Сын писателя Бориса ПОЛЕВОГО Алексей КАМПОВ-ПОЛЕВОЙ: «Факт существования в Советской Армии летчика без ног мог быть использован вражеской пропагандой — дескать, здоровых летчиков у русских не осталось и в бой идут уже инвалиды, поэтому историю Маресьева разрешили обнародовать только после войны»

Картина «Повесть о настоящем человеке» вышла на экраны в 1948-м, когда искалеченные войной мужчины учились жить заново: кто без рук, кто без ног, а кто и без сознания — его заглушали горькой, чтоб утолить душевную боль. История сбитого летчика, лишивше­го­ся обеих ног, но вопреки всему на ноги все же встав­ше­го, многих тогда заставила поверить в себя.

О настоящем человеке Алексее Пе­тро­ви­че Маресьеве рассказал миру фронтовой корреспондент Борис Полевой, которого с героическим летчиком свела военная судьба. Экранизация его книги стала классикой советского кино, саму же книгу читал, пожалуй, каждый, кто вырос в СССР. Но мало кто в курсе, что истинная фамилия ее автора не Полевой, а Кампов («сampus» в переводе с латыни означает «поле») и почему ему пришлось взять псевдоним. В судьбе Бориса Полевого тайна эта не единственная. В качестве корреспондента «Правды» он прошел всю Великую Отечественную, но что именно делал в немецком тылу и о чем потом докладывал лично Сталину, до конца не знают даже его родные.

Из военно-полевого блокнота Полевой почерпнул материалы для написанных позже документальных книг, которые изданы в общей сложности на 40 языках, для сценариев к фильмам. «Жизнь — мой соавтор», не раз говорил Борис Николаевич. Младший сын писателя Алексей Кампов-Полевой тоже человек достаточно известный. И в России, и в США, где значится третьим в списке самых влиятельных выходцев из СССР как профессор Университета Северной Каролины, психиатр-нарколог. Он рассказал «Бульвару Гордона» об отце то, что не вошло в официальную биографию писателя.

«ОТЦУ НИЧЕГО НЕ ОСТАВАЛОСЬ, КАК БЕЖАТЬ С ОДНИМ ИЗ СОКАМЕРНИКОВ, КОТОРЫЙ БЫЛ ЗАСТРЕЛЕН ПРИ ПОБЕГЕ»

— Вы, Алексей Борисович, выросли в семье одного из самых известных советских писателей, лауреата двух Сталинских премий, Героя Соцтруда, на протяжении 20 лет возглавлявшего журнал «Юность». Значит, советская власть «простила» ему непролетарское происхождение?..

— Наш дальний родственник Андрей Грамматин написал книгу «Родословная трех известных родов духовенства Владимирской епархии», в которой приведена

Алексей Кампов-Полевой: «Повесть о настоящем человеке» очень терапевтическая книжка, пациенты берут у меня ее почитать и не всегда возвращают»

генеалогия и нашей семьи. Мой дед, Николай Петрович Кампов, получил духовное образование, но стал в конце концов не священником, а юристом. Как-то я отправил запрос в Харьковский юридический институт, где дед учился, и мне прислали его личное дело. Оказалось, он был революционно настроенным студентом, эсером. Один мой приятель-историк где-то в архивах обнаружил подтверждение тому, что вроде бы Владимир Ульянов-Ленин выезжал в эмиграцию по документам моего деда. Я сравнивал потом фотографии — они и вправду похожи: залысины, усы, борода, только ростом Кампов был повыше и телосложением покрепче.

Не думаю, что дед был серьезным революционером — просто помог коллеге-юристу, у которого были неприятности с царской охранкой. И еще я подумал: не окажи он этой дружеской услуги, вся история нашей страны, а то и всего мира в XX веке могла бы сложиться иначе. Вот вам и роль личности в истории.

— Бабушка ваша Лидия Васильевна Кампова, кажется, была одной из первых женщин-врачей в России?

— Да, хотя женщинам тогда к врачебной специальности не разрешалось подходить даже близко, но по личному разрешению Его Императорского Величества и... мужа (так уж было принято в те далекие времена) ее приняли на медицинские курсы. Окончив учебу, бабушка, хоть и была дочерью тайного советника, пошла работать врачом в больницу для бедных при тверской ткацкой фабрике, известной позже под названием «Большевичка».

Мужа она похоронила рано — моему отцу было всего восемь лет. Бабушка говорила, что жизнь для нее тогда кончилась, хотя поклонников у нее наверняка было много — красивая, высокая, стройная, с прекрасной осанкой. Меня всегда поражало, что она до старости сидела за столом, не касаясь спинки стула. Всю жизнь дедов портрет в парадном мундире висел в ее комнате, а когда бабушки не стало, мы нашли целый чемодан ее стихов, посвященных деду и написанных почему-то по-немецки.

— Как же ваша бабушка-дворянка отнеслась к тому, что ее единственный сын Борис оказался в воровской банде?

— Отец был внедрен в банду органами госбезопасности для выполнения задания, о котором в городе знали всего несколько человек, и бабушка, естественно, в это число не входила. А история такая... В середине 20-х годов прошлого века в Москве орудовал медвежатник по фамилии Маховский, парень из интеллигентной московской семьи.

— «Громил сейфы, как косточки из компота?», пользуясь метафорой Глеба Жеглова...

— Ну, вроде того. Специализировался он на ограблении банков. После серии крупных «дел» решил отсидеться подальше от Москвы, купил билет до Твери, но под Вышним Волочком сотрудники московского ЧК сняли его с поезда с мешком денег. Отец в то время работал внештатно в «Тверской правде», и кто-то из чекистов обратил внимание на внешнее сходство молодого журналиста с вором. Его вызвали на беседу, сказали, что нужно внедриться в банду под видом Маховского, чтобы разоблачить оборотней в НКВД и продажных чиновников. Переписали номера купюр и поручили моему отцу раздавать им деньги. Этим его функция и должна была ограничиться, но местные бандиты, желая проверить чужака, взяли его на дело.

Во время налета на банк банду накрыли, лже-Маховский был арестован вместе с остальными. Ему ничего не оставалось, как бежать из тюрьмы со своим сокамерником, который был застрелен при побеге. Операция была громкой. Преступная организация оказалась очень разветвленной, ворованные деньги даже за границу переправлялись. Не скажу, что выявить ее удалось только благодаря моему отцу, но его участие было очень серьезным.

— Серьезным настолько, что пришлось и фамилию сменить?

— Псевдоним появился после того, как об этих событиях он рассказал в книге «Мемуары вшивого человека», написанной на блатной фене (готовясь к операции, отец овладел воровским лексиконом за три дня). Книга была подписана именем Бориса Кампова, и эта опасная ошибка могла иметь роковые последствия. Хоть и арестовали тогда больше 200 человек, но кто-то ведь все равно оставался на свободе. Из Твери отцу на время пришлось исчезнуть и появиться вновь уже под именем Бориса Полевого.

— Где вашу семью застала Великая Отечественная война?

Будущий писатель с матерью Лидией Васильевной, 1910 год

— Отец воевал еще в финскую кампанию и в Великую Отечественную с первого дня. Он был корреспондентом «Правды» и все время находился на передовой, где возникали разные ситуации и ему, я знаю, приходилось брать в руки оружие. Но до конца мне лично так и неизвестно, чем он занимался во время войны. Какие-то подробности открылись только на его поминках. Дальний родственник, генерал госбезопасности, рассказал, что отец много времени провел за линией фронта и выполнял там различные деликатные задания.

Как-то позвонил мой школьный приятель, работавший в органах: «Леха, тут про твоего батю фильм сняли — про то, как он геройствовал в Нюрнберге. Называется «Контр­игра». Посмотри!». Я этот фильм, конечно же, нашел. Главный герой-разведчик — майор Ребров (его играет Михаил Пореченков). По гражданской профессии химик, как и мой отец, он под видом корреспондента был направлен в Нюрнберг для того, чтобы предотвратить ядерный взрыв, который должен был посеять панику среди оккупационных властей во время проведения Нюрнбергского процесса.

По законам приключенческого жанра на протяжении всего фильма и советская, и американская разведка пытались найти ядерный заряд, И, как водится в таких фильмах, у майора Реброва между делом завязывается бешеный роман с умопомрачительной княжной Куракиной. Какие-то параллели, безусловно, прослеживаются. Что-то там действительно происходило, потому что в Нюрнберге отец сидел безвыездно и ему было отказано в просьбе слетать в Москву хотя бы на один день — день рождения жены. И, чего уж тут греха таить, был у отца бурный и красивый роман с Куракиной, только случился он в другое время и в другом месте, а закончился, как и положено, свадьбой. Дело в том, что Куракина — это девичья фамилия моей мамы.

«ОТЕЦ ГОВОРИЛ, ЧТО ОН БЕССМЕРТЕН, ПОТОМУ ЧТО ЕГО УЖЕ ОДИН РАЗ ПОХОРОНИЛИ»

— Борис Полевой окончил войну в звании полковника. А это правда, что в Польше у него осталась могила?

— Да, его «похоронили» там в 1944-м. Накануне освобождения Польши отец как офицер связи был заброшен с парашютом в Армию Людову, но, ошибочно сориентировавшись на чужие костры, приземлился в расположении части Армии Крайовой, которая подчинялась польскому правительству в изгнании, находившемуся в Англии. На вопрос, что делать с русским май­ором, союзники ответили лаконично: расстрелять. Но поляки — люди мудрые, они решили, что расстреливать советского офицера накануне крупного наступления Советской Армии неосмотрительно. Поэтому отвели пленного в лагерь Армии Людовой, а отцовская шинель с документами каким-то образом попала в братскую могилу неподалеку.

После войны захоронение раскопали и документы нашли. На этом месте поставили небольшую стелу, а документы переправили в Москву, в военкомат, оттуда нам домой прислали извещение о смерти. Отец после этого говорил, что он, наверное, бессмертен, потому что его уже один раз похоронили.

— В Польше — могила, а в Праге — улица Бориса Полевого?

— Не в Праге, а в Банска-Бис­трице, в Словакии, где он принимал участие в Словацком народном восстании против вермахта и марионеточного правительства. Отец рассказывал, что помощником по связи у него был паренек по фамилии Дубчек. Тот самый, что со временем стал первым секретарем ЦК Компартии Чехословакии и инициатором курса реформ «Праж­ской вес­ны».

— Участвуя в освобождении Польши, Борис Полевой первым побывал в Освенциме. Именно из его очерка в «Прав­де», опубликованном в 1945-м, стали известны шокирущие подробности об этом «комбинате смерти»...

— Да, но вот газета «Нью-Йорк таймс» не хотела перепечатывать этот сенсационный материал. Считали, что автор дал волю писательской фантазии. То, что фашисты

Павел Кадочников в роли Алексея Мересьева в фильме Александра Столпера «Повесть о настоящем человеке», 1946 год

сжигали целые деревни, было известно всем, но в существование «комбината смерти», как отец назвал Освенцим, поверить было невозможно — это находилось за гранью человеческого понимания.

— В качестве корреспондента «Правды» Борис Полевой присутствовал на заседаниях Нюрнбергского суда, побывал в бункере Гитлера, об этом написал книгу «В конце концов. Нюрнбергские дневники». Рассказывал ли он дома о том, что осталось между строк?

— Многое я слышал во время дружеских разговоров и встреч. Не все понимал, конечно, но слушал с большим интересом. Помню, отец с кем-то обсуждал подлинность сожженного трупа Гитлера. Но вообще-то я был слишком мал, чтобы он делился со мной такими подробностями.

— Именно в Нюрнберге родилась самая известная из книг Бориса Полевого — «Повесть о настоящем человеке». А ведь еще в середине войны о Маресьеве он написал очерк для «Правды», который так и не был опубликован. Почему?

— Считалось, что факт существования в Советской Армии летчика без ног может быть использован вражеской пропагандой — дескать, здоровых летчиков у русских не осталось и в бой уже идут инвалиды, значит, дела совсем плохи. Вот поэтому историю о Маресьеве (в книге Мересьев. — Авт.) разрешили обнародовать только после войны. Книгу отец написал всего за 19 дней в качестве подарка для мамы, которая была обижена на то, что он не успевает приехать в Москву ко дню ее рождения.

— Летчику Алексею Маресьеву книга Бориса Полевого принесла всемирную славу — сотню раз она переиздавалась в СССР, на 50 языках выходила за границей. Герой и писатель стали друзьями?

— Мне кажется, дружбы особой между ними не было. Встретились на фронте случайно — где-то под Орлом отец в землянке ждал самолет и увидел летчика, вернувшегося с задания: прежде чем прилечь отдохнуть, тот снял протезы. Они проговорили полночи. Маресьев рассказал, как в 1942-м в бою был подбит его самолет, как тяжело раненный, ползком, 18 дней пробирался к линии фронта, как его, еле живого, нашли местные жители (это случилось на Валдае), как доставили в московский госпиталь, где ампутировали обе ноги, как через год уже летал с протезами. В 1943-м Маресьеву было присвоено звание Героя Советского Союза — за спасение жизни двух летчиков и за уничтожение двух немецких истребителей. После войны отец помог Маресьеву устроиться на работу в Советский комитет ветеранов.

— А вам, наверное, в честь легендарного летчика досталось имя Алексей?

— Конечно, это в честь Алексея Петровича. Хотя в нашей семье, так уж повелось, все дети носят имена с начальной буквой «А»: Андрей, Алена, Алексей.

«ФИДЕЛЬ КАСТРО ЗАПРОСТО ПРОШЕЛ НА НАШУ КУХНЮ И СВАРИЛ ДЛЯ ГОСТЕЙ НАСТОЯЩИЙ КУБИНСКИЙ КОФЕ»

— Как вы ощущали себя за школьной партой, когда проходили «Повесть о настоящем человеке»? Классика советской литературы... Приходилось соответствовать?

Борис Полевой (справа), Алексей Маресьев с супругой Галиной (бывшей сотрудницей Главного штаба ВВС) и сыном Виктором, 1947 год

— Я ощущал себя на этих уроках не в своей тарелке прежде всего потому, что уроки литературы вела моя мама. Сколько же я ей крови испортил! Мать дисциплину держала жестко, я же, хоть и был отличником, вел себя плохо. Мне, конечно, доставалось. Я всегда боялся услышать от мамы фразу: «Ты расстроил отца». Когда я попадал в разные переделки (меня даже из школы выгоняли), он никогда не сердился. Находил какие-то слова, говорил, что сам поступил бы как-то по-другому, но голос никогда не повышал ни на меня, ни на кого-то еще.

— Чувствовали ли вы себя особенным ребенком — сытнее других ели, лучше других одевались?

— Да, родители привозили из-за границы какие-то шмотки. В соседнем подъезде жил Шелепин, возглавлявший в то время КГБ СССР, и моя мама дружила с женой Александра Николаевича. Вернувшись из какой-нибудь загранкомандировки, они, бывало, сидели вместе и срезали с одежды иностранные бирки, чтобы утром детей отправить в школу в обновках.

— Борис Полевой был не просто известным писателем, но и председателем Правления Советского фонда мира, общался с главами многих государств. Вам ведь тоже довелось познакомиться с кем-то из них?

— Да, кто только не побывал у нас дома, на Беговой улице! Помню, как-то во время урока в класс ворвалась секретарша директора: «Быстро одевайся и бегом домой!». Я в недоумении — вроде бы ничего не натворил... «Что случилось, пожар, что ли?!» спрашиваю. Она: «Дуй домой, там все узнаешь».

Подъезжаю к дому: ворота в наш двор закрыты, хоть раньше такого не случалось, какие-то люди незнакомые стоят. «Мальчик, ты куда?». Назвал свою фамилию, адрес, и меня пропустили. На лестничной клетке люди в военной форме. Больше всего меня удивил запах табака в квартире, потому что мать на дух его не переносила. Захожу в комнату, отец меня представляет какому-то человеку: «А это мой младшенький». Оказалось, что наш гость — Фидель Кастро.

Перед его обаянием не устояла и мама. Только этим и можно объяснить, что Фиделю разрешили курить в квартире. Он запросто прошел на нашу кухню и сварил для гостей настоящий кубинский кофе.

Позже я узнал, что мой отец приложил немало усилий, чтобы склонить Фиделя на сторону СССР. После свержения диктатуры Батисты Кастро ожидал, что США помогут ему выстроить на Кубе демократическое государство, но американцы хотели, чтобы остров продолжал оставаться гигантским публичным домом и казино, до которого полчаса лету из Майами. Поняв, что от Америки помощи не будет, Кастро впал в серьезную депрессию. И тут кто-то дал ему прочесть «Повесть о настоящем человеке». Он захотел познакомиться с автором, и отца мигом снарядили на Кубу. Общались они чуть ли не месяц, после чего Фидель Кастро принял решение дружить с Советским Союзом.

— Высокий гость приехал с подарками?

— Кажется, он подарил отцу гаванскую сигару и полковничий мундир кубинской армии.

«КОГДА БАБУШКА НАЧАЛА СОБИРАТЬ ЧАШКИ СО СТОЛА, ДОЧЬ РОКФЕЛЛЕРА ТУТ ЖЕ ВСКОЧИЛА И ПРИНЯЛАСЬ ПОМОГАТЬ»

— В вашем семейном альбоме есть фотография, где вы, совсем еще юный, рядом с президентом Вьетнама Хо Ши Мином. Он тоже гостил у вас?

— Да, и дедушка Хо бывал у нас дома. Помню, он сажал меня на колени и рисовал какие-то забавные восточные картинки. Человеком был очень добрым и интересным, правда, постоянно курил, и это мне страшно не нравилось.

— Какие-то семейные реликвии от знаменитых гостей сохранились?

— У меня есть книга «Русские сказки». Мама купила мне ее в 1954-м. Несла домой, по дороге встретила Константина Симонова. Он решил тоже сделать мне подарок и написал в книжку: «Алеше на долгую память». Потом Шостакович в ней расписался, оставил автограф и Сергей Михалков: «Алеша, открой глазки и слушай сказки». Корней Чуковский написал целое назидание:

«Будь Алешею
хорошим
для примера
всем Алешам.
Будь, Алеша,
молодцом,
чтоб сравниться
мог с отцом.
Будь, Алеша,
ты бы дамой,
я тебя сравнил бы
с мамой».

Через неделю после своего полета в космос Юрий Гагарин дал мне такой наказ: «Сыну желаю быть во всем похожим на отца».

Фидель Кастро в гостях у Бориса Полевого, 1963 год. «Перед его обаянием не устояла и мама — только этим можно объяснить, что Фиделю разрешили курить в квартире»

В общем, отцовские друзья писали в книжку всякие пустяки — а что еще можно адресовать четырехлетнему парню? А поскольку людьми они были необычными, то и записи их оказались интересными. Так, постепенно, книга получила новое, домашнее, название — «Алешечник». Думаю, это единственная в мире книга, где на одной странице соседствуют автографы идеологических противников Фиделя Кастро и Дэвида Рокфеллера...

— Вы имеете в виду нынешнего главу дома Рокфеллеров, внука первого в мире миллиардера?..

— Да, он пришел к нам со своей дочерью Невой. Но наша мама категорически отказалась их принимать и уехала на дачу — не могла простить Рокфеллеру того, что он организовал покушение на Фиделя Кастро. Я вместе со взрослыми сидел за столом и все переводил — отец часто в качестве переводчика меня использовал.
Рокфеллер, кстати, оказался очень скромным и милым человеком, и дочь его тоже. Я страшно удивился, когда узнал, что перед приходом к нам она сама гладила свое платье. Когда бабушка, выступавшая в роли хозяйки дома и с ходу сразившая всех своими пирогами с капустой, начала собирать чашки со стола, дочь Рокфеллера тут же вскочила и принялась помогать. Отец протянул Рокфеллеру мой «Алешечник» и спросил, не напишет ли гость чего-нибудь для его сына? При этом, правда, честно предупредил, что рядом уже есть автографы Фиделя Кастро и Сикейроса (знаменитый мексиканский художник-коммунист, участник покушения на Льва Троцкого. — Авт.). Рокфеллер улыбнулся и расписался. Так что в книге моей отметились люди разных политических взглядов, порой непримиримые враги, но каждый из них был личностью и заслуживал глубокого уважения.

— Вам было интересно в компании взрослых?

— Так какие же взрослые! Я не раз бывал с родителями в домах творчества писателей — там постоянно что-то происходило. Если Ираклий Андроников начинал говорить о Лермонтове, все сразу растопыривали уши и слушали, затаив дыхание. А как литературовед Борис Бялик рассказывал о Горьком! Казалось бы, в школе проходили то же самое, но у него получалось куда интереснее.

Отец из Германии привез кинокамеру (тогда это была диковинная вещь), которую взял с собой на Рижское взморье. Там он решил снять любительский фильм о не­известных страницах жизни советской интеллигенции под названием «Литература в трусиках». Идея всем понравилась. Дядя Боря Ласкин (автор сценария к фильму «Карнавальная ночь») написал сценарий, а Николай Гриценко, в то время уже народный артист СССР, сыграл главную роль интеллигента на отдыхе. Его герой никак не мог определиться, какому из соблазнов уступить — прекрасным дамам (их сыграли жены писателей, отдыхавших там же) или же пиву, которым были набиты авоськи самих писателей. Надо сказать, о сценарии скоро забыли и снимали импровизацию. Хохот на съемочной площадке стоял неописуемый.

— Вы тоже участвовали в съемках?

— Я снимался в некоторых сценах, но мне доставляло удовольствие и просто болтаться под ногами у этих талантливых, интереснейших людей. Тогда-то и я понял на всю жизнь, что талантливый человек и в трусиках остается талантливым.

— Фильм сохранился?

— Пленка лежит где-то в Москве, на Беговой.

«В ЧЕХОСЛОВАКИИ РОДИТЕЛИ ЧУТЬ НЕ ПОГИБЛИ: ИХ МАШИНУ ОБСТРЕЛЯЛИ, И ЛОБОВОЕ СТЕКЛО РАЗЛЕТЕЛОСЬ НА МЕЛКИЕ ОСКОЛКИ. ОДИН ИЗ ОСКОЛКОВ МАТЬ ОТДАЛА ЮВЕЛИРУ, ЧТОБЫ ВСТАВИЛ В ПЕРСТЕНЬ...»

— Борис Николаевич объездил полмира. Ему разрешали в такие поездки брать с собой жену?

Борис Полевой с сыном Алексеем и основателем Коммунистической партии Вьетнама Хо Ши Мином. «И дедушка Хо бывал у нас дома — человеком был очень добрым и интересным»

— Мама постоянно его сопровождала, если только поездка не была опасной. Она занималась хозяйственными вопросами. Командировочные-то у всех были маленькие, а подарки домой хотелось привезти каждому. Мама всегда знала, где что купить и как сэкономить. Она могла для всей делегации сварить щи в умывальнике на трех кипятильниках. Но туда, где было опасно, отец ее не брал. Как-то он летал во Вьетнам, когда там шла война. На одну встречу нужно было ехать тропой Хо Ши Мина. Это двухполосная дорога — слева джунгли, справа джунгли. Вдруг автоматная очередь, убиты водитель и охранник, переводчик ранен. У отца чуть инфаркт не случился после того, как по 30-градусной жаре пришлось тащить на себе раненого переводчика, при том, что из придорожных джунглей в любой момент их могли срезать из автомата.

А на Кипре его спас случай — это было в середине 1970-х. Отец приехал, оставил в номере чемодан и пошел в бар на встречу со своим кумом (у отца на Кипре есть крестная дочь). Часа в три ночи они услышали взрыв, но внимания не обратили — у киприотов тогда были сложные отношения с турками, и на Кипре повсюду что-то взрывалось. Когда утром пришли в номер, обнаружили, что под кроватью лежит мина, а чемодан — вдребезги. Я хорошо помню эту историю: отец вернулся без чемодана, в каких-то обносках, и мать на него налетела, потому что пропал костюм, который она только что ему купила, и новые ботинки. А в Чехословакии родители чуть не погибли: их машину обстреляли, и лобовое стекло разлетелось на мелкие осколки. Один из ос­колков мать отдала ювелиру, чтобы вставил в перстень...

— Как вы думаете, почему столь высокий пост председателя Правления Советского фонда мира предложили именно Борису Полевому? И как на этой должности он обходился без знания английского?

— Папа говорил о себе так: «Я знаю язык матросов. В любом порту мне хватит словарного запаса, чтобы заказать себе пиво и бифштекс». А вообще, он был дипломатом от природы, умел разговаривать с людьми и никогда не давил своим мнением и авторитетом.

— Письмо в осуждение Солженицына, опубликованное в «Правде» в 1973-м, Борис Полевой в числе других писателей подписывал по принуждению?

— Честно говоря, я узнал об этом письме только сейчас, от вас. Вы говорите, оно датировано 1973 годом? Я в то время учился на четвертом курсе мединститута: днем — занятия, вечером — дежурства в больнице. Политикой вообще не интересовался и газету «Правда» не читал. В свободное время я интересовался девушками, музыкой «Битлз» и переводил на русский язык песни Саймона и Гарфункеля.

Я честно прочел «Один день Ивана Денисовича», который мне подсунула очень милая однокурсница. Книга мне не понравилась: тяжелый язык, злоупотребление жаргоном, и желания читать Солженицына у меня больше не возникало.

С поэтом Андреем Дементьевым, который сменил Бориса Николаевича на посту главного редактора одного из самых тиражных и либеральных советских журналов «Юность»

— Несмотря на солидные должности и высокий авторитет, ваш отец был исключен из партии...

— Мне рассказали об этом на его похоронах. Оказывается, в 1968 году, когда в Чехословакии началась заваруха, отца хотели отправить туда для освещения событий — знали, что в этой стране Бориса Полевого уважают. А он отказался, за что и был исключен из партии. Об этих неприятностях, по-моему, даже мать не знала. Отец уехал на дачу писать книгу, какое-то время жил там безвылазно. Примерно через полгода все поутихло, его восстановили в партии, правда, со строгим выговором.
«К Сталину отец относился с большим уважением, а Хрущева недолюбливал»

— Значит, несмотря на завидную карьеру, отношения с властью у Бориса Николаевича не всегда были гладкими?

— Ничего не могу об этом сказать. С детьми, как вы понимаете, такие темы не обсуждают. Это дела взрослых. Знаю, что к Сталину он относился с большим

«Через неделю после своего полета в космос Юрий Гагарин дал мне такой наказ: «Сыну желаю быть во всем похожим на отца»

уважением, а вот Хрущева недолюбливал, но что у них там происходило, один Бог ведает.

— На протяжении 20 лет, с 1961 по 1981 год, Борис Полевой возглавлял редакцию журнала «Юность», который обожала советская интеллигенция. Вынув из почтового ящика долгожданный номер, читатели начинали его бережно листать, а там...

— ...Евтушенко, Вознесенский, Ахмадулина, Аксенов, Стругацкие, Борис Васильев, Юрий Поляков... Все бешено талантливые, все жутко обидчивые, каждый считал себя непонятым и готов был бодаться за каждое свое слово. «Могучая кучка» того времени. С ними было очень трудно и очень интересно. Как-то в телеинтервью отец сравнил себя с бабушкой, что, сидя в углу, вяжет носок, все видит, но молодежи не мешает, а родители думают, что бабушка за всем присмотрит. Так потом «юниоры» или «младозасранцы», как он их называл, подарили ему карикатуру: Полевой в образе старушки сидит над вязанием, а вокруг резвятся авторы — кто ему в тапки писает, кто бумажки рвет или как-то еще хулиганит.

Надо сказать, авторы «Юности» часто влипали по-крупному, и отцу приходилось отмазывать их, пуская в ход свой авторитет. Случались и скандалы, когда кого-то зажимали, не печатали, но все авторы состояли в Союзе писателей, имели квартиры, нормальные зарплаты, отдыхали в домах творчества.

— Сын Хрущева перебрался в США, дочь Сталина, которой не стало два года назад, в свое время также эмигрировала в Америку. Вот и сын экс-председателя Правления Советского фонда мира много лет живет в стране, с которой СССР держал, казалось, непреодолимую идеологическую дистанцию. Как вы оказались в США?

— Я работал в Институте фармакологии Академии медицинских наук СССР. В 1990-м меня пригласили для ведения научной работы в Университет Миннесоты. А в 1991 году я узнал о развале СССР. Звоню в Москву директору института и слышу, что мое рабочее место остается за мной, но зарплату платить мне нечем. Из этого института я официально уволился только в начале 2000-х, а до этих пор числился в загранкомандировке. И хорошо: теперь вот еще и пенсию российскую получаю. Пустячок, а приятно!

— «Американские дневники» Бориса Полевого, сделанные более полувека назад, помогли вам приспособиться к жизни в США?

— Мне кажется, в Америке мало что изменилось с тех пор. Замечательная страна, но абсолютно другая. Очень хочется домой, хоть я и понимаю, что будет трудно — вот Россия как раз изменилась сильно. И отношения между людьми, конечно, тоже. Родительскую дачу в Болшево моя сестра уже почти отремонтировала. Мне осталось дочку замуж выдать — и можно воз­вращаться. Брат и сестра по-прежнему живут в Москве. Сестра — врач, доктор наук, профессор, в СССР была ведущим специалистом по хирургии рака молочной железы. Брат — радиоинженер, человек абсолютно секретный: много лет работал в оборонной сфере.

Думаю, я в России без дела не останусь — психотерапией можно заниматься до старости. С 1974 года изучаю алкоголизм, опубликовал на эту тему около 100 статей, вместе с коллегами получил международный патент на новое средство для лечения алкоголизма, которое сейчас проходит клинические испытания. Уж и не знаю даже, сколько больных я вылечил за это время в СССР, Финляндии и США. Сейчас консультирую пациентов и врачей из России и Украины по Skype. В конце 1980-х привез в СССР метод «анонимных алкоголиков», из-за которого у меня были неприятности с Комитетом государственной безопасности, поскольку кто-то (и я даже знаю кто) из моих коллег написал в КГБ, будто я «организовал американскую подпольную сеть с использованием психически больных граждан». Все, конечно, обошлось, но нервов мне потрепали изрядно. К чему веду? К тому, что выйду вот на пенсию, приеду на дачу в Болшево и буду пьяниц лечить.

Борис Николаевич с сыновьями Алексеем и Андреем. «Брат — радиоинженер, человек абсолютно секретный: много лет работал в оборонной сфере»

— О сильном духом летчике Маресьеве ваши американские пациенты знают?

— «Повесть о настоящем человеке» очень терапевтическая книжка. Пациенты берут у меня ее почитать и не всегда воз­вращают, так что приходится докупать еще и еще. Книга ведь не столько о войне, сколько о том, что человеку дано преодолеть. Если бы Маресьев, не дай Бог, спился, это можно было бы понять — летчик остался без ног, и все, казалось бы, потеряло смысл. Но он смог выстоять и остался человеком. С точки зрения врача, тут есть посыл: значит, и ты сможешь. Кто-то не может, а ты сможешь. Многие из моих приемов основаны именно на этой книге.

— В вашей семье настаивают на том, чтобы дети и внуки читали книги Бориса Полевого?

— Я не настаиваю ни на чем. Моя дочь родилась и выросла в Америке, но при этом она очень интересуется Россией. Захотелось ей побывать в Волгограде, посмотреть места, где была Сталинградская битва. Сплавлялись по Волге, в Ярославле вышла на причал и первым делом увидела теплоход «Борис Полевой». Поразительно — на самой длинной реке Европы встретиться с теплоходом имени ее прадеда! Сейчас она учится в Амстердаме, живет в огромном студенческом общежитии, но для общения выбрала именно русскую тусовку. При этом жутко комплексует по причине своего американского акцента. К какому-то празднику русские девочки готовили угощения, у каждой свое коронное блюдо. Дочка позвонила с вопросом, как готовить салат «оливье», и я диктовал рецепт. В ней постепенно открывается русская душа.

Советская литературная элита: Николай Тихонов, Мыкола Бажан, Олесь Гончар и Борис Полевой, 1967 год

Если вы нашли ошибку в тексте, выделите ее мышью и нажмите Ctrl+Enter