потом сведения появились, что всерьез уже к тому, чтобы тикать, готовился... Если бы эта волна нарастать продолжала, у власти нервы могли сдать: они бы прятаться начали.

— В Ростов побежали бы, не знаете?

— Ну, куда-нибудь, да. Они по-настоящему шестизначных и семизначных цифр боялись, и Майдан в этом смысле огромным вызовом Путину был, потому что очень многое в нашей философии власти на не­которой отдельности славянского сознания держится, что у тех, на Западе, свои игры, а у нас свое патриархальное славянское сознание: царь-батюшка, ваше превос­ходительство, православие, самодержавие, народность — эта вот уваровская триада. Одно дело, что французы, англичане или даже чехи по-другому себя ведут, но мысль о том, что в соседней Украине такие же славяне просто выйти могут, и вдруг обнаружится, что это не население, а народ, который свою судьбу сам решает и о том, что источник власти он, как в Конституции написано, вспоминает, страшно наших пугает. Все же вроде давно об этом забыли, а тут вдруг народ вышел и сказал: «Нет, будет вот так, мы здесь власть». Разумеется, это огромный вызов и «пагубный» был пример, простить который Путин не мог.

«ТО, ЧТО РОССИЙСКОЕ ГОСУДАРСТВЕННОЕ ТЕЛЕВИДЕНИЕ ДЕЛАЕТ, — ЭТО УГОЛОВЩИНА, ЗА КОТОРУЮ КОГДА-НИБУДЬ БУДУТ СУДИТЬ, А ЖУРНАЛИСТЫ — СОУЧАСТНИКИ УБИЙСТВ БЕЗ ВСЯКИХ МЕТАФОР»

— В чем феномен Майдана — для вас, например?

С основательницей, владелицей и генеральным директором медиахолдинга «Дождь»  Натальей Синдеевой

— Именно в этом — в том, что в какой-то момент население в народ превращается.

— Леонид Данилович Кучма когда-то книгу «Украина — не Россия» написал...

— ...и прав был сильнее, чем мне бы хотелось!

— Пророческое название, и что удивительно... Майдан в прямом эфире канал «Дождь» показывал, то есть любой нормальный россиянин, да и ненормальный тоже, мог наблюдать, что происходит, какие-то выводы делать и, может, попытаться у себя в стране поступить так же, но никто ничего!

— Ну, тут все-таки количество людей, смотревших канал «Дождь», уточнить надо. Кстати, неприятности его именно с трансляцией Майдана связаны были...

— ...конечно!

— «Дождь», который в статусе нынче понижен, общедоступным быть перестал: надо подписку делать, деньги платить... Количество людей, готовых за получение информации платить, в России очень, простите, невелико, и эта подписка общественное мнение совершенно не формирует. Его государственное телевидение формирует — бесплатное: оно, как говорил Жванецкий, как бык овцу, покрывает, и никакого оружия против него нет. То, как федеральное телевидение головы фарширует, мы видим, и один из тяжелых уроков нашего времени — что это недо­оценивали, то есть мне даже как-то комментировать то, что первый и второй каналы делают, смешным казалось, настолько это очевидная ложь и пропаганда, но это работает!

— И, вы знаете, не на одних дураков — на многих людей серьезных, ду­ма­ющих, выдающихся тоже, на московских друзей моих, в конце концов, которые убеждают меня: «Да нет, все не так, ты не понимаешь!»...

— Эта вот связь между агрессивной пропагандой и насилием давно уже метафорой быть перестала. Раньше это метафора была — мы о преступлении перед профессией говорили и так далее, а сегодня это уголовщина, за которую когда-нибудь, надеюсь, будут судить. Прецедент есть: в Руанде «Свободное радио и телевидение тысячи холмов» было, и когда трибунал по Руанде состоялся, 10-кратную разницу между насилием в зонах покрытия и в тех, где покрытия не было, доказать удалось. Поскольку там холмы, где-то это радио принимало, где-то нет, и было видно, где именно насилие с подачи государства разжигалось...

— ...и что, этих ребят наказали?

— Да, по Руанде есть приговор, то есть прецедент, когда сформулировали, что те, кто говорил и транслировал это, соучастниками массовых убийств являются.

— Информационный спецназ фактически, правда?

— Соучастники убийств! — без всяких метафор.

— Многих коллег по НТВ вы там сегодня видите?

— В этом трибунале? По НТВ не очень многих, но что сегодняшних трудящихся федерального телевидения касается, да, и тот мальчик, что, Первого канала насмотревшись, «спасть русских братьев, которых украинская хунта убивает», поехал и погиб, — прямая жертва телевидения.

— Интересная мысль!

— Ну так ведь телевидение, в сущности, головы и формирует, а что касается «Дождя»... Ну да, типовой телезритель этого канала не считает, что в Киеве хунта правит, но эта аудитория очень значительной в Лихтенштейне была бы — по численности, а в России это отрезанный ломоть, маргиналы. Да, пара миллионов людей, может, побольше, которые с самого начала могли интеллектуально этому интеллектуальному насилию противостоять, есть, и недавно Гребенщиков совершенно просто и гениально сказал: «Война закончится, когда выключим мы телевизор» — очень точная формулировка.

«ТОЛПА НЕСЕТСЯ, КАК ПРАВИЛО, В БУКВАЛЬНОМ СМЫСЛЕ СЛОМЯ ГОЛОВУ. СВОЮ!»

— Какая все же дремучая, отсталая, безнадежная и бесперспективная страна Россия! — смотрю на все это и понимаю: выхода нет...

— Я вам на это словами Пушкина отвечу: «Я, конечно, презираю отечество мое с головы до ног, но мне досадно, если иностранец разделяет со мной это чувство». Безнадежна? Да. Как Лидия Корнеевна Чуковская заметила, главное — не терять отчаяния: может, Ахматову она цитировала... В общем, да, вполне безнадежна, и тяжелее всего то, что выводы из собственного прошлого делать мы категорически отказываемся. Злобная шутка Черчилля есть, по крайней мере, Черчиллю ее приписывают: «Американцы всегда единственно верное решение находят. После того, как все остальные перепробуют». На самом деле, это не антиамериканская шутка — они ведь все-таки, остальное испробовав, правильно поступают, а наш ужас в том, что мы, другие испробовав способы, правильно не поступаем, зато настаиваем, когда ничего не получилось, на том, что изначально все делали правильно.

— Это генетика?

— Она вот как раз совершенно тут ни при чем. Судьба русской эмиграции на Западе...

— ...сложилась...

— Да, значит, с генетикой все нормально.

— Что же это тогда?

— Человек голеньким, с незамутненным мозгом рождается, ta­bu­la ra­sa, чистая доска, и уже потом на ней пишут: вот кто и что пишет — это социальная матрица, не генетическая.

— Почему же на этой территории все время не то пишут — вот ведь вопрос!

— Традиции! Традиции и нормы, а доминирующая норма — вещь очень страшная. Каждый из нас в своей жизни может ситуацию вспомнить, когда в чужую норму он попадал и как быстро его нормой она становилась.

— Так, может, это не норма, а карма?

— Нет-нет, норма, на которой большинство настаивает, и противостоять этому почти нельзя, только титаны интеллекта могут. Когда 115 тысяч человек вокруг тебя на своей норме настаивают, свою, отдельную, сохранить и выжить — это абсолютный подвиг. Надо Сахаровым быть, чтобы при звуках гимна, когда все встают, сидеть, а если все не встают — отлично, и я не встану, я в норме! Быть в большинстве приятно — эффект стадиона срабатывает: попробуй там не болеть, попробуй за эту команду не переживать — тебя не поймешь как поднимет! Я это однажды на себе испытал и увидел, как это действует, на дочке 10-летней. Мы на «Камп Ноу» в Барселоне пошли: ну, некуда было ребенка девать, и я с собой ее взял, как потом понял, невероятному подвергая риску, потому что мы билеты на какую-то фанатскую трибуну купили...

— Ну, там фанаты культурные...

— Культурные-то культурные, но это что-то просто невероятное было! Я-то болельщик хоть, ладно, но дочка моя — воспитанная, вежливая 10-летняя девочка... Поначалу просто для приличия я кричал: «Бар-са»!», «Бар-са»!» — все кричат, и я тоже, это была игра. Ребенок воскликнул: «Папа, ты себя ведешь неприлично, мне неловко!», а я орал, улюлюкал — ну зачем еще на стадион ходят? Вы знаете, в середине второго тайма моя дочка тоже кричала: «Бар-са»!», «Бар-са»!», визжала, улюлюкала... Какое ей дело до «Барсы»? Никакого, она от «Эспаньола» ее не отличала, но вокруг 100 тыщ орущих, и в эту центрифугу ты попадаешь. Люди ведь «хайль!» не потому кричали, что так считали, а потому что все вокруг это кричали. Тебя, как щепку потоком, выносит, человеку желание быть в большинстве свойственно — это нормально, это стадный рефлекс. Ты в стае, ты не один, у тебя того же цвета шарфик, что и у остальных! Кажется, это безопасно, а на самом деле, в этом-то опасность и кроется, потому что все полеты в исторические пропасти вместе с большинством совершались, все катастрофы — по воле большинства! Навуходоносор, Гитлер, Сталин — все с большинством за спиной были, значит, лучшее, что может человек сделать, когда толпу видит, которая куда-то бежит...

— ...отделиться...

— ...и в противоположном направлении тихо пойти (смеется).

— Как говорит Жванецкий, тикать...

— Именно, потому что толпа несется, как правило, в буквальном смысле сломя голову. Свою!

«ВСЯ ИСТОРИЯ — ЭТО ЦЕПЬ ­ОТЛОЖЕННЫХ ШТРАФОВ. ПЛАТЕЖКИ ЗА КРЫМ УЖЕ ПРИХОДИТЬ НАЧАЛИ...»

С Михаилом Жванецким. «Лучшее, что может человек сделать, когда толпу видит, которая куда-то бежит, — отделиться и в противоположном направлении тихо пойти. Как говорит Жванецкий, тикать»

— Здорово сказали!

— И по дороге очень много других сломать может, как во времена Гитлера и Сталина было, но в конечном счете — сломя голову, и те бабушки и дедушки, которые вдруг в конце 80-х обнаружили, что еды нет, и о пустые прилавки лицами начали биться... Ребята, может, не надо было Вавилова расстреливать, может, не нужно было миллионы людей уничтожать, которые эту пшеницу выращивали?

Вся история — это цепь отложенных штрафов, вот как в хоккее: игра еще идет, но уже засечено — через какое-то время те­бя оштрафуют, и недавно ваша коллега Ксе­­ния Туркова замечательно сказала: «Пла­тежки за Крым уже приходить начали»...

— ...только начали!..

— ...и те, которые деньгами, курсом рубля, — самый еще дешевый вариант. В Германии в 40-е годы платежки за 30-е приходить стали — вот такая у истории система оплаты, так вот, к карме возвращаясь или...

— ...к норме...

— Все-таки в норме тут дело, ведь кто ребенку в голову что-то новенькое положит? Папа с мамой, а папе кто? А ему дедушка. Дальше вопрос в том, как норма меняется. Общество в состоянии норму свою поменять, причем в историческом плане довольно быстро, и мы...

— ...ту же Германию видим...

— ...да, немецкий и японский опыт послевоенный — это очень травматично, но норма меняется. Новую норму всегда предлагает кто?

— Элита...

— Да, меньшинство, а дальше вопрос в том, кто этой элитой будет, за кем пойдут?

— Это вообще главный вопрос!

— Чехи элитой Гавела сделали — как чехи живут, мы этих элитой выбрали — живем как мы...

Из книги Виктора Шендеровича «Изюм из булки».

«Осень 89-го, совхоз под Ленинградом, до выхода к труженикам села нас знакомят с жизнью подопытных коров.

И вот огромное, на полторы тыщи голов, коровье гетто, жуткая вонь, тоскливое мычание... Экскурсию парторг совхоза ведет, цифрами удоев сыплет... Вдоволь наглядевшись на обтянутые кожей скелетины, я неосторожно интересуюсь: а как их тут кормят? Как вообще питание организовано?

Парторг застенчиво:

— Там есть корова-лидер.

— То есть? — не понял я.

— Ну-у-у... Корова-лидер! — Парторг помедлил, не зная, как еще объяснить, и, наконец, решился. — Она всех от кормушки отталкивает и жрет, а остальным — что останется.

С тех пор я знаю, что такое лидер».

Смотрите, уже поколение выросло, которое, кроме путинского телевидения, ничего не видело...

— ...и на войну бежит...

— ...абсолютно зомбированное! Меня вот к растлению малолетних сейчас не пускают, я с этим поколением редко поговорить могу, но когда даже с лучшими, в Высшей школе экономики, удается, вещи, которые мне таблицей умножения кажутся...

— ... они не понимают!

— Я встревоженные взгляды вижу и осознаю, что в головах у них какие-то тектонические процессы идут: трещины образуются, разломы, а я говорю то, что совершенно очевидным мне кажется, вроде «перед едой надо руки мыть» или «дважды два — четыре», но это с большой тревогой, настороженностью, агрессией или ехидством воспринимается. По-разному, ра­зу­меет­ся, — кто-то слушает, но их мало: путинское поколение уже выросло. Этот гитлерюгенд насквозь пропитан, и ой-ой-ой что нам предстоит, когда либо он нас оставит, либо мы его! По-моему, неплохо я сформулировал...

С Дмитрием Гордоном. «Прощай, свободная Россия, наследственности не изжить – опять мундиры голубые нас учат Родину любить»

«НА ШАШЛЫЧКАХ У ПУТИНА НЕГЛАСНЫЙ ДОГОВОР ВЛАСТИ С БИЗНЕСОМ БЫЛ СОСТАВЛЕН, МОЛ, МЫ ВАС НЕ ТРОГАЕМ, А ВЫ НАС»

— Отлично!

— Да, хорошо получилось, так вот, когда это случится, работа хуже вышивания, как Ланселот в пьесе Шварца «Дракон» говорил, начнется, работа мелкая, потому что разорванные, покалеченные души Дракон оставляет, и это проблема, которая уже сей­час видна. Еще раз: никакой кармы нет...

— ...есть или норма, или отклонение от нее...

— ...и вопрос в том, что нормой является. Наша — мягко говоря, не Гавел и не академик Сахаров, наша сегодняшняя норма — воровато-ублюдочная политика, и ужас не в том, что воруют: воровать везде, может, хотят — ужас в том подмигивании, которое нормой все это признает. Что, разве кто-то не понимает, что Путин лжет? Он же на лжи попался уже, кажется...

— ...и не раз...

— ...а значит, все, в политике его быть не может! Первые 10 раз я думал: «Ну все, доказали же, что солгал, что сознательно не ошибся!»... На Западе это конец политической карьеры означает, ты должен под плинтус уйти, тебя больше нет, у тебя и с бизнесом проблемы будут, а уж с политикой и вовсе надо прощаться — тут, как ни в чем не бывало, вышел и снова соврал... Вот это подмигивание страшно: мол, да ла-а-адно, свой, классово близкий... Лгут все, и основная претензия населения к Путину не в том ведь, что он ворует, а в том, что плохо делится. Пока делился — все хорошо было, а сейчас то, что при 120 долларах за баррель конало, конать при 60-ти перестает — потихоньку.

— А при сорока...

— А при сорока весь этот «Уралвагонзавод» условный скажет: «Э, мы так не договаривались!».

— Социальный договор нарушается...

— ...который совершенно был очевиден. Путин бизнесу объяснил: «Так, ребята, мы тут хозяева, в политику без меня не соваться», так называемое шашлычное соглашение предложил, о котором многие его участники мне рассказывали: на шашлычках у Путина негласный договор власти с бизнесом был составлен, мол, мы вас не трогаем, а вы нас. Власть здесь мы, мы нефть контролируем, алюминий, политику партии... Кто в политику хочет — через нас. Это и мне говорили, когда на выборы в 2005 году, не имея в виду стать депутатом, ходил — это уже невозможно было, но мне озабоченность передали: я правила нарушаю! В политику хочешь — пожалуйста, договаривайся. С нами встречайся, обсудим, что тебе можно говорить, что нельзя...

— ...может, и пустим...

— ...ведь либералы нужны! Вон Барщевский, например, есть, мало ли... Надо же, чтобы кто-то с либеральной точки зрения критиковал. Вот тут — красная линия...

— ...сюда не ходи...

— ...вон там высокое напряжение, это, это и вон то — запретные темы, Путина не трогать, а в принципе, общие либеральные вещи позволительны, договаривайся!

Из книги Виктора Шендеровича «Изюм из булки».

«В одном немаленьком московском банке, ориентированном на «нефтянку», шли серьезные переговоры. Высоких переговаривающихся сторон, желавших понадежнее к федеральной «трубе» припасть, было пять: банкир-еврей твердой либеральной закваски (мне об этом впоследствии и рассказавший), русский вор в законе, чеченский полевой командир, генерал ФСБ и заместитель Генерального прокурора Российской Федерации.

— И что? — поинтересовался я.

— Прекрасно договорились, — успокоил банкир».

Так вот, ясное шашлычное соглашение было: власть у нас, а вы воруйте себе на здоровье!

— Проклятая Америка карты спутала...

— Да нет, не проклятая Америка — он себя сам загнал. Матушка история спутала, Клио...

— ...и его понесло...

— Всякий человек с абсолютной властью контроль теряет, но хотя Саркози, может, тот еще перец, перейти границу ему никто не даст...

— ...даже если и хочется...

— Так он и переходил, только после этого на допросы является и показания по поводу превышения полномочий дает. Оказывается, предвыборную кампанию его кто-то слева финансировал, и, оказывается, у знакомого судьи он узнать пытался, что там про него известно. Сейчас его допрашивают, поэтому вопрос не в том, кто что хочет, а кому что дают. Во Франции ничего не получишь, а в Израиле уже второй президент подряд...

— ...сидит!..

— Да, дежурная процедура: срок президентский закончил? — сядь. Или даже во время него.

— Иначе просто неприлично...

— ...не поймут, и это прекрасно, я за такую страну спокоен. Так же, как когда сообщили, что сына вице-президента США Байдена из резерва Военно-морских сил уволили: был на употреблении наркотиков пойман. Уволили! Публично! — в этом смысле за Америку я тоже спокоен, так вот, договор шашлычный нарушен был и будет еще нарушаться, а условия же ясны: вы воруете, мы вам — рестораны, Анталью и иномарки, тем, кто к «Лукойлу» и «Газпрому» поближе, — шопинг в Милане и дома в Лондоне, и всех это, в общем, устраивало. Ну, кроме группы отщепенцев разве что, которым чего-то сверх этого надо, но, в принципе, населению этот «контракт» подходил, а вот чтобы гречка пропала, не договаривались, и о платежках таких тоже. Сейчас глухое раздражение пока растет...

— ... пока терпим...

— ...и Путин все время единственную повестку дня, которая у него осталась, пытается возвращать...

— Консолидация...

— ...а на основе чего?

— Патриотизма...

— Того, что патриотизмом у них называется: «священная Корсунь», вся эта Византия, русский мир, угроза извне... Это последнее, что у него в запасе, и когда меня спрашивают, отстанет ли он от Украины, я говорю: да нет ему никакого дела до Ук­ра­ины, до Крыма и до Донбасса, но это последняя повестка дня, Путин может говорить только про это!

— Отстанет все равно...

— Он ходить между струйками пытается, как-то с Западом договариваться, но для внутреннего рынка — «священная Корсунь». Экономически все пропало, статус России проигран... Если этой темы — противостояния русского мира враждебной Гейропе, Америке, украинской хунте и так далее, нет...

— ...король голый...

— ...он просто должен был под Новый год под курантами встать и помолчать, поскольку хвастаться нечем. Про экономику он Медведева поразлагольствовать пустил, который сказал, что россиянам терпения надо набраться и оптимизмом запастись...

— ...а также гречкой...

— ...но народ-то наш все-таки из социализма вышел, поэтому мы знаем, что когда нам оптимизмом запастись предлагают, надо продуктами запасаться (смеется)...

— ...а также мылом, свечками, спичками...

— Да-да-да, и поэтому как только объявили, что все хорошо будет, все немедленно туалетную бумагу скупать ломанулись: все же понятно.

...В марте прошлого года, когда уже и Крым был не ваш, и сам я не свой был, стихи написал — называются они «Поэма о ржавом тазе».

Николишин с параллельного

не явился на контрольную,

Потому что накрывается

ржавым тазом все вообще.

Николишин — это слышал он

от папаши Николишина,

А папаша Николишина —

он с мигалкой и в плаще.

 

Вот лежу, школяр бессонный, я,

за окном торчит Вселенная,

Вся бесхозная, артрозная,

и пришел последний час.

Щас там что-нибудь развинтится,

раскачается, разлипнется

И на винтики рассыплется...

А потом и ржавый таз.

 

Таз огромный, ржавый, Боже мой,

всех накроет прямо заживо —

И меня, и маму с папою,

и футбольный клуб «Спартак»,

Дедушку с очками-лупою,

бабушку с собачкой Тяпою,

тетку, млять, с дипломом-липою —

Всех накроет только так.

 

Он накроет наши скважины,

наш простор неунавоженный,

Наш завод недорасп...женный

и продукцию его,

Наш «жигуль» недоотлаженный,

наш «ниссан» нерастаможенный

И папашу Николишина,

что ужаснее всего.

 

Ничего! Под тазом, в общности,

проведем остаток вечности —

И без шансов, да в духовности,

сутки-трое, то да се...

Наш Христос — Генералиссимус,

мы подсдулись да возвысились,

Мы по-взрослому окрысились —

чай, на прухе пронесет!

 

Будут, будут людям ладушки!

Нам — житье, пиндосам — херушки!

Слава корюшке да ряпушке,

разыгрался аппетит!

Все вернем, страдая лажами!

Золото добудем лыжами!

...Может, даже мы и выживем,

если таз не прилетит.

P. S. Благодарим лучший арт-отель Ук­ра­ины — «ALFAVITO» за уют, приятную атмосферу и помощь в организации интервью.

Отель ALFAVITO,

ул. Предславинская, 35д,

Киев, 03150, Украина.

Тел.:+380 (44) 220 45 77.

Факс:+380 (44) 220 45 72.

E-mail: [email protected]

alfavito.com.ua

Если вы нашли ошибку в тексте, выделите ее мышью и нажмите Ctrl+Enter