В разделе: Архив газеты "Бульвар Гордона" Об издании Авторы Подписка
Сильные духом

Николай ОЛЯЛИН: "Месяца два назад у меня снова остановилось сердце. Рассказывал врачу анекдот, как вдруг на полуслове мой голос прервался и я упал прямо ему на руки"

Дмитрий ГОРДОН. «Бульвар Гордона» 9 Августа, 2005 00:00
В стране под названием Советский Союз, где мы тогда жили, было немало блестящих, выдающихся актеров, но мало кому, на мой взгляд, удавалось столь ярко воплотить на экране образы людей в форме, так убедительно показать их мужество, благородство и достоинство, как это мог народный артист СССР Николай Олялин.
Дмитрий ГОРДОН
Кто из нас не любил в детстве художественные фильмы о войне: гражданской, Великой Отечественной? В стране под названием Советский Союз, где мы тогда жили, было немало блестящих, выдающихся актеров, но мало кому, на мой взгляд, удавалось столь ярко воплотить на экране образы людей в форме, так убедительно показать их мужество, благородство и достоинство, как это мог народный артист СССР Николай Олялин. Занятно, но сам он в армии не служил. Сперва провалился на экзаменах в военно-топографическое училище, а позднее военкомат призвать его не рискнул. Ну разве место звезде, игравшей в кино майоров, среди рядовых-необученных? В то время Олялина называли советским секс-символом, однако женился он только раз и слухи о своих победах на любовном фронте считает сильно преувеличенными. В кино супермен и стопроцентный мужик, в жизни Николай Владимирович - весельчак и отчаянный матерщинник, пополнивший наш словарный запас ядреным словечком "кибенематограф". В былые времена в автобус, в котором актер ехал на съемки, набивалась вся съемочная группа - Олялин без удержу травил анекдоты и развлекал коллег стихами собственного сочинения:
Месяц за тучку скрылся.
Вышло созвездье Овна.
Ты не пришла, и не надо.
Много такого...
Ну, скажем, добра.
Вытирая выступившие от смеха слезы, режиссеры нет-нет да и вздыхали: "Какой комик в Коле погиб".

"Я ВСЮ ЖИЗНЬ В КОМИКАХ ХОЖУ. РАБОТАЮ В ГРОТЕСКОВОЙ МАНЭРЕ"

- Николай Владимирович, для меня вы - человек из легенды, олицетворение целой эпохи и поколения, защищавшего свою родину не за деньги. Все это, впрочем, не мешает вам иметь вполне земные корни. Вы ведь из Вологды? Каким ветром вас занесло в Ленинград и почему вы стали обучаться там именно актерскому ремеслу?

- (Смеется). Я уж было настроился на патетическую ноту с поколениями и эпохами, а тут - в Вологду и обратно!

Мы, Дима, послевоенные (хотя и родился я ровно за месяц до начала Отечественной - 22 мая 41-го года), а после войны жилось очень и очень напряженно, плохо, прямо скажу, жилось. Когда пошел класс в пятый-шестой, появились какие-то интересы, захотелось в кино бегать, еще куда-то... И хотя развлечения у нас были копеечные, этих копеек не было. Работал в семье один папа, по профессии портной. Я, честно говоря, не помню, когда он спал: мы ложились - он еще сидел, вставали - уже сидел. Правда, его заработка все равно не хватало.

Между тем мой старший брат (пусть земля ему будет пухом!) такой был пройдоха. Узнал, что в Доме офицеров ребят из самодеятельности пускают на киносеансы бесплатно, и записался в драмкружок. За ним и я увязался. Игорехе дали в "Сыне полка" чуть ли не главную роль - капитана Енакиева. Он ходил на каждую репетицию, а у меня был там свой угол: я туда забивался и молча на все смотрел, благо руководителя это не раздражало.

В общем, уже начались генеральные репетиции, день премьеры подходит, а там же в каждой сцене какой-нибудь солдат фигурирует. Так и написано: солдат с кисетом, солдат в пилотке, солдат в шапке, солдат в полушубке. Режиссер меня подзывает: "Ну-ка давай... Ты мне, малой, их и сыграешь".

Я в своем углу быстро-быстро переодевался и выбегал то с кисетом, то в шапке... У меня даже реплика была. Капитану Енакиеву все предлагали закурить, ну и я табачок протягивал, говорил: "А мой с можжевельничком". Словом, все шло так замечательно, что потихонечку я начал в это дело влюбляться.

На следующий год меня уже взяли в спектакль, по тем временам очень хороший - про Павлика Морозова. Главного героя играл другой парень, а мне досталась роль Яшки Юдова - этот персонаж предупреждал Павку, что злые кулаки замышляют против него недоброе. Когда я на слезе говорил: "Павлик, тебя убить хотят", вкусил даже прелести первых аплодисментов. После этой роли зритель меня признал, и с того момента что-то у меня в душе зародилось, решил даже после школы ехать поступать в театральный.

- Отец небось "обрадовался"?

- Папе как-то не до этого было - лишь бы устроился...

- Он, я читал, чудом во время войны выжил...

- Это еще в финскую кампанию произошло... Во время массированного артобстрела отца завалило в воронке и землей, прошу простить за патологические подробности, выдавило через задний проход все внутренности. Спасибо ребятам, откопали. В тазу, который где-то неподалеку нашли, растопили снег, талой водой все промыли и обратно внутрь запихнули.

Слава Богу, мой папа 76 лет прожил. Это был удивительный человек, с фантастическим чувством юмора. У него спрашивали: "Володя, ты в школе-то учился?". - "Да, - отвечал он, - окончил два класса и коридор". Дни напролет он сидел и что-то в одиночку кропал...

- Это правда, что, когда вы поступали, в Ленинграде была лучшая актерская школа?

- Трудно сравнивать... Питеру я отдаю дань и, естественно, ревниво отношусь ко всем отзывам о нем, но и преуменьшать значение Москвы не могу. Пожалуй, в Советском Союзе вообще была лучшая школа.

- Окончив театральный институт, вы оказались в Красноярске в Театре юного зрителя. Говорят, в те годы на его спектакли было паломничество. Вы играли там главные роли?

- (Смеется). Главных как раз не играл - из-за этого все сложности и возникли. Действительно, весь наш выпуск получил распределение в Красноярский ТЮЗ, который тогда должен был вот-вот открыться, а лично меня еще на четвертом курсе Николай Павлович Акимов пригласил в Ленинградский театр комедии.

- Комедии? Вы что, были комедийным актером?

- Помилуйте, да я всю жизнь в комиках хожу! (Нарочито серьезно). Вы меня, Дима, еще не знаете! При этой моей внешности я, в общем-то, острохарактерный артист и работаю в гротесковой манэре. Короче говоря, приехали мы в Москву на гастроли с Театром комедии, и Николай Павлович пошел в Министерство культуры похлопотать, чтобы зачислить меня в театр. Увы, едва был упомянут Красноярск, госпожа Фурцева вообще ничего слышать не захотела. "Нет, - сказала, - поедет туда".

- Как же все просто решалось...

- Да, очень просто. Разумеется, отправился я в Сибирь, но там у меня не сложились отношения с главным режиссером. Наверное, ему не нравился мой характер, потому что я хотел одного, а навязывали мне другое. Я, скажем, в "104 страницах про любовь" рвался играть Евдокимова, а мне дали Гальперина. Дальше - больше: получил роль, согласно которой сидел в самолете и только одну реплику произносил.
"НЕТ, - ДУМАЮ, - ЖИВЬЕМ ВЫ МЕНЯ НЕ ВОЗЬМЕТЕ!"

- После этого я разразился на главного режиссера эпиграммой. Фамилия его была Штокбант. Сейчас Исаак Романович - очень известный в Санкт-Петербурге преподаватель, у него свой театр. Юра Гальцев, Леночка Воробей и другие ребята, которые в последнее время о себе заявили, - все это его выпускники. Позднее мы подружились - все нормально, а в ту пору я написал:

Искусству нужен наш Штокбант,
Как на нос... розовенький бант.


- Естественно, в первоначальном варианте упоминался не нос...

- Ну да, да! С этого момента вообще как отрезало, я для него уже просто не существовал. Помню, уехал сниматься в Киев в первой своей картине "Дни летные" (мы там с Верой Алентовой играли), а в театре как раз взяли в работу "Ревизора". Пишу отсюда письмо: "Исаак Романович, пожалуйста, хоть на какого-то распределите чиновника, дайте поработать в вашем спектакле". Естественно, никакого ответа не получил. Приезжаю, а напротив моей фамилии значится Свистунов. Ну, кто это такой? Держиморду - того все помнят, а Свистунова?

"Нет, - думаю, - живьем вы меня не возьмете". Ходил на все репетиции, внимательно слушал, смотрел, а сам кумекал. И таки придумал своему Свистунову множество выходов.


1969. Фотопроба к киноэпопее "Освобождение"

Ближе к выпуску спектакля говорю: "Исаак Романович, смотрите - первая сцена заканчивается и ничего не происходит. Давайте купцы меня будут бить и в ту сторону гнать. Закончится сцена - уже я их бью и гоню в эту сторону". В общем, как только шла смена декораций и возникала пауза, на сцену выбегал Свистунов. У меня был очень смешной грим: сломанный нос, брови какие-то разворошенные и сам весь такой лохматый - ну просто борзой псяра. Вдобавок двигался, как механизм, - совершенно.

Напридумывал... Где-то на третьем-четвертом выходе зал уже встречал меня аплодисментами и гомерическим хохотом, а чтобы все как следует запомнили, что в спектакле есть Свистунов, выбегая, я кричал: "Свистунов, Свистунов!"...

Ну а потом возник жуткий скандал. На экраны стали выходить фильмы "Майор Вихрь", "Сильные духом", "Путь в "Сатурн", "Щит и меч", и вдруг я узнал, что меня, оказывается, звали в них пробоваться на главные роли (это было после "Дней летных"). Представляете? Мне показали телеграммы с вызовами... Я сразу в позу: мол, что же это такое? "А? Да! Мы забыли... Действительно, вас приглашали на эту картину, на ту". С "Освобождением" и вовсе полудетективная история вышла. К счастью, депеша из съемочной группы была адресована на два имени - мое и директора театра, и Алена, наша секретарша, поняла: если эта телеграмма попадет в руки директору...

-...то вы ее не увидите...

- Она перехватила меня по дороге в театр - на остановке. Такая взволнованная: "Коля, Коля, вы знаете... Пришла телеграмма на вас и на директора. Ума не приложу, кому ее отдать, но решила начать с вас".

Пришлось искать возможность вылететь в Москву. Если бы пришел и прямо сказал, что хочу полететь на пробы, никто бы меня не отпустил, но с директором Дворца культуры, где мы здание арендовали, я дружил. "Володя, - прошу, - помоги!". Ну а поскольку у них был огромный химкомбинат и при нем двухдневный профилакторий, он предложил: "Давай я тебя туда как бы отправлю". Театральный график был у нас плотный: работали через день. Мне всего-то два дня надо было выкроить, но "Ревизор" шел постоянно, и уже никого, кроме меня, в Свистунове не видели.

Чтобы оздоровиться в профилактории, нужно было получить согласие директора. Часа три ходил я за ним хвостом, и он меня таки отпустил. Я тут же рванул в аэропорт, сел на самолет - и в Москву. Когда меня там встретили и рассказали, какая задумывается картина, я затрясся, меня заколотило... Волновался, конечно, страшно, но... Не знаю, что произошло, только на пробы вышел настолько собранный, настолько готовый...

- Наверное, это просто была ваша роль...

- Роль-то моя, без сомнения, но переступить этот Рубикон, разделяющий провинцию и столицу, было все-таки сложновато.

"ДА, Я ПИЛ. ЛЮБОМУ ДЕЛУ Я ОТДАЮСЬ ПОЛНОСТЬЮ, БЕЗ ОСТАТКА"

- Мне кажется, с вашим появлением на экране советский кинематограф многое приобрел - именно такого лица не хватало...

- Дай Бог, дай Бог...

- В канун 60-летия Победы по телевидению на разных каналах снова показывали киноэпопею "Освобождение". Грандиозный размах съемок, мощная актерская игра - разумеется, все это впечатляет. Что произошло с вами после триумфального показа "Освобождения" в кинотеатрах Союза? Пришла долгожданная слава, началась звездная болезнь? У вас ведь примерно в это же время и "Бег" появился...

-...и "Обратной дороги нет". Насчет звездной болезни? Даже не знаю, что вам сказать.

- Ну хорошо, вы по-прежнему жили в Красноярске, где зрители вас любили, но оттуда все-таки до Москвы часов шесть лету...

- В Красноярске все складывалось настолько сумасшедше, настолько неопределенно... Ясно было, что это какое-то временное пристанище, и долго я там не усижу, все равно оттуда уеду. В общем-то, все силы были положены на то, чтобы перебраться сюда, в Киев.

- А почему в Киев?

- Когда здесь снимали третью серию "Освобождения" - форсирование Днепра, я пришел на студию Довженко и встретил директора Василия Васильевича Цвиркунова... Он, оказывается, меня еще по "Дням летным" помнил и очень мило отнесся. "Каким ветром?" - спросил. Так, мол, и так, объясняю. "А к нам в штат?". - "С удовольствием".

Звездная болезнь? (Задумчиво). По-моему, я и сейчас такой, каким был тогда.

- Представляю, сколько поклонников хотели после "Освобождения" с вами выпить. Особенно бывшие фронтовики...

- А мы выпива-а-али! Вы что? Со всеми ветеранами, обязательно, завсегда.

- И чем эта безотказность закончилась?

- Тем, что я просто остановился.


В 1971 году на съемочной площадке фильма "Секундомер"

- Это было легко сделать?

- В общем-то, да.

- Ваши коллеги ко кинематографу рассказывали мне, что в питейном деле мало кто мог с вами тягаться. "Ты даже не представляешь, - говорили они, - сколько Олялин мог взять на грудь: столько не пил никто". Это соответствует действительности?

- Соответствует: любому делу я отдаюсь полностью, без остатка (смеется).

- Что же спасало? Крепкое здоровье?

- Наверное. Плюс оголтелость, с которой я несся по жизни... Я ведь на полную катушку жил.

- Насколько я слышал, о ваших запоях доложили даже первому секретарю ЦК КПУ Щербицкому, но он якобы вас очень любил и принял какое-то нестандартное решение...

- Давайте об этом не будем.

- Почему? Это же интересно!

- Ну, раз захотели, тогда слушайте. Речь уже шла о том, чтобы Министерство культуры СССР и Госкино запретили Олялину работать по специальности.

- Небось друзья-завистники постарались?

- Был такой Большак - председатель Госкино Украины. Вони мене дуже не полюбляли, и после очередного моего завихрения он решил эту затею провернуть. Дошел до Владимира Васильевича, а тот Большака спрашивает: "Лечить Николая Владимировича пробовали?". Ну, тот врать первому секретарю не отважился. "Нет!", - говорит. "Ну так давайте полечите", - распорядился Щербицкий.

...Недалеко отсюда есть улица Мануильского, так вот, там был особняк Мануильского, где лежал всего один человек.

- Лично Мануильский?

- Лично Олялин (смеется). Лечение прошло замечательно, и после этого с выпивкой я завязал.

- И никогда не хотелось возобновить?

- Дмитрий, я не пью уже 30 лет.

"ОЧЕНЬ ДОЛГО Я БЫЛ НА ТОМ СВЕТЕ"

- Вряд ли с особой симпатией вы относитесь к Борису Николаевичу Ельцину, тем не менее вас, безусловно, роднит то, что вам обоим сделали практически одинаковую операцию - аортокоронарное шунтирование. Это правда, что все происходившее в операционной по вашему распоряжению снимали на пленку?

- Правда.

- ???

- Я, честно говоря, не думал, что все выйдет так подло. Просил: "Снимите для меня, пускай запись на всякий случай останется".

- Интересно, а чем такое желание продиктовано? Откуда эта странная тяга к натурализму?

- А черт его знает. (Задумчиво). Вот не могу объяснить...

- Вы хотели посмотреть на свое сердце?

- Может, и так, правда, сейчас не хочу это ни видеть, ни слышать, потому что... Ну, во-первых, очень долго я был на том свете. (Кстати, это мой первый выход в люди после недавней очередной остановки сердца). Знаете, а тогда я подумал, что, если уйду, можно будет вроде как кино сделать, но этот человек поступил очень подло.

- Кто он?

- Бывший оператор Сегал, работавший на "Новом канале" - там у него объединение было.

- И что же он - снял и не отдал вам пленку?

- Мало того, я еще не вышел из больницы, как он показал этот сюжет по телевидению. Теперь запись где-то на "Новом канале" хранится, а я даже копии не получил.

- Насколько я знаю, на подобную операцию не так-то легко найти деньги. Аортокоронарное шунтирование - удовольствие дорогое, если это можно назвать удовольствием...

- Я вас умоляю... Нашлись добрые люди, которые дали мне эти деньги без проблем. Да, поначалу я очень долго искал... Ходил по каким-то казино, по своим любимым друзьям - никто ничего... Один вообще такое сказал, что у меня волосы дыбом встали. Я спрашиваю: "Можешь дать денег?", а он: "Конечно, могу. Под проценты".

- Вот это друг!

- "Прости, - говорю, - а вдруг так случится, что я дуба врежу?". - "Ну что ж, - он ответил, - семья отдаст". Вот тут мне стало совсем худо. Я сказал: "Все, старина! Давай расстанемся, и как бы ни сложилась жизнь, я тебя больше знать не знаю". В отчаянии позвонил своему другу, замечательному человеку Петру Степановичу Дейнекину...

-...в то время главкому ВВС России?

- Да. Он сразу спросил: "Коля, сколько?". И второй вопрос тут же задал: "Как тебе переправить?". Время было суровое, и доверять кому-то такие деньги особенно не хотелось. Я сказал: "Петр Степанович, сам приеду".

- Страшно было решиться на столь серьезную операцию?

- Еще как! Это только дураку не страшно.

- Вы упомянули о недавней остановке сердца...

- Это случилось два месяца назад, после другой операции. Я уже готов был выписываться, мы с хирургом стояли в коридоре и отпускали друг другу анекдоты. Вдруг где-то на полуслове мой голос прервался и я упал прямо ему на руки.

Хорошо, что все произошло в больнице: меня сразу в реанимацию, опять же электрошок... Когда, спустя время, сын и дочь взялись меня переодевать и обнаружили, что на груди все сожжено шоком, стали быстрее майку натягивать, чтобы я этого не видел. Мне их забота понравилась: это было так трогательно. Нет, потихонечку меня отпустило, уже отошел.
"НА ВТОРОЙ ДЕНЬ ЗНАКОМСТВА МЫ РАСПИСАЛИСЬ"

- Во всех интервью вы признаетесь в любви к жене. Сколько лет вы уже вместе?

- Не поверите - на пятый десяток перевалило.

- Говорят, что женились вы после двух дней знакомства...

- После одного дня. В первый день познакомились, а уже на второй расписались.

- Она была большим комсомольским начальником?

- Она была, есть и будет большущим, милейшим человеком, моей родной и любимой женой.

- Как же должны сложиться обстоятельства, чтобы сегодня познакомиться, а завтра пойти в загс? Как можно так почувствовать человека?

- Наверное, это сложно, но ничего фантазировать я не стану - так случилось. Думаю, в жизни мне повезло: когда я ее впервые увидел, сразу все стало ясно.

Это произошло на работе. Она была вторым секретарем райкома комсомола и проводила у нас в театре какое-то мероприятие, в котором мы тоже участвовали. Вдруг наши глаза встретились. Знаете, вот как в мультиках показывают: у здорового пса челюсть падает...

- Упала?

- Еще и попрыгала немножко.

- Столько лет вместе, а ведь вы не просто актер, а звезда, снимались в кино с потрясающими красавицами: Верой Алентовой, Аллой Демидовой, многими другими, запросто общались с прекрасными женщинами. Неужели в ее сознании никогда не было даже намека на ревность?

- Конечно, намек был, но Неля настолько мудра... Я даже видел, как она все это внутренне переживала, переваривала.

- И это при том, что у вас, по-моему, не было в кино ни одной сцены, где бы вы с дамами целовались?

- Не было, да и зачем? Если уж поцеловался, дальше обязательно должен сделать следующий шаг...

- А это не всегда нужно, правда?

- И поцелуй не всегда нужен. Вот желание его, предчувствие, предвкушение, если оно обоюдное... Зритель сразу чувствует, что возникло взаимное притяжение, ему это нравится, он подзуживает: ну, ну, а тут фиг вам!

- И зритель, конечно же, недоволен?

- Наоборот, он балдеет.

- Когда-то в одном интервью вы сказали, что от романа с Аллой Демидовой вас отделял один шаг, но вы этот шаг так и не сделали...

- Свят, свят, свят - впервые в жизни такое слышу. Нет, даже в помыслах этого не было - Алла совершенно не моего плана женщина.

- Напоминаю: она играла Лесю Украинку, и, по вашим словам, в некоторых сценах вы настолько друг в друга проникли, что глаза уже говорили с глазами...

- Это другие вещи, чистая, так сказать, профессия.

- От чистой профессии до чистого чувства расстояние большое?

- Очень. Очень...

- Но чтобы сыграть любовь, влюбиться необходимо по-настоящему?

- Этот вопрос, Димочка, больше, наверное, не ко мне. На экране у меня любовных историй не было - в основном, слава Богу, какие-то схемы. В "Освобождении" - схема, в "Обратной дороги нет" вообще женщин не было, в "Беге" я тоже все время в мужской компании. В "Океане", правда, две женщины были, но я там флотом был занят и не успел увлечься ни той, ни другой...

Наверное, внутренне верить во что-то надо, но я этого не испробовал, и что уж сейчас прошлое ворошить!
"ПОЧУВСТВОВАТЬ СЕБЯ НИЩИМ ПОСЛЕ РАЗВАЛА СССР БЫЛО НЕСЛОЖНО"

- Вы были одним из самых востребованных актеров советского кинематографа - у вас нет на него какой-то обиды за то, что снимали вас немножко однообразно, что все ваши роли были в чем-то похожи...

- Ну, это беда всего мирового кино. Вот как увидят один раз...

- Типаж?

- Ну конечно. Театр в этом плане все-таки благодатен: сегодня ты можешь сыграть Гамлета, завтра короля Лира, послезавтра выдавать Свистунова, а на следующий день потешать зал в Гольдони.

- Для себя я определил тройку самых снимающихся в советском кинопространстве украинских актеров - вы, Бронислав Брондуков и Николай Гринько. Когда рухнул Союз и связи между бывшими республиками оборвались, практически в одночасье вчерашние народные любимцы стали нищими. Как вы эту ситуацию переживали?

- Ну, знаете ли, почувствовать себя нищим после развала СССР было не так уж сложно - все 70 лет советской власти мы воспитывались с мыслью, что на воображаемый кусок хлеба можем прожить две-три недели: сколько надо. Говорят, артисты были высокооплачиваемыми... Да такими же, как и врачи,- все были уравнены.

Конечно, на первых порах пришлось сложновато, но и при том бесхозье у меня все-таки была работа. Снялся в "Окраине" - замечательной, я считаю, картине, подвернулись еще какие-то маленькие, незначительные подработки, но задействован я был постоянно. Жаль, надолго выбила из колеи операция. Я как раз закончил "Окраину", а вот озвучить ее уже не смог, потому что оказался в больнице.

Возникла пауза, режиссер ждал, не хотел никого вместо меня подыскивать... В результате всю картину вытянул на рабочем, так сказать, материале и только в единственной сцене озвучить моего персонажа попросил другого актера. Конечно, замена оказалась заметной. Не потому, что я ах уж какой артист, но, во-первых, дублер уступает мне по сочности голоса - тембр у него какой-то однородный, - а во-вторых, эмоционально до моей глубины он все-таки недотянул. Представляете, там была сцена, когда в погребе я съедаю одного из начальников, бывших обкомовцев, и после этого вылезаю весь в крови, меня трясет и колбасит (издает утробные звуки)...

- Тем не менее, думаю, не от хорошей жизни вы переехали на несколько лет из Киева в Вологду. Чем там занимались?

- Дома тогда наступило безвременье, работы не стало, исполнявший обязанности министра культуры Украины заявил: "В Новой Зеландии тоже нет своего кино, и ничего страшного"... В Вологде же я организовал студию и как режиссер снял несколько картин. Примерялся уже было к ленте об Иване Грозном, хотевшем сделать Вологду столицей Руси. Сам написал сценарий, все было нормально, но потом... Денег по-прежнему не было, здоровье совсем сдало... В результате от грандиозных замыслов пришлось отказаться.

- Сегодня, когда на экране вы смотрите на себя - энергичного, красивого, мужественного, - вас не тянет назад, в молодость? Или вам нравится сегодняшний день?

- Знаете, у меня ощущения совершенно другие. Перед 9 Мая эфир был переполнен военными художественными и документальными лентами. Там столько всего было... То ли приближение этого дня повлияло, то ли осознание момента, но я целыми днями сидел у телевизора и... плакал.

Мне, может, стыдно так говорить, но мое поколение считает себя участниками тех событий. Пяти-, шестилетние пацаны, на чье детство выпало возвращение с войны всех этих обездоленных, обезноженных, обезрученных людей, часами мы слушали их рассказы. Мы просто шалели, когда, выпивая, они вдруг начинали вспоминать, начинали плакать... Пережитое ими становилось нашим, а поскольку мне это еще и на экране довелось воплотить, я, в общем-то, ощущаю себя причастным...

- Интересно, а на съемках не было страшно по-настоящему? Вот я смотрю, допустим, "Освобождение": вы среди взрывов, среди рвущихся снарядов и свистящих пуль...

- Нет (улыбается), это не страшно.

- Не приходилось так входить в образ, что капитан Цветаев и вы становились как бы одним целым? Не примеряли на себя его поступки: "Вот как бы я действовал на его месте, если бы оказался на фронте?".

- Тут немножко другое. Я играл своего, в общем-то, сверстника и выполнял конкретные, точно выстроенные режиссером действия. Отсюда, допустим, мне надо пробежать туда, затем посмотреть, откуда стреляют, чтобы на экране это хорошо выглядело... Остальное уже не моя забота.
"ИЗ КОМПАРТИИ Я ВЫШЕЛ ПО СЛУЧАЮ ЕЕ РАСПАДА"

- В конце 60-х, когда вышел фильм "Освобождение", были живы многие прославленные маршалы Великой Отечественной - от Жукова до Конева. Вам приходилось с кем-то из них встречаться?

- (Смеется). Вы только начали об этом говорить, я невольно вспомнил трепетную историю. Главным консультантом картины был генерал армии Орел.

- Можно через запятую: генерал армии, да еще и Орел...

- А он действительно был такой импозантный, весь из себя видный мужчина. Явно всегда и во всем привык быть первым, наверняка его очень любили женщины - на нем еще лоск от их взглядов остался. Ну совершенно замечательный дядька! Короче говоря, приезжаю на съемку, мы стоим с Иво Гарани, который играл Муссолини, общаемся как-то на жестах, и вдруг подходит ко мне Орел: "Коля, можно вас на секунду?".

Отводит меня в сторону и говорит: "Я, наконец, осилил сценарий и понял, что вы из метро не выплываете. Два раза перечитал финал - вас там нет. Вы что, погибли?". Посмеиваясь, я стал популярно объяснять, что, в общем-то, да, наверное, погиб, потому что...". - "М-м, нет! - возмутившись, перебил генерал. - Меня это не устраивает. Я скажу Юрию Николаевичу (Озерову. - Д. Г.), чтобы где-то в Берлине он вас из люка выпустил. Я это обязательно сделаю". Согласитесь, если он так переживал за судьбу моего героя, значит, его впечатлило.

- Сразу после Победы вышло много так называемых паркетных лент. Яркий образчик такого кино - "Падение Берлина"... В этих картинах и сам Сталин, и руководство страны, и советские войска были показаны совершенно плакатно и ненатурально, а немцев изображали карикатурно - полными идиотами. "Освобождение" - один из фильмов, в котором война была более-менее реальной: кровь, пот, смерть, слезы... Что говорили фронтовики? Верили происходившему на экране?

- А я вам просто историю одну расскажу.

На 9 Мая, вы знаете, в Киев всегда съезжалось много фронтовиков. Шел, по-моему, 72-й год, только-только выпустили в прокат первые две серии "Освобождения". Сыну Володе было годика четыре, наверное, мы поднимались по бульвару Шевченко. Только от Крещатика отошли, смотрим - а по другой стороне бульвара параллельно движется седовласый человек c полным иконостасом. Все это звенит, а он идет и явно на меня смотрит.

Подходим к Пушкинской и собираемся уже сворачивать к вокзалу, чтобы ехать за город (мы там тогда жили). Почувствовав, что объект исчезает, ветеран нас догнал. Подбежал, схватил меня за руку, стал ее трясти, а сам плачет: "Милый, родной парень, я ж на Курской... я вместе с тобой там...". Боже ты мой, я, разумеется, тоже в слезы... Неля подбежала с Вовкой: "Коля, что с тобой?". Я ей: "Потом, потом расскажу".

Это не единичный случай...

- Вы - человек, через жизнь которого прошла война, который сыграл в кино много военных... Этот неудобный вопрос я не раз задавал очень заслуженным людям, и многие из них прятали в пол глаза, молчали, не зная, что мне ответить. Перед 60-летием Победы я видел жуткий документальный фильм. В нем показывали наших ветеранов - несчастных, беззубых, неухоженных, плохо одетых - и лоснящихся, замечательно сохранившихся, довольных жизнью бойцов фашистской армии. Почему, на ваш взгляд, победители живут хуже побежденных?

- (Горько). Ну не дано нашему народу быть глубоким, сильным и умным, наш народ - рвач! Вот надо было вырвать победу - выр-р-рвали! Вырвали и успокоились: пусть все идет само по себе. Вчера я смотрел передачу о гениальном экономисте Леонтьеве. Япония его признала, Штаты, Европа - весь мир строит по его схемам внешнюю и внутреннюю производственную политику. Нам это чуждо!

- У нас путь особый...

- Вот этим путем мы и идем. Простой пипл, который всю жизнь был обездолен, сейчас еще и одурачен, отуплен до такой степени, что просто не знает, что и как делать. Ему сунули какую-то копеечную подачку, и он уже рад. Отрезвление наступит, только когда увидит: сегодня подачку кинули, а завтра цены возросли в пять раз, и он опять с той же протянутой рукой стоять будет.

- Вас никогда не тянуло в политику?

- Все в один голос твердят: это грязное дело. Я вот в Коммунистической партии был - вступил туда в здравом уме и при памяти в 19 лет. Вышел из нее...

-...в таком же здравом уме?

- Да, но по случаю ее распада. Ой, это смешно. Я руководил тогда театром киноактера, а замдиректора у нас была такая Анастасия Грушко. Она появлялась в театре раз в месяц - собирать взносы, и как-то я возьми да скажи вслух: "Что-то случилось с партией - три месяца Анастасии нет" (смеется). На этом все и закончилось - это была моя самая большая политическая карьера. Сейчас? Нет, нет...
"ПОЖИЛЫЕ ЛЮДИ СПРАШИВАЛИ: "НУ ТАК ТЫ ЧЕ? СОЖРАЛ ЭТОГО ЗАЙЦА ИЛИ НЕТ?"

- Тем не менее, говорят, что какая-то партия вас ангажировала...

- Это правда, но - вы сейчас со мной согласитесь! - через какое-то время всем в нее вступить суждено. Это партия пенсионеров, она не политическая, а социальная, ее беды и проблемы одновременно и мои. Я не собираюсь никому, извините за грубое выражение, вешать на уши лапшу, не берусь никого обманывать красивыми обещаниями: мол, мы вам это да то. Нет, хочу помочь кому-то конкретно, и если мне это удастся, данный случай не станет счастливым исключением, он распространится еще на несколько миллионов. Моя задача - поделиться с людьми тем добрым отношением, которое меня переполняет, дать им какую-то веру, надежду. Веру в Бога, который нас никогда не обманывает, и надежду на нашу партию.

- Если бы вас поставили перед выбором: жить в наши дни или в те годы, когда ваша звезда горела ярко-ярко, когда вы были в зените славы и все узнавали на улице, - что бы вы выбрали?

- А зачем выбирать? Я и сейчас достаточно узнаваем. Молодые глянули мимоходом - вроде узнали и дальше пошли, а вот мои ровесники, люди постарше, которые философски воспринимают жизнь и которым не все равно, что мы на пенсии, подходят. Они светятся каким-то удовлетворением, благодарностью.


"Это нечестно. Только откровенничать начал, а тут и беседе конец". С Дмитрием Гордоном



Партия пенсионеров очень нужна сегодня, поверьте, потому что никакие другие не станут заниматься проблемами ветеранов, а мы будем отстаивать их интересы, насколько у нас хватит сил и энергии. А знаете, что еще подтолкнуло меня к решению войти в эту партию? В 94-м году мы уже в такой мрак, в такой туннель беспросветный вошли...

-...что берлинское метро показалось раем...

- Не то слово! Это просто бассейн с джакузи по сравнению с той реальностью, в которой мы оказались. Вот тогда российский канал ОРТ пригласил меня сняться в "Русском проекте". Помните - Никита Михалков летал в космосе, я убирал хлеб, Нонна Мордюкова с Риммой Марковой стояли на рельсах, Гердт перенесся в военное время...

- Хорошие были фильмы...

- В ту пору, когда их начали крутить по ОРТ, я выходил на улицу, смотрел - народ шел навстречу и улыбался. Понимаете, в этом мраке вдруг появился лучик надежды. Пожилые люди подходили: "Ну так ты че? Сожрал этого зайца или нет?". От этих улыбок мне становилось теплее. Поверьте, мы все сейчас обездоленные, просто кто-то это скрывает, кто сильный духом, пытается показать, что это не так...

Не хочу ни с кем ссориться, драться, не хочу никого унижать, но, уверен, у меня сегодня хватит разума и авторитета, чтобы одному человеку помочь. И если я сделаю это, начнется цепная реакция, потому что мы все одинаковые. Я доходчиво излагаю?

- Абсолютно!

- Ну слава тебе Господи!

- Николай Владимирович, я очень благодарен вам за интервью...

- Ну нет, это нечестно. Только откровенничать начал, а тут и беседе конец...

- Хочется, чтобы у вас получилось все, чего вы хотите. Хочу пожелать здоровья, которое вам просто необходимо, а еще - чтобы вы все-таки почаще снимались в кино, потому что недавние ваши роли - например, в фильме "Ночной дозор" - подтверждают: вы в прекрасной актерской форме. Уверен, впереди нас ждет много замечательных ваших киноработ.



Если вы нашли ошибку в тексте, выделите ее мышью и нажмите Ctrl+Enter
Комментарии
1000 символов осталось