Зоя ЗЕЛИНСКАЯ: «Мы пригласили в «Кабачок» Андрея Миронова, но он категорически не понравился зрителям — нам пришли мешки писем с требованием убрать его из эфира»

Правда, в столь почтенный возраст Зои Николаевны верится с трудом. У нее молодой голос, стройная подтянутая фигура и, как раньше говорили, активная жизненная позиция. «Ой, знаете, на днях улетаю в Китай. Путешествовать. Давно мечтала увидеть эту страну и наконец-то решилась», — радостно сообщила мне актриса, когда я позвонил ей, чтобы поздравить с днем рождения.

«АКТРИСАМ НЕЛЬЗЯ БЫЛО НАДЕВАТЬ ШЛЯПКИ, МИНИ-ЮБКИ, И ДАЖЕ ОБЫЧНЫЕ БРЮКИ НЕ ПРИВЕТСТВОВАЛИСЬ»

— Зоя Николаевна, сегодня «Кабачок «13 стульев» — легенда советского телевидения. А с чего все начиналось?

— С того, что мой муж Георгий Зелинский, который работал в Театре сатиры заведующим труппой и помощником главного режиссера, получил разрозненные юмористические сценки, из которых ему предложили сделать передачу для телевидения. Энтузиазма они у него не вызвали.

Георгий Васильевич был учеником Алексея Дмитриевича Попова и Марии Иосифовны Кнебель, которые прошли школу режиссуры у Станиславского и Немировича-Данченко и являлись сторонниками серьезного театра. Разумеется, он хотел создать что-то значительное, настоящее. Прочитав материал, муж растерянно сказал: «Вроде бы смешно... Но что с этим делать? Ума не приложу!». Хотел отказаться от материала.

— Кто его переубедил?

— Я, хотя это было непросто. В какой-то момент, осознав, что не справляюсь, подключила Ольгу Аросеву, с которой в то время дружила. Мы насели на него вдвоем, и в ходе разговора прозвучали слова, которые в конечном счете его убедили. «Как ты не понимаешь, — сказала я, — ведь эта программа может стать не разовой, а постоянной, это же серийный проект!». Как мне удалось это предвидеть столько лет назад? Сама не понимаю. Но в итоге так и получилось.

— Выходит, «Кабачок» стал первым сериалом на советском телевидении... Как выглядели его первые выпуски?

— Поначалу там было всего три персонажа — «женщина с сумкой» в исполнении Аросевой, моя «певица» и Спартак Мишулин, которого Зелинский очень любил и специально для которого ввел в «Кабачок» театр теней и пантомимы. Мишулин очень хорошо двигался, и за специальным экраном он под музыку показывал очень смешные сценки. Никаких эстрадных номеров под фонограмму, которые со временем стали изюминкой программы, тогда еще не было.

Со временем у нас появились хорошие авторы — Губайдуллин, к сожалению, уже покойный, и Анатолий Корешков, который, слава Богу, до сих пор здравствует. Они просматривали зарубежные юмористические журналы — чешские, югославские, венгерские, но в основном, конечно, польские «Шпильки» — и на этом материале писали новые миниатюры.

Стали появляться новые персонажи, потом ввели много музыкальных номеров, причем настоящие певцы пели вживую. Часто нашей гостьей была замечательная певица Рена Рольски. Так «Кабачок» приобрел тот вид, в котором его до сих пор помнят и любят.

— Слышал, что в вашей труппе царили демократичные и непринужденные нравы...

— Многое тут зависело от основателя «Кабачка» — Георгия Васильевича Зелинского. Ему, человеку доброму и совестливому, удалось создать в коллективе правильную атмосферу, у каждого из нас была своя ниша, никто никому не завидовал и не пытался занять чужое место.

— Так уж и никто!..

В свои 79 лет Зоя Николаевна прекрасно выглядит: «Пока есть интерес к жизни, старость не страшна»

— Были люди, которые в силу своего характера хотели получать лучшие миниатюры. Это прежде всего Ольга Александровна Аросева и Зиновий Высоковский, который появился позже и пытался сам писать свои миниатюры о зайцах. Ему так хотелось побыть на экране подольше, что он придумал чисто актерскую хитрость — заикание своего пана Зюзи. Но это выглядело настолько невинно и безобидно, что воспринималось нами с улыбкой.

— А сверху вам не мешали?

— «Кабачок» выходил в так называемой «литдраме» — Литературно-драматической редакции Центрального телевидения, каждый выпуск программы принимала специальная комиссия. От нас требовали следить за чистотой речи, не допускать никакой отсебятины — строго следовать сценарию... Сейчас многие в свою-то фонограмму на сцене не всегда попадают, а нам нужно было идеально «спеть» под чужую, да еще и на чешском или сербохорватском языке, что было очень сложно — они трудны в произношении.

В этом смысле тяжелее всего приходилось Спартаку. Дело в том, что Мишулин не в состоянии был выучить никакого иностранного языка: он и по-русски-то с трудом говорил — слова «территория» или «лаборатория» давались ему нелегко. И когда ему приходилось исполнять музыкальный номер с песней на иностранном языке, бедняга изощрялся как мог, чтобы никто этого не заподозрил: то спиной к камере повернется, то боком, то на четвереньках проползет, то шляпой или веером прикроется. Это было безумно смешно!

Еще актрисам нельзя было надевать на передачу шляпки, мини-юбки и бриджи, да и обыкновенные брюки тоже не приветствовались.

— Тем не менее вы так красиво и элегантно одевались, что для многих женщин того времени программа стала телевизионным журналом мод!

— Тогда очень трудно было что-то себе купить из одежды, поэтому мы просто обязаны были служить образцом вкуса. И мне часто приходили письма, в которых зрители просили: «Уважаемая пани Тереза! Не могли бы вы еще раз надеть платье, в котором были на предыдущей передаче? Дело в том, что моя дочь выходит замуж и мы хотели бы сшить такое, но для этого нам надо получше его рассмотреть. А еще попросите, пожалуйста, ведущего Михаила Державина, чтобы во время вашей песни он ничего не говорил, потому что тогда показывают его, а не вас и платья мы не видим».

«ОГРОМНОГО ТРУДА НАМ СТОИЛО ПРОБИТЬ ПАНА ДИРЕКТОРА, КОТОРЫЙ БЫЛ ДУРАКОМ»

— А каких-то идеологических претензий телевизионное руководство к вам не предъявляло?

— Особых нет, все-таки мы были вне политики, но по мелочи, конечно, могли придраться. Например, мы с моим «мужем» по «Кабачку» паном Владеком, актером Романом Ткачуком, все время говорили о зарплате, а это слово было у нас под запретом. «Почему вы не можете сменить тему?!» — гневно спрашивали нас. «Ну как же, — объясняли мы, — Тереза же только о деньгах и думает: то ей новую шляпку купить хочется, то автомобиль, то помаду. На этом все построено, если мы уберем из миниатюры слова «деньги» и «зарплата», будет не смешно». Я уж промолчу, какого огромного труда нам стоило пробить пана Директора, который был дураком.

— Интересно, а как вам это удалось?

— Тут нам очень помогали поляки, которые, можно сказать, взяли над нашей программой шефство. Они вообще люди с юмором, поэтому очень нас любили: наградили всех орденами и званием «Заслуженный деятель культуры ПНР», на каждый праздник вызывали нас в посольство. Думаю, таким образом они влияли и на наши власти: дескать, если мы над поляками смеемся, а они не обижаются, нам тем более не стоит этого делать.

— Говорят, Леонид Гайдай запрещал актерам смеяться на съемочной площадке — тогда, считал он, картина получится несмешной. А какая атмосфера была у вас в павильоне?

— Мы сами над собой смеялись часто. Георгий Васильевич тон повышал редко, только если видел, что мы устали, увяли. Он таким угрожающим голосом кричал: «Веселее!», что все буквально падали от смеха. А я по легкомыслию иногда позволяла себе с ним поспорить, в таких случаях режиссер строго-строго говорил: «Зоя Николаевна, не вступайте со мной в диалог!».

Еще было очень смешно, когда Наташе Селезневой, которая умудрялась не попасть ни в один музыкальный такт, нужно было петь и танцевать. А надо сказать, что Зелинский был прекрасным танцором, еще в театральном училище его спрашивали, почему он не пошел в Большой театр: дескать, его место в балете... Чтобы помочь Наташе, Григорий Васильевич танцевал за камерой, а она перед камерой повторяла его па. Глядя на это, удержаться от смеха было просто невозможно.

— А как вам работалось с вашим «мужем» актером Романом Ткачуком?

— Он был очень строгий человек, приехал в Москву из Ташкента — режиссер Театра сатиры Плучек пригласил его на роль Присыпкина в «Клопе». В творчестве Роман оказался весьма избалован: у себя в Ташкенте он привык каждые два месяца играть премьеру, а у нас иногда по полтора года спектакль ставился. А еще был очень дотошным и скрупулезным в том, что касалось работы: не дай Бог ошибиться, сказать или спеть не то слово — он тут же выказывал свое неодобрение.

— В «Кабачке» играл прекрасный, слаженный ансамбль. Трудно было к вам попасть?

— Двери у нас были открыты для всех. Время от времени к нам приходили новые актеры, в основном из нашего театра, но мало кто задерживался — по самым разным причинам. Мы активно зазывали Веру Васильеву, но после «Свадьбы с приданым» и «Сказания о земле Сибирской» «Кабачок» не подходил ей по стилю. В нескольких выпусках участвовала Татьяна Пельтцер, но у нее был очень скверный характер, мало кто мог найти с ней общий язык.

Андрея Миронова приглашали, но он категорически не понравился зрителям. Нам тогда пришли мешки писем с требованием убрать его из эфира. Андрей тогда еще не был таким знаменитым, и нам писали, что у него жутко нахальный взгляд, да и вообще он, образно говоря, тянет одеяло на себя. Не одобрили и Георгия Менглета: мол, у него очень злые глаза. Звали мы и других известных актеров, но не у всех получилось. Чтобы сыграть коротенькую миниатюру, нужно иметь чувство такта, меры и стиля, а эти три слагаемых были не у всех.

«ЗЕЛИНСКИЙ, — СПРОСИЛ СТАЛИН, — У ТЕБЯ ЕСТЬ ПИСТОЛЕТ?»

— Об актерах, снимавшихся в «Кабачке», написано много, а вот о режиссере почти ничего.

— К сожалению, паны и пани, которые в значительной степени обязаны своим успехом именно Зелинскому, редко вспоминают о нем в своих интервью. Да и на государственном уровне его особо не баловали — даже звания никакого не дали. Сейчас вот вручают какие-то премии за такие программы, как «А ну-ка, девушки!» и «Огонек», а ведь «Кабачок» был не менее популярным. По-моему, это несправедливо.

— Ваш муж, если не ошибаюсь, родом из Украины?

— Да, Георгий Васильевич родился в селе Ново-Николаевка Николаевской области. Его отец во время войны командовал танковым корпусом. Их часть стояла в Пушкине, под Петербургом, но когда немцы начали наступать на Москву, всех сняли и перевели на защиту столицы.

Едва разместились на новом месте, к полковнику Зелинскому прибежала, вся дрожа, местная девочка и сказала, что его зовут к телефону. Звонил Сталин. «Зелинский, — спросил он, — у тебя есть пистолет?». — «Есть», — растерянно ответил Василий Петрович. «Так вот, если они перейдут эту реку... Ты меня понял?» — и вождь положил трубку.

В том бою Зелинский потерял всех людей и все танки, но немцы речку не перешли. А он потом ходил по полю и молил Бога, чтобы его застрелил немецкий снайпер. Сам он застрелиться не мог — считал, что не имеет морального права. Войну закончил генералом.

Под стать отцу была и мать. В финскую кампанию она оставила сына-школьника и ушла медсестрой на фронт.

Пани Тереза со своим супругом по «Кабачку» (Романом Ткачуком). «В творчестве Роман оказался весьма избалован, а еще был очень дотошным: не дай Бог ошибиться!»

— Выходит, сын генерала не пошел по родительским стопам?

— Георгий Васильевич окончил сначала актерский, а потом режиссерский факультет театрального училища. Прекрасно пел, имел абсолютный слух — он учился в Одессе в знаменитой школе Солярского. «Кабачок» стал делом всей его жизни. На телевидении было принято делать по четыре спектакля в год, Зелинский выпускал 16 — каждый месяц и ко всем праздникам.

Когда наши актеры, став любимыми и знаменитыми, начали бегать по концертам и халтурам, деньги зарабатывать, Георгий Васильевич первым приходил со сценарием на площадку и под софитами, которые нагоняли в павильоне жуткую жару, делал разводку для каждого актера. К их приходу все уже было готово — свет выставлен, операторы на своих местах. Он все брал на себя, у него было невероятное чувство долга. Наверное, поэтому заболел и умер так рано...

— Программа имела бешеный успех. Вы его на себе ощущали?..

— ...и до сих пор ощущаю. Недаром же Спартак Мишулин говорил: «Если я выйду из дома голый, босой и без денег и пойду по стране, то меня как пана Директора в каждом доме накормят, напоят, обогреют и денег дадут».

В прошлом году у нас выпало очень много снега. Я приехала со съемок поздно вечером, а возле дома работает снегоуборочная машина. Остановилась и не знаю, что делать — подъезжать или нет? Потом опустила стекло и спрашиваю: «Ребятки, вы скоро закончите?». После паузы подходит ко мне человек и говорит: «Подождите, пани Тереза, сейчас мы вас пропустим». Правда, после того как я припарковалась, они заметили: «Играете вы лучше, чем машину водите».

Ну а в те-то времена популярность у программы действительно была сумасшедшей. Приехала я как-то к тете в Одессу и пошла на маленький рынок по соседству. Хожу между прилавками и ничего не понимаю: представляете, в Одессе, где полно жулья, товар лежит, а продавцов — ни одного. Наконец, нашла какого-то дедушку, который ветки продавал. Спрашиваю его: «Где все?». — «Вон в том павильоне, — говорит, — «Кабачок» смотрят».

— К сожалению, вы снимались очень мало...

— Так ведь никого из нас не брали в кино, мы же засветились в «Кабачке» со страшной силой. Программа просуществовала 16 лет — серьезный срок, вся молодость на нее ушла. Из-за этого Саша Белявский, наш первый ведущий, ушел из «Кабачка» — очень хотел сниматься, но, к сожалению, в кино у него тоже не сложилось.

Тем, кто был занят в театре, повезло чуть больше, хотя наш главный режиссер Валентин Николаевич Плучек с нами не церемонился. «Вы — маски, — говорил, — я не дам вам ролей в театре». Даже не знаю, чего тут было больше — заботы об искусстве или ревности и зависти.

Раньше вся провинция летом приезжала в Москву. Попав в наш театр, люди только и делали, что бегали по фойе от портрета к портрету с криками: «Ой, пан Вотруба! А это пан Директор! Смотрите, а это пани Зося!». Конечно, у многих такая популярность вызывала раздражение. Зелинскому часто в глаза говорили: «Разве это искусство? Такое поставить каждый может!». Допускаю, что так и есть, но почему-то никто ни тогда, ни сейчас ничего подобного не сделал.

«МЫ НА ПОЛНОЙ СКОРОСТИ ВЪЕХАЛИ В ГРУЗОВИК И ДОЛЖНЫ БЫЛИ ВСЕ ПОГИБНУТЬ»

— Зато в театре вы, насколько я знаю, много играли.

— Но далеко не тех героинь, которых хотела. Я ведь была лирической актрисой, играла тонкие, лирические роли, даже умирала на сцене. Плучек не смог простить мне две вещи: превращение в пани Терезу и то, что во время их страшного конфликта с Аросевой я, единственная из всей труппы, активно приняла ее сторону. А он был человеком талантливым, но с очень непростым характером, мстительным, поэтому довольно рано перевел меня на характерные роли.

Еще вчера я играла Элли в «Доме, где разбиваются сердца» — одной из самых сложных пьес не только у Шоу, но и во всей мировой драматургии, а уже сегодня получила роль Розалии Павловны в «Клопе» Маяковского.

Я была в шоке, боялась провала. Мало того что моя героиня спрашивала: «Сколько стоит эта килька?», так еще и текст написан белым стихом, его очень трудно было произносить, нельзя было вставить ни одного лишнего слова, ни одного вздоха... Зато после того, как я сыграла Розалию Павловну, мне уже нечего было бояться.

— По знаку зодиака вы Стрелец, а люди, рожденные под ним, всем говорят правду в глаза и постоянно борются за справедливость. Как вам с таким характером удалось всю жизнь проработать в одном театре — Театре сатиры?

— Во-первых, я умею ценить все настоящее и хорошему актеру могу простить за талант многое. Во-вторых, за минувшие годы я научилась очень трудной вещи — отвечать на зло добром. Надо просто сжать себя изнутри. Это очень трудно, особенно когда видишь, что человек не только подл и порочен, но еще и изощрен в этих своих недостатках и с возрастом становится не мудрее и добрее, а наоборот. В каком-то смысле мне, наверное, сложнее, чем другим, — у меня развита интуиция, и я вижу людей насквозь.

— Интуиция никогда вас не подводит?

— Наоборот, один раз она спасла жизнь и, кстати, не только мне. Это случилось, когда мы попали в автомобильную аварию. Владимир Долинский посадил меня и художника Гофмана в свой «запорожец» и на полной скорости врезался в грузовик. Нас спасло то, что за несколько секунд до столкновения, когда еще не было понятно, что сейчас произойдет, я вдруг ясно увидела эту картину: мы летим в грузовик. Услышав мой истошный крик, Долинский вывернул руль, и удар пришелся по касательной.

Гаишник, который пришел к нам в Институт имени Склифосовского, спросил: «Что случилось — вы же должны были уйти под задний мост?». Дело в том, что в ГАИ такой тип аварии хорошо известен: малолитражка въезжает под грузовик, и все, кто в ней, остаются без головы. Когда я рассказала ему о своем видении, он посоветовал: «Пойдите в церковь и поставьте свечку Николаю Угоднику, потому что вас спасло чудо». Кстати, это случилось в тоннеле напротив нашего Театра сатиры.

— Вы человек спокойный или страстный?

— Вообще-то, я могу прийти в ярость, вознегодовать, но стараюсь таким образом реагировать не по мелочам, а по серьезным поводам, когда это связано, например, с искусством. Правда, сейчас негодовать бессмысленно: у тебя нет союзников, нет соратников, все думают только о том, как приспособиться к ситуации.

И все же постепенно россияне возвращаются к правильному кино, я даже снялась в одной картине — она называется «Новые времена, или Биржа недвижимости» и посвящена 90-м годам прошлого века, когда все были в растерянности и не знали, как дальше жить. Фильм был представлен на фестивале «ХХI век» в Выборге. Присутствуя там, я видела много хороших картин, снятых молодыми людьми, — это меня обнадеживает. Я же в этой картине сыграла вдову ученого, которая не хочет стареть и делает все для того, чтобы как можно дольше оставаться женщиной. Меня очень хвалили, говорили, что сыграно тонко, с самоиронией.

— У вас с вашей героиней много общего... Поделитесь секретом, как вам удается не стареть?

— Пока есть интерес к жизни, старость не страшна. А еще у меня растет замечательный внук, ему пять с половиной лет. Он очень добрый и, несмотря на юный возраст, умеет сочувствовать, сопереживать людям. Это сегодня и для взрослых людей редкость, а уж для ребенка тем более. А еще он очень смешной, иногда выдает такие афоризмы!

Идем как-то с ним по Патриаршим прудам, он смотрит на человека, который лежит на лавке, и говорит: «Бабуленька, человек ненормальный, но зубы чистые». Или другой пример — у него есть электронная игрушка с рыбками, дельфинчиками и огромная розовая креветка. «Бабуленька, — рассказывает он мне, — я сегодня боролся с креветкой — на меня такая храбрость напала!». Умный мальчик, а ум с добротой — сочетание очень редкое, но важное. Особенно для мужчины.

Если вы нашли ошибку в тексте, выделите ее мышью и нажмите Ctrl+Enter