Поэт Андрей ДЕМИДЕНКО: "В гробу губы у Яремчука были искусаны, а руки в глубоких отметинах от ногтей. За несколько дней до смерти ему перестали давать наркотики"

Представлять собеседника нет нужды: народный поэт, народный артист и заслуженный деятель искусств Украины, академик, профессор, лауреат международных премий... Прав был классик украинской литературы Андрей Малышко, когда 17-летнему тезке предсказывал: "Андрiю! Я бачу вашу лiтературну дорiжку - вона аж дзвенить!". Это интервью Андрей Демиденко дал "Бульвару Гордона", находясь, увы, под капельницей в Феофании. Но на больного поэт, написавший тексты почти 700 популярных песен, совсем не походил. Улыбался, на щеках играл румянец. Объяснил: после вечера, посвященного 30-летию его творческой деятельности, который состоялся во дворце "Украина", позвонили врачи: "Андрей Петрович, нужно обязательно лечь для профилактики". Он не стал противиться, тем более что давно не занимался своим здоровьем. И попросил ввести такое лекарство, которое бы влияло сразу на сердце, на печень, на мозги и... на молодость.

"О ТОМ, СКОЛЬКО ЗАРАБАТЫВАЮ, ГОВОРИТЬ НЕ СТАНУ. ЗАЧЕМ ТРАВМИРОВАТЬ ЛЮДЕЙ?"

- Андрей, надо полагать, вы хорошо обеспеченный человек. Говорят, у вас есть банк...

- Многие в этом убеждены. Но у меня нет банка. Как-то Кобзон мне сказал: "Надо что-то и другое делать". Я ответил: "Иосиф Давыдович, не успеваю". Может, и был бы неплохим бизнесменом. Но мне кажется, творчество и бизнес, по большому счету, несовместимы - слишком большой перепад в образе мышления. Есть исключения, но они, как известно, лишь подтверждают правило.

- Во власть вас не зазывали? Тоже отличная подкормка...

- Многие творческие люди напрямую используют власть, и меня приглашали, но я отказался. Сегодня еще могу пошевелить творческой мозгой, а пять котлет сразу не съем. Да и вредно.

Я никогда не был близок к власти, и она на меня влияла, как дождь в соседней стране. В комсомоле числился, а коммунистом не был, хотя говорили: партбилет - главное, без бумажки ты букашка. Но я считал, что если человек умный, со способностями, то всего может достичь и без красной книжечки. Сейчас я член самой большой партии, называется она (пусть это прозвучит и пафосно) украинский народ.

- Как вы все-таки живете?

- Материально живу хорошо. И представляете, Миша, все, что у меня есть, я имею благодаря творчеству. Нынче таких людей можно пересчитать по пальцам, а если говорить о поэтах - единицы. Горжусь этим. Живу на Крещатике. Есть машина, и не одна, есть загородный дом, прекрасный сад, есть экономка, шофер, садоводы. А о том, сколько зарабатываю, в отличие от многих эстрадных звезд говорить не стану. Считаю, что если Бог дал, то незачем этим кичиться, травмировать других людей, которые этого не имеют.

- Большие гонорары коллег вам настроение не портили?

- Никому не завидовал! И никогда не спрашивал, кто сколько получает. Ну, допустим, ответят мне честно, ошеломят какой-нибудь суммой, и у меня, как вы говорите, испортится настроение... Что я от этого выиграю? Ничего. Обычно, когда спрашивали меня, я отвечал, и те, кто интересовался моими гонорарами, тут же темнели лицом. Я считаю, что нашу страну в первую очередь может погубить не экономика и не борьба за власть, а именно зависть.

- Чувство, знакомое многим...

- В наших людях это почему-то особенно проявляется. Сколько анекдотов на эту тему! Вот например. Экскурсия в ад. Три больших чана, в которых варятся грешники. Один стерегут несколько сот чертей, другой - всего два рогатых, а возле третьего вообще никого. Экскурсанты спрашивают главного аспида: "Почему такая недемократичность?". Тот объясняет: "В том чане, который больше всего охраняется, находятся евреи, за ними нужен глаз да глаз. Все друг другу помогают вылезти наверх". - "А почему возле второго чана только два черта?". - "Там русские. Если кто по пьяни выползет, его за руки, за ноги - и обратно". - "А почему возле третьего чана совсем нет охраны?". - "Там украинцы. Никому вылезти не дадут"...

Я помню, как родилась песня "Дай, Боже, радостi". Есть там такие слова:

У бiлої заздростi - бiла печаль,
У чорної - чорний весь свiт.
У бiлої заздростi - щирiсть в очах,
У чорної - схована злiсть...
Дай, Боже, до старостi
Не знати чорної заздростi,
Дай, Боже, не заздрить нiкому!
Дай, Боже, радостi, свiтлої радостi
Кожному серцю i кожному дому!

В половине третьего ночи меня будит телефонный звонок. Cнимаю трубку, слышу взволнованный голос Назария Яремчука, с которым мы очень дружили: "Андрюша, с этой песней я готов умереть! Вот послушай... Если умру, чтобы она звучала". Премьера этой песни была в Нью-Йорке перед 20-тысячной аудиторией. Пять раз бисировалась!

Семья Демиденко (слева направо): младший сын Василий, мама Надежда Николаевна, отец Петр Акимович, старший сын Андрей

- А о его болезни как узнали?

- По телефону. Он позвонил из Канады: "Был рак - свеженький-свеженький. Все удалили, почистили. Завтра буду в Киеве. Встречай в гостинице "Украина", номер 320. Будем работать!".

На другой день я и Тамара Стратиенко (народная артистка Украины, диктор телевидения) пришли к нему в номер. Выглядел Яремчук очень больным - худой, прозрачный - получеловек-полутень. Но дух, энтузиазм оставались, словно у здорового.

Денег у него не было. Я брал его на гастрольные концерты по Украине. Начали в Киеве, а закончили во Львове. Все известные артисты (человек 12, не буду называть их имен) выступали под плюсовку, то есть под фанеру. Он единственный, кто пел под минус, вживую. А после концерта хватался за живот и мучительно стонал. Я его ругал: "Что ты делаешь, дурак?! Не можешь, как другие, под фонограмму сработать?". А он завывал от боли и говорил: "Не могу, Андрюша, еще хуже будет".

Когда он приезжал в Киев, сразу звонил мне, композитору Александру Злотнику и Людмиле Пацуновой, режиссеру дворца "Украина", - мы были его самыми близкими друзьями. Помню, после операции выступил на "Спiвочому полi" в Киеве с песней "Дай, Боже, радостi". Выглядел довольно оптимистичным. Через месяц приезжает в Киев на консультацию, звонит: "Надо срочно встретиться". Он всегда говорил по-украински, а тут неожиданно сказал на русском: "Андрюша, жизнь кончилась. Все! Давай выпьем, потому что не знаю, увидимся ли мы снова".

Положили Назария в больницу. За несколько дней до смерти ему не давали никаких наркотиков, потому что бабки сказали: "Чтобы душа попала в рай, их нельзя принимать, Богу они неугодны". И он страшно мучился от боли. Позвонил мне с чьей-то мобилки: "Умоляю, сделай что-нибудь, если можешь!".

Хоронили в Черновцах. В гробу губы у него были искусаны, а руки в глубоких, до крови, отметинах от ногтей. Я нес гроб справа, за мной - Дмитрий Гнатюк, слева - Василий Зинкевич... Мы несли его от филармонии до университета, где он окончил географический факультет. Останавливались через каждые 200 метров, опускали гроб на стулья, чтобы люди могли постоять возле него минуту. Народу на всем пути было столько, сколько я не видел потом на похоронах даже выдающихся людей.

"ОТЦУ СКАЗАЛИ: "ТОЛЬКО ГЕНИИ МОГУТ РИСОВАТЬ ГЕНИЯ, А НЕ КАКИЕ-ТО ШМАРКАЧИ"

- Откуда вы родом? С чего начинали творческую деятельность?

- Родился в селе Мартыновичи Полесского района Киевской области. Когда меня в полтора года причащали в церкви, схватил батюшку за бороду. Он - смык, смык, - а я крепко держу. Не отпускал минут 10. Миряне начали волноваться...

- Так зарождался характер поэта...

- Дед мой Аким Титович воевал в Первую мировую, имел два Георгия. Советская власть в 32-м его раскулачила, отобрала все хозяйство - движимое и недвижимое. У него был самый большой дом в селе, в нем устроили школу. Дед после этого жил в лесах. А отец мой вернулся с войны инвалидом, дом отсудил обратно. Это был подвиг, ведь советская власть только забирала, ничего не отдавала.

К творчеству меня потянуло сызмальства. Пробудилась охота к рисованию. На уроке изобразил лысого дяденьку с бородой и с галстуком в горошек. Подумал и подписал: "Владимир Ильич Ленин". Учитель рисования увидел, ахнул, схватил портрет и умчался в учительскую. Отца дважды вызывали в район. Сказали ему: "Вы - сын куркуля, и ваше дитя сознательно продолжаете идеологическую диверсию против советской власти. Потому что только гении могут рисовать Ленина, а не какие-то там шмаркачи".

В знак протеста я с седьмого класса стал писать стихи. Когда учился в восьмом, впервые напечатался в районной газете, а через год - в областной "Киевской правде". Отец, когда я окончил школу, сказал: "Сынок, если есть талант, пробьешься!".

- Когда вы написали свою первую песню?

- В 17 лет. В журнале "Днiпро" была напечатана подборка моих стихотворений. Я взял их и направился в консерваторию, представляете? Чтобы найти композитора. Шел по наитию, ни у кого не спрашивая. Поднялся на второй этаж, заглянул, помню, в 19-й класс.

Мэр Киева Леонид Черновецкий - большой поклонник поэзии

А там какой-то человек - в очках, интеллигент с виду, очень похожий на многих. Говорю: "Где найти композитора?". - "Я композитор". Смотрю: ну какой он композитор? В моем представлении эти люди были подобны сказочным принцам на белых конях. А передо мной стоял простой приземленный человек. "Да я вам не верю!". - "Как хотите. Вы поэт? Покажите стихи".

Как оказалось, это был известный композитор Николай Дремлюга. Через пять дней он позвонил мне в студенческое общежитие и сообщил, что есть песня на стихотворение "Обелиск".

А в 18 лет я написал с композитором Лесем Дычко "Крылатую юность". Был республиканский конкурс, в котором приняли участие 380 песен, написанных профессиональными композиторами и поэтами. Фамилии не указывались, произведения шли под девизами. Мы взяли первое место. В том же году на Всесоюзном конкурсе, который проводился подобным образом, мы с композитором Игорем Шамо были третьими.

- Первое кто получил?

- Зубры - Александра Пахмутова и Николай Добронравов... Расскажу, как я впервые вышел в эфир. Был студентом первого курса. Должна была звучать моя песня. Прихожу на радио, со мной записали интервью. Редакторы шепнули, что мне еще и гонорар полагается. Главным редактором музыкальных программ была тогда Нина Андриевская. Привели меня к ней. Я заикнулся о гонораре: "Можно будет получить?". Она возмутилась: "Такой молодой, и уже о деньгах думает? Да для вас честь огромная, что будете звучать по первому каналу Национального радио!". Было обидно, потому что я уже до копеечки расписал, на что потрачу эту сумму...

- Сколько вам должны были заплатить?

- Рублей 80. Это было тогда неплохо. Если учесть, что молодой специалист за месяц получал 120. Кстати, я был самым богатым студентом. Почему? Отвечаю. У меня была повышенная стипендия - 45 рублей. Я вел студию художественного слова - это еще 75. И на гонорарах зарабатывал до 70 рублей в месяц. А тогда можно было на троячку, пятерку жить целую неделю. Картошка, капуста, тюлька жирненькая за 52 копейки - и сыт.

А костюма одного хватало! Тогда не было такого, чтобы шиковать одеждами. Хотелось тратиться на что-то высокое. Я безумно полюбил вокал, и у меня была одна из самых полных фонотек с записями исполнителей мирового уровня.

"МЕНЯ ПЫТАЛИСЬ УНИЧТОЖИТЬ, ПОТОМУ ЧТО Я НИКОМУ НЕ КЛАНЯЛСЯ"

- И с какой же песней к вам пришел настоящий международный успех?

- В 72-м году с нашим незабываемым композитором Иваном Карабицем я написал песню "Батькiвський порiг". На фестивале "Крымские зори", в котором принимали участие певцы из всех социалистических стран, а также некоторых капстран, ее исполнил Юрий Богатиков. Она и получила Гран-при. Потом она побеждала на других престижных международных конкурсах. Была настолько популярна, что звучала с утра до вечера, особенно на радио.

- Сами вы поете?

- Если я запою, вы можете сбежать. Как-то мы с Платоном Майбородой написали песню в Доме творчества композиторов в Ворзеле. Он говорит: "Давай проверим, запоминается эта мелодия или нет. А ну повтори". Когда я напел, он почему-то сказал: "Ты по бездарности вокала занимаешь третье место после топора и молотка". Но тот же Майборода отмечал, что у меня очень развит внутренний слух, я невероятно чувствую фальшь.

- Как реагировали на ваш успех коллеги по песенному цеху?

- Поначалу никак. Думали - случайность. А потом начали, как говорится, бить ногами. Кто он такой? Куда лезет? Еще не был издан мой первый песенный сборник "В iм’я життя", а разносная рецензия уже была подготовлена и наутро напечатана в партийной газете "Прапор комунiзму". Ее написал один довольно известный поэт старшего возраста (я не хотел бы называть его фамилию). Тем более что он со временем извинился передо мной. После этого вышло постановление ЦК Компартии Украины о поддержке молодых талантов...

Меня стремились уничтожить, потому что я был независимым, никому не кланялся. Как-то спросил у композитора Шамо: "Игорь Наумович, почему вы так много успели?". Он ответил: "В то время, когда другие огрызались, если их обижали, я писал. Советую и тебе так же поступать". Я этим руководствуюсь по жизни. Считаю ниже своего достоинства отвечать на лицемерные, заказные опусы. Интриги и нападки рождали во мне азарт, желание работать лучше.

- Можете заранее сказать, какая песня станет популярной, а какая нет?

- Никто этого не знает. Мне Игорь Шамо рассказывал о своей песне "Як тебе не любити, Києве мiй". Она была написана по заказу министра культуры: Киеву должны были вручать звезду "Города-героя". "Мне было неудобно, я не хотел ее никому показывать, - вспоминал Игорь Наумович. - Мне казалось, что это примитив". А что вышло? Песня "Києве мiй" живет и вдохновляет поколения.

"МНЕ СОСТОЯНИЕ ВЛЮБЛЕННОСТИ НЕОБХОДИМО, КАК КАНИФОЛЬ СКРИПКЕ"

- Как вы пишете - на готовую музыку или сами предлагаете стихи?

- Слово для меня первоначально - как в Библии. Только один раз я сделал исключение. Игорь Шамо, с которым мы работали около 20 лет, был уже серьезно болен. Я навестил его, а он говорит: "Вот я сочинил музыку, а ты напиши стихи". Отвечаю: "Игорь Наумович, я не пишу "на рыбу". Это принципиально".

Андрей Демиденко познакомился с Дмитрием Гнатюком, будучи еще 25-летним. С тех пор их связывает крепкая творческая дружба

Тогда он пальцем надавил на ногу, потом его убрал. Смотрю - осталась в этом месте глубокая ямка. "Видишь? - говорит. - Ты не можешь мне в таком состоянии отказать". И я написал "на рыбу" стихи. Через три месяца он умер.

Сейчас запущен конвейер, который выбросил на обочину практически всех профессиональных композиторов.

- Говорят, что песня - удел молодых.

- Отчасти это так. Но вспомните Соловьева-Седого, он писал гениальные песни в очень почтенном возрасте. Так получилось, что на мои стихи пишут песни талантливые композиторы - возрастные и молодые. Аркадий Филипенко мне говорил: "Зачем тебе эти молодые? Они ведь не способны мелодию написать". Я отвечал: "Зато они остро чувствуют время".

Молодые упрекали: "Чего ты с этими старикашками работаешь?". Я говорил: "Ребята, учитесь у них, потому что они - мелодисты, а мелодия - душа песни". Просто я стремился найти у тех и у других что-то рациональное и весомое.

Скажу об Александре Зуеве. Это композитор от Бога, светлый талант. Он написал "А ми удвох в одне дiвча закоханi", "Чого ж ти, калина", "П’є журавка воду"... Сейчас у него со здоровьем большие проблемы. Иногда он ходит между нами, просит деньги, потому что не хватает на жизнь. И я вижу, как те, кого он когда-то поддерживал, выручал, теперь смеются ему в лицо. А ведь мир искусства всегда идет с миром доброты, с миром возвышенного. И если этого нет, то это уже искусство отрицательное, в нем преобладают дьявольские эмоции. Как это мы видели на последнем "Евровидении".

- Интересно ваше мнение...

- Дело не в том, что победили те, кто не должен был. А в том, что все было безлико - на уровне хохмы. Не прозвучала ни одна песня, которая затронула бы душу, заставила бы работать мысль.

Тина Кароль на сцене держалась достойно. Но почему пела на английском? Наверное, Руслана была одной из последних, кто подарил "Евровидению" не просто веселье, а настоящее искусство. У нее была языческая энергетика. Высочайшая! И несла она в Европу не чужое, а свое, национальное.

- Ваши песни исполняли выдающиеся певцы. Например, Дмитрий Гнатюк. Что запомнилось из общения с ним?

- Мне было 25. Я как раз с ним познакомился. Вышли из студии, где он записывал песню на мои стихи. Спрашиваю: "Дмитрий Михайлович, вы объехали весь мир. Скажите, пожалуйста, где певцы лучше живут - за границей или у нас?". Он ответил: "Хорошие певцы лучше живут за границей, а плохие у нас". И это правда, над которой я болезненно раздумывал длительное время.

- Какие у вас были отношения с прекрасным полом?

- Влюблялся. Искушался. А чего нет? Без этого нельзя. Нормально. Творческому человеку состояние влюбленности так же необходимо, как канифоль скрипке. Творец должен светиться изнутри. Есть у меня песня "Не спить кохання":

Вийшла погуляти, квiточок нарвати.
Бачу - лист кружляє, стежку замiтає.
Осiнь моя мила, де квiти подiла?
Осiнь менi каже: "Спати їм пора вже".
Та не спить кохання,
Не дрiма,
Хай на дворi осiнь,
Осiнь чи зима.

Но я принадлежу к немногим в мире искусства, кто женился только один раз. Моя жена - Инна Рыбак, классическая певица, окончила консерваторию. Помню, студентом бегал к ней на свидания. Она жила на Брест-Литовском проспекте, 10, в одном парадном с Николаем Яковченко.

"ГАМЗАТОВ СКАЗАЛ МНЕ: "ПЕРВЫЙ, ВТОРОЙ ДЕНЬ - ДОРОГОЙ ГОСТЬ, А НА ТРЭТИЙ РЭЖЕМ ГОСТЯ, КАК БАРАШКА"

- Вы с ним познакомились?

- Конечно. Это был гениальный артист, человек-уникум. Понимаете, есть в искусстве и везде люди, которые состоялись благодаря каким-то обстоятельствам, много читали, много работали. А есть везунчики, особо меченые Богом. Таким был Николай Федорович. Он брал в руки свою гитарку, выходил на сцену - и все уже ложились.

Тогда играли театральные корифеи - Амвросий Бучма, Наталья Ужвий, Аркадий Гашинский... А законы сцены какие? После спектакля зрители аплодировали и вызывали своих кумиров: "Бучма, Бучма! Ужвий, Ужвий!". Те выходили, кланялись. Яковченко тоже хотелось. И вот он опускал голову и сам про себя кричал: "Яковченко, Яковченко!". Затем, приосанившись, с достоинством выходил на авансцену с корифеями.

Когда Яковченко исполнилось 60 лет, я был студентом пятого курса. Взяли на киностудии Довженко два микроавтобуса и отправились отмечать юбилей в Яготин, где первым секретарем райкома был его друг. Дали в клубе большой концерт. Наутро мы с Иваном Миколайчуком поднялись, чтобы половить рыбку. А ночью шел сильный дождь, землю расквасило.

Вдруг видим Николая Федоровича. Стоит на месте, как столб. В кальсонах. Что случилось? Застрял сандалетой в черноземе. И пока поднимал одну ногу, вторая тоже увязла. Он рванул изо всех сил и, как Иисус Христос - с распятыми руками, упал животом в жижу. Повернул физиономию и так тяжело дышит.

Мимо как раз проходила одна женщина, которая была на концерте. Она узнала Яковченко и говорит: "Тьфу! Заслужений артист, а набрався як свиня!". И тогда недвижимо лежащий Николай Федорович Яковченко с помощью рук оторвал живот от жижи и, посмотрев на нее своими светлыми глазами, выдал: "Брешеш, лярва! Не заслужоний, а вже народний!". И снова упал в жижу.

- Ваше творчество, насколько я знаю, любят вне Украины...

- Мне было очень приятно, что кто-то из британских критиков о песне "Скажу вам, дочки i сини", которую мы с Александром Морозовым написали 18 лет назад, сказал, что по своей мудрости она стоит всех песен.

Скажу вам, дочки i сини,
Всього себе скажу у цiй розмовi:
Нема в життi напiвцiни,
Нема в життi напiвлюбовi.
Нiщо даремно не мина.
Напiвсльози нiхто повiк не зронить -
За все в життi цiна сповна,
За кожну мить, за кожен подих!

Помню, на "Песне года" в Москве исполнялись "Хрустальные цепи" на музыку Саши Морозова. Там есть такие слова: "Как продлить быстротечную жизнь? Только любя. От одиночества как нам спастись? Только любя...". И Роберт Рождественский мне тогда сказал: "Такие стихи рождаются если не в 100, то в 50 лет раз". На этом празднестве я увидел сидящих за одним столом Расула Гамзатова, Давида Кугультинова и еще кого-то. Подошел к ним, напросился: "Можно с вами посидеть?". Возражений не было. Сижу, слушаю с удовольствием, как они говорят хорошие слова об Украине, о моей песне, все впитываю, как промокашка. Мне ж, молодому, интересно, понимаете?

Прошло 40 минут. Они на меня смотрят. Я чувствую, что уже начинаю им мешать. И вдруг Кугультинов говорит: "У нас на Кавказе есть хароший обичай. Первый день - дарагой гость. Второй день - гость...". Гамзатов закончил: "А на трэтий - рэжем гостя, как барашка!". Я понял, что надо уходить...

С годами встретил его в Киеве на своей улице Прорезной. Обнялись. Спрашивает меня: "Куда идешь?". - "На радио". Он как вспыхнул: "Какое радио? Здесь вся жизнь - радио. Куда ни идешь - радио. Украина - сплошной разговор! Когда сидишь - говоришь. Когда пьешь - говоришь...". И сказал очень крепкое слово.

"КАЖДОЙ ЯБЛОНЕ И ГРУШЕ ДМИТРО ГНАТЮК ПЕЛ ПРИ ПОСАДКЕ "МНОГАЯ ЛЕТА"

- С президентами общались?

- Было и это. Два года назад во дворце "Украина" проходило торжественное закрытие Дней России в нашей стране. После концерта - правительственный фуршет. С двух сторон около сотни человек. Я стоял с Александром Морозовым, который входил в российскую делегацию. Меня громко позвал к своему столу Президент Украины Леонид Кучма. "Андрей, я хочу познакомить тебя с Владимиром Путиным", мне неудобно. "Леонид Данилович, это некстати", - говорю. "Все кстати!".

Кучма говорит Путину: "Вот гордость Украины - наш замечательный поэт Андрей Демиденко". Путин берет бутылку водки "Гетьман", наливает три рюмки - мне, Кучме и себе - и произносит тост: "За знакомство, Андрей! "Хрустальные цепи" - одна из моих любимых песен". Наливает вторую рюмку, третью. "За то, чтобы ваши песни звучали и в России".

И тут я говорю Путину, что хочу сделать во дворце "Украина" концерт композитора Александра Морозова. Добавляю: "Вот он недалеко стоит. Такой талантливый композитор, а еще не народный артист России". Путин тут же подзывает главу своей администрации Волошина: "Немедленно готовить документы".

- Были курьезы?

- Как-то, еще в советские времена, по случаю 45-летия Дня Победы во дворце "Украина" шел концерт. Борис Шарварко - главный режиссер, я - автор сценария. Ведущая громко и торжественно объявляет: "Музыка Эдуарда Колмановского, стихи Евгения Евтушенко. "Хотят ли русские войны?". Исполняет народный артист Украины Анатолий Мокренко".

В зале самые высокие гости. Из Москвы прибыл идейный вождь компартии Михаил Суслов, "серый кардинал". Владимир Шербицкий, как обычно, сидел в 17 ряду. Проходит минута - на сцене никого. Ведущая говорит уже скромнее и медленнее: "Музыка Колмановского, стихи Евтушенко. "Хотят ли русские войны?". Исполняет...". Никто на сцену не выходит. Владимир Васильевич поворачивается к министру культуры, который всегда сидел от него по правую руку в 18 ряду, и говорит: "Так хотят ли русские войны или нет?". Это смешно сейчас, а тогда это была инфарктная ситуация.

А что оказалось? В гримерной захлопнулась дверь, и артист не мог выйти. Ему ничего не оставалось, как вынести дверь на своих плечах.

- Вы, насколько я знаю, окончили Киевский инженерно-строительный институт. Знания, полученные в КИСИ, были хоть раз востребованы жизнью?

- Спустя много лет после защиты диплома мне таки пришлось листать учебник по сопромату, когда я решил построить загородный дом по своему проекту (а перед этим я рассмотрел 178 проектов, ни один из которых мне не понравился). Это в 25 минутах езды от Крещатика по Житомирскому шоссе...

Коробка уже стояла, нужна была крыша. Я обратился к директору одного известного проектного института, моему другу: "Возьми конструкторов, инженеров, архитекторов - пусть посмотрят, как сделать крышу, - естественно и благородно". Приехала группа, я выставил, конечно, поляну. И отбыл в командировку.

Через полтора месяца возвращаюсь и - в институт. Мне показывают проект. Я взглянул и говорю: "Ребята, подождите, сейчас вернусь". Иду в гастроном, приношу два кулька, в одном выпивка, в другом закуска. Провозглашаю тост: "Выпьем за то, чтобы каждый занимался своим делом". А кто против? Все - за. Снова наливаю: "Хлопцы, чтобы мы встречались только по хорошему поводу!". Кто против? Все - за. Поднимаю третью рюмку: "А теперь выпьем за то, чтобы мы не обижались друг на друга". Беру их проект крыши и рву. "Есть такое выражение, - говорю, - идет как корове седло".

И взялся сам за это дело. Провозился три недели. Зато когда все сделал, восторг был неописуемый. Все в один голос говорили: "Такой крыши нет нигде!". Все, что в доме, я сотворил сам. В нем нет такого уголочка, где бы я ни вложил частицу души и любви.

P. S. Свой юбилейный творческий вечер во дворце "Украина" Андрей Демиденко посвятил матери Надежде Николаевне, которую он безумно любил и которая знала много его песен. Она слушала его в прямой трансляции по Национальному радио, находясь на больничной койке. Недавно она ушла из жизни. Но не из сердца сына-поэта.

Если вы нашли ошибку в тексте, выделите ее мышью и нажмите Ctrl+Enter