Художественный руководитель Театра русской драмы Михаил РЕЗНИКОВИЧ: «Сейчас приходится говорить об уходящей расе настоящей интеллигенции»

В советские времена Киевский театр русской драмы был в числе тех избранных, кто получил признание театральных законодателей Москвы и Ленинграда. Он и сегодня остается значительным явлением культуры, не отделяющим себя от культуры общемировой. На его афишах - яркие постановки и громкие имена.

Драматург гетевской эпохи Франц Грильпарцер вывел формулу: «Искусство относится к жизни, как вино - к винограду». Киевлянам знаком пьянящий эффект от искусства любимого театра. Эстетическое переживание здесь умеют довести до восхищения, зрительское огорчение - до слез, смех - до хохота. Здесь планка поднята максимально высоко, поэтому все - как в жизни, только ярче и талантливее.

«У ТОВСТОНОГОВА БЫЛ ДЕВИЗ ПОЧТИ ПО НИЦШЕ: «ПАДАЮЩЕГО В ИСКУССТВЕ ПОДТОЛКНИ»

- Михаил Юрьевич, многие актеры, в том числе вашего театра, говорят, что театральная профессия, при всех ее достоинствах, трагична. Почему так?

- Каждая творческая профессия по-своему трагична. Без внутреннего трагизма художник не смог бы выразить что-то важное о жизни, многое осталось бы недосказанным.

- Спектакли в вашей постановке шли в Москве, Санкт-Петербурге, Новосибирске, Варне и даже в Пекине. Что ставили на китайском языке?

- «Утиную охоту» Вампилова по просьбе китайцев. Приняли работу замечательно.

- Со временем Театр Леси Украинки окончательно стал вашей судьбой. Не ропщете на нее?

- Ни в коем случае. В стенах этого театра витает дух творческого азарта, который присутствует, - я это знаю, поскольку работал во многих театрах, - не везде. Он всегда помогал и теперь помогает состояться, если человек включается в игру без остатка. Этот театр - моя первая любовь, которая продолжается по сей день.

Впервые пришел сюда в 1963 году после окончания курса режиссуры у Георгия Александровича Товстоногова, выдающегося художника, главного режиссера ленинградского Большого драматического театра имени Максима Горького. Родители хотели видеть меня ученым, но я без сожаления оставил учебу на физфаке во Львовском университете и поехал в Ленинград поступать на режиссуру к Товстоногову.

До сих пор удивляюсь, как выдержал конкурс в 100 человек на место. В результате набрали 18 счастливчиков, а до выпуска дошли семеро. У Товстоногова был девиз почти по Ницше: «Падающего в искусстве подтолкни». И я с ним согласен. Агрессивная серость, если ее вовремя не остановить, способна поглотить талант.

Константин Станиславский (первый слева), Ольга Книппер-Чехова (третья слева), Константин Хохлов (четвертый слева) и другие на даче в Сочи, 1913 год. «Хохлов был талантливым учеником Станиславского»

- А у вас есть девиз?

- Когда-то Хрущев спросил у Твардовского: «Как дела в Союзе писателей?». Твардовский ответил: «У нас в Союзе писателей есть птицы поющие и есть птицы клюющие». Я - за птиц поющих.

Полина Владимировна Куманченко, актриса Театра имени Франко, мудрая женщина, народная артистка Советского Союза, сказала как-то выпускникам моего курса в театральном институте: «Талантливому человеку хватит 10 минут, чтобы усомниться в своем таланте, а малоодаренному, чтобы правильно себя оценить, порой не хватает целой жизни».

- Говоря о Товстоногове, не могу не вспомнить, что на киевской сцене он поставил спектакль «Правду! Ничего, кроме правды!». Ходят слухи, что, хотя он и был настоящим гением драмы, но при этом якобы из профессиональной ревности изгонял из БДТ других талантливых коллег? Например, Сергея Юрского.

- Товстоногов, конечно, был творческим диктатором в своем театре, но уход Сергея Юрского произошел по другой причине. Георгий Александрович говорил: «Мне нужен очень хороший артист Юрский и не нужен средний режиссер Юрский». И жизнь доказала, что Сергей Юрский - замечательный артист и средний режиссер.

Олег Борисов и Ада Роговцева в спектакле Театра русской драмы «Последние», 1960 год

На самом деле Товстоногов работал с талантливыми режиссерами, помогал им встать на ноги. В то же время он не скрывал, что никогда не возьмет к себе в штат даровитого, но уже состоявшегося режиссера. И не из ревности, а потому, что два хороших режиссера спровоцируют труппу на раскол.

- У вас в кабинете висит фотография Товстоногова с надписью: «Дорогому Мише Резниковичу. Оправдавшему надежды ученику с самыми добрыми пожеланиями». Похвала из таких уст дорогого стоит.

- Однажды Георгий Александрович посмотрел спектакль «Кафедра» в нашей Русской драме и пригласил меня повторить постановку у него. Эта фотография сделана в первый день премьеры «Кафедры», которую я поставил в БДТ в 1983 году. В главной роли был занят Олег Валерьянович Басилашвили.

Мне приятна надпись Товстоногова на снимке, но в годы моей учебы он был очень строг и даже беспощаден к ошибкам студентов, в том числе и к моим. Такое отношение воспитывало в нас волю, самостоятельность и определило творческие критерии.

«ЕСЛИ БЫ ГОРЕЛО ЗДАНИЕ ЦК, АПЛОДИСМЕНТОВ БЫЛО БЫ БОЛЬШЕ»

- За год до вашей первой постановки в Театре Леси Украинки ушла из жизни блистательная Мария Стрелкова, незабываемая по фильмам «Праздник святого Йоргена», «Веселые ребята», «Дети капитана Гранта». Вслед за ней ушел ее супруг, выдающийся артист Михаил Федорович Романов. Даже теперь, случайно попав на телепоказ фильма-спектакля «Живой труп», понимаешь, что лучшего Федю Протасова трудно вообразить. Вы жалели, что не пришлось с ним работать, общаться?

Ольга Книппер-Чехова и Константин Хохлов во время гастролей Театра имени Леси Украинки в Москве, 1948 год. «При Хохлове киевская труппа стала одной из лучших в стране»

- Михаила Федоровича я видел в «Живом трупе» задолго до своего приезда в Киев. Мне было 15 лет. Мы жили во Львове, и я ходил на гастрольные спектакли Театра имени Леси Украинки. Уже тогда я был болен театром.

- Вы еще застали на сцене Виктора Михайловича Халатова, Юрия Сергеевича Лаврова, Евгению Эммануиловну Опалову и многих других из «могучей кучки». Как вас, молодого, необкатанного, приняли корифеи?

- Самое замечательное в этом театре - доброжелательные люди. «Старики» приняли меня очень тепло. Считаю, что мне очень повезло с режиссерским дебютом.

- Как помнят многие, в тогдашней труппе было немало остроумных людей, не лезущих за словом в карман.

- Да, здесь любили посмеяться, иногда в стиле черного юмора. Вот, например, Юрий Сергеевич Лавров, стоя за кулисами, смотрел, как разгорается бутафорский пожар в ветхом бараке, олицетворявшем «старую жизнь», и слушал, как хлопали зрители. Потом прокомментировал: «Если бы горело здание ЦК, аплодисментов было бы больше».

- Русская драма всегда славилась костюмами, декорациями, своей сценографией.

- В первые годы работы в театре я встретил выдающегося сценографа Давида Боровского, работам которого во многом обязан успехом Театр на Таганке, начинал он у нас. Он создал ту культуру зрелища, которой мы стараемся следовать. Мы отдали одно из фойе «под пространство Боровского». Это дань памяти моему другу.

Хочу сказать еще несколько слов о Юрии Сергеевиче Лаврове. Он ушел из театра в 60 лет. Я пытался уговорить его сыграть Кнурова в «Бесприданнице». Юрий Сергеевич сказал: «Да сил у меня нет играть». Он реально оценил свои возможности, потому что был очень честным человеком.

Георгий Товстоногов, Сергей Юрский и Кирилл Лавров на репетиции в БДТ. «Товстоногов, конечно, был творческим диктатором в своем театре, он говорил: «Мне нужен очень хороший артист Юрский и не нужен средний режиссер Юрский»

Знаете, артистов подстерегает опасность усталости - от жизни, от ударов судьбы, от профессии. Тогда возникает горькое и неприемлемое для театра равнодушие. Артист должен распознавать эту болезнь и посильно с ней бороться. Или уходить, когда пришло время. Как Лавров.

- Не будем о грустном. Актер вашего театра Олег Комаров вспомнил в своей книге, как в одном спектакле Михаил Романов играл Котовского, а Олег Борисов - связного. В целях конспирации они встречаются в кабинете врача. Котовский в белом халате говорит связному: «Скажите: «А». Связной должен был прошептать, чтобы не услышали другие: «Скажите товарищам, что наш отряд придет им на помощь завтра в полдень». Но вместо этого Борисов ответил: «А». Тогда Романов продолжил: «Скажите: «Бе». Борисов ответил: «Бе». И так чуть ли не до конца алфавита. Наконец, суфлеру надоело, и он зашипел: «Не пора ли вернуться к сюжету?». Интересно, сейчас кто-то позволяет себе подобное баловство?

- Баловство баловству рознь. Точка.

- Артисты театра не могут забыть севастопольские гастроли 1975 года. Один из спектаклей превратился в феерию недоразумений. Кто-то из артистов заболел, кто-то опоздал. На ходу вводили в спектакль тех, кто попадался под руку. Не зная слов и своих партнеров, они хаотически сталкивались на сцене и вступали не с теми репликами и не в то время. Рассказывают, что и вы сыграли в этом спектакле без единой репетиции. Помните?

Юрий Лавров, режиссер Николай Соколов, Моисей Розин и Виктор Халатов, Киев, парк Шевченко, начало 60-х

- Да, это был спектакль, который я ставил, - «Вечерний свет» Алексея Арбузова. Я был молод, знал весь текст наизусть. Пока шла одна сцена, просматривал слова следующей. В результате все, кто работал в этот вечер, спасли положение.

Кстати, о суфлере. Это был такой замечательный человек - Яков Эммануилович Бликштейн. Я еще застал его, когда пришел молодым режиссером. После войны Яков Эммануилович работал администратором театра. Однажды после начала спектакля к нему в кабинет ворвался полковник. Он со своей спутницей опоздал и стал требовать, чтобы их пропустили в партер.

Бликштейн развел руками: «Ничем помочь не могу» - и отправил их на балкон. Полковник раскричался: «Безобразие! У вас вообще какая-то неразбериха. Невозможно понять, какой сегодня спектакль: «Женитьба Фигаро» или «Безумный день»?». Бликштейн тут же парировал: «Вам повезло: сегодня вы увидите и то и другое».

«КОГДА МНОГО КОРМЧИХ, КОРАБЛЬ ИДЕТ КО ДНУ»

- Еще одна побасенка от Якова Бликштейна. Перед гастролями в Одессу он пожелал Евгении Опаловой творческих успехов и «всяческих других». Опалова смутилась: «Яша, в мои-то годы?». Бликштейн заметил: «Ну и что, Гайдна играют 200 лет, и тем не менее он пользуется большим успехом».

- У Якова Эммануиловича была еще такая поучительная притча. Когда театр в предреволюционные годы приезжал в маленькое местечко, жители, люди не слишком зажиточные, покупали билеты в 10-20-е ряды, а первые пустовали. Но когда гасили свет, эти люди короткими перебежками двигались вперед и садились прямо перед сценой. Зачастую это были малообразованные и не очень хорошо воспитанные зрители, и вели они себя соответственно - громко разговаривали, грызли семечки. «Вот так и у нас в театре, - говорил Яков Эммануилович, - первые ряды ушли, а вторые заняли их места».

- И какая мораль?

- Очень важно, чтобы в театре первые места занимали люди, достойные этих мест.

- В столичных театрах в старые времена была специальная императорская ложа. А в советское время, помню, в вашем театре существовала директорская ложа - для гостей из ЦК, Совмина и прочей номенклатуры. Почему теперь она редко бывает занята?

- Это несколько неточно. Директорская ложа предназначалась для друзей театра и дирекции, там они часто и бывали. А правительственная ложа существовала для самых «высоких» гостей. Но она-то нередко как раз и пустовала. Как и теперь. Хотя нельзя сказать, что театром и его нуждами никто не интересуется. И в наше непростое время правительство нас достаточно активно финансирует. Как может.

Другое дело, что хотелось бы какого-то более внятного направления в гуманитарной политике страны. И то, что больше года нет соответствующего вице-премьера, мне кажется, не очень идет на пользу гуманитарной сфере. Очень хотелось бы, чтобы потенциальные посетители этой ложи не забывали, насколько важно для общества их участие в распознавании живого и творческого в любом организме культуры.

В результате страна теряет подвижников. Антон Павлович Чехов понимал, кто есть соль земли, говорил: «В наше больное время... подвижники нужны, как солнце». Мне кажется, что миссия власти состоит в том, чтобы сделать ставку на подвижников. Причем не только в искусстве, но и во всех сферах жизни.

Я дружил с замечательным писателем Павлом Архиповичем Загребельным. Помню, как он любил повторять: «Когда много кормчих, корабль идет ко дну». У нас в спектакле «Предел спокойствия» по пьесе Павла Архиповича эту фразу говорил академик Карналь в исполнении Юрия Николаевича Мажуги. По моему глубокому убеждению, в гуманитарной политике кормчим должен быть один человек, и это должен быть вице-премьер.

- Но в то же время получается, что 20 лет, минувшие после «очень внимательной» к искусству советской власти, не прибавили независимости людям искусства. Неужели такой успешный театр, как Русская драма, не может зависеть только от себя?

- Никакой не может. Ни драматический, ни оперный на самоокупаемости не выживут. Во все времена власти дотируют театры, потому что понимают ценность того, о чем говорил Томас Манн: «Театр превращает толпу в народ». Если власть заинтересована в народе, то она поддерживает театральное искусство, а если ей достаточно толпы - это совершенно другое дело. Но помощь, которую власти могут оказать театру, не должна превращаться в требование «играть по ее нотам».

О том, что мы ни перед кем не прогибаемся, можно судить хотя бы по премьерам этого сезона, приуроченным к нашему юбилею. Во-первых, это спектакль по пьесе современного американского драматурга Нила Лабута. По-моему, после Миллера, Олби, Уильямса это лучшая американская пьеса из всех, какие я знаю. Называется «Жирная свинья». Она о конформизме, о том, как молодые люди предают себя, свои чувства ради карьеры, престижа, имиджа.

Не менее острую тему поднимает вторая «юбилейная» постановка - по драме Шекспира «Мера за меру». Она написана 400 лет назад. Но основной сюжет достаточно адекватен нашей жизни: правитель издает закон и сам его нарушает. Тоже вечная проблема. Эту пьесу играли все великие театры, для нас ее постановка - серьезный экзамен.

- Сейчас конформизм стали уравнивать с умением идти на компромисс. А как по-вашему, между тем и другим есть различие?

- Между этими понятиями существенная разница. Я считаю, что есть конформизм внутренний, а есть внешний. Внутренний - это реальный пересмотр своих взглядов и позиций. Внешний - нежелание или боязнь противостоять обществу или власти пусть и вопреки своим убеждениям. Если человек позволяет себе внешний конформизм, то превращается в раба чужих мнений, за этим следует предательство и потеря своей личности. А компромисс?.. Владимир Иванович Немирович-Данченко часто повторял: «Театр - всегда компромисс...».

«ПОПЫТКА УБРАТЬ МЕНЯ ИЗ ТЕАТРА ОТБИЛА У МЕНЯ ОХОТУ ЗАНИМАТЬСЯ ПОЛИТИКОЙ»

- А вот предыдущая власть, видимо, слишком хорошо понимала значение театра и сразу начала с вашего увольнения.

- Не хочется вспоминать. Попытка убрать меня из театра, когда к власти пришел Виктор Андреевич Ющенко, отбила у меня охоту заниматься политикой.

- Почти весь коллектив, 300 сотрудников театра, встали на вашу защиту. Это о многом говорит. Хотя среди коллег были и явные недруги.

- Эта история напоминает другую - когда убрали из театра Константина Павловича Хохлова, практического основателя нашего театра. Он был талантливым учеником Станиславского, при Хохлове киевская труппа стала одной из лучших в стране. Это ему мы обязаны той высокой степенью театральной культуры, которая, смею думать, и сегодня отличает наш театр.

- Как-то вы назвали его представителем уходящей натуры, уходящей расы. Как у Марины Цветаевой: «Мой привет поколенью по колено в земле... Уходящая раса, спасибо тебе».

- К сожалению, сейчас приходится говорить об уходящей расе настоящей интеллигенции.

- Актеры были уверены, что Хохлов знает волшебное «щучье слово», то есть умеет найти ключ к раскрытию роли, подсказать ее психологическую суть. У них как бы раскрывались глаза, и роли удавались...

- У Хохлова вообще было феноменальное чутье на литературную первооснову. Благодаря ему наш театр первым поставил «Каменного властелина» Леси Украинки. До 1938-1939 годов считалось, что эта пьеса годится только для чтения - другие театры Киева пытались ее ставить, но все попытки проваливались.

Впервые пьеса покорилась Хохлову при участии его выдающихся учеников Юрия Лаврова, Михаила Романова, Марии Стрелковой, Евгении Опаловой, Виктора Халатова. При этом возник такой художественный и гражданский резонанс, что правительство Украины присвоило театру имя Леси Украинки. Затем «Каменный властелин» обрел гражданство и на других сценах.

Кстати, присвоение имени Леси Украинки Русской драме произошло в 1941 году, так что вместе с 85-летием мы празднуем еще один юбилей - 70-летний.

- За что же, несмотря на явные достижения, Константина Павловича изгнали из театра?

- Скорее, не за что, а почему. Хохлов не устроил директора театра Виктора Петровича Гонтаря, зятя Хрущева. Директор был могущественным человеком и, по-видимому, неглупым. Но власть развращает, и Гонтарь начал вмешиваться в творческие вопросы.

А тут Константин Павлович надумал расстаться с одним человеком из труппы и сообщил о своем решении директору, который решил сыграть на этом и уведомил артиста еще до того, как Хохлов поговорил с ним.

Утром в дверь Константину Павловичу позвонили. Он открыл и увидел актера, который стоял на коленях и умолял не выгонять его до конца сезона. Хохлов проникся и дал слово выполнить его просьбу.

За это время артист и Гонтарь организовали интригу, втянув в нее почти весь коллектив. Одни ходили жаловаться к Хохлову, другие - к Гонтарю. Возник бурный конфликт. Конечно, победил Виктор Петрович Гонтарь, а Хохлов уехал в БДТ.

- По сути, основателя театра выгнали из его дома. Наверное, не зря говорят, что творческий коллектив - это серпентарий единомышленников.

- Такое случается не только с творческими коллективами. Но театр - изначально сложная конфигурация личностей, сознательно или подсознательно цели и амбиции толкают их на интриги. Этому способствует раздвоение труппы, когда появляются два лидера.

Но театр наш из поколения в поколение передавал традиции художественной и психологической правды, заложенные Константином Павловичем Хохловым. Это редкая вещь. Когда одни поколения уходят, у других есть соблазн все начать с нуля. Наш театр этого избежал.

- С Константином Павловичем Хохловым был дружен Марсель Павлович Городисский, завлит театра и руководитель актерской студии (кстати, в ней учился Виктор Платонович Некрасов, высоко ценивший своего педагога). Уйдя из театра и став успешным адвокатом-криминалистом, Марсель Павлович жил памятью о театре, написал о нем несколько книг и остался верен Хохлову. Он получал из Ленинграда письма, где Константин Павлович жаловался на разлуку с Киевом, которому отдал свои лучшие годы и талант.

- Марсель Павлович Городисский начинал свой путь в театре Соловцова лет через 20 после его открытия в 1891 году. Если начинать отсчет с этой даты, когда зародились все киевские театры, то мы отмечаем еще и третий юбилей - 120-летие театра, ставшего нашим «прародителем».

«В УКРАИНЕ ОЛЕГА БОРИСОВА НАГРАДИЛИ ПОСМЕРТНО»

- Из-за того же Гонтаря Театр Леси Украинки лишился и Кирилла Юрьевича Лаврова.

- Лавров получил письмо от Хохлова, и, как он говорил, «с радостью уехал в Питер». Киев потерял еще одного талантливого актера.

- Олега Борисова тоже вытолкнули из театра? В своих мемуарах он рассказал об одной из первых встреч с Виктором Некрасовым, которого в свое время выгнали из Русской драмы за «самоволку» и «измену», когда он поехал в Москву попробоваться в студию Станиславского. Некрасов сказал Борисову: «В Киеве это случается со всяким, кто захочет повыше прыгнуть. Киев - очень мстительный».

- Когда Борисов сыграл Голохвастова, картину отправили в Польшу и Олегу предложили представить там фильм в составе съмочной группы. Но в театре почему-то считали, что Борисов уехал самовольно. Устроили собрание, директор Мягкий предложил уволить «прогульщика», написали коллективное письмо в газету «Советская культура». Дело было не просто в недоразумении, а в том, что многие завидовали чужому таланту и успеху.

В Министерстве культуры перед Борисовым извинились, но он твердо решил уйти из Русской драмы и поехал в БДТ.

Юрий Сергеевич Лавров, когда стал худруком нашего театра, приглашал Борисова сыграть Хлестакова, но он отказался по-голохвастовски: не бросаться же с колокольни «кверху дыбом»!

Свои многочисленные награды, в том числе две Государственные премии и приз Венецианского фестиваля за лучшую мужскую роль Борисов получил, уже расставшись с Киевом. В Украине его наградили премией имени Александра Довженко... посмертно.

- А что послужило причиной ухода Павла Борисовича Луспекаева?

- На вечеринке один актер задел его, оба были подшофе и подрались. Своему обидчику Луспекаев помял лицо, а тому назавтра надо было играть. Спектакль отменили, Луспекаева тут же уволили.

На этот раз весь коллектив как один вступился за Павла, но ничего не помогло. Зато Луспекаева взяли в БДТ.

- Получается, что директорат киевской Русской драмы снабжал БДТ отборными кадрами.

- Я всегда считал, что институт директоров в театрах порочен. В советское время их назначали сверху, да еще по блату, при худруках они были комиссарами с маузерами. Бывало, не терпели талантливых людей, боялись, что те выйдут из-под контроля.

Меня часто спрашивают, как уживаются в одном моем лице физик и лирик, то есть директор и худрук. Уживаются, хотя это нелегко. Слишком много приходится держать в голове и физики, и лирики. Но я уверен, что Леонид Данилович Кучма правильно сделал, когда соединил в театре две эти должности. Иначе, как правило, администратор побеждает художника.

- Случается, что художник побеждает сам себя...

- Верно, особенно горькие моменты в истории театра были, когда не только власть навязывала, что ставить, но и когда кто-то сам, чтобы выслужиться и получить какие-то привилегии, лакействовал и брал к постановке заведомо конъюнктурные пьесы.

Так у нас возник спектакль по пьесе Музы Гараевой «Хозяйка». В театре кому-то захотелось получить еще один орден. Мне предложили поставить, я отказался. А другой режиссер поставил. Потом спектакль повезли в Москву на гастроли как «визитную карточку». Театральный критик Анатолий Смелянский посмотрел и сказал: «Актриса выходит, и у нее на груди Звезда Героя Социалистического Труда. А мне важно не то, что у нее на груди, а то, что у нее в груди». Но, несмотря на справедливую критику, кому нужно было, те получили свои награды.

Жить в театре стоит так, чтобы не было стыдно. Но стыд - это особая категория: у одних он есть, у других корова языком слизала. Могу повторить вслед за Андреем Вознесенским: «Нам, как аппендицит, поудаляли стыд».

Сейчас в театре идет естественная смена поколений. Мне очень важно найти новых талантливых ребят, которые завтра смогут взять театр на свои плечи. И важно выявить случайных в нашем деле, равнодушных, усталых людей. Во всех подразделениях. Уход их считаю благим делом.

Есть такие, для которых театр - это трамвайная остановка, где они дожидаются какого-то вагона, чтобы уехать. На таких театр не строится.

«ИНДИВИДУАЛЬНОСТЬ НА БЕССАРАБКЕ НЕ КУПИШЬ...»

- Сейчас, когда пофигизм достиг своего апогея, театру, апеллирующему к чувствам и совести, приходится, наверное, нелегко.

- У меня в начале 80-х как-то возник конфликт с некоторыми работниками ЦК КПУ, и я уехал в Новосибирск, где руководил театром «Красный факел» и преподавал в консерватории. И вот там проходили гастроли Рихтера. Я был поражен: великий мастер ежедневно приходил в класс и с 10-ти до 14-ти мучил гаммы, чтобы вечером сыграть концерт.

Балетный артист должен утром выйти к станку, размять тело, иначе порвет связки. А у нас драматический артист может утром не заниматься речью. Это порождает непрофессионализм.

Чтобы сделать в театре то самое вино, о котором говорил Грильпарцер, нужна актерская техника, которая достигается большим трудом. Мой учитель, знаменитый актер БДТ Евгений Алексеевич Лебедев, наставлял: «Проблему действия (это один из приемов) актер осваивает не только в институте, но и всю свою сознательную жизнь». Если актер этого не понимает, ему же хуже.

- А как же актерская индивидуальность? Она многих вывозит.

- Так говорят некоторые мои студенты в Театральном институте. Индивидуальность на Бессарабке не купишь, она достается в наследство от мамы и папы. Но может и зачахнуть, если ее не развивать с помощью техники. Кроме того, личностное начало в актере зависит от того, не боится ли он нырять в проблемы общества. Меняются приемы режиссуры, технология актерского мастерства, но остается главное - театр должен быть о душе и для души.

Константин Сергеевич Станиславский говорил, что не очень трудно поставить хороший спектакль, гораздо сложнее воспитать новое поколение актеров. Я уверен, что достойную смену можно вырастить только в хорошем доме. Пытаюсь сохранить (а молодым - привить) чувство театра-дома. Очень важно, чтобы все, от костюмеров и рабочих сцены до народных и заслуженных артистов, чувствовали свое родство с этим домом. Иначе репертуарный театр просто не выживет.

- Какими творческими достижениями порадуете нас в юбилей театра?

- Кроме уже названных спектаклей «Жирная свинья» и «Мера за меру», будет много премьер - как ни в одном сезоне до сих пор. На некоторые спектакли билеты уже раскуплены. Без ложной скромности скажу, что, видимо, нам кое-что удается, потому что с октября по апрель у нас аншлаги.

А 25 ноября поставим спектакль, где будет занята вся труппа. Артисты со сцены расскажут об истории театра, какой они ее помнят. Будет много драматического и смешного.

- Михаил Юрьевич, чего вам еще хочется в профессии?

- Хочется подробнее заняться человеком. Всем прекрасным и ужасным, что в нем есть. Человек так многогранен, часто противоречив: слова одни, мысли другие, чувства третьи. Все это выявляется на сцене... Человек - тайна. Ее нужно разгадать. Я разгадываю ее и потому остаюсь человеком. Ну, последние несколько слов не мои, а Федора Михайловича Достоевского. И еще: хочется, чтобы артисты были к этому готовы. Чтобы на сцене звучали не слова, а мысли. Да еще в ритме. Да чтобы бессмысленных пауз было поменьше. Они всегда тут как тут, если страсть слабая.

- Признайтесь, вы жесткий руководитель?

- Считаю, что неизбежную жесткость каждого руководителя должна компенсировать гибкость. Как человек, который сам прошел много испытаний, я понимаю, что это значит для актера. И потому каждому даю шанс.

Если вы нашли ошибку в тексте, выделите ее мышью и нажмите Ctrl+Enter