В разделе: Архив газеты "Бульвар Гордона" Об издании Авторы Подписка
По горячим следам

Житель Славянска Виталий: «Жену разбросало по кухне кусками. У Тани был сложный перелом шейки бедра, год лечили, а ногу оторвало здоровую…»

Анна ГИН. Интернет-издание «ГОРДОН» 17 Июля, 2014 00:00
Эксклюзивный репортаж интернет-издания «ГОРДОН» из освобожденного Славянска
Интернет-издание «ГОРДОН»

Над зданием администрации Славянска реет желто-голубой флаг. С позапрошлой субботы. Боевики ушли, гвардейцы пришли, жители разделились. Одни радуются: «Нас освободили», другие переживают: «Нас бросили». А какая-то бабушка страшно расстроена, что на главной площади города завяли розы...

«ТЫ НА ЛИЦА СМОТРИ. У НАШИХ ЛИЦА ДОБРЫЕ»

«Жену разбросало по кухне кусками», — рассказывает Виталий. Он Таню сначала собирал, а потом хоронил. К Тане его сейчас не пускают саперы — «эти клоуны там везде мин понатыкали, когда отходили». «Но знаешь, что самое смешное? У Тани был сложный перелом шейки бедра, год лечили. А ногу оторвало здоровую. Ты вообще баба сильная?».

Я сижу в оцепенении на холодном парапете, у Ленина, и молчу, потому что раньше думала, что «да, сильная», а теперь хрен его знает. Он достает телефон: «Я тебе

Лиля не уехала из города, побоялась одна с малышом. «В подвале с ребенком месяц жили»

сейчас фотку покажу».

Показал. Ногу. Фрагмент Тани. Я к такому не готовилась, когда в Славянск ехала. Точнее, я была готова к «Тане», но не готова к «Виталику». Понимала, конечно: где убитые пулей, там убитые горем. Но не могла предположить, насколько оно там, внутри, все раскурочено.

«Как зачем? Чтобы не расслабляться. Вдруг когда-нибудь мне покажется, что все хорошо? Я тогда сразу снимочек этот посмотрю, вспомню...».

Виталик пришел сегодня на главную площадь Славянска в туфлях на босу ногу, с национальным флагом. Ему шепотом выражают соболезнования (шепотом, потому что все же знают, что бомбу в Таню запустили «проклятые укропы»), а Виталик кивает молча и машет желто-голубым знаменем.

Говорит: «Что я могу объяснить людям, которые не умеют думать?». Рассказал еще, что Таню до бомбы тут «бандеровкой» называли, патриотка она была. И он не знает «как дальше», потому что в «душе пропасть».

Одна тетенька глубоко вздыхает: «Боже-Боже, как же мы все это теперь восстановим?» — и показывает в сторону девятиэтажки с дырой вместо балкона.
Вообще, я собиралась делать репортаж о разрушениях в городе, но после Тани и Виталика подумалось: кирпичи заново сложить не вопрос. С нами что делать, люди?

Мы ехали в Славянск из Харькова, через Изюм. Дорога мрачная, разбитая, мимо военная техника ползет. «А это наши? А это тоже наши?» — пытала я водителя. Каждый раз высматривала желто-голубые флаги на танках, страшно.

«Ты на лица смотри, — говорит сопровождающий мальчик-гвардеец. — У наших лица добрые».

А я же на работе, поэтому на лица смотрю через объектив. Привычка. «Вот этого не надо. Спрячь фотоаппарат. Во-первых, примета плохая — перед боем нельзя фотографироваться, а у них бой в любую минуту может начаться. Во-вторых, из кабины танка очень плохо видно, чем ты там целишься, объективом или минометом».

«ГОСПОДИН АВАКОВ, МНЕ В ШКОЛУ РЕБЕНКА ГОТОВИТЬ ИЛИ КАК?»

Центральная площадь Славянска

Выстрелы слышны. Или взрывы. Или грохот какой-то. Я же девочка, каюсь. «Почему выстрелы? — спрашиваю. — Славянск же освобожден» (тупая к тому же девочка).

«Это не выстрелы, — смеется гвардеец. — Это разминирование, не бойся».

Площадь в Славянске с куполами и Лениным я на картинках 100 раз видела, и вот она, живая. С голубями и танками.

У входа в администрацию все те же мешки с песком, люди через них переступают аккуратно, чтобы подать списки на гуманитарную помощь. Тут на площади теперь каждый день «парад». Дяденьки всякие важные приезжают — министры, генералы и даже Верховный главнокомандующий. Люди сбиваются вокруг плотным кружком, и каждый старается прокричать собственную проблему.

«Арсен Борисович! Арсен Борисович! Свет когда дадут?». — «Потерпите чуть-чуть. Буквально сутки, и будет свет. Потом водой займемся. Три дня надо на воду. С канализацией проблемы», — отвечает министр. Но этого не слышно. Загл­ушают соседи.

«Господин Аваков, мне в школу ребенка готовить или как?». «Вы лучше скажите, как с пострадавшими быть? Мой муж тут пострадал, я заплатила за операцию 25

Люди сбиваются плотным кружком, каждый пытается прокричать свою просьбу

тысяч, это кто вернет?». «Товарищ министр, а кто у нас сейчас мэр?». — «Нет у вас сейчас мэра, — успевает ответить «товарищ министр». — Будет назначен глава районной администрации. До выборов. День выборов определит Верховная Рада».

Дальше нон-стопом. «А в Донецк можно ездить?». — «Думаю, стоит чуть-чуть подождать. Там мины торчат». «У меня дети в Горловке, может, их лучше забрать оттуда?». — «Да, в городе сейчас террористы, лучше забрать».«А правда, что заложники были на кирпичном заводе?». — «Все, кто были, всех освободили».

«А где мне памперсы взять ребенку, вы случайно не подскажете?» — говорит девушка, психует и отделяется от толпы с крохотным велосипедистом. Догоняю ее. Она ужасно злится: «Да ну их на хер с их обещаниями! Одни уже наобещали тут. Республику. Такую, что в подвале с ребенком месяц жили. Всех ненавижу, никому не верю. А, кстати, кто это был?». — «Министр внутренних дел Аваков». — «Ой, неудобно как... Министр. А я ему за памперсы».

Лиля не уехала из Славянска потому, что «побоялась одна, с малышом». На самом деле, кто его знает, может, Лилин муж еще несколько дней назад стоял на площади с автоматом и защищал Лилю от «хунты». Я тоже уже никому не верю, вот честно.

«ТЫ ЕГО НЕ СЛУШАЙ, ОН У НАС ИЗ ЭТИХ, ИЗ БАНДЕРОВЦЕВ»

У входа в администрацию — все те же мешки
с песком, люди через них переступают,
чтобы подать списки на гуманитарную помощь

«Михалыч, я тебя в сотый раз спрашиваю: «Почему жилые дома раздолбало, а блокпосты все целехонькие, а?».

«Ты тупой, что ли? Я тебе объясняю: «Лупили по домам боевики. Для картинки телевизионной. Нах России

Под подъездом на картонке тетя Вера, ей 77 лет.
Забаррикадировалась в квартире и 10 дней из дому
не выходила, не ела, не пила. Соседи вытащили
ее на улицу, вызвали скорую

показывать, как блокпост расфигачило? Им надо было показать, что армия тут детей убивает».

Мужики стоят в сторонке, спорят. Подхожу, интересно же. Тут тем, в принципе, немного: «Когда свет дадут?» и «Чей снаряд долетел?».

Михалыч считает, что стреляли с Карачуна, он это «чисто по баллистике» определил. А если с Карачуна, то, значит, украинская армия. Но для чего украинской армии стрелять по жилым домам — у Михалыча версии нет. Хотя есть одна. Дословно следующая: «Никак я это не могу объяснить. Разве что матюками. Это необъяснимо, это дурдом».

С последним согласна. Пристаю к соседу Михалыча с вопросами. «У вас есть доказательства, что дома бомбили боевики?». — «А ты кто, откуда сама?». — «Журналистка из Харькова». — «Из Харькова? Сепаратистка? Какие тебе нужны доказательства? Я живу тут, в центре Славянска, а приятель мой в поселке под Карачуном. По нам бабахнуло, я сразу ему звоню: «От вас прилетело?» Он: «Нет, у нас тихо». Мы что, дураки, по-твоему?».

«Что ты брешешь? — включается Михалыч. — Та я по звуку любой снаряд отличу. Не было у ополченцев таких орудий». Спросила у соседа Михалыча, часто ли у них такие споры. Говорит, так часто, что язык устал уже. Рассказал, что перессорились все и не здороваются даже. И вот эти люди, которые пристают на площади к важным дяденькам с вопросами, еще вчера кричали «ура-ура!», когда бандиты из ПЗРК по украинским самолетам палили.

Жилой дом в Краматорске

Подошла бабулька, божий одуванчик. Шепчет заговорщически: «Ты его не слушай, он у нас из этих, из бандеровцев». — «Это кто такие?». — «Фашисты...».

Вдруг весь народ оживился: и «фашисты», и «одуванчики». Гвардейцев награждают. Часы командирские вручают. Всем же любопытно. Такое развлечение. Как театр, которого нет в Славянске. Непонятно только, драмы или абсурда.

«Слава Украине!». — «Героям слава!». Бабушка крестится.

Подсела к солдатику на газоне. «Боевики ушли из Славянска в Донецк и Луганск. Мы тут должны порядок охранять, разминировать все. Часть гвардии тут, а, соответственно, там — нас меньше». Больше ничего говорить не стал, потому что военная тайна.

«ХОРОШО, ЧТО ТАКОЕ ЛИХО СЛУЧИЛОСЬ ЛЕТОМ, А НЕ ЗИМОЙ. ОГОРОД НЕ ДАЛ С ГОЛОДУ СДОХНУТЬ»

Ненадолго съездили в Краматорск, это близко. Убедились из окна машины, что электричество ремонтируют, выплаты в Ощадбанке начались, и троллейбус пустили.

 

А когда вернулись, на площади уже фура с гуманитаркой стояла. Тетки в очередь выстроились, ругаются: «Я тут занимала!». Одна женщина дергает меня за рукав: «Не снимай, девонька. Постыдно это. Я бы сама никогда не пришла, но дома пацан-школьник и родители престарелые. Мне кормить их надо. Не снимай, прошу, кусок же в горло не полезет».

Из кусков там: масло растительное, макароны, овощи. Неподалеку две барышни на велосипедах, стесняются подойти к Игорю Балуте, харьковскому губернатору,

 

который гуманитарку привез.

«Надя, та подойди, ты одета поприличнее», — говорит одна другой. Ира с Надей живут в 47-м доме по улице Свободы. У них там беда случилась, и они хотят попросить Балуту помочь. Но подойти не решаются, потому что он же — целый губернатор.

В общем, попросили прислать cкорую помощь для тети Веры, «очень надо». Игорь Миронович пообещал. А я с ними пошла посмотреть, что там. А там дыра прямо в 47-м доме, на третьем этаже. Чудом никого не убило. Под подъездом тетя Вера на картонке лежит, ей 77 лет. Одинокая. Забаррикадировалась хламом и 10 дней из квартиры не выходила. Не пила и не ела. Соседи стали переживать, что по дому пойдет запах мертвой тети Веры. Вышибли рамы на первом этаже и вытащили ее на улицу. А тетя Вера оказалась неожиданно живая. Скорую вызвали, та при­ехала, осмотрела и уехала.

 

Лежит тетя Вера под подъездом, вокруг мухи, что делать, никто не знает. Водички дают ей, она все время просит. Пока ехала cкорая от губернатора, Надя с Ирой показали мне «кухню». У них месяц нет воды и электричества. Готовят во дворе, на костре. Воду из колодца носят (это пару километров идти надо), а иногда по рецепту одной женщины делают: «капля йода на три литра воды, из болота даже пить можно, так дезинфицирует».

У Нади мама в инвалидном кресле, у Иры — вообще лежачая. Поэтому подругам «совсем нескучно без телевизора». Воду принести, костер разжечь, приготовить. На обед часа три уходит. Потом помыть старушек по той же схеме — принести, разжечь, нагреть. А там и ночь.

Тетю Веру погрузили в скорую, хотя доктор явно не желал этого. У него раненых полно, а тут бабка ничейная. Спросил без надежды в голосе: «Деньги есть хоть у нее?». Тишина. Просит: «Ну, приезжайте хоть кормить, что ли».

Девочки меня пошли провожать назад на площадь, разговорились. Рассказали, что «ополченцы» собрались в ночь с субботы на воскресенье и ушли тихо, строем.

Они вообще «хорошие были», никого не трогали. А этих «непонятных на танках» девочки побаиваются, потому что «черт его знает, что у них на уме, они ж людей бомбили».

Надя сказала: «У меня племянник погиб, осколочное ранение в сердце, мальчишка совсем, задело на поселке Артема». А Ира добавила: «Хорошо, что такое лихо

 

случилось летом, а не зимой. Огород не дал с голоду сдохнуть».

Пока тетю Веру спасали, на площадь Президент приезжал. Надя очень расстроилась, «так хотела Порошенко посмотреть». На обратном пути заехали в лагерь АТО, я там с мальчишками поболтала. Но «ничего нельзя рассказывать, все страшно секретно».

Говорю: «Да знают все, что у вас каски дырявые и броников нет. Удивил, тоже мне». Никто не знает почему — вот где настоящий секрет.

Один боец запомнился, килограммов 45 весом. Автомат держит, а я все думаю: «Сейчас сломается». Не автомат, мальчик. Жаловался, что им приказ не отдают «воевать». Сидят без толку, а «гадов мочить надо», потому что гады не остановятся, гады дальше пойдут. Дойдут до его дома, а у него там женщина беременная, они УЗИ делали, когда он в увольнительный ездил.

Говорит, что не в окопах пришел тут отсиживаться, а Родину защищать. С большой буквы «Р» — так и сказал.

Фоторепортаж автора


Если вы нашли ошибку в тексте, выделите ее мышью и нажмите Ctrl+Enter
Комментарии
1000 символов осталось