Художник Сергей ЯКУТОВИЧ: «Разъяренный отец шел убивать Параджанова, и если бы я не бросился ему в ноги, не знаю, чем бы все это закончилось»

Высшую в Украине премию имени Тараса Шевченко, как и Нобелевскую, присуждают человеку только раз. Но украинский художник Сергей Якутович имеет аж три лауреатские медали. Неужели у нас случались исключения, как, впрочем, и у них — с той же Нобелевской? Для выяснения этого обстоятельства, и не только, я заглянул в его мастерскую на улице Горького. Мастерская его больше напоминает музей, где хранятся уникальные экспонаты, так что невольно хочется начать с экскурсии. Вот печатный станок, внешне похожий на гуттенберговский, для производства офортов. Вот медаль Общества потомков Мазепы, напоминающая, что графическая «Мазепиана» Якутовича в славном Батурине занимает целый зал. А вот наконец-то нашедшая своего владельца драгоценная статуэтка «Золотого орла» — присужденная за фильм «Тарас Бульба», художником-постановщиком которого являлся Сергей Якутович. Как истинный трудоголик, за наградой в Москву он поехать не смог, и увесистая награда нашла его лишь недавно. Он человек не тусовочный, как теперь говорят: за последние годы я увидел его в президиуме только однажды — рядом с юбиляршей Линой Костенко в «Украинском Доме». Ведь Сергей стал, по сути, соавтором ее нового издания романа в стихах «Берестечко», проиллюстрировав каждую страницу книги. Его же увеличенные до шести метров рисунки в тот вечер висели и над сценой. Но зайдем в мастерскую.

«СЕРЕЖА, - СКАЗАЛ МНЕ ПАРТОРГ РОМАНИШИН. - Я ТЕБЯ ЛЮБЛЮ, НО В ПАРТИЮ ТЫ ПОСТУПИШЬ ТОЛЬКО ЧЕРЕЗ МОЙ ТРУП!»

- Сергей, в твоей мастерской приковывает внимание, помимо прочего, старинная деревянная скульптура Иисуса Христа. Откуда она?

- Удивительно, но я нашел эту скульптуру в Карпатах во время съемок фильма «Тени забытых предков». Там я, 11-летний, прожил несколько месяцев съемочного периода при отце - художнике-постановщике Георгии Якутовиче. Как-то от скуки по заросшей стежке углубился в лес и наткнулся на нее, пропадающую в зарослях. Не без труда донес находку к нашему с отцом жилищу: мы жили в новом доме по соседству с Параджановым, а он поселился в старом - там теперь музей «Теней». Эта скульптура даже снималась в том знаменитом фильме. Позже стали думать, что с ней делать, и Параджанов сказал: «Раз ты ее нашел, то и должен хранить у себя».

- А тебе тогда было понятно, о чем кино?

- Если честно, нет. Но то, что вокруг происходило, настолько заражало своей непонятной таинственностью. Я ощущал: творится что-то необычное, и это нельзя делать иначе, чем они делают. Кстати, ведь все создатели картины были тогда молодыми: моему отцу было 33, Параджанову - 38, Юрию Ильенко - 27. Их темпераменты и таланты слились в неповторимую гремучую смесь, съемочную группу то и дело сотрясали конфликты. А еще осталось впечатление, что это был постоянный парад придумок...

- Это правда, что твой интеллигентный родитель там, на Ивано-Франковщине, даже дрался с Параджановым?

- При мне был такой случай: разъяренный отец шел убивать Параджанова, и если бы я не бросился ему в ноги, не знаю, чем бы все это закончилось.

Параджанов ощущал себя человеком мира и однажды небрежно высказался об украинском характере или о национальном самосознании. Папа двинулся на него с кулаками. Режиссер отступал к печке, пока не вдавился в нее настолько, что видны были только угольки глаз и борода. Я понял, что отец убьет Параджанова сейчас и с криком: «Папа-а-а!» бросился ему под ноги. Он остановился, схватился за голову и вылетел из хаты - поплакать. Батя иногда любил это дело.

- У вас, судя по всему, схожие литературные вкусы... Ты уже проиллюстрировал 161 книгу, по сути, всего Гоголя. И твой отец, кажется, тоже мимо Николая Васильевича не прошел?

- Да, он сделал гоголевского «Вия», причем нарисовал его в трех вариантах. Папа каждую книгу делал по пять-шесть лет, а иногда и по 10. Это не было источником доходов, скорее, проявлением любви. Он пытался достичь абсолюта, поэтому проиллюстрировал относительно немного - не более 20 книг.

К примеру, когда отец иллюстрировал книгу Васыля Стефаныка, он уехал в Карпаты, сделал два манекена, и уже с них потом набрасывал типажи. Так и жил там с двумя манекенами: зажигал свечку и рисовал. Когда я смотрю на то, что получилось в итоге, даже страшновато становится. Местные гуцулы потом относились к отцу до конца его жизни с благоговением.

«Іван Мазепа» из серии «Мазепіана»

- От одного из наших общих знакомых я узнал, что у тебя дома аж три медали лауреата Шевченковской премии. Как такое возможно?

- Я недавно сам сказал об этом на заседании Шевченковского комитета. Дело в том, что глава комитета академик Жулинский объявил: поскольку утверждал лауреатов один президент, а деньги выделяет другой, бюджет урезается. Опасались, что денег может не хватить на медали. Тогда я и предложил: мол, хотя бы на время вручения прежние лауреаты могут передать свои медали свежеиспеченным, и лично я из дому готов принести три: свою и две отцовские.

- Так ведь, согласно положению, Шевченковскую премию дважды одному человеку не дают...

- Действительно. Но за всю историю Украины было два исключения. Отец сначала получил ее как художник, а потом и как кинематографист - за «Тени забытых предков». Еще одним лауреатом в квадрате был знаменитый Василий Касиян: как художник и как искусствовед, написавший книгу по графике.

- Я вижу у тебя здесь 50 рисунков к «Трем мушкетерам» Дюма. Как ты умудрился получить за них Всесоюзную премию имени Ленинского комсомола, так и не став членом ВЛКСМ?

- Просто первый секретарь ЦК комсомола Пастухов, увидев тогда, в 1981 году, мои «мушкетерские» работы на выставке, воскликнул: «Боже мой, наконец вижу иллюстрации к моей любимой книге! А кто таков их автор?». Ему ответили, что, мол, чудик из Киева - каждый год привозит что-то эдакое. «Давайте дадим ему премию имени Ленинского комсомола!» - предложил комсомольский вождь. Так оно и случилось.

А в комсомоле я действительно никогда не состоял - по счастливой случайности. Дело в том, что я пошел в школу раньше других - в пять лет. Когда всех одноклассников принимали в ряды, меня в райкоме спросили, сколько мне исполнилось. Я ответил, что 12, и мне сказали: «Приходи года через два». Я пришел, но с длинными патлами, поскольку снимался тогда в фильме «Захар Беркут». В райкоме потребовали их состричь, но я категорически отказался. На том все и закончилось.

Что интересно, после упомянутых московских экспозиций устроили мою выставку в Киеве - в ЦК комсомола Украины. Один из секретарей ЦК, увидев моих «голых баб» из иллюстраций к «Петру Первому», гневно воскликнул: «Это еще что такое?!». - «Этому парню, - объяснили ему, - только что дали премию имени Ленинского комсомола». Он замечательно отреагировал. «Ну, - говорит, - они там, в Москве, совсем подурели!».

- После этого от тебя отстали?

- Нет. Через несколько месяцев мне позвонили и сообщили, что республиканская организация выдвигает меня делегатом в Москву на съезд комсомола. «Спасибо, конечно, - отвечаю, - только я не комсомолец!». На том конце провода уточняют: «Значит, вы член партии?». Пришлось их разочаровать: мол, нет. А они уже нервно, с надеждой: «Ну хотя бы кандидат?». Я пояснил, что не сподобился... «Боже мой, - с ужасом прошептали в трубке. - Вы представляете, сколько голов полетит: за вас же проголосовали!». Тут уж я, не очень-то выбирая выражения, ответил в том смысле, что «это ваши проблемы».

- Их это нешуточно взволновало?

- Еще бы. Тогда они предложили: «Давайте мы сейчас позвоним в Союз художников парторгу Романишину и попросим, - мы же свои люди! - чтоб завтра к обеду вас приняли!». Ты не поверишь, но назавтра я таки поплелся в Союз, к Михаилу Романишину. «Сережа, - сказал он, - я тебя люблю, но в партию ты поступишь только через мой труп!», за что я ему очень благодарен.

«ЛЕТ ПЯТЬ НАЗАД Я ПОЧУВСТВОВАЛ СЛЕЖКУ. ПОТОМ МЕНЯ ЗАДЕРЖАЛИ, СПУТАВ С КАКИМ-ТО КРИМИНАЛЬНЫМ АВТОРИТЕТОМ»

- Насколько я знаю, тебя еще с советских лет по-особому «полюбили» не только комсомольские функционеры, но и правоохранительные органы, не раз забиравшие в кутузку и даже подвергавшие побоям...

- К сожалению, это правда. Может, у меня такие черты лица? Первый раз это случилось в Москве, когда я вместе с замечательным композитором Эдуардом Артемьевым занимался созданием электронной музыки на одной из самых известных московских студий звукозаписи. В тот день к нам пришел ныне покойный, а тогда только что вернувшийся из Америки Андрей Вознесенский. Он вдохновенно рассказывал о тамошних известных поэтах-битниках и читал стихи, в том числе и «Бьет женщина».

«Козак і смерть» из серии «Мазепіана»

Потом я пошел по Арбату и вижу: мужик нещадно колошматит уже лежащую женщину. Я давай его оттаскивать и по-своему тузить. Тут же за плечами выросла милиция и, заломив мне руки, увезла в кутузку.

Полночи стражи порядка били меня, да так, что внутренности болели потом очень долго, а наутро отпустили. Вернули изъятые вещи, документы. Я открыл бумажник, где лежала моя зарплата за месяц, но там было пусто. Вопросительно посмотрел на офицера, но тот в ответ так провел увесистой рукой по моей дубленке, что вместе с пуговицами и полосы кожи поотлетали. Нехотя он процедил, что в бумажнике ничего не было.

Похожий эпизод случался затем и в Киеве. Лет пять назад я почувствовал слежку. Потом меня задержали, как позже выяснилось, спутав с каким-то криминальным авторитетом. Правда, продержав несколько часов в КПЗ и разобравшись, что я не тот, кто им нужен, извинились.

- Несколько лет назад ты рассказывал мне и о более тяжелой потере - в Испании у тебя исчезли более 100 картин. Не обнаружились ли хоть частично?

- Точнее, их было 150. Это случилось еще в 90-е годы, когда в Украине обесценились не только деньги. Вдруг солидный испанец предложил мне и еще нескольким коллегам интересный контракт. Мы отправились к нему в, так сказать, творческую командировку и вдохновенно работали там более двух лет. До тех пор, пока этот меценат не погиб. Оказалось, что он весь в долгах как в шелках. И поскольку, согласно контракту, мои картины должны были принадлежать ему, их реквизировали. С нами, художниками, он тоже не успел рассчитаться. Недавно мне говорили, что какие-то из моих картин видели где-то в Испании, но никаких прав на них у меня нет.

- Вся Украина знает, что Богдан Ступка получил в Москве «Золотого орла», а вот о том, что и ты удостоен такой же премии как художник-постановщик фильма «Тарас Бульба», СМИ почему-то и не заикнулись. Может, это потому, что ты за призом не поехал?

- То, что я не поехал, - чистая случайность. Я знал, что меня тоже номинировали, но не думал, что премию дадут. К тому же времени особо не было ни на что: я работал над иллюстрациями к книге Лины Костенко. Уже в день вручения мне позвонили из Москвы и сказали, что я тоже лауреат. Но было поздно...

- А что ж тебя своевременно не позвал Богдан Сильвестрович, который, кстати, когда я брал у него интервью, иначе как «гением» тебя не называл?

- Как раз он предлагал ехать вместе, но нюанс в том, что Ступка уезжал на несколько дней раньше, чтобы поучаствовать в еще одном событии - юбилее «украинского поэта» Антона Чехова. Жаль, что так вышло, но что теперь сокрушаться? В любом случае мне очень приятно быть отмеченным этой профессиональной премией.

Кстати, нашими конкурентами на эту же премию были художники таких картин, как «Царь», «Анна Каренина»... Конечно, приятно, что победили именно мы - все гуртом с «Тарасом Бульбой».

- Интересно, а предусмотрена ли к этой престижной награде денежная добавка?

- Чего нет, того нет. Может, считается, что главное - престиж.

- Я уже привык, что ты постоянно попадаешь в истории, и почти не удивился, узнав, что недавно застопорилась работа над твоим фильмом «Ангел с патефоном», хотя Европа дала на него несколько миллионов.

- А это и впрямь интереснейший проект. Я заметно поменял весь сценарий, дописал кучу деталей. Продюсер Олег Кохан собрал в Европе большую часть суммы на фильм. Замысел очень понравился Кшиштофу Занусси, и он согласился у нас сниматься. Это рассказ о том, как французская фирма «Патэ» в 1932 году придумала патефон и собралась его продвигать-продавать в СССР.

Можно догадаться, какая «веселая» тогда здесь была жизнь: еще на границе к французу с патефоном приставили двух энкаведистов (в придачу к нанятым им проводникам-помощникам украинцу и поляку). И вот они едут в машине по нашему бездорожью, переворачиваются, падают с плотины... и в живых остается всего двое: энкаведист, не знающий французского, и француз, не знающий ни русского, ни, понятно, украинского, - с патефоном и пластинкой, на которой звучит «Марсельеза». Спасшаяся парочка попадает в село, где в барском доме разместился советский продотряд во главе со свирепым начальником. Там у них отбирают патефон и под «Марсельезу» танцуют «Гопака».

Французу от погибшего украинца достался сундучок с драгоценностями, и он каждый вечер выкладывает по одной на подоконник. Для чего? А чтобы подкармливать местную голодающую бедноту. Дело в том, что там рождается еще такая трагикомическая ситуация: сельский могильщик (эту роль я придумал для Богдана Ступки) должен приходить каждый вечер в продотряд и докладывать, что сегодня, мол, похоронил 130 человек. Хотя на самом деле он закопал тела, допустим, 30-ти, а остальных 100 крестьян спас, так как стал их подкармливать благодаря тем драгоценностям.

Не стану раньше времени раскрывать перипетии сюжета, но это увлекательная история, так сказать, с двойным дном, и в ней каждому актеру, по моему убеждению, есть что играть. Осталось дождаться, чтобы Украина выделила свою часть денег, пусть и не такую большую, как Западная Европа. Кстати, некоторые тамошние звезды готовы играть чуть ли не бесплатно, им просто интересно. Но к уже собранным за границей деньгам надо добавить и наших: ведь, как они считают, фильм все-таки об Украине.

«ПОСЛЕ СМЕРТИ ЖЕНЫ МНЕ БЛИЗОК ЖЕНСКИЙ ВЗГЛЯД НА ЖИЗНЬ»

- Ты, как и твой отец, отдаешь немалую дань кинематографу. Иногда картина, где ты выступаешь как художник-постановщик, мне может нравиться гораздо меньше, чем твои решения в нем. А когда я смотрел «Молитву о гетмане Мазепе», подумал, что ты можешь «вытащить» чуть ли не любой фильм. А что для тебя ценнее - графика или кино?

- Я бы сказал, что для меня важнее всего быть художником. То есть иметь поле для наиболее полной реализации. Скажем, фильм на заводскую тематику я бы не смог делать, потому что этого не знаю, не умею. А вот историю я чувствую, понимаю. Возможно, еще и потому, что проиллюстрировал массу книг, преимущественно связанных с историей. Если быть точным, книга Лины Костенко «Берестечко» стала 161-й. Поэтому обычно я, наученный отцом, берусь за книгу или фильм, только если тема мне близка, если она меня волнует. Вот сейчас занимаюсь как раз стори-бордами - работаю, хотя не знаю, будут эти фильмы поставлены или нет.

- Объясни читателям, что такое стори-борд?

- Это как бы заявка на фильм, когда художник первым рисует будущую картину. Сценарий еще пишется, но есть синопсис, то есть краткое изложение фильма, и ты по нему начинаешь рисовать свои вариации-раскадровки, прикидываешь, кто бы из актеров мог исполнять ту или иную роль, что нужно построить из декораций. Один из этих фильмов - «Захар Беркут». Понятно, что там нужно построить замок Тугар-Вовка, тухольское село. И я придумал, к примеру, чтобы замок не возводить, что он будет только строиться. По-моему, это интереснее, чем очередной новодел.

- И что дальше?

- Потом я отдаю это продюсеру, он ищет режиссера, далее ходит с этим моим альбомом и ищет деньги. Конечно, трудностей на пути возникает немало, и иногда я сам их нечаянно провоцирую. Например, когда снимали «Тараса Бульбу», режиссер Бортко потребовал, чтобы все было точь-в-точь как нарисовал Якутович. Так строители декораций по ходу дела меня чуть не убили, ибо делать все это им было совсем непросто.

Нет, я, пожалуй, не смогу однозначно ответить, дороже мне работа над книжкой или в кино. Вот недавно впервые работал для Театра имени Ивана Франко, над спектаклем «Урус-Шайтан», состоящим из шести баек про атамана Сирко, д'Артаньяна и Наполеона. 72 роли, три действия... Ты представь - 132 костюма нужно нарисовать.

- В издательстве «Лыбидь», которое выпустило книги Гоголя с твоими иллюстрациями, теперь вышло «Берестечко» Лины Костенко. Как работалось с Линой Васильевной, у которой, мягко говоря, непростой характер?

- Да-да, мне заранее об этом нашептывали, но все прошло легко и благополучно. Начнем с того, что Лина Костенко вообще не хотела, чтоб ее роман переиздавали. Уступила просьбам издателей, лишь когда сказали, что иллюстрировать будет Якутович.

Я предварительно нарисовал массу эскизов (чего раньше никогда не делал) и передавал их поэтессе через ее дочь Оксану Пахлевскую. В итоге книжка получилась. Более того, сейчас я уже работаю над следующей книжкой Лины Васильевны «Чотири пори року» - это ее любовная лирика, которую тоже выпускает издательство «Лыбидь».

- Интересно, сколько там новых стихов? И вообще, как продвигается работа, учитывая повышенную требовательность поэтессы?

- Там есть и давние стихотворения, и немало новых. Это настроения и чувства, как бы поделенные между четырьмя временами года. Вообще, эта книга попала в мое настроение - может, потому, что я теперь, после смерти жены Оли, одинок. Мне сейчас, как никогда, близок и интересен женский взгляд на жизнь. Даже «Войну и мир», которую я каждый год перечитываю, последний раз читал глазами Наташи Ростовой. Так что работу над сборником «Чотири пори року» я уже заканчиваю, а выход книги планируется к осени.

«Я ПРИВЫК К ТОМУ, ЧТО ХУДОЖНИКИ ИДУТ НА КОМПРОМИССЫ»

- Я помню твою жену, замечательную художницу Олю. Ее не стало, когда она работала над книгой для японского издательства. Вышла ли та в Японии?

- Ее работа над сказкой Шварца «Рассеянный волшебник» оказалась не закончена, и японцы были в отчаянии. Они просили меня завершить этот труд, но я ответил, что не смогу так, как жена, и выслал в Японию ее последние эскизы. Те оказались даже лучше завершенных иллюстраций. В вышедшей книге 16 иллюстрированных разворотов. Кроме того, в Японии прошла выставка Олиных работ. Также была экспозиция в Киевском музее русского искусства. Увы, длилась она только один день.

- Слышал, будто у тебя какие-то проблемы с мастерской...

- Проблема действительно есть. Она связана с резким повышением платы за аренду. Началось все с того, что пришел счет на 22 тысячи гривен за два месяца. Причем за один месяц - 10 тысяч, а за другой почему-то 12. А теперь мой долг достигает 40 тысяч гривен! Впечатление такое, что меня просто хотят оттуда выжить. Тем более что я из тех людей, которые за себя вряд ли смогут постоять...

- Извини, а раньше ты сколько платил за нее?

- В последнее время по 500 гривен в месяц. Сам понимаешь, выросшая в 24 раза плата мне явно не под силу. Когда я написал заявление об этом в Союз художников, меня спросили: «Ты что, в мастерской бассейн открыл и отапливаешь его?». Пообещали разобраться, а позже я увидел свою фамилию в списках злостных неплательщиков. Похоже, меня приравняли к предпринимателю. Ну, не будем о грустном.

- Хорошо, давай о веселом. В Париже к 200-летию Гоголя прошла выставка твоей увесистой Гоголианы. Как тебя там встречали?

- Ты знаешь, там народа было еще больше, чем затем в киевском «Украинском Доме». Дипломаты из разных стран просто заполонили зал ЮНЕСКО. Правда, были и странные «люди в штатском». Один из них, еще когда выставка монтировалась, подошел ко мне и спросил: «Ты и есть тот мужик, который все это нарисовал?».

- Надеюсь, с сыном, который живет в Париже, успел повидаться?

- Антон был на открытии выставки.

- А как он оказался во Франции?

- Дело в том, что судьба соединила его с французской девушкой по имени Беранжер. Она по специальности композитор-акустик и, что любопытно, еще во время знакомства спросила у Антона, знает ли он фильм «Тени забытых предков». Сын ответил, что его дед Георгий Якутович «родил» этот фильм как художник. Это, видимо, произвело впечатление на Беранжер. Она написала музыкальную композицию с сугубо нашим названием «Будьмо!», и в залах «Украинского Дома» во время моей выставки звучала ее музыка. Антон с любимой счастлив и чувствует себя вполне востребованным художником во Франции.

- Как ты думаешь, от кого из родителей больше взял ваш сын?

- Думаю, от Оли. Он активно растет, становясь все сложнее и требовательнее к себе в творчестве. Пишет много, проводит по две выставки в год. Но, с одной стороны, его очередная выставка готовится в Лондоне, с другой - картины покупают меньше. Просто кризис во Франции применительно к живописи чувствуется, пожалуй, больше, чем в Украине.

Бывают случаи, что картины галереи покупают, а потом говорят: «Подождите с расчетом, так как проблемы с наличкой». Выручает его жена Беранжер: она не только пишет компьютерную музыку (у нее были концерты и в Нью-Йорке, и во Флоренции - в самом старинном театре Италии), но еще и ведет свою музыкальную передачу на «Франс-1».

- К концу беседы я приберег вопрос с подковыркой, не задать который просто не могу. «Тарас Бульба» на экране подан в той редакции, которая восхваляла устами Тараса российское самодержавие...

- Действительно, в первой редакции у Гоголя было девять глав, а не 12, и такой концовки, понятно, не имелось. Знаешь, я художник, а не писатель, идеология меня волнует меньше...

- Тогда скажи как человек и гражданин...

- Понимаешь, я привык к тому, что художники иногда идут на компромиссы. Думаю, писатели тоже. Но главное, что Гоголь действительно был державником - не случайно именно от него же пошло уравнение «православие - самодержавие».

Легко предположить, что он в письме к Жуковскому предложил дописать текст, чтобы «государь обратил внимание на мою повестушку» и поспособствовал вспомоществованию: мол, тогда может получиться «изрядная вещица». Василий Андреевич Жуковский действительно устроил Гоголю, выражаясь по-современному, грант, позволивший еще целый год безбедно пребывать в Италии.

Замечу, что из Гоголя не надо делать революционера, которым он никогда не был. То есть такая идеологическая концовка не противоречила его душе: тогда все, и в первую очередь провинциалы, приехавшие в Москву, как Гоголь, хотели подчеркнуть, что они живут в большой стране. Могу даже вспомнить из своей юности, что когда я учился в Белокаменной, мне тоже хотелось быть москвичом, и когда я приезжал в Киев, отец, подсмеиваясь, говорил: «О, уже заакал!». Это, видимо, происходит с очень многими из тех, кто населяет большую страну.

И если совсем начистоту, признаюсь, что «Тарас Бульба» - не самое мое любимое произведение Гоголя, просто волей судьбы я к нему оказался прикованным, как Сизиф к своему камню.

- Ну а какое же самое любимое?

- «Записки сумасшедшего», конечно.

Если вы нашли ошибку в тексте, выделите ее мышью и нажмите Ctrl+Enter