За три дня до смерти Владимир ПОЛЯЧЕНКО попросил принести ему в больницу любимый черный костюм

Владимира Поляченко справедливо называли самым известным строителем Украины. Начав мастером завода железобетонных изделий № 2, где работал после окончания Киевского инженерно-строительного института, он прошел путь до президента холдинговой компании «Киевгорстрой», удостоенной звания «Лучшее предприятие Европы». Под руководством Поляченко в 60-70-х годах ХХ века в Киеве были построены сотни квадратных метров жилья, благодаря которым множество киевлян сменили коммуналки на отдельные квартиры. При его участии на карте города появились отели «Лыбидь», «Славутич», «Киев», «Спорт», «Крещатик», «Салют», «Казацкий», а также «Мемориальный комплекс «Музей Великой Отечественной войны», высшие учебные заведения и промышленные здания, реконструировались Национальный дворец «Украина», Национальная филармония, транспортные узлы и развязки. Владимир Аврумович принимал непосредственное участие в ликвидации последствий аварии на Чернобыльской АЭС и был советником премьер-министров Виктора Ющенко, Юлии Тимошенко, Виктора Януковича и Юрия Еханурова, который называет Поляченко своим учителем. В свое время именно «Киевгорстрой» первым начал использовать схему строительства жилья за счет средств населения, которая была признана «народным проектом». Новые подходы к строительству Владимир Аврумович отстаивал и в парламенте, став депутатом от фракции «Наша Украина» — «Народная самооборона». Его широкой души хватало и на сирот из детского дома «Малятко», которых он опекал много лет. Когда его спрашивали о жизненном кредо, отвечал: «Нужно быть сильным духом, не тратить энергию на жалость к себе и не думать о плохом».

СЫН ВЛАДИМИРА ПОЛЯЧЕНКО ДИРЕКТОР НАЦИОНАЛЬНОГО ИНСТИТУТА ХИРУРГИИ И ТРАНСПЛАНТОЛОГИИ ИМЕНИ ШАЛИМОВА ЮРИЙ ПОЛЯЧЕНКО: «ОТЕЦ СЧИТАЛ, ЧТО СТАРЫЙ КИЕВ НУЖНО МАКСИМАЛЬНО СОХРАНИТЬ ДЛЯ ПОТОМКОВ»

Своего сына Юрия, который с 2005 по 2007 год был министром здравоохранения Украины, а сейчас руководит Институтом имени А. А. Шалимова, Владимир Поляченко называл «врачом от Бога», правда, его медицинских рекомендаций придерживался, увы, не всегда.

- Юрий Владимирович, среди объектов, возведенных вашим отцом, - и построенный к Олимпиаде-80 Республиканский стадион, и Библиотека Академии наук, и киевская Венеция - микрорайон Русановка. Он гордился плодами своих трудов?

Юрий Поляченко: «Папа не любил и не умел отдыхать. Для него очень важно было даже на больничной койке ощущать себя нужным людям» Фото УНИАН

- Если честно, не видел в них ничего особенного. Строительство было его работой. Сейчас, спустя много лет, мы можем оценить, что это было потрясающе, а отец и его сотрудники относились к каждой новой стройке как к очередному объекту. Хотя Русановка действительно была уникальным микрорайоном - именно там в Киеве впервые после хрущевок появились 16-этажные высотки.

- Как Владимир Аврумович относился к зданиям-уродцам, которые в последнее время растут в центре Киева как грибы?

- С одной стороны, он как коренной киевлянин воспринимал все это с большой болью. С другой - был оптимистом и предполагал, что время может все расставить по местам. Отец говорил, что многие нововведения в европейских столицах - тот же треугольник Эйфелевой башни - принимали в штыки современники, а теперь трудно представить себе города без них. Хотя, в принципе, он считал, что старый Киев нужно максимально сохранить для потомков. Но строители - как военнослужащие: им давали команду - они выполняли.

- На работе у отца вы часто бывали?

- Завод ЖБИ-5, которым руководил отец, шефствовал над первыми классами школы, в которой я учился. Мы бывали на его заводе, где нам показывали производство, цеха, участвовали в заводских субботниках. До сих пор, проезжая мимо еловой аллеи, которую мы когда-то высадили с одноклассниками, испытываю чувство гордости.

Еще отец выделял для школы автобусы, когда нас возили под Киев, в места боевой славы - в Ново-Петровцы, на Лютежский плацдарм, где во время войны проходила первая и вторая линия обороны города.

- Почему вы не продолжили дело отца и не стали строителем?

- Моя мама была врачом. Наверное, ее гены взяли верх. Уже в 10 классе я начал читать медицинскую литературу - и популярную, и профессиональную, которую приносила мне мама, меня это увлекало.

- Отец на вас не обиделся?

- Родители у меня были, как сейчас принято говорить, людьми демократичными. Они, например, в отличие от многих пап и мам не заставляли меня заниматься очень модными в то время музыкой и танцами. Правда, всегда хотели, чтобы я дружил с популярными видами спорта и с детства поддерживал себя в форме. Спортивная карьера у меня не получилась, потому что во втором классе, занимаясь плаванием, я заработал воспаление легких. Потом какое-то время посвятил гимнастике, но великого гимнаста из меня тоже не вышло. Увлекался даже гребным слаломом - спуском на байдарках по горным рекам. Чемпионом не стал, но парнем рос крепким.

- Не секрет, что какое-то время вы обижались на отца за то, что он ушел из семьи...

- Обида у меня была не только из-за того, что у него появилась другая семья, тут все как-то совпало. У нас с ним вообще были сложные отношения. Мы же тогда были максималистами: у меня сложилось свое представление о моей карьере, у него - свое. Папе не нравилось, что я несерьезно отношусь к жизни - поздно возвращаюсь домой, а на уме у меня одни гульки, компании, дискотеки и девочки.

Так продолжалось до моего отъезда на Кубу, решение о котором я принимал сам, ни с кем не советуясь. Точно так же я когда-то уезжал в Чернобыль, а потом в Армению, на ликвидацию последствий землетрясения. На Кубе, где я проработал три года, надо мной не было начальников: я сам принимал решения и сам их реализовывал, именно там произошло мое становление как руководителя.

Приблизительно через год отец с делегацией наших строителей прилетел туда в командировку. Мы встретились, поговорили и нашли общий язык - конфликт поколений был исчерпан. Для меня тогда было очень важно, что отец первым сделал шаг мне навстречу.

- Правда, что он очень любил ездить в командировки?

- Папа не любил и не умел отдыхать, зато обожал путешествовать, но не просто так, а с пользой для своего дела. А командировки давали ему возможность почерпнуть что-то новое в профессиональном плане. Кубу он тоже посетил не просто так - хотел посмотреть, как развивается строительство в стране, где до сих пор сохранился реальный социализм. К тому же остров был для него своеобразной передышкой перед Чили, куда делегация, собственно, и направлялась. Именно из Чили отец привез идею инвестиционных проектов, когда люди вкладывают собственные деньги в свое будущее жилье, - это была новая веха в украинском строительстве. Кстати, отец стал и почетным консулом Чили в Украине, что работало на его положительный международный имидж.

- Что заставило Владимира Аврумовича сменить президентское кресло в «Киевгорстрое» на мандат народного депутата?

- Отец пошел в парламент сознательно, чтобы принять законы, необходимые для того, чтобы сделать доступным ипотечное кредитование, для развития строительной отрасли. Чистым политиком он так и не стал: будучи депутатом, в ток-шоу не участвовал - занимался исключительно законотворческой деятельностью. И при его непосредственном участии удалось принять три или четыре очень мощных закона, которые дали толчок строительству в Украине.

«ПОСТАВЬ ВРАЧИ ЕМУ ДИАГНОЗ ГОДОМ РАНЬШЕ, ВСЕ МОГЛО БЫТЬ ПО-ДРУГОМУ»

- У вашего отца были какие-то увлечения, хобби?

- Он очень любил рыбалку и меня этой своей страстью заразил, с пяти лет брал с собой. Самые яркие впечатления у меня, конечно, сохранились от севера Киевской области - Десны и Припяти, тех мест, которые после трагедии в Чернобыле, к сожалению, стали закрытой зоной. Часто бывали мы и на Киевском море, где находилась база отдыха его завода - деревянные домики, в которых мы с мамой проводили практически все лето. А отец работал, но приезжал к нам каждые выходные, и уж тогда мы с ним рыбачили.

У отца всегда были лучшие снасти. Например, как только появились телескопические удочки - еще советского производства - взамен бамбуковых, он тут же купил новинку себе и мне. Потом на базаре «Бухара» около метро «Днепр» увидел японские удочки - приобрел и их. Там же запасался мастыркой, червями, прикормками - все продавцы его знали. Его коллеги и друзья всегда шутили, что на снасти и червей он тратит гораздо больше денег, чем стоит вся пойманная им рыба.

Для него важен был не результат, а процесс, причем папа был нетерпеливее меня. Я мог долго сидеть и ждать крупную рыбу, а он мог ловить карасиков по 100-200 граммов и смеялся, когда я возвращался домой с одной-двумя рыбинами, в то время как сам нес целое ведро.

- Как врач вы, наверное, не могли не заметить, что отец заболел?

- Я действительно видел, что с ним что-то неладно, но он то ли не замечал этого, то ли не хотел обсуждать свое здоровье. Как все увлеченные делом люди, отец не избежал элементарного мужского легкомыслия и несерьезности - считал, что всегда останется молодым. Он долгое время жил за счет какой-то юношеской, необъяснимой энергии, которая, в конце концов, начала иссякать. В результате вовремя не прошел обследование, а мы не настояли.

- А если бы обследование было своевременным?

- Поставь врачи диагноз хотя бы годом раньше, все могло быть по-другому. На той стадии, на которой было обнаружено заболевание, рассчитывать на выздоровление уже сложно. Он и так очень долго боролся с болезнью - семь с половиной лет. Прошел через четыре сложные операции, лучевую и химиотерапию и мужественно держался до самого конца. За эти годы я узнал его совсем с другой стороны - увидел человека, который в борьбе с безжалостной болезнью, по сути дела, совершил подвиг.

- Он действительно все это время еще и работал?

- Даже в последние месяцы, когда отец уже почти не выходил из Феофании, к нему постоянно приезжали его помощники и коллеги - советовались, обсуждали насущные проблемы и законопроекты. Для него очень важно было даже на больничной койке ощущать себя нужным людям.

- Вы успели поговорить по душам?

- В день его ухода у нас с ним был разговор: отец делал мне наставления на будущее. Больше всего он волновался за судьбу моей сводной сестры Даши, которой всего 17 лет, и просил меня позаботиться о ней. Видел, что у нас сложились очень добрые и искренние отношения, поэтому знал: все будет хорошо.

Недавно мы всей семьей были у сестры на выпускном вечере. Отец сам хотел побывать на нем. За три дня до смерти он даже попросил, чтобы ему принесли его любимый черный костюм.

ВИЦЕ-ПРЕЗИДЕНТ ФЕДЕРАЦИИ ФУТБОЛА УКРАИНЫ БОРИС ВОСКРЕСЕНСКИЙ: «В ПОСЛЕДНИЕ ГОДЫ НА МОЕ ПРЕДЛОЖЕНИЕ ПРИЕХАТЬ ВОЛОДЯ НЕИЗМЕННО ОТВЕЧАЛ: «НЕ НАДО, НЕ ХОЧУ, ЧТОБЫ ТЫ МЕНЯ ВИДЕЛ СЛАБЫМ»

Борис Воскресенский: «Володя всегда был человеком слова. Порядочный, интересный, добрый, чистый...» Фото УНИАН

Бориса Воскресенского с Владимиром Поляченко связывала многолетняя дружба.

- Борис Михайлович, помните, как впервые встретились с Владимиром Аврумовичем?

- Это было так давно, что люди столько не живут. Нас познакомил начальник «Киевгорстроя» Владимир Алексеевич Гусев, который впоследствии стал мэром Киева.

Мы с Володей проводили много времени на охоте и рыбалке - эти занятия он очень любил. И вот, бывало, едем с ним по Киеву в шесть утра или, наоборот, в 11 вечера, и он, глядя на дома, говорит: «Это мы построили». Никогда не говорил «я», только «мы», что, на мой взгляд, очень важно. Владимир Аврумович был счастливым человеком, потому что занимался овеществленным трудом. Он видел, что сделал: забили сваи, положили кирпичи, построили здание. То, что он создавал, - навсегда.

- Вам ведь с ним доводилось сотрудничать и на стройплощадке?

- Это было в 2006 году, когда «Киевгорстрой» строил здание Федерации футбола Украины. Президент ФФУ говорит мне: «Боря, подходит срок его сдачи в эксплуатацию - пойди и посмотри своим опытным глазом, все ли там нормально. Строители, конечно, занимаются, но лишний глаз не помешает». Сходил я туда, глянул - на всех пяти этажах работает всего 15 или 20 человек. Звоню Володе: «Когда собираешься объект сдавать?». - «В этом году, - отвечает, - в ноябре». - «Нет, - говорю, - в этом году не получится, там же еще конь не валялся».

Чтобы оценить размер бедствия, на следующее утро мы с ним встретились на стройке в 7.15 утра. Вообще-то, в такую рань начальник главка должен еще спокойно спать в своей постели, но он был такой же сумасшедший, как и все строители. Посмотрели мы с ним вместе, что к чему (чтобы описать увиденное, цензурный язык не годился), и договорились в три часа дня встретиться на совещании. Когда в обед я снова заехал на стройку, там уже бегали, наверное, 500 рабочих. Володя всегда был человеком слова: если что-то обещал, то обязательно делал. Порядочный, интересный, добрый, чистый - таким и останется в моей памяти навсегда.

- Вы упоминали о совместной охоте и рыбалке...

- А вот там, как правило, его и видно не было. Володя вообще никогда не лидировал в веселой компании, да оно ему и не надо было. Просто любовался природой, думал о чем-то своем. У него в голове всегда были только кирпичи, цемент, раствор, этажи, перекрытия. Он был очень ответственным человеком, такие люди не могут отдавать себя чему-то еще, кроме любимого дела. Когда человек все любит, всем увлекается и за все хватается, получается, как говорит Валера Борзов, чистая полушерсть, а Володя был человеком цельным.

- Во время болезни Поляченко вы с ним виделись?

- К сожалению, только созванивались. Я часто говорил ему: «Володя, давай я приеду!». Но он отвечал одно и то же: «Не надо! Не хочу, чтобы ты меня видел слабым. Мы же с тобой всегда сильными были...». Вот это настоящая мужская черта. Настоящий мужик, он мало говорил и много делал: чем напрасно сотрясать воздух, лучше сверх плана построить еще одно здание. Поэтому в память о нем останется не табличка на погосте или мемориальная доска, а дома. Хотя и доска тоже не помешала бы. Мне кажется, было бы правильно если не улицу, то хотя бы дом, который Володя построил, назвать в честь Поляченко - он это заслужил.

Если вы нашли ошибку в тексте, выделите ее мышью и нажмите Ctrl+Enter