Легенда украинского футбола Алексей МИХАЙЛИЧЕНКО: «Хочу, чтобы президентом Украины был мой сын»

«Знаю многих людей, которые любят футбол даже больше, чем некоторые футболисты»

— Ты — знаменитый футболист. А телеведущим хотел когда-нибудь быть?

— Комментировать? Нет. Помню, как ком­ментировали мою игру и какое у меня отношение было ко многим комментаторам. Поэтому — нет. Я уверенно себя чувствовал на поле, и мне этого достаточно. Когда завершилась карьера, я попробовал, немного комментировал английский футбол. Этот опыт был интересным. Я понимаю, насколько это сложно, каким нужно быть подготовленным, эрудированным, под­кован­ным во многих областях. Но чтобы это стало смыслом моей жизни — я так не скажу.

— Приходилось себя сдерживать у микрофона в пиковые моменты?

---

---

— Естественно! Как правило, я комментировал на канале «Интер» не один, а в паре. И когда я слышал, что коллега рассказывает об эпизоде как непрофессионал, то мне хотелось бы его поправить, но...

— Стукнуть не пробовал?

— Нет! Сдерживался. Уже после эфира старался ему объяснить те или иные моменты.

— Несколько лет назад Савик Шустер начинал телевизионный футбольный проект, в котором ты был соведущим. Я смотрела рабочий материал. Было интересно, весело. Ты всегда с юмором, и там у тебя очень хорошо получалось. Что дал тебе этот опыт?

— Дело, наверно, даже не в юморе, а в позитиве. Был очень интересный проект. Он вдохновил и сплотил нас. Жалко, что оборвался на взлете, если можно так сказать. Но никуда не денешься. Не знаю, по каким причинам Савик Шустер закрыл этот проект. Жаль. Я видел, какое отношение было у ребят и девчонок, которых я приглашал помогать нам. Было здорово.

— Савик тебя чему-то новому научил?

— Мы учили друг друга. Он очень любит футбол, старается быть его знатоком. Превзойти меня вряд ли сможет, хотя пытается. У него обширные познания, особенно в итальянском футболе. Но я тоже в Италии чуть-чуть понимаю! У нас было много дискуссий.

— Кто из известных людей, не футболистов — артистов, журналистов, политиков, — реально очень талантлив в футболе? В чьем лице футбол потерял звезд?

— Трудно сказать. Я вижу многих людей, которые очень любят футбол. Даже больше, чем некоторые футболисты. (Улыбается). У многих большое желание играть, показать себя.

— Например, кто? Давай назовем.

— Тот же Савик Шустер, насколько он любит футбол. Как его любит Дима Гордон. Я видел его счастливые глаза, когда он вышел в матче на стадионе «Динамо». Я прекрасно понимаю этих людей. Когда я маленьким ходил на стадион и смотрел на своих кумиров, хотел так же, как они, выходить на поле, это для меня очень многое значило и стало стержнем моей жизни.

— На твоем счету уникальное достижение. Ты — чемпион сразу трех стран: СССР, Италии и Шотландии. Коллеги-футболисты тебе завидовали?

— Не могу ответить ни да, ни нет. Не ду­маю, что должна быть зависть. Футбол все-таки настолько командный вид спорта. Нельзя говорить, что я чемпион трех стран...

— Просто ты скромный!

— Я играл в командах, которые выигрывали чемпионаты трех стран. Это Болт (восьмикратный олимпийский чемпион Усэйн Болт. — «ГОРДОН») пробежал 100 метров — получил медаль. Он один. Или прыгун в длину, или в высоту. В футболе — команда. Без ребят, которые были со мной на поле, вряд ли бы такое случилось. Стимулируют ли успехи других, подстегивают ли? Трудно сказать. В «Динамо» вообще была атмосфера чемпионов. Я ее почувствовал задолго до того, как начал играть, даже до того, как пришел в динамовскую школу. Я видел ту команду, которая все время становилась лучшей. Это в подсознании игроков. Может, было между нами соревнование — кто больше выиграет, когда мы разъехались. Многие стали чемпионами в других странах.

— Значит, подстав друг другу футболисты не делали?

— Нет. Наша команда 80-х была очень дружной и до сих пор остается. Мы всегда первыми поздравляли друг друга, радовались друг за друга. Даже после того, как разъехались по другим командам, летом обязательно собирались, проводили время вместе, с семьями, с детьми. Практически каждое лето.

«Я упал на руку. Неудачно. Плечо выбило, кость торчит. За воротами стоял Дима Харин. Говорю: «Дима, вставь обратно!», а он так побледнел»

— Иногда смотришь матч, и на поле видно, какие у игроков между собой отношения. Кто-то кому-то специально не дает пас, не замечает партнера, который может забить, и от этого страдает игра.

— В команде никто не заставляет дружить. Это не обязательно. Но отдать товарищу...

— В бутсы иголки не подкладывают?

— Да нет, что ты, даже в мыслях такого нет! Твои деньги зависят от того, что сделает твой партнер. Вы делаете работу вместе. Сделаешь ему хуже — сделаешь хуже себе.

— Футбол — очень травмоопасный вид спорта. Профессиональные футболисты всегда ломаные-переломаные. Сколько у тебя было травм?

— Достаточно. Только на коленях четыре операции было. За все в жизни надо платить.

— Какая была самая обидная травма, которая, возможно, повлияла на карьеру?

— Это было в Израиле недели за две до чемпионата мира 1990 года. Оставалось пять минут до конца игры, когда у меня вылетело плечо.

— В буквальном смысле — вылетело?

— Да, меня толкнули сзади, я упал на руку. Неудачно. Плечо выбило. У меня кость торчит, но я не понимаю, с ногой я бы понял, какая травма, а тут — рука. За воротами стоял Дима Харин. Говорю: «Дима, вставь обратно!». А он так побледнел, докторам замахал. Я понял, что не вставит... Вернулся из клиники, а вся команда находилась в моем номере, ждали. Пришли литовцы и грузины, знакомые по советскому чемпионату, которые тогда играли за израильские клубы. Поддержали меня.

— Долго потом восстанавливался?

— Чемпионат мира я пропустил.

— В свое время ты отказался играть в московском «Динамо», категорически не захотел переезжать в Москву. Какое было отношение российских футболистов к украинским? Не было ли чего-то этакого?

— В те времена не было. Когда выезжали за границу, мы все были русские. Так давно было заведено. Трений не было. В каждой московской команде можно было найти игрока из Украины, Грузии или Армении.

— Не относились как к младшим братьям?

— Абсолютно нет. Наоборот, «Динамо» относилось ко всем остальным как к младшим братьям. (Усмехается).

— Имело право!

— Потому что «Динамо» тогда было на голову выше всех.

— Ты вспомнил, что за границей всех русскими называли... У тебя был случай в Шотландии, когда тебя называли русским, а потом извинялись. Расскажи.

— Гаскойн как-то дурачился, назвал меня «русский такой-то». В шутку. Я в ответ: «А ты — шотландский такой-то!». Он мне: «Я не шотландец, я англичанин». А я говорю: «Я не русский, я украинец». Он говорит: «Ладно, все!». Второе слово его не обидело, он на шотландца так отреагировал.

— В общем, понял тебя!

— В Шотландии со мной играл Олег Кузнецов. Там знали, что мы из Украины, из Киева.

— Когда-нибудь ты мог себе представить, что Россия нападет на Украину?

— Конечно же, нет. Не то что представить не мог — мне до сих пор не хочется в это верить. Опасно иметь такого соседа, который не умеет жить в мире. К сожалению.

— У тебя родственники в России есть?

— Конечно.

— Как вы общаетесь сейчас? Повлияла война?

— В принципе, достаточно посмотреть телевидение России, и ты поймешь, какое общение поначалу было. Я понимал, что разговаривать с зомбированными людьми нет смысла, поэтому просто перестал общаться. Через какое-то время они успокоились, немножко начали понимать.

— Ага, начали понимать?

— Да. Сдвиги есть, к счастью. Хоть не у всех, наверное.

— Экономика открывает им глаза?

— Не думаю, что только экономика. Взгляды моих знакомых на определенные вещи она не может сильно изменить. Но если у людей есть интернет, если они интересуются, получают информацию из разных источников, то по-другому оценивают ситуацию.

— Дмитрий Гордон говорит, что чемпионат мира по футболу у России заберут. Ты как считаешь?

— Сказать, что я хочу, чтобы забрали, — это злобность. Считаю, что они незаслуженно получили, это да. Заберут или не заберут? Прежде всего очень жаль, что мы не едем. Имею в виду на чемпионат мира, не в Россию. Своим поведением не только по отношению к Украине, но и ко всей Европе и ко всему миру Россия не заслуживает этот турнир.

— Почему ты думаешь, что незаслуженно дали России чемпионат?

— Мне так кажется. Я не вхожу ни в какие комитеты ФИФА, но кажется, что незаслуженно.

— В России разгорелся допинговый скандал. Современный спорт весь построен на допинге?

— Можешь мне поверить: за все время, что я играл, ни разу не использовал никакие вспомогательные средства. Никогда. Когда мы играли на Олимпиаде в Сеуле, был не допинг, а препараты, помогающие быстрее восстановиться после тяжелых игр. Я сказал: «Не надо! Того, что во мне заложено, мне хватит». Я понимал, что достаточно хорошо подготовлен, ничего не требуется, организм сам сделает все, что нужно.

— Но это было давно. А сейчас как? Не вошло ли в моду?

— В футболе такой моды быть не может. Допинг работает короткое время, а потом обязательно наступает сильный спад. В футболе сезон идет 10-11 месяцев, и это неприемлемо.

«У нас очень хорошие футболисты, просто их стало меньше. Раньше Украина могла накормить футболистами весь СССР»

— Чего сегодня не хватает киевскому «Динамо», чтобы оно заиграло так, как при Лобановском?

— Футбол — неотъемлемая часть жизни всей страны. Экономики, политики. Есть определенные проблемы. Совсем другая ситуация, чем раньше. Что-то утеряно и не восстановлено после распада Советского Союза. Не нужно воссоздавать или улучшать то, что было при СССР. Нужно строить новое. Для этого нужны и деньги, и специалисты, и желание. Мне кажется, все равно должна быть государственная программа в спорте.

— Ну вот ты любишь рыбалку. Приходишь — тишина вокруг... Наверняка ты на рыбалке анализировал, что нужно сделать, чтобы выйти на другой уровень и снова начать побеждать, побеждать, побеждать.

— Прежде всего — политика детского футбола. Нужно детей вернуть на футбольные поля. Всегда футбол начинался со двора. А потом — дальше. Потом друга приведешь в школу. Обязательно приводили друзей. Получилось — не получилось, это другой вопрос. Но дети хотели этим заниматься. Сейчас, мне кажется, родители больше хотят, чтобы сын стал футболис­том, чем сам ребенок.

— Потому что профессия денежная?

— Не всегда поэтому. Может, у папы амбиции, которые самому не получилось реализовать, и он хочет, чтобы ребенок...

— Я знала много историй о мальчиках, о которых говорили: «Ну, это звезда будущая!». Почему мы их потом не видим в украинском профессиональном футболе? Куда они деваются?

— Переход из детского футбола во взрос­лый очень тяжелый. Ты вспомни, как иногда говорят о детях, которые поют: «Такой голос!».

— Да, о мальчиках особенно.

— А потом? То же самое происходит в футболе. Бывает ломка. За год ребенок, бывает, вырастает на 15-20 сантиметров, теряет скорость, координацию. Восстановить это очень тяжело. Талантливых детей много. Но к таланту нужны еще характер и работоспособность.

— Чем сегодняшние футболисты отличаются от тех, с которыми играл ты?

— Трудный вопрос... Чем отличаются? Возрастом в данный момент. У нас очень хорошие футболисты. Просто их стало меньше. Многое разрушено. Раньше Украина могла накормить футболистами весь СССР. Были прекрасные школы и интернаты. И мы же видим: у детей уже все по-другому, у них планшеты...

— Приоритеты поменялись...

— Айфоны, компьютерные игры. Детям это легче. Но и школ футбольных стало намного меньше.

— Кто твой лучший друг среди футболистов?

— Ну-у, у меня много друзей среди футболистов, не хочу никого обидеть. И Олег Блохин, и Вадик Евтушенко. Володя Бессонов. Олег Протасов, Геннадий Литовченко. К сожалению, уже нет Андрея Баля... Да практически всю команду здесь можно перечислять. Я же говорил, что мы были очень дружны. Беланов Игорь... Я вот сейчас кого-то забуду — обидятся на меня так, не дай Бог! (Улыбается). Мы всегда рады встречаться.

— Часто сейчас встречаетесь?

— Довольно-таки часто. Время такое настало — все время какие-то юбилеи! Часто собираемся на ветеранские матчи. Я очень рад, что интерес зрителей есть. На­звать это большим футболом уже нельзя. Быстрым шагом — бегать уже тяжело.

— Да ладно! Не поверю!

— Многие из тех, кто участвует в этих матчах, говорят, что после игры — намного интереснее. На поле тоже здорово, но потом мы собираемся, начинаем вспоминать...

— Конечно, и застолье...

— Рассказываем истории. Всем очень нравится. Всякий раз находим поводы пошутить, посмеяться друг над другом.

«Я три дня практически ничего не ел. Три тренировки каждый день. Сбросил вес до 78 килограммов. Потом вышел на зарядку, ветер подул — и меня снесло»

— Валерий Лобановский был жестким человеком?

— Жестким. Требовательным. В том, что касалось работы, результата, команды, он не шел ни на какие компромиссы. Он понимал, что от этого зависит даже не сегодняшний день — завтрашний.

— Тренировки были тяжелыми? Какие нагрузки?

— Нормальные. Такие, какими они долж­ны быть.

— Сейчас, видимо, не такие. Ребята вспоминают, что тогда они были нечеловеческие. Выживали сильнейшие.

— Ничего подобного! Такая позиция — удел слабых. Для того чтобы что-то выигрывать, надо умирать.

— Расскажи подробнее, как вы работали.

— Мы же говорили о характере. Он должен быть воспитан. Валерий Васильевич проводил много тестов. Когда его уже не стало, а я был главным тренером, то изучал и осмысливал его опыт. Проводя тесты, он заранее приблизительно знал, сколько пробегу я, сколько Вася Рац, сколько Ваня Яремчук или Вадик Евтушенко. Он знал, но все время гнал нас вперед, чтобы мы вынимали из себя все, чтобы еще и еще улучшали. Он не тесты проводил — он характер тренировал. Чтобы мы могли работать на пределе. Если любой бегун на тренировках все время будет бегать стометровку за 15 секунд, разве когда-нибудь он пробежит за 10? Никогда в жизни! Нужно научиться так работать. Каждая победа — это та работа, которую ты вложил, но она забывается за одну секунду.

— Что было самым сложным в тренировках? Были моменты, когда хотелось сказать: «Все, пристрелите!»?

— У меня самым сложным был первый год. Мне было 17 лет, в Гаграх и Гантиади сборы, в январе. Я пришел из детского футбола. Первая команда и дубль вместе тренировались, по одной программе. Тренировки были один к одному. Проводил Анатолий Кириллович Пузач. Три тренировки в день. Так бегать! Я тянулся за старшими товарищами, но мне было очень тяжело. Думал, умру.

Вдруг Валерий Васильевич подходит и говорит: «А что у него за вес?» Во мне было тогда 82 кг. Врач Владимир Малюта cпрашивает: «А сколько надо?». — «78». Надо так надо, если Валерий Васильевич сказал. Я три дня практически ничего не ел. Три тренировки каждый день. 78 килограммов. Потом вышел на зарядку. Ветер подул — и меня снесло.

Я бежать против ветра не мог. Подошел ко мне Анатолий Кириллович: «Не надо, что ты себе вздумал?!». А я еле на ногах стою, меня под костюмом не видно. Анатолий Кириллович все время сглаживал, убирал...

— Жалел?

— Валерий Васильевич более строгий, а Кириллыч как бы более практичный. Не теоретик, а практик. Сказал: «У тебя нормальный вес». Вообще, всегда помогал.

— Тебя Лобановский выделял, все говорили, что ты его любимчик.

— Не-е-ет.

— Да ну?!

— Он хорошо ко мне относился, даже очень. Но любимчиком? Навряд ли.

«Сергей Богачек был единственным человеком, кто переходил с Лобановским на ты»

— Человеческие отношения какие меж­ду вами были?

— Очень хорошие. Он мне помог стать соседом своим. Вначале я был у него игроком, потом — партнером по тренерскому штабу. А еще и соседом. Дружили ли мы? Я хочу считать себя его другом и товарищем. 100 процентов.

— Он делился с тобой сокровенным?

— Он вообще редко это делал. Может, делился с Кириллычем. Он никогда не показывал своих слабостей. Был довольно волевым человеком. Не помню, чтобы он мог расслабиться, пожаловаться, кого-то обсудить. Не было такого.

— А сентиментальность, эмоции проявлял?

— Он любил шутить, рассказывать и слушать анекдоты. Вспоминал случаи из своей игровой жизни. Иногда вдвоем с Кириллычем они вспоминали те времена, много смеялись. Вроде года у них другие, а шутки похожие. Переходят из поколения в поколение.

С Сергеем Анатольевичем Богачеком (игрок и тренер «Динамо». — «ГОРДОН») Лобановский вырос вместе, в школу ходил. Он был единственным человеком, который, когда мы сидели за столом, мог сказать ему: «Валера». Единст­венный, кто переходил на ты. Богачек и Юрий Андреевич Морозов — его ближайшие друзья, с которыми, может, Лобановский был откровенен.

— Почему говорили, что ты его внебрачный сын?

— Это шутки! (Смеется).

— Хорошенькие шутки! Он знал, что так говорят?

— Как-то Толик, Анатолий Васильевич Демьяненко, спросил Валерия Васильевича: «Это правда?». Что он мог ответить? По­смеялись — и все.

— Ничего не сказал, да?

— Но когда об этом услышала Ада Панкратьевна (супруга Лобановского. — «ГОРДОН»), то немножко разозлилась.

— Напряглась.

— Но, конечно же, это шутка.

— Сейчас так же тренируются, как во времена Лобановского?

— Любые методики совершенствуются. Меняются. Что-то добавляется, что-то убирается. Прогресс идет.

— Интенсивность и нагрузки можно сравнивать?

— Я думаю, да. Если брать киевское «Динамо», то Саша Хацкевич сам прошел школу Лобановского. Он все это знает. Но время поменялось. Уже нет тех сборов трехмесячных, которые раньше были у нас. Месяц, немножко больше. Во-вторых, насколько стало больше игр в сезоне. Поэтому меняется и теория, и практика.

— В футболе можно сегодня зарабатывать миллионы, это одна из самых высокооплачиваемых профессий в мире. Как ты считаешь, это оправданно?

— Наверное, да. Если бы не было отдачи, футболисты не получали бы таких денег. Как к этому ни относись. Они зарабатывают. У них есть 10-12 лет продуктивной работы, за которые они должны обеспечить себе базу на всю жизнь.

«Если кто себя плохо вел — отправляли в армию»

— Какие зарплаты были у тебя, когда ты был футболистом, помнишь? В разных клубах?

— Естественно, помню. (Улыбается). Как не помнить! Я пришел в киевское «Динамо» и получал неполную ставку. По-моему, 150 рублей. В дубле. А потом, в основном составе, 250-260. Еще — премии за игры.

— А средняя зарплата тогда какая бы­ла?

— Нельзя сказать, что по тем временам футболисты зарабатывали огромные деньги. Но хорошие. Если мы выигрывали, то получалось нормально. Нельзя сказать, что мы шиковали. Когда появилась сборная, были дополнительные бонусы, премиальные. Становилось еще лучше.

— Где ты начал зарабатывать большие деньги?

— Естественно, в Италии и Шотландии. Там уже были профессиональные контракты.

— Если бы ты сейчас играл, то получал бы миллионы. Ты это понимаешь?

— Всему свое время. Спасибо тому времени, что я смог уехать и пять лет в Шотландии и год в Италии отыграть. Эти годы дали мне очень многое и помогли моей семье. Так что спасибо. Я понимаю, что многие футболисты — великие, величайшие — не смогли заработать и этого.

— Говорят, в украинском футболе сегодня существует такая проблема: покупают легионера, а он продолжает жить своей жизнью. Не ходить на тренировки или ходить тогда, когда ему хочется. Не отдаваться настолько, насколько нужно. Тренер с ним разговаривает, а он наушники вставил, что-то свое слушает. Нет субординации, трепета, как было раньше, при том же Лобановском. И из-за этого страдает результат.

— Сегодня стало тяжелее в психологическом плане создать команду единомышленников. Мы были в основном из одной республики, из Украины. Было все закрыто, целостно, своя дисциплина, свои рычаги воздействия, свои наказания...

— Вы боялись Лобановского? С трепетом к нему относились?

— Конечно. Мало того что были денежные штрафы, еще была армия. Если кто себя плохо вел — отправляли в армию. Через неделю люди приходили как шелковые!

— Серьезно?

— Всегда так было. А куда денешься?

— Да уж, мотивировало!

— Боюсь ошибиться, по-моему, Аджем хотел уходить из московского ЦСКА. Его отослали в танковую дивизию. Он побыл там месяц и сам просился назад: «Буду играть».

— Передумал.

— Да. Если я ошибся, пусть не обижается. Были такие случаи. Сейчас другое время. Много иностранцев, и очень тяжело подстроиться. Трудно понять, о чем он думает, чего хочет, о чем мечтает. Но это нужно делать — собирать, объединять команду. Это самое главное. Неважно, на каком языке они говорят. Важно, чтобы они правильно думали, чтобы были едины. Это сложно сделать в нашей ситуации.

— Мотивации не хватает?

— Мотивация всегда есть. Игрок переходит в киевское «Динамо» для того, чтобы его семья лучше жила. Потому что он будет зарабатывать приличные деньги. Главное, чтобы в сознании отложилось: эти деньги нужно заработать, а не получить. Тогда все станет на свои места.

— Нынешние футболисты много читают?

— Честно, не знаю. Даже если видишь их с планшетом, то, может, они играют, а может, читают. У меня в планшете много книг. Раньше очень много читали. У нас на базе был один телевизор на этаже. В 11 часов он выключался. Все расходились по комнатам и читали. Обменивались книгами. И в самолетах читали, и в поездах.

— Какой гол у тебя любимый?

— Их не так уж много было. Я ж не Олег Блохин, что их вспомнить нельзя.

— Олегу Владимировичу привет!

— Да, Олег, привет! (Машет в камеру). Немало было важных для меня мячей. Помню свой первый мяч за киевское «Динамо» в ворота ЦСКА. Помню первый гол за сборную Советского Союза в ворота Франции. Помню мяч Соединенным Штатам, который забил на Олимпиаде, он получился неплохой. У меня, я же говорю, не так много голов — мне легче вспомнить.

— Опять же — скромность, видимо, главное качество! Кто для тебя самый великий футболист всех времен и народов?

— Считается, что Пеле великий. Но я не видел, как он играл. Я видел Диего Марадону, видел Блохина, Марко ван Бастена, Рууда Гуллита. Кого-то одного назвать мне очень тяжело. В те времена за «Золотой мяч» не два человека боролись. Была побольше конкуренция, намного.

«Лобановский всегда последним заходил в автобус. Когда пробивался штрафной или угловой, мог по очереди потрогать карманы или посмотреть на часы»

— Практически все футболисты очень суеверны. Какие приметы у тебя есть?

— Если я расскажу, какой же я буду суеверный? Какие-то есть. Может, это даже не суеверие, но ты замечаешь, когда удачно прошла игра или просто удачный день. Вспоминаешь, с чего он начинался. Оно все равно откладывается у тебя в голове, и ты стараешься в следующий раз делать то же самое. Вот и все.

— Например, что ты повторял?

— Когда я играл, я всегда последним надевал футболку. И на поле выходил последним всегда, в тех случаях, когда не был капитаном.

— У Лобановского были приметы?

— Он всегда последним заходил в автобус. Когда пробивался штрафной или угловой, мог по очереди потрогать карманы или посмотреть на часы. Были приметы, конечно.

— У вас с женой Инной двое сыновей. Старший получил прекрасное образование на Западе и сейчас работает в Минэкономики Украины. Ему там нравится?

— Трудно судить, мы мало говорим с ним о работе. Он устает, много дел, старается не рассказывать. Но я подозреваю, что ему не все нравится.

— Какая у него должность?

— Поставила в тупик.

— Ах да, вы же мало говорите о работе. 

(Улыбаются).

— Абсолютно!

— Зато понятно, что не папа устроил!

— Он ни разу не воспользовался моим именем. Я пытался об этом завести речь, он сказал: «Пап, не нужно, потому что если будет какой-то спорный момент, то вопросы возникнут к тебе, а я не хочу. Буду сам все делать».

— Молодец!

— Он сам составил свое резюме, я даже не знал.

— Младший Матвей кем планирует быть?

— Ой, хотя бы школу надо еще закончить.

— Как-то ты с тоской...

— Не может он еще определиться. Ему 13 лет всего лишь. Мы его спрашивали. Он говорит: «Хирургом». Я с трудом себе пред­ставляю. Я боялся бы стать врачом, это очень тяжелая профессия. Но понимаю, что это еще детское, наивное. Если так ста­нется, то так и останется. Но еще может все поменяться.

«Когда играл в дубле, искушений было очень много, но я знал, что у меня есть семья»

— У вас с Инной история любви, которую можно описывать в романах...

— Не надо!

— Вы с 13 лет знакомы, жили в соседних подъездах, до сих пор вместе, и у вас все прекрасно, двое детей. Что в твоей жизни случилось благодаря ей?

— Очень многое. В 20 лет я стал отцом. Когда играл в дубле, искушений было очень много. Не в том смысле, а чтобы побыть с ребятами, куда-то сходить. Но я знал, что у меня есть семья. Она в какой-то мере меня оберегала. Для меня важно было быть главой семьи. Я хотел, чтобы моя семья жила хорошо. А для этого надо хорошо играть и хорошо зарабатывать.

— В какое время и в какой стране ты и твоя семья были самыми счастливыми?

— Я надеюсь, что это время еще впереди. И надеюсь, в этой стране. Хотелось бы.

— Ты сыграл футбольного тренера в одном из сериалов «Студии «Квартал 95». Сейчас другой их сериал, «Сваты», в Украине запретили к показу. Как ты к этому отнесся?

— Мне очень нравился сериал «Сваты», с удовольствием смотрел. Не понимаю, почему это запрещается. Я вижу многих наших артистов, которые выступают в России. Здесь их никто не запрещал. На мой взгляд, договариваться надо политикам, а не артистам. Может, эту проблему надо решать с другой стороны, я не знаю. Не считаю, что это правильно — запрещать фильмы, которые не несут идеологической нагрузки.

— Если Владимир Зеленский соберется в президенты, ты его поддержишь?

— Я, наверное, изучу его программу. Программа, с которой он шел в фильме («Слуга народа». — «ГОРДОН»), меня не совсем устроила.

— Что же там тебе не понравилось?

— Сама программа понравилась. Реализация не получилась.

— Как обычно — хромает реализация. А ты знаешь человека, который был бы идеальным президентом? Даже если он сегодня не думает об этом и не собирается никуда идти? Но вот если бы он пошел, то Украине бы повезло наконец-то?

— Я смотрю по нашей молодежи, по своему старшему сыну. У нас целая плеяда молодых образованных людей, которые очень хотят, чтобы Украина была нормальной европейской цивилизованной страной. Я не могу назвать кого-то... Хотелось бы, чтобы это был мой сын!

— О-о-о!

— За него бы я проголосовал, 100 процентов. Он порядочен, честен и, самое главное, он знает.

— Знает?

— Да, он окончил хороший университет, отличное образование.

— Что он окончил?

— Университет в Лондоне. Бизнес, экономика, бухгалтерия.

«Кузнецов был у меня переводчиком. Очень кратко переводил. Если человек говорил минут пять, Олег двумя фразами мне все пересказывал»

— Ты жил в нескольких странах.

— СССР, Украина, Италия, Шотландия, Англия. В принципе, последние две — это Великобритания.

— Сколько языков ты знаешь?

— По-хорошему, наверно, ни одного. (Улыбается). Шучу, конечно. Русский, украинский. Итальянский и английский просто как разговорные. Я их не изучал так досконально, как нужно было. В Шотландии это вообще тяжело было, потому что мы с Олегом Кузнецовым жили рядом. С семьями, с детьми. Телевидение было на русском и украинском языках. Полтора часа тренировки, а все остальное время между собой общались. Надо было шотландцам учить русский, а не нам английский.

— Возникали какие-то смешные ситуации, связанные с языковым барьером?

— Я приехал — вообще ни слова не знал. Кузнецов был у меня переводчиком. Немножко. Он очень кратко переводил. Если человек говорил минут пять, Олег двумя фразами мне все пересказывал. Говорил: «А остальное тебе не надо».

— Хоть по делу переводил?

— Да, все по делу. Интересный случай был, когда мы («Рейнджерс». — «ГОРДОН») с «Селтиком» играли на Новый год. 31 декабря в три часа дня. Этот матч считается у них самым главным дерби года, «новогоднее дерби». Мы выиграли 4:2 — я забил два мяча и Олег Кузнецов два. Наш тренер Уолтер Смит заходит в раздевалку и говорит: «Так, украинцев неделю не трогать, пускай что хотят, то и делают». Отпуск нам дал на неделю. Спасибо, было приятно, вся команда посмеялась!

— Хорошее начало года!

— Отличное!

— Какой Новый год был для тебя самым запоминающимся?

— Новый год, чем он хорош, — ожиданием. Ожиданием счастья, всего нового. Мы практически всегда встречаем Новый год дома, с детьми. Каких-то отличий нет. Но сама атмосфера ожидания все время вдохновляет. Январь пролетает — когда уже будет лучше и лучше?

— У тебя прекрасное чувство юмора. Можешь вспомнить какой-нибудь розыгрыш или прикол, который ты придумал или в котором участвовал?

— Оттого и стал таким юмористом, потому что надо мной все время прикалывались. С ходу трудно вспомнить, но я постараюсь... В 1997 году, когда я закончил играть и вернулся, Валерий Васильевич пригласил меня в свой тренерский штаб. Со­бираюсь на первую свою игру в Днепр. С базы выходим к автобусу. А Валерий Васильевич, я говорил, последний всегда заходит. Я зашел в автобус. Смотрю, какое мес­то занять. Впереди сидят Анатолий Кириллович Пузач и Анатолий Васильевич Демь­я­ненко. Кириллыч говорит: «Леш, садись». Я сел спокойно, поставил сумку. И тут за мной заходит Валерий Васильевич. Подходит молча, стоит и на меня смотрит. А я сел на его место. Он: «Подвинься!». Я чуть с кресла не упал. Подвинулся, сжался, сижу рядом с ним. А эти двое чуть ли не умирают со смеху. И сыграли 1:1. Вот что значит — приметы. Потом я уже вспомнил, что Валерий Васильевич всегда на этом месте сидит.

— В караоке любишь петь?

— Караоке меня не любит. Я-то люблю, но народ почему-то уходит... Поэтому лучше не надо. Люблю слушать. Мне нравится, как мои гости поют. Но у меня, к сожалению, не получается.

— Насколько я знаю, когда вы собираетесь с коллегами-футболистами из вашего состава, в процессе вечера поете. И у многих хорошо получается. Кто лучше всех поет?

— Вадик Евтушенко очень хорошо поет. Мишка Михайлов, естественно. Это у нас два певца. Остальные? Олег Кузнецов любит, но уступает им по мастерству.

— Могут начинать вокальную карьеру?

— (Вздыхает). Уже поздно. Нужно продолжать футбольную. Футбольная карьера не заканчивается, когда перестаешь играть, она продолжается всю жизнь.

— Хорошее окончание интервью! Спа­сибо тебе большое!

— И тебе спасибо!

Записал Николай ПОДДУБНЫЙ

Если вы нашли ошибку в тексте, выделите ее мышью и нажмите Ctrl+Enter