Сестра хирурга Бориса ГЕЙМАНА Виктория: «Борис, — удивлялась я иногда, — у тебя всегда все хорошие: так не бывает!». — «Викусь, — отвечал он, — я всю жизнь у операционного стола, я видел смерть: по сравнению с этим многое теряет смысл»

Перед смер­­тью все равны. Но когда уходят из жизни врачи, с ними умирают и сотни пациентов, которых они могли бы спасти, но уже никогда не спасут.К Борису Гейману эти слова имеют самое непосредственное отношение - трудно сосчитать людей, которым он вернул здоровье, а возможно, и сохранил жизнь. «К Борису обращались 24 часа в сутки, - говорит его сестра Виктория. - Если у кого-то жена рожает, если мама заболела, не дай Бог, рак - все звонили ему. И он никому не отказывал».

В квартире Виктории нет фотографии брата с традиционным черным крепом. Она просто не может смотреть на доброго, красивого, полного сил человека, ушедшего из жизни в 63 года. «Однажды, когда Боря еще был студентом медицинского института, - хрупкая благородная женщина в черном не может сдержать слез, - наши родители уехали, и он решил меня разыграть: лег на ковер, закрыл глаза и сделал вид, что умер. Как я тогда испугалась - бросилась к нему, закричала: «Что с тобой?!». Он открыл глаза и рассмеялся: «Я решил тебя напугать».

Когда брата хоронили, я подошла к его гробу, рыдала и просила: «Боренька, скажи, что ты опять со мной пошутил!». Но это была не шутка...».

«ЖИЗНЬ ПОСЛЕ СМЕРТИ - ЭТО ПАМЯТЬ ДРУЗЕЙ»

- Виктория, ваш брат был потрясающим хирургом. Его любовь к медицине - это наследственное?

Борис Гейман с сестрой Викторией. «При всей своей внешней мужественности брат был очень ранимым, все пропускал через сердце — вот оно и не выдержало»

- Нет. Наш папа Григорий Натанович Гейман уже в 21 год стал директором крупного строительного комбината. Он был заслуженным строителем Украины, имел немало наград. Люди, которые помнят советское время, не дадут соврать - три ордена Трудового Красного Знамени тогда просто так не давали. В Донецке, Запорожье и Киеве, где он проработал последние 35 лет, его помнят и знают многие.

- Борис Григорьевич никогда не жалел о том, что не пошел по стопам отца?

- Папа очень хотел, чтобы Боря стал строителем и повторил его путь. Но у брата было иное призвание, он часто немного виновато говорил отцу: «Батя, ну не получится из меня строитель!».

Композитор Игорь Поклад в одном из интервью на вопрос: «Есть ли жизнь после смерти?» - ответил: «Жизнь после смерти - это память друзей». Среди друзей Бори­са были не только врачи, но и поэт Юрий Рыбчинский, композитор Александр Морозов, певец Ренат Ибрагимов, психотерапевт Анатолий Кашпировский.

Анатолий Михайлович позвонил мне и сказал, что известие о смерти Бориса стало для него сокрушительным ударом. «С ним ушла часть прошлого, - признался он, - которое уже никогда не будет таким светлым, чистым и полноценным. Это был интеллигентнейший, добрый, порядочный человек, которого я очень любил, и в моем сердце - чувство запоздалого раскаяния и боль».

Боря был прекрасным диагностом. Когда заболела наша любимая двоюродная сестра Жанночка, она позвонила из Донецка и пожаловалась, что у нее проблемы с мочевым пузырем - не может добежать до туалета. Боря тогда погрустнел, взял сигарету и сказал мне: «Боюсь, у нее очень плохой диагноз - рак мозга». - «Борис, - удивилась я, - где мочевой пузырь, а где мозг?». И он не ошибся - вскоре Жанночка умерла от рака мозга.

- Наверное, такой врач легко мог устроиться за границей. У Бориса Григорьевича никогда не возникало такого желания?

- В жизни Бориса был период, когда он ушел из клиники. Сильный человек даже в мелочах не может быть слабым. Поэтому он вынужден был повернуться, уйти и попробовать себя в бизнесе.

Меня в то время судьба забросила на пять лет в Америку, брат приехал ко мне, и одногруппник Бориса и друг, очень богатый че­ловек Игорь Рейзис убеждал его ос­таться: «С твоими золотыми руками в Америке ты мог бы стать супербогатым человеком!». Но брат только смеялся: «Я и Америка? Никогда! Пусть моя страна не такая благополучная, но она моя, я люблю ее и людей, которые тут живут. Здесь похоронены мои бабушки и дедушки, здесь покоится мой отец. И наконец, в Украине самые красивые женщины».

Вернувшись домой из США, я уговаривала брата вернуться в медицину: мол, «папа бы тебе этого не простил». Тогда мы с журналисткой Верой Маевской сняли о нем фильм. Там есть эпизод, когда Боря, статный, сильный, красивый, кладет цветы на могилу отца, тем самым будто давая понять, что возвращается в профессию. «Я понял, - признался он мне впоследствии, - что я не бизнесмен, а доктор».

Борис с родителями Любовью Алексеевной, Григорием Натановичем и сестрой Викторией. «Надо жить дальше — все-таки у меня на руках больная мама, но я не знаю, где взять силы»

Главврач 18-й больницы Василий Жельман заметил, что Борис был не только тонким и добрым человеком, но и хирургом очень талантливым и деликатным...

- ...что особенно важно, учитывая его специализацию, - ведь Борис Григорьевич был проктологом.

- Он всегда шутил с пациентами, всячески это обыгрывая: «Так, дедушка, ложитесь на диван!». - «Но я к вам по другому поводу, - робко отвечал пришедший на прием человек, - вы же проктолог». - «Прежде всего я врач, - говорил Борис. Поэтому сначала я хочу посмотреть ваш живот, а уж потом мы с вами пойдем... по назначению».

Вся клиника на бульваре Шевченко боготворила его. Люди, которых он консультировал, до сих пор звонят и спрашивают: «Можно поговорить с Борисом Григорьевичем?». Когда в ответ слышат, что его больше нет, верят не все: «Что за глупые шутки?!».

«КОГДА ОТКРЫВАЛАСЬ ДВЕРЬ ИЗ ОПЕРАЦИОННОЙ, СНАЧАЛА ПОЯВЛЯЛАСЬ СИГАРЕТА, А ПОТОМ УЖЕ САМ БОРИС»

- В наше время на первое место в шкале ценностей вышли деньги, и медицина в этом смысле не исключение...

- Тут Боря абсолютно не вписывался в реальность. Категорически отказывался верить, что доктор обещал начать лечение только после того, как ему заплатят. Брат в таких случаях всегда терялся: «Не может такого быть! Наверное, вы что-то не так поняли - я сейчас перезвоню и все выясню». Сам он никогда никому не отказал в помощи, независимо от того, есть у человека деньги или нет.

Если ему звонили и просили о чем-то, то, где бы он ни был, приходил на помощь. Знакомые всегда удивлялись: «Борис, ты что, сумасшедший? Ты со­р­вешься и по­мчишься к человеку, которого и помнишь-то плохо?». - «Ребята, - объяснял им Боря, - у человека нет денег на операцию, а я поеду к своим однокурсникам, многие из них профессора, доценты и главврачи, и мы что-нибудь придумаем».

Его последний, 63-й день рождения, мы отмечали в семейном кругу в Гидропарке. Нас обслуживала официантка, которой Борис по­мог накануне своей смерти. «По­нимаешь, - рас­сказывал он мне, - девочке нужно сделать важный анализ, который стоит три с половиной тысячи. Ты не представляешь, как мне ее жаль, я уже понял, какой у нее диагноз». Он сделал для нее все, что мог, и вы бы видели, как был счастлив: «Все будет хорошо - она будет жить».

- Борис Григорьевич был верующим человеком?

- В церковь не ходил, но всегда жил по Божь­им заповедям. Болеть и об­ременять своим плохим самочувствием других? Делать людям подлости? Никогда! Вы ког­да-нибудь видели человека, у которого не было бы врагов? Вообще!

- Борис Григорьевич был женат не­сколь­ко раз?

- И со всеми своими женами - а это большая редкость! - сохранил хорошие отношения. Кстати, его первая любовь и первая жена Танечка по-прежнему работает завотделением в той же 18-й больнице на бульваре Шевченко, а старший сын Бориса Григорий, который назван в честь дедушки, до боли напоминает мне брата.

При всей своей внешней мужественности Борис был очень ранимым, все пропускал через сердце, вот оно и не выдержало. «Борис, - удивлялась я иногда, - у тебя всегда все хорошие - так не бывает!». - «Викусь, - отвечал он, - я всю жизнь у операционного стола, я видел смерть: по сравнению с этим многое теряет смысл».

Мне, наверное, и свою личную жизнь было устроить так сложно, потому что передо мной два великих примера - отец и брат. Борис элегантно играл на бильярде, любил футбол, готовил потрясающий шаш­лык под Киевом... Если бы вы знали, как он пел!

- Какие песни особенно любил?

- Самая любимая песня нашего папы - «Сережка ольховая», друзья всегда заказывали ее брату. Он обожал Окуджаву и Высоцкого. А еще - песню с такими словами:

Если ты меня разлюбишь когда-нибудь
И уйдешь, каблучками стуча,
Пусть последней твоею мне данью будет
То, что ты вновь полюбишь врача.

Высоцким Борис увлекался с детства. Иногда - чего уже теперь греха таить! - я прогуливала уроки, мы закрывались в его комнате, и он пел мне Высоцкого. У брата был прекрасный голос. В Москве на юбилее одного известного человека он взял гитару и завел: «Я куплю тебе дом у пруда в Подмосковье». Многие гости тогда удивились: «Кто это такой - почему мы не видим его на эстраде?». - «Борис - наш друг из Киева, - объяснили хозяева, - он доктор, а не певец».

Эта песня есть у меня на кассете, а вот остальные я не записала - никто ведь не думал, что Боря так рано уйдет от нас. Сейчас собираю все по крупицам. Друзья говорили, что Геймана нельзя представить без гитары и сигареты: когда открывалась дверь из операционной, то сначала появлялась сигарета, а потом уже сам Борис.

«ВРАЧИ УДИВЛЯЛИСЬ: «НА БРАТА И СЕСТРУ ВЫ НЕПОХОЖИ   - СКОРЕЕ, НА ВЛЮБЛЕННЫХ»

- О таких, как Борис Гейман, говорят: настоящий мужчина!

- Он полностью соответствовал этому определению. С его нелюбовью к вещам, с полным отсутствием нарциссизма. Я всегда старалась брата приодеть: присмотрю в магазине красивый костюм или туфли и уговариваю его поехать примерить, но он в ответ только смеялся: «Ты - мой имиджмейкер! Мне одеться не во что? И вообще, что ты пристала ко мне со своими майками и костюмами, все равно все женщины говорят, что я - самый красивый!».

- Вы с братом были близки?

- Вы даже не представляете себе, насколько. Боря иной раз смеялся: «У моих друзей были сестры противные, зловредные, которые сдавали их родителям, ябедничали, а моя ни разу на меня не нажаловалась». В детстве, случалось, просил меня: «Ко мне сейчас ребята должны прийти, вот тебе рубль на мороженое - пойди погуляй». Я ему грозила: «Вот увидишь, в этот раз я точно все расскажу маме», - но когда родители приезжали и спрашивали, все ли у нас нормально, неизменно отвечала: «Конечно!».

Когда брат работал в клинике на бульваре Шевченко, я часто приезжала к нему на работу и всегда не с пустыми руками, обязательно привозила что-нибудь вкусненькое, например, пирожки или «Наполеон» - наша мама очень вкусно пекла. Потом мы с Борисом сидели в ординаторской и разговаривали, нам всегда было о чем поговорить. Казалось бы, хирург, а мог рассуждать обо всем - литературе, истории, музыке. Заходили врачи и удивлялись: «Вы с Викусей на брата и сестру непохожи - скорее, на влюбленных».

- Борис Григорьевич предчувствовал свой уход?

- Незадолго до смерти близкая подруга Бори заставила его пойти в пенсионный фонд. Он, конечно, отнекивался: «Ну как это я, здоровый мужик, пойду получать пенсию?». Убедить его мне удалось только потому, что его ждали - Боря не любил доставлять людям лишнее беспокойство. Никогда не забуду его глаза, когда он узнал, какая мизерная сумма ему причитается. И это при том, что брат 30 лет простоял у операционного стола. «Викусь, я же фаталист, - сказал он мне тогда, - думаю, она мне не понадобится».

- Ваш брат болел?

- 10 лет назад у Бори уже был инфаркт, его на «скорой» привезли в Октябрьскую больницу. Вышел доктор, сказал, что нужна какая-то ампула. Мы нашли ее буквально за несколько минут. Ему тогда предлагали сделать шунтирование, но он отказался.

Брат выкуривал по две пачки сигарет в день. Но когда близкие говорили: «Боря, как ты можешь курить - ты же доктор!», в ответ всегда повторял слова папы: «Не делайте из меня больного!». И добавлял: «Именно потому, что я врач, знаю: мне нельзя бросать курить». А на просьбу пойти и обследоваться он, перефразируя Толстого, отвечал: «Есть три вида лжи: ложь, наглая ложь и кардиограмма».

- У вас какие-то предчувствия были?

- После смерти папы наша мама уже 10 лет на коляске, поэтому не было случая, чтобы он два-три раза в течение дня не набрал наш номер. Вечером, приходя домой, обязательно звонил: «Как вы там? Как мамка?». Я все время жду его звонка, смотрю на часы и думаю: «Уже девять часов, почему же Боря до сих пор не звонит?». И только потом вспоминаю, что его уже нет...

С его уходом жизнь для меня остановилась в одночасье, друзья считают, что у нас было одно сердце на двоих. Говорят, что надо жить дальше - все-таки у меня на руках больная мама, но я не знаю, где взять силы. Он понимал, что умирает, и просил: «Скажите Викусе, чтобы не плакала и берегла маму». Это были его последние слова. Когда маму на коляске привезли прощаться с сыном, это было, наверное, самой большой несправедливостью, какую только можно себе представить, - родители не должны хоронить детей. Она плакала и просила Бога поменять ее местами с сыном.

- Брат вам снится?

- Нет. А знаете, почему? Потому что с тех пор, как Бори не стало, я не сплю. Когда умер папа, я тоже очень сильно страдала, но знала, что у меня есть защита - настоящая каменная стена, которой был мой брат.

Я стараюсь вспоминать лучшие минуты его жизни. На свой последний день рождения Боря собрал своих детей (у него два сына и дочь) и попросил их дружить. Он так счастлив был в этот день!

Если вы нашли ошибку в тексте, выделите ее мышью и нажмите Ctrl+Enter