Народный артист Украины Иван ГАВРИЛЮК: «Я вообще не прощаю — никого и никогда. Богдану Ступке, например, не прощу Миколайчука: Иван помог ему выбиться в люди, а он отобрал у него роли. С этого и началась Иванова трагедия»

Всю свою жизнь он сдает экзамены. В 17 лет, приехав из Львова в Киев поступать на актера, отыскал в чужом городе совершенно незнакомого человека, уже состоявшегося актера Ивана Миколайчука, поселился у него и стал ему лучшим другом. Многократно рисковал собой на съемках фильмов (только главных ролей у Гаврилюка 70): объезжал лошадей, балансировал над глубокой пропастью, боролся с медведем... В конце концов, говорил только то, что думает, невзирая на лица, а это порой куда опаснее, чем выполнять трюки без страховки и дублеров. А когда Украина стала независимой, он решил проверить себя еще раз — баллотироваться в Верховную Раду. И этот новый экзамен тоже сдал на «отлично». «Я гордый, но не гонористый», — говорит о себе Иван Ярославович. 60-летнему актеру действительно есть чем гордиться: «Аннычка», «Захар Беркут», «Вавилон XX», «Легенда о княгине Ольге», «Кармелюк», «Даниил — князь Галицкий», «Черная долина», «Карпатское золото»... Трудно найти в нашей стране человека, который не видел бы этих картин и не выделил бы в них необычайно красивого, сильного и мужественного героя. Гаврилюк не снимается, лишь бы сняться. Наверное, потому, что главные экзамены уже сдал: вошел в историю кино, вырастил сына, построил на родовом хуторе дом, посадил сад, написал замечательную книгу, где так мало о нем и так много об ушедших друзьях: Параджанове, Миколайчуке, Быкове, Брондукове. Себе он все, что мог, доказал — я поняла это, побывав у него в гостях и проговорив два с лишним часа. Теперь вот, не снимая, ношу подаренный им на память гуцульский крестик.

«Про шо кiно?» — любил повторять Леня Осыка. А мы хором отвечали: «О месте человека на земле!»

— Иван Ярославович, в не так давно вышедшем на экраны «Тарасе Бульбе» Владимира Бортко мне вас очень не хватало. Смотрели его?

— Да. Но понимаете, в чем моя проблема? Если сейчас дам негативную оценку, все мои коллеги, бывшие друзья, в один голос скажут: «Он это говорит только потому, что сам не снимался». Никто ж не знает, что меня в эту картину звали.

— На главную роль?

— Нет. И я отказался: играть только для того, чтобы лишний раз засветиться на экране, не в моих правилах. Так вот, какую бы оценку ни дал «Тарасу Бульбе», все равно буду виноват. Но ведь вы спрашиваете меня, не так ли? Значит, отвечу.

Я внимательно посмотрел «Тараса Бульбу». Без преувеличения — уникальный художник Сергей Якутович. Можно даже фильм не смотреть, только его работы — это действительно искусство. Я знал отца Сергея — Юру Якутовича, с которым работал и в «Аннычке», и в «Захаре Беркуте». Великий человек, академик всех академий! Сыну было в кого пойти. Прекрасная операторская работа — еще один плюс.

С режиссером Володей Бортко я знаком очень давно: снимался в его дипломной работе и первом художественном фильме «Канал». Кстати, эта картина могла бы быть успешной, но ее почему-то назвали антисоветской, хотя она как раз прославляла рабочий класс.

Хорошо знаю Бортко еще и по той причине, что видел все, что он снял. Не хочу произносить слово «гениальный» (при живых классиках нельзя), но он действительно большой режиссер. Однако «Тарас Бульба» сделан как-то схематично, будто подборка клипов. Персонажи не выписаны, непонятно, почему они поступают именно так, а не иначе. Артисты вроде неплохо работают, но их роли какие-то заданные, причем абсолютно чужими для Украины людьми. Когда смотрел, вспоминал киевские ресторанчики украинской кухни, где повара готовят национальные блюда, официанты в национальной одежде, но при этом все почему-то говорят по-русски. Как когда-то в Театре имени Франко: на сцене актеры играли по-украински, а за кулисами сразу на русский переходили.

Кинопроба к фильму «Живая вода», 1971 год

— Так ведь россияне же картину снимали.

— И этого я не могу понять! Украина имела возможность сделать «Тараса Бульбу» без помощи России. Был сценарий Виктора Греся. Если сравнивать с тем, по которому снимал Володя, это небо и земля! У Бортко — полностью переписанный Гоголь. Опять же не пойму, зачем. Фильм начинается с доклада — абсолютно партийного, так могли бы Ленин, Троцкий и Сталин выступать. К чему оно лепится? В середине картины — еще один доклад о «русских товарищах». Бортко очень хитро оправдывается — отсылает всех к Гоголю: мол, у него так написано, ничего не поделаешь. Но ведь у Николая Васильевича была и первая редакция «Тараса Бульбы», где этих «русских» слов в помине нет. Ни про царя, ни про русскую православную веру. А здесь это идеология всего фильма. Причем беспардонная, навязчивая, назойливая.

Люди ждали, что «Тарас Бульба» встряхнет мир искусства — не только украинский и российский, но и западный. Но, увы, зритель, который не читал Гоголя, никогда не поймет, за что эти казаки воюют, почему отец убил сына, во что они все так неистово верят... И зачем было лепить Тарасу Бульбе то, что относится к биографии Богдана Хмельницкого, вот это «нет у тебя, полковник, больше полка, и хутора твоего нет»? Тот, кто живет в Западной Европе, скажет: «А про шо кiно?». Эту фразу после просмотра подобных фильмов любил повторять великий украинский режиссер Леня Осыка. А мы, его друзья, хором отвечали: «О месте человека на земле!».

— То есть вам «Тарас Бульба» совсем не понравился. А многие известные артисты, побывав на премьере, признавались, что плакали.

— Отчего там плакать? Это что, «Храброе сердце» с Гибсоном? Я очень эмоциональный человек, даже сентиментальный. Иногда включаю телевизор, вижу эти ужасные фильмы, сериалы без начала и конца — и сразу плачу. А тут сидел сухой, как лист! Меня фильм не то что не растрогал — даже не удивил. И когда увижу Бортко, обязательно скажу ему это.

А знаете, я ведь мог сыграть в «Тарасе Бульбе» еще 40 лет назад. В 1968 году ездил на пробы в «Ватерлоо» Сергея Петровича Бондарчука. Параллельно, на втором этаже «Мосфильма», начиналась работа над картиной по Гоголю.

— Кто должен был снимать?

— Бондарчук. Когда ассистенты меня привели, он очень обрадовался: «Все! У нас есть Андрий!». Фильм в результате так и не сняли — по политическим соображениям. Но группа была создана, и даже вывеска висела: «Картина «Тарас Бульба». Поэтому мне, как несостоявшемуся Андрию, было интересно на состоявшегося посмотреть. Тоже не впечатлил. И вообще, любовная линия не развита, непонятно, почему этот парень пошел именно за этой девушкой. А причины всегда интересны, потому что в основе произведений классиков лежат вечные ценности.

«Я не министр. Я способный актер и, возможно, мог бы быть режиссером»

— Интересно, какие фильмы, программы вы смотрите?

— Видел почти все работы Кустурицы. Это великий режиссер, но в Украине его работы показывают лишь изредка, да и то часа в два-три ночи. Почему? Не понимаю. К телевидению очень настороженно отношусь. Сначала стараюсь прочесть программу и только потом включаю телевизор. Иногда идут старые шедевры, но в основном новости включаю, чтобы знать, что случилось в стране. Кино наше смотреть стыдно. Это же ужас!

Хотя чему удивляться? У нас уже не народ — народонаселение. А у народонаселения и вкус другой. Для него культура — всем известное учебное заведение, которое еще ни одним выпускником не прославилось: ни в сфере эстрады, ни в сфере кино. Это можно назвать искусством? Нет, это, скорее, шепот над могилой искусства. Сериалы, которые идут по телевизору в рейтинговое время, — полный маразм! После них, если покажешь людям хороший фильм, они скажут: «Не-е-ет, это не кино, мы к такому не привыкли...».

Сколько я ни говорил об этом Президенту и чиновникам, они не прислушивались. Их уровень — Поплавский. Когда идет его концерт, посмотрите: с какими номерами стоят машины возле дворца «Украина»? Там весь Кабмин, вся Верховная Рада. А если серьезный концерт, никого нет!

Кроме того, что кино — вечное искусство, это еще и идеология государства. Воспитанники старой кагэбэшно-партийной школы, которые сейчас правят Россией, это прекрасно понимают, поэтому выделили деньги на кинематограф, дали стартовый капитал — 100 миллионов долларов. И кино в России начали делать, затем — продавать, и вскоре оно стало себя окупать. У нас же сейчас на все про все дали только пять миллионов. Гривен, не долларов! Что на них можно снять? Даже короткометражный фильм не получится. Из-за жадности политиков возникла другая проблема: режиссеров в Украине уже нет. Разбежались. Да, остался Рома Балаян, он делает хорошие фильмы. Но опять же на российские деньги.

В Украине не хватает денег на культуру, вот и весь ответ. Ну так в чем проблема, друзi? Продайте свои особняки за 15-20 миллионов, эти крепости под Киевом, сдайте прислугу — и деньги обязательно появятся. Только никто на это не пойдет. Слизняки! Боже, как они переживали, что Гаврилюк станет министром культуры или возглавит комитет по кино!

— А вы разве этого хотели?

— Так мне предлагали, причем неоднократно! Но быть министром — не моя профессия. Нужно иметь в голове сложившуюся программу, чтобы вытянуть культуру в наше бардачное время. Я не министр, я способный актер и, возможно, еще мог бы быть режиссером.

Иван Гаврилюк и Сергей Параджанов на родине Ивана Миколайчука в деревне Черторыя Черновицкой области, 1988 год. «Такой щедрости и доброты я ни в одном человеке не видел»

— С удивлением прочла в вашей замечательной книге «Я в обiймах фотографiй», что об актерстве вы даже не мечтали.

— Как все ребята, хотел стать военным летчиком или моряком. И немного писателем.

— Поэтому сейчас стихи пишете?

— Я нечасто пишу. Такие вещи приходят либо тогда, когда ты любишь, горишь, летишь, либо когда яростно кого-то ненавидишь. Или просто снятся — утром встаешь и записываешь. Классе в третьем-четвертом я спать не мог — книги по ночам переписывал. Ну, не Библию, конечно, но Льва Толстого — да. Половину тома в тетрадку переписал! Не знаю, зачем я это делал, но очень хотелось.

— Детство часто вспоминаете?

— Конечно. У каждого своя судьба, и, возможно, она формируется именно в детстве. Вот я в школьные годы был робким ребенком, знал, что можно, чего нельзя. И если нельзя, то никогда не сделаю. А другие дети как дети: что-то воровали из карманов в раздевалке, подкладывали учителям кнопки, иголки. И когда такое случалось, всегда указывали на меня! Это сопровождает меня до сих пор.

Юра Ильенко, которому я предложил снять фильм о Мазепе (но он снял его без моего участия), в газете «Украинское слово», которую читает весь украиноязычный мир, написал, что я говорю о нем Президенту плохие вещи, пытаюсь очернить, что у меня общий бизнес с Володей Сивковичем... А Сивковича я тогда просто не знал! Подал в суд, выиграл и сразу стал плохим человеком.

...А в школе я чем только не занимался: и боксом, и конным спортом, и фехтованием. Отец мой очень красиво, пафосно читал стихи Шевченко, а его родной брат, вуйко Олекса, знал всего Руданского и Франко. (Франко вообще поэт сложный, а он знал его наизусть!).

Я поменял три школы, и в последней, 11-й, учился в литературном классе. У нас были замечательные учителя, приглашали на уроки писателей, мы имели возможность играть в народном театре. Я Тараса Шевченко играл. Потом попал во Львовский театр имени Заньковецкой, и мне посоветовали поступать на актера. Уже известный к тому времени Федор Стригун рекомендовал обратиться к Ивану Миколайчуку, дал письмо — и мы со знакомым парнем, Зеником, поехали в Киев. Зеник был намного достойнее меня, но, к сожалению, не поступил. А я прошел с первого раза.

«Iвасю, — сказал отец, — я не хочу пiд музику їсти, а пiд гвинтiвку срати»

— Был сумасшедший конкурс — 21 человек на место! Чем вы, простий юнак зi Львова, впечатляли комиссию?

— На стены лазил, кричал... Петь не умел вообще, но пел. А что было делать?

— Я слышала, вы из обеспеченной семьи, к тому же из аристократов. Зiзнайтеся: таки з панiв?

— Да ти що! З яких панiв? Мой дед был просто крепким хозяином.

— Хутор Заставни в 70 километрах от Львова вам от него достался?

— До недавнего времени он был совершенно заброшенный, там стояли не дома, а пустые коробки. Хата, где я родился, находилась в ужасном состоянии. Мы приехали, затеяли ремонт, и жене Мирославе (супруга Гаврилюка — известная театральная актриса Мирослава Резниченко. — Авт.) люди говорили: «О, вы трехэтажный дом строите?». Она устала объяснять, даже приглашала: «Ну идите посмотрите...». Домик у нас и вправду небольшой.

Мы с родителями жили во Львове в малюсенькой однокомнатной квартирке, папа мой работал в торговле, всего боялся. Время такое было, что люди пребывали в состоянии страха, срослись с ним намертво. Боялись купить холодильник, телевизор: а вдруг придут и спросят, откуда деньги? Повсюду были стукачи, шестерки КГБ.

Во время съемок одной картины во Львове меня поселили в гостинице, и я пригласил маму с папой в гостиничный ресторан. Оказалось, там все не так уж дорого. Я спросил у отца: «Почему бы тебе не приглашать маму сюда хотя бы раз в месяц?». Он, как сейчас помню, ответил: «Iвасю, я не хочу пiд музику їсти, а пiд гвинтiвку срати». Якi тут пани?

Перед поступлением у нас с Зеником было 100 рублей на двоих, и мы почитали это за большое счастье. Позвонили в Театр киноактера, наврали, что родственники Миколайчука, и нам таки дали адрес: улица Жадановского (ныне Жилянская), 43а.

Приехали туда, поднялись на шестой этаж в предвкушении, что сейчас увидим, как хорошо живут знаменитости. И вот открывается дверь — стоит Миколайчук. Глаза такие глубокие, грустные... Видно, что ночью хорошо погулял. Сзади ходит Федя Панасенко — очень известный актер, ветеран войны, у него не тело было, а ямы — семь ранений! И Боря Брондуков — в семейных трусах до колен, с тарелкой, к которой прилипла позеленевшая картошка: «Хлопцi, мо ви картоплi хочете?». Мы вещи оставили, быстренько смотались на вокзал, купили дорогущий коньяк и вернулись в эту квартиру, оказавшуюся тоже однокомнатной. И Иван с Маричкой оставили нас ночевать.

— Прямо как в сказке про рукавичку!

— Всем нашлось место. Сейчас людей таких нет. Впустить каких-то хлопцев, совершенно чужих, неизвестно откуда... Если бы не Иван, возможно, я не стал бы актером. Жил у Миколайчука совершенно бесплатно, более того — он запрещал мне брать у родителей деньги, хоть иногда мы голодали по нескольку дней! Люди делали добро, и это было органично, так же, как дышать.

— Из вашей книги я впервые узнала, что в свое время Миколайчук помог и Владимиру Ивасюку.

— Да, Володе тогда лет 15 было, он с парнями дурачился, забросил картуз на бюст Ленина. А когда полезли снимать, Ильич упал. Встал вопрос о том, чтобы выгнать Ивасюка из школы, исключить из комсомола... Родители вышли на Миколайчука, и только его усилиями удалось скандал замять.

Он, Кость Петрович Степанков, Ада Николаевна Роговцева — люди с большой буквы. А тех, кто сидит в Верховной Раде, я называю «фальшь и лицемерие на двух ногах». Они в большинстве своем не способны проявить милосердие, не умеют слушать и понимать.

«Я был молодым, красивым парнем, и голубые на меня падали, как манна небесная!»

— Знаю, вы дружили с Параджановым и были одним из немногих, кто писал ему, ездил к нему.

— Я да Миша Голубович его проведывали. Но писал и получал ответные письма только я. А сейчас, когда отмечают годовщины рождения, смерти, читаю газеты и поражаюсь: сколько у Сергея Иосифовича друзей, оказывается, было! Аж плакать хочется. Кто только ни рассказывает! Как правило, это люди, которых Параджанов видел насквозь и держал от себя на расстоянии пяти километров. Точно так же и с Иваном Миколайчуком. Уже будучи смертельно больным, исхудавшим настолько, что Маричка носила его из комнаты в комнату на руках, он говорил: «Хочу, чтобы в день моих похорон пошел сильный дождь. А то соберутся и начнут врать...». Как чувствовал, что врать-таки будут, и очень долго. В Иване вообще было что-то от пророка, каждого человека он читал, будто раскрытую книгу.

— Старинная икона у вас на стене — та самая, параджановская?

— Да. Такой щедрости и доброты я ни в одном человеке не видел. Он же все отдавал! Дарил мне Библию, по-моему, 1670 года, так я попросту сбежал, чтобы не взять. А Параджанов гнался за мной с пятого аж на первый этаж, чтобы отдать подарок...

Мы с ним познакомились, когда тяжело заболела моя жена. Понадобилась операция, а на что ее делать? Нет никого в Киеве, а тут катастрофа! Я вспомнил, что Миколайчук меня как-то по пьяни к Параджанову водил, взял бутылку шампанского, пошел наугад и нашел ту квартиру. Открывается дверь — на пороге Параджанов: «О, Христос пришел. Заходи, Христос!».

На даче у Гаврилюков, хутор Хлепча, 1985 год. Супруга Ивана Ярославовича актриса Мирослава Резниченко обнимает подругу семьи Нелю Сказочкину, дочь Нели Алена, Иван Гаврилюк и Иван Миколайчук

— Почему Христос?

— Не знаю. Наверное, потому, что измученный был. Места себе не находил. Объяснил Сергею Иосифовичу, в чем дело. Он тут же, при мне, набрал министра здравоохранения — и как попер матом: «Тут у меня гениальные люди! Чем вы там занимаетесь?!».

Мирославу успешно прооперировали. Я собрал 200 рублей, хотел отблагодарить доктора. А Сергей Иосифович: «Ты с ума сошел! Я уже ему такой подарок дал!». Оказывается, он подарил врачу, оперировавшему мою жену, тарелку какую-то раритетную, браслет с гранатами... Кем я ему был? Никем. Просто парень, сыгравший в двух-трех картинах. Потом, когда я забрал Мирославу из больницы, он пришел с Олегом Фиалко и Аркадием Микульским, принес ей огромный букет чайных роз. Нашли наш дом на Левом берегу, хоть я даже адреса не давал и не звал: стеснялся.

— Личную жизнь Сергея Параджанова бурно обсуждали в советское время, обсуждают и теперь...

— Да, вот это обязательно напишите: голубым Параджанов не был! Я ночевал у Сергея Иосифовича много раз и даже намека на это не заметил. А я ведь был молодым красивым парнем, голубые на меня падали, как манна небесная! По Крещатику нельзя было спокойно пройти, каждый раз приставали, даже если рядом шла Мирослава. А тех, кто говорит такое о Сергее Иосифовиче, я прибить готов!

Параджанов был борцом и правдолюбом, за это его и уничтожили. Он говорил то, что думал. Когда ему вырезали гланды, я возил его на операцию. Он спросил у врачей: «Сколько продлится операция?». — «15 минут». — «Ну ладно. 15 минут я об этих б...дях-коммунистах помолчу!». (Смеется).

Помню, перед 7 ноября выходит он на балкон (Параджанов на пятом этаже жил), а напротив, на площади Победы, только-только открылся универмаг «Украина». И вот из него выходят женщины, обвешанные рулонами туалетной бумаги, как кораллами (тогда мода была — закупать туалетную бумагу впрок, она была дефицитом). А Параджанов, увидев их, на всю площадь ка-а-ак закричит: «Ну что?! К годовщине Октября обосрались?!».

«В Коломые меня травили, после чего я потерял память, а перед выборами в Раду мою «ниву» обстреляли в горах»

— Говорят, актеру, чтобы прославиться, достаточно найти своего режиссера. Вы своего нашли?

— Как только я его находил, с ним что-то случалось. Великолепный режиссер Николай Калинин, у которого я сыграл слепого парня в фильме «Уходящие за горизонт» и в «Бронзовой птице» снялся, погиб в 36 лет. Замечательный человек, который очень любил артистов, никогда не кричал, говорил на ушко, спокойно, без обидных слов. Осыка Леня тоже знал, что такое актер.

— А Миколайчук?

— Иван... Он просто другом был. Около года я не мог поверить, что его больше нет, хотя умирал он долго — лет пять-шесть. И уничтожили его ныне здравствующие актеры, режиссеры, директора студий. Как можно было задавить такой талант? Только не обращая на него внимания. Его в упор не видели, то и дело доказывали: «Ты на хрен никому не нужен!». С этой мыслью он ложился и с этой же мыслью вставал.

В 1998 году, осенью, я был у родителей, готовился к своему 50-летию. Внезапно услышал какой-то странный звук, выскочил на крыльцо и увидел большущего белого лебедя, который летел прямо на меня! Закричал: «Мама, Слава, смотрите!». Лебедь пролетел надо мной, изогнул шею и долго-долго глядел... Мирослава сразу сказала: «Это Иван прилетал тебя поздравить». Лебедей в наших краях я до того случая никогда не встречал.

— Вас, как и Параджанова, арестовывали кагэбисты. За что именно?

— За все сразу. Я ведь тоже изъяснялся, не задумываясь: это душа моя говорила. Даже физически уничтожить пытались. В фильме «Черная долина» я играл атамана Сирко, мы снимали на Оболони... Там была натурная площадка: озеро, горы, дубовая роща. Я на коне возле пропасти, сзади всадников 50. И вдруг гнедой красавец-конь, который чувствовал любое мое движение, встал на дыбы, сделал «свечку», сбросил меня, как мешок с чем-то плохим, перевернулся и бросился вниз! А там — масса всякой техники... Хорошо, что я вынул ноги из стремян, это спасло мне жизнь. Ему под хвостом чем-то смазали...

В Коломые меня травили — дали выпить что-то, после чего я потерял память. Два дня ничего о себе вспомнить не мог, не знаю, что происходило.

Уже перед выборами в Верховную Раду мою «ниву» обстреляли в горах. Три пули попали в переднюю дверцу машины, мы с водителем чудом спаслись.

— Не было желания найти, отомстить?

— А кого ты найдешь? Это ж горы! Кстати, Ванга мне сказала: «Никому не мсти, за тебя есть кому мстить».

— Вы ей сразу поверили?

— Она рассказала такие вещи, которые о себе знал только я. Как не поверить? К тому же, как только мы вошли, она попросила: «Тот, кто с оружием, пускай выйдет». А у болгарина, который меня привез, действительно был при себе пистолет!

— Вы очень смелый человек — из всех возможных вопросов выбрали: «Когда я умру?».

— И Ванга ответила: «Ты уйдешь со всеми». Поживем — увидим... Жалею, что не убедил зайти к ней Борю Брондукова. Он в последний момент наотрез отказался общаться с провидицей, хотя очень этого хотел. Собственно, из-за него мы и приехали. Может, у Бори было какое-то предчувствие беды, кто знает...

«Когда от меня зависела жизнь Мирославы, я один поднял грузовую машину»

— Во время съемок в Германии вы познакомились со знаменитым Чингачгуком Гойко Митичем, безумно популярным в 60-70-е годы. Как вам с ним работалось?

— Замечательно! Но и обидно немного было: я получал 192 марки, а Митич за то же самое — 1050. Мои деньги отбирало государство. Вот представьте: первая актерская ставка — 8 рублей за съемочный день, вторая — 10, 5, третья — 13,5. Самая большая — 46 рублей. Если ты играл главную роль, — а это 60 съемочных дней — набегало три тысячи рублей, но это было больше, чем три тысячи долларов сейчас.

Помню, приезжал из Кабардино-Балкарии и, если дома никого нет, часов в 11 вечера звонил в Театр русской драмы, просил позвать Валеру Бесараба: «Валера, я прилетел, у меня две тыщи рублей. Сколько брать водки?». А Валера: «Столько, сколько и людей, плюс одну». Обычно выходило 11 бутылок.

— Вы не раз признавались: «На съемках смерть шесть раз целовала меня в уста». Почему все же настаивали на том, чтобы трюки выполнять самостоятельно?

— Просто мне стыдно было чего-то не уметь. Да и началось все не с трюков.

Вот смотрите. Воскресенье, выходной день, едем в горы на машине. Километрах в 40-ка находится город Мукачево, там продают американские джинсы рублей за 70, очень дешевые, но очень качественные.

Это был 1969 год, только начались съемки фильма «Захар Беркут». И тут на горной дороге, проезжая перевал, водитель не вписывается в поворот, машина переворачивается. Я возле борта сидел, рядом — жена. Все разлетается — и тишина... Слава Богу, там, куда мы упали, была мокрая земля, жижа, по которой коровы ходят. Через несколько минут люди начали кричать, женщины абсолютно голые — на них одежда от удара по швам разорвалась...

Все выбрались, у кого-то кровь течет, кто-то стонет от боли, а моей Мирославы просто нет! Смотрю, а ей концом кабины шею защемило. Не знаю, откуда взялись силы, но я один, без посторонней помощи поднял грузовую машину! После этого не то что на коня сесть, вожжи не мог в руки взять! Ни ручку, ни ложку — ничего, такая была крепатура. Но в тот момент, когда от меня зависела жизнь Мирославы, я испытал нечеловеческий подъем.

На съемках «Захара Беркута» случилась еще одна неприятность: у меня на голове загорелся парик. На лице были серьезные ожоги, делали пересадку кожи. К счастью, все зажило: молодой был...

— В «Небылицах об Иване» вы висели над пропастью глубиной 75 метров. Хоть какая-то страховка была?

— Нет. Висел так, хотя очень боюсь высоты. Я вообще в жизни боюсь только высоты и людей. Да, подо мной было 75 метров, да, страшно. Но как интересно! У Юры Ильенко в фильме «Легенда о княгине Ольге» я по той же причине боролся с настоящей медведицей. Ее привезли из Тульского зоопарка, две тысячи людей смотрели, в том числе и родители Мирославы. Я животное скрутил, повалил на землю, еще и голову свою в пасть медведице засунул. Не знаю, почему я это делал, но делал. Переборол свой страх и вышел человеком — это прекрасное чувство!

А на «Таджикфильме» я снимался в очень хорошей картине по сценарию Марлена Хуциева «Охотник из Мин-Архара». Все время ходил с большим беркутом на плече. Птица весила килограммов 15, перед съемками с нее снимали колпачок. Хозяин-китаец привез это чудо, посадил тебе на плечо, и ты гуляешь, говоришь текст, беседуешь с другими персонажами... И никто не давал гарантии, что он не выклюет тебе глаза! Ни я, ни режиссер Сайдо Курбанов, который очень меня любил, об этом даже не задумывались.

Отработали последний съемочный день, уже заказан ресторан в Душанбе: я проставлялся. Едем в автобусе, и беркут с нами — в клетке из бамбука, сверху накрыт бамбуковой крышкой и черной материей. Я нагнулся завязать шнурки на кроссовках. И вдруг птица пробивает головой боковую стенку и лапой впивается мне в руку! Коготь застрял в руке, его вытаскивали плоскогубцами. (Показывает глубокий шрам). Меня отвезли в больницу, там осмотрели рану, ведь на когте мог быть трупный яд. Промыли, зашили. Банкет, правда, из-за этого отменять не стали.

«Виктор Ющенко — мое самое большое разочарование последних лет»

— Меня всегда до слез поражала сцена из вашей первой картины «Аннычка», где герой танцует на битом стекле.

— Вокруг действительно разбросали стекло, а там, где стоял я, была нарезанная скатанная резина. Но приятного тоже мало. Между прочим, этот фильм основан на реальных событиях, танец на стекле — факт, вошедший в легенду.

Кстати, многие думали, что я и вправду на стекле аркан танцевал. Сразу после «Аннычки» начал у Лени Осыки в «Захаре Беркуте» сниматься, и в Хотине, где проходили съемки, нашу группу на свадьбу пригласили. Как только люди меня увидели, сразу стали шептаться: «Это тот, который на битом стекле...». Нашлись и такие мудрецы, которые просили повторить «смертельный трюк». Брондуков их заверил: «Станцует, станцует, а как же! Несите шампанское!». Хозяева поверили, притащили ящика два, и он принялся разбивать бутылки... Я увидел, что зрители понемногу подтягиваются, испугался и смылся огородами от греха подальше.

— Сделав успешную карьеру в кино, вы в политику ушли. Что заставило?

— Так сложились обстоятельства. В очередной раз мне соврал режиссер Николай Мащенко, у которого я должен был играть Богдана Хмельницкого. И в гостях у художника Толи Гайдамаки я случайно встретил Виктора Андреевича Ющенко. К тому времени мы уже были знакомы, разговорились, он предложил: «Иван, идем в депутаты». Ну, идем так идем.

— Почему вы согласились?

— Мне было интересно. Понимаете, это своеобразный экзамен, я загорелся идеей его сдать. Руховцы были против, мою кандидатуру еле утвердили. Со мной работал Виктор Пинзенык, и когда предложили округ, я сказал: «Давайте самый тяжелый». Там баллотировался очень богатый человек и еще 10 небедных кандидатов от разных партий. Но я победил и их, и того миллионера, хоть вытерпеть довелось немало. Сразу пошли заказные статьи, весь этот бред сумасшедшего. Самое обидное, что я о себе читал, — то, что я педераст.

— После прошлых выборов в Верховную Раду, не оказавшись в проходном списке, вы обвинили Президента в предательстве...

— А как еще это называть? Сегодня человек говорит тебе одно, завтра делает другое. В тех списках кого только не было: и дети политиков, и кумовья, и любовницы, и любовницы кумовей... А где, скажите мне, люди, которые хотят и могут работать?

Несколько раз предлагали продаться — я наотрез отказывался. Именно потому, что пришел в Раду работать.

«Аты-баты, шли солдаты», 1977 год. Иван Гаврилюк, Сергей Иванов, Леонид Быков

— Сколько предлагали?

— Полмиллиона долларов.

— Вот мне как человеку, далекому от политики, всегда было интересно, как это делается. К депутату едут домой...

— Нет, никто никуда не ездит. Деньги в засаленном кульке суют в руки прямо в туалете Верховной Рады, так сказать, не отходя от кассы. И с уверенностью, что обязательно возьмешь. В моем случае уверенность не сработала. Самое интересное, что я об этом сразу рассказал журналистам, вся пресса написала, но никто даже разбираться не стал! Покупают депутатов, и ладно, на здоровье...

Виктор Ющенко — мое самое большое разочарование последних лет. Я верил ему, как самому себе, готов был за него в огонь и воду. Все знали: при мне нельзя говорить о Президенте плохо — сразу дам в морду. Теперь хорошенько подумаю, прежде чем так поступать.

— Еще не простили?

— Нет. Я вообще не прощаю — никого и никогда. Богдану Ступке, например, не прощу Миколайчука: Иван помог ему выбиться в люди, а он отобрал у него роли. С этого и началась Иванова трагедия.

— Ну, о конкуренции в актерском мире давно легенды ходят. А скажите, у вас в семье такой конкуренции не было?

— Нет, конечно. Жена — в театре, я — в кино. Мирослава постоянно меня критиковала, и видимо, правильно. Но недоразумений в этом плане тоже не было. Может, потому, что у меня не было и провалов: я сыграл 70 главных ролей, из них 15-16 — работы, которыми могу гордиться. А были же еще неглавные роли. Иногда читаю список фильмов, в которых снялся, и не могу вспомнить, что я в этих картинах делал. Были страдания, переживания, если мне моя игра не нравилась. Даже на студии боялся появляться: думал, все только об этом и говорят, осуждают. Никому до меня дела не было, а я, дурак, страдал — характер такой.

— Вы с женой, если не ошибаюсь, больше 40 лет вместе?

— Еще со студенчества. Познакомились в институте. Я сразу заметил, что Мирослава не такая, как все. У нее глаза разные: один голубой, второй темно-карий. Все хотел заговорить с ней, но что-то мешало. Друг посоветовал: «А ты подойди и попроси рассказать сказку. Если, не задумываясь, начнет рассказывать, значит, твоя судьба...». И Мирослава сразу же начала рассказывать!

— А вы ей часто сказки рассказывали?

— (Улыбается). Вы об этом... Я всегда говорю, что нарушал только одну заповедь. А дальше молчу, не хочу распространяться.

— То, что ни разу не были на исповеди, правда?

— Чистая. Я считаю, если ты верующий, можешь в церковь вообще не ходить. А хочешь исповедаться — иди к Богу, открывайся ему, а не посреднику. И уж тем более не поступай, как наши политики, которые, придя в церковь, стараются встать поближе к телекамере.

Для себя я четко знаю: есть 10 заповедей, и если бы все старались их соблюдать, того, что сейчас творится вокруг, не происходило бы.

Если вы нашли ошибку в тексте, выделите ее мышью и нажмите Ctrl+Enter