Верхний слой

(Продолжение. Начало в NN36, 37, 38, 39, 40)

"ЧЕРЕЗ КАКОЕ ВРЕМЯ УХА МОЖЕТ СТАТЬ АКВАРИУМОМ?"

Помните, как в "Двенадцати стульях" Остап Бендер, герой, порожденный советским временем, верящий в его будущее ("Батистовые портянки будем носить, крем Марго кушать!") и уже ощутивший свое могущество, всласть издевается над дворянином Воробьяниновым и священнослужителем отцом Федором, представителями некогда авторитетных сословий разрушенного революцией мира? Новые хозяева жизни шли в социализм с новыми манерами, сметая с дороги "наследие проклятого прошлого". Начинался новый век...

Мне не хочется верить злой иронии одного западного политолога, который на вопрос о том, сколько времени займет возрождение цивилизованного бытия в бывшей советской стране, ответил: "То есть вы хотите знать, через какое время уха может снова стать аквариумом?".

Век социальных экспериментов все-таки завершился. Три разновидности социализма: наш, то есть марксистско-ленинский, немецкий, то есть национал-социалистический, и европейская социал-демократия осуществляли в ХХ столетии свои проекты на всю катушку, не стесняясь в средствах. Наш вариант существовал лет 70, нацистско-фашистский - лет 20, а европейские социал-демократы приходили к власти то там, то сям на несколько лет и быстро этой власти лишались, поскольку народ отказывал им в доверии.

Самое главное, что обеспечило провал социалистического эксперимента, - ни в одной стране, возглавленной социалистами разных модификаций, жизнь не стала заметно лучше, а в Германии и у нас были к тому же черные годы бесправия и террора. Постиндустриальное общество, в которое мир входит сегодня, оглядывается на страшный опыт социальных фантазий и демагогии и все больше устремлено к здравому смыслу. "Социализм", "капитализм" - эти термины мало что означают в чистом виде. Элементы социализма не погубили Швецию, а капитализм не сделал Колумбию процветающей...

Когда американские студенты допытывались у меня, чем плохи идеи коммунизма (нас учили - это самая благословенная стадия социалистического развития), я отвечал им, что идеи вовсе не плохи, даже замечательны. Все дело в том, что при попытке их осуществления были застрелены миллионы людей, еще миллионы уморены голодом и замучены в концлагерях. Я не считаю, что такую цену можно платить даже за райскую жизнь. Тем более что раем у нас и не запахло. Произошли чудовищные утраты национальных элит, лучших умов и древних родов, воплощавших непрерывность и благородство национальной истории. Взамен изгнанных и уничтоженных у нас так и не появились новые Бунины и Рахманиновы, Хвылевые и Курбасы, Стравинские и Шаляпины, Павловы и Нижинские. Как позже писал Владимир Нарбут: "Нагайками не выбьешь "Войну и мир". Потери в элитах невосполнимы, и никакие обещания социальных фантазеров не заменят перемолотых ими судеб.

СЧИТАЛОСЬ, ЧТО ОСЕННИЕ БРАКИ БЛАГОПОЛУЧНЕЕ ВЕСЕННИХ И ЛЕТНИХ

Корней Чуковский, пытаясь понять происходящие процессы, обращается к классикам, перелистывает Льва Толстого: "Читая "Анну Каренину", я вдруг почувствовал, что это уже старинный роман. Когда я читал его прежде, это был современный роман, а теперь это произведение древней культуры... Теперь - в эпоху советских девиц, Балтфлота, комиссарш, милиционерш, кондукторш - те формы любви, ревности, измены, брака, которые изображаются Толстым, кажутся допотопными". А чего мудрить?

В сентябре 1918 года развод был упрощен, а церковные браки запрещены. Александра Коллонтай, заправлявшая у большевиков в этой сфере, указывала: "Семья перестала быть необходимой. Она не нужна государству, ибо отвлекает женщин от полезного обществу труда, не нужна членам семьи, ибо воспитание детей берет на себя государство". Николай Бухарин уточнял: "Ребенок принадлежит обществу, в котором он родился, а не своим родителям" (надо отдать должное "бухарчику" - в личном плане его предсказание сбылось, после расстрела Бухарина его сыну присвоили фамилию матери - Ларин и отправили его в концлагерь, где Ларин просидел до "реабилитанса" 50-х годов).

В сентябре 1918 года вышли новые декреты о семье, браке и школе. Где вы, петровские указы, запрещавшие венчать девушек, которые не умеют подписать своего имени? Где вы, отныне отвергнутые обряды сватовства, обручения, венчания? Где вы, кормилицы, гувернантки, няни, бравшие на себя заботу о воспитании детей, обучавшие многому - вплоть до правильного произношения и хорошей походки (гимназии ведь появились только в начале XIX века, да и то в больших городах, домашнее образование долго еще оставалось в чести)? Герцен писал, что его мировоззрение сформировал домашний учитель словесности, студент Иван Протопопов, да еще гувернер, француз-якобинец Буше. Леся Украинка воспитывалась и получала образование только дома, навсегда сохранив благодарность своим учителям.

Константин Станиславский вспоминает, как родители "устроили нам целую гимназию. С раннего утра и до позднего вечера один учитель сменял другого; в перерывах между классами умственная работа сменялась уроками фехтования, танцев, катания на коньках и с гор, прогулками и разными физическими упражнениями. У сестер были русские, немецкие и французские воспитательницы...". Владимир Набоков запомнил всех своих домашних учителей, а среди них и "украинца, жизнерадостного математика с темными усами и светлой улыбкой". Где родители, разговаривавшие с детьми на "вы" и следившие за их воспитанием?

"Мать, - вспоминает Владимир Набоков, - в гостиной нашего сельского дома часто читала мне перед сном по-английски... Прежде, чем перевернуть страницу, кладет на нее руку с перстнем, украшенным алмазом и розовым, голубиной крови, рубином (в прозрачных гранях которых, кабы зорче тогда гляделось мне в них, я мог бы различить комнату, людей, огни, деревья под дождем - целую эру эмигрантской жизни, которую предстояло прожить за деньги, вырученные за это кольцо)". В другом месте Набоков вспоминает об одном из друзей дома: "Ко мне, ребенку, он обращался на "вы", - не с натянутой интонацией наших слуг и не с особой пронзительной нежностью, звеневшей в голосе матери... (словно хрупкое "ты" не могло бы вынести груз ее обожания) - но с учтивой простотой взрослого, говорящего с другим взрослым, которого он знает недостаточно коротко, чтобы ему "тыкать"...

Куда девались невесты из многократно высмеянных в советские годы знаменитого Смольного института или Институтов благородных девиц, работавших на Украине в Киеве (для правобережного дворянства) и Полтаве (для левобережного)? Девушек из далеко не зажиточных семей учили там домоводству, иностранным языкам, хорошим манерам, танцам, музыке (ей, кстати, обучал в Киевском институте Микола Лысенко). Выпускницы получали дипломы "домашних наставниц" и шли преподавать в дома побогаче.

Исчезли, оставшись посмешищами в гоголевских и чеховских пьесах, свахи, сводившие молодых и знавшие, где водятся женихи и невесты "соответствующего круга". Процесс сватовства и замужества был обставлен множеством ритуалов, в которые на всех уровнях общества - у крестьян, мещан, дворян - входила непременная беседа с родителями невесты, официальный "сговор". Сговариваться в девушкой без родительского согласия считалось неприличным, хотя жизнь есть жизнь и гоголевский Афанасий Иванович "увез довольно ловко Пульхерию Ивановну, которую родственники не хотели отдать за него", а Курагин в "Войне и мире" пробовал соблазнить и похитить Наташу Ростову без всяких благословений...

Но, преодолевая сложности, брак совершался прекрасно! Известный своими заметками о жизни наших предков в XIX веке маркиз де Кюстин описывает одно из виденных им венчаний по православному обряду: "Стены и потолки церкви, одежды священников и служек - все сверкало золотом и драгоценными каменьями; люди самого непоэтического склада не могли бы взирать на все эти богатства без восторга... Перед благословением в церкви, по обычаю, выпустили на волю двух сизых голубей; они уселись на золоченый карниз прямо над головами молодых супругов и до самого конца церемонии целовались там".

На другой день после свадьбы молодым полагалось делать визиты, а затем устраивался свадебный бал. Считалось, что от знакомства до брака проходит около полугода, а осенние браки благополучнее весенних и летних, потому что молодые, которые женятся осенью, встречаются летом и успевают разглядеть друг друга в деле, в хозяйстве, во дворах, а не только на балах и зимних посиделках, как те, кто сочетается весной (помните: "Жениться в мае - всю жизнь маяться..."?).

Все эти подробности уничтоженной жизни ушли быстро и, кажется, навсегда. Я достаточно циничен, чтобы не ахать по поводу целующихся над алтарем голубков, но флирт Остапа Бендера с мадам Грицацуевой или твердость руки Марютки из "Сорок первого", убивающей возлюбленного по причинам классовых разногласий, тоже не вызывают восторга. Помню, что и мой процесс бракосочетания занял минут 10 в загсе и чуть больше - в разговорах с родителями. Был еще домашний обед с друзьями и родственниками. Не знаю, прогресс ли это, особенно сейчас, во времена все ускорившей сексуальной революции и однополых браков, уже регистрирующихся во многих странах.

НОВОЙ ЭЛИТОЙ СТРАНЫ СТАЛИ ТЕ, КОГО В ТЮРЬМАХ ЗОВУТ ХЛЕБОРЕЗАМИ

Если уж вдаваться в теорию, то напомню, что у философов не существует единого определения прогресса, тем более в личной жизни. Отсталый Гегель считал, что критерием прогресса является увеличение свободы в обществе. Передовой Маркс объявил критерием прогресса развитие производительных сил. В обществе, исповедующем марксизм, появились термины "человеческие ресурсы", "рабочая сила". Человек, семейный или одинокий, с общественного дна или из "новой элиты", занимал свое место в строю и расценивался как воспроизводимое природное сырье вроде леса. Его швыряли во все горнила без жалости. При этом марксисты считали свои догмы абсолютной истиной, а себя - мессиями, несущими человечеству счастье.

Они тоже были взаимозаменяемы, эти философы (помните сталинское: "Незаменимых людей нет!"?) и послушно растворялись в своем деле. Зато считалось, что их устами говорила история, а современные люди - глина, из которой предстоит вылепить будущее. Потери на этом пути неизбежны, но все они - на благо несмышленого человечества. "Не можешь - научим, не хочешь - заставим!". Николай Бухарин уточнил: "Пролетарское принуждение во всех его формах, начиная с расстрелов и кончая трудовой повинностью, является, как парадоксально это ни звучит, методом выработки коммунистического человечества из человеческого материала капиталистической эпохи". Человеческие материалы всех стран, соединяйтесь!

Иван Бунин незадолго до отбытия из Одессы в эмиграцию записал: "Разве многие не знали, что революция есть только кровавая игра в перемену местами, всегда кончающаяся только тем, что народ, даже если ему и удалось некоторое время посидеть, попировать и побушевать на господском месте, в конце концов попадает из огня да в полымя? Главарями наиболее умными и хитрыми вполне сознательно приготовлена была издевательская вывеска: "Свобода, равенство, братство, социализм, коммунизм!". И вывеска эта долго еще будет висеть - пока совсем крепко не усядутся они на шею народа".

Уселись очень вскоре, почти сразу.

Бывший киевский политик и газетчик, убежденный монархист Василий Шульгин, которому довелось принимать отречение от престола последнего российского императора, писал в "Трех столицах": "Без панов жить нельзя. Что такое "паны"? "Паны" - это класс, который ведет страну. Во все времена и во всех человеческих обществах так было, есть и будет. Его называли: высшими кастами, аристократией, дворянством, буржуазией, интеллигенцией, элитой, классом "политиканов", "революционной демократией" и, наконец, на наших глазах называют "коммунистами" и "фашистами". Иногда правящий класс окрашивается в национальные цвета, и тогда его называют то "варягами", то "ляхами", то "жидами". При всей разности у всей этой формации людей есть нечто общее...".

Вначале у нового "панства" со старым общими оказались дворцы, винные погреба, меховые пальто и бриллианты. В смысле, новые хозяева присваивали себе собственность прежних. В харьковской летописи революционных лет сохранилось одно из воззваний того времени: "Мы должны ограбить у буржуазии те народные миллиарды, которые хитрая буржуазия превратила в шелковое белье, меха, ковры, золото, мебель, картины и посуду".

Ну ладно, одна мечта сбылась, ограбили. Что дальше? Как и кто будет править ограбленной страной? В "Апрельских тезисах", сочиненных в революционном 1917-м,

Ленин пообещал, что после захвата власти его сторонниками возникнет совершенно новый аппарат власти, где "плата всем чиновникам при выборности и сменяемости всех их в любое время не выше средней платы хорошего рабочего" и вообще страна Советов будет "новым типом государства без полиции, без постоянной армии, без привилегированного чиновничества".

Нарушение этих обещаний и легло в основу придуманного Ильичом общества. Дело в том, что вскоре после прихода к власти Ленина осенила гениальная идея о новой сортировке населения и принципах управления им. Он решает поставить под контроль все запасы еды и, выдавая ее, сделать хлеб мощным средством управления государством. Так же, как раньше вождь отслеживал, чтобы в частных руках не осталось денег и, кроме госхранилищ, ценности нельзя было сберегать больше нигде, так и теперь он поставил перед единомышленниками новую задачу: "Ни один пуд хлеба не должен оставаться в руках держателей. Объявить всех, имеющих излишек хлеба и не вывозящих его на ссыпные пункты, врагами народа, предавать их революционному суду". При этом, ясное дело, определять, что такое "излишек хлеба", имела право исключительно новая власть. "Распределяя его, - подчеркивал Ильич, - мы будем господствовать над всеми областями труда".

А дальше - просто. Новой элитой страны стали те, кого в тюрьмах зовут хлеборезами, то есть пробившиеся к распределению харчей. Даже самые правоверные большевики понимали, что никто без хорошей подкормки на них работать не будет, поэтому новая элита формировалась не вокруг принципов, а вокруг кормушек, которые по-своему тоже были точками приложения принципов. Если бы, как кричали на митингах, в грядущем мире предвиделось распределение "по способностям" или, не дай Бог, по репутациям, самые шумные большевики первыми рванули бы на баррикады, потому что с образованием и порядочностью у большинства из них было туго. Но хватательный рефлекс развился очень быстро, и его закрепили.

Окончание следует

Если вы нашли ошибку в тексте, выделите ее мышью и нажмите Ctrl+Enter