Российский мультимиллионер, эмигрировавший в 2008 году в Великобританию, Евгений ЧИЧВАРКИН: «Все, о чем говорит президент Украины с премьером, бизнесмен и солдат на позициях в АТО, в Москве слушают — что знают двое, знает свинья»

Российский мультимиллионер в эмиграции Евгений Чичваркин считает, что деньги буквально валяются у нас под ногами — любой может поднять их, если не будет тупить и лениться, и когда он продемонстрировал это на личном примере, у миллионов россиян раскрылись замыленные совком глаза. Пять тысяч долларов, в 1997 году вложенных Евгением на двоих с другом в первую секцию по продаже мобильных телефонов, через 10 лет превратились в «Евросеть», насчитывающую пять тысяч салонов сотовой связи и занимающую около 40 процентов российского рынка. Что интересно, этот гигант с оборотным капиталом 4,62 миллиарда долларов процветал под душевным лозунгом: «Ни фига (в оригинале тут, естественно, любимое народом слово из трех букв стояло) себе — все людям!», в амбициозных планах было открытие собственного «Ебанка»...

Кто-то называет Чичваркина чудаком, эксцентричным малым, клоуном, а для меня он — бизнесмен, который разрывает шаблоны. Имею в виду даже не шокирующую прическу и одежду в стиле «клошарделюкс», которую Евгению подбирает, по его словам, «человек с неустойчивой психикой и нетрадиционной сексуальной ориентацией», — что это для него, в годы работы в «Луже» не гнушавшегося в рекламных целях натянуть на мощный торс женское платье? Речь о другом.

Считается, что в лихие 90-е особенно мощно поднимались на партийных деньгах бывшие комсомольские вожаки, но Чичваркин в комсомоле никогда не состоял — несмотря на пятерки в аттестате, из-за слишком независимого характера не приняли. Бытует мнение, что на рынках тогда торговали люди, стоящие внизу социальной лестницы, а Евгений вырос в благополучной московской семье (папа — пилот гражданской авиации, мама — экономист Министерства внешней торговли) и на тот момент был студентом престижной Государственной академии управления, затем — аспирантом.

Полученные в альма матер знания Чичваркин применял творчески и с размахом. Став совладельцем «Евросети», он немедленно развернул среди сотрудников капиталистическое соревнование, причем призом победителю было не переходящее Красное знамя, а зарплата, которая в 25 раз могла превышать заработанное менее упорными коллегами. Участников этого трудоголического марафона он подбадривал «письмами счастья» собственного сочинения, которые распространялись в компании с грифом «ДСП», — там были советы примерно такого содержания: «Не берите на работу говнюков — туалетный утенок никогда не станет лебедем», «Клиент должен быть облизан и обобран», «Лучше стучать, чем перестукиваться», и даже лапидарное «Не можешь въ...бывать — у...бывай!». Действовало это убойно.

Удивительно, но факт: Евгению удалось дать по рукам зарвавшимся алчным ментам из управления «К» МВД, которые грабили его и других российских коммерсантов десятилетиями. Исполнители низового звена были наказаны, один из следователей даже на символический срок сел, генерал был отправлен на пенсию — естественно, Чичваркину этого не забыли и не простили.

---

---

В 2008 году, на вершине успеха, «Евросеть» была продана, по словам покупателя, за 350 миллионов долларов. Евгений цифры не обнародует, но утверждает, что очень-очень продешевил, и лишь по одной форс-мажорной причине — спасал свое детище от наглого рейдерского захвата. В этом триллере присутствовал весь криминальный набор из сериала «Бандитский Петербург»: слежка, прослушка, установка глушилок и дрожалок на окнах, чтобы по их колебаниям нельзя было бы считать ключевые слова, подвешенные к дверям гранаты, избиения на улице, возбуждение фиктивного уголовного дела и, наконец, арест от­вечавшего за службу безопаснос­ти вице-президента «Евросети».

Когда тучи сгустились уже над самим Чичваркиным, он с охранником на своем эксклюзивном, расписанном портретами Сталина, внешне сделанном под 21-ю «Волгу» Porsche приехал в офис к друзьям. Вошел к ним открыто, оставив авто на стоянке, а вышел через запасной вход, шифруясь и, лежа на полу «мерседеса», отправился прямиком в аэропорт. Через час после того, как Евгений вылетел в Лондон, жене принесли повестку: его вызывали в Следственный комитет на допрос, который должен был завершиться арестом.

С тех пор он живет в Великобритании. Суд присяжных еще в 2010-м сенсационно оправдал вице-президента «Евросети» и троих его подчиненных по всем пунктам обвинения, им выплатили из бюджета многомиллионные компенсации за материальный ущерб, а против Чичваркина уголовное дело было закрыто, тем не менее воз­вращаться в Россию он пока не спешит. Ждет, когда там власть поменяется, а поскольку ему всего 43, скорее всего, дождется.

В эмиграции Евгений успел развестись и снова жениться, породниться с Михаилом Ходорковским — тот стал крестным отцом его дочери, вывести свой винный бутик Hedonism Wines в прибыльные и стать законодателем моды среди чопорных британских торговых домов. Ну а еще научился играть в поло и даже выступал в одной команде с британским принцем Гарри...

Не знаю, будут ли мальчики иных веков плакать ночью о времени большеви... простите, гиперрывка в реальность больших денег, но зачитываться книгой «Чичваркин Е...гений», где скрупулезно описан боевой путь моего собеседника, станут наверняка.

«Сейчас ты то, что в Instagram выложил, а 25 лет назад был тем, какую музыку слушаешь»

— В «Золотом теленке» — одной из самых любимых книг нескольких поколений — Остап Бендер прислал подпольному миллионеру гражданину Корейко книжку «Капиталистические акулы», в которой синим карандашом были подчеркнуты слова: «Все крупные со­временные состояния нажиты самым бесчестным путем», а как становятся мил­лиардерами в современной России?

— Давайте рассмотрим пример миллиардера Сергея Галицкого. Начал он в Краснодаре, где, впитав опыт таких сетей, как ASDA, Lidl и прочих жестких дискаунтеров, организовал маленькую сеть по продаже продуктов очень простым способом: максимально дешево, с тусклой лампочкой, на поддонах, с одним продавцом, самым недорогим, не на проходном мес­те, и магазины его сети — она называлась «Магнит» — стали очень популярными. В 2006 году, когда про них знал только какой-то узкопрофессиональный рынок, а меня уже считали большим розничным торговцем, выступая на Лондонском форуме, я сказал: «Все, кто вложит в эту сеть какие-то деньги, очень здорово разбогатеют». В итоге это единственный розничный продавец в российском списке Forbes, в первой десятке, магазинов по количеству у него больше, чем у круп­нейшей американской сети Wal-Mart (ну, по­нятно, что они меньше), и он продолжает раз­виваться.

На самом деле, все пе­­редряги, курсовые раз­ницы и прочие проб­лемы не столь важны. Мне Галицкий был весьма интересен — в 2006 или 2007 году я приехал в Краснодар просто с ним познакомиться, кофе попить, и услышал: «Я свою сеть по некоторым ключевым индикаторам контролирую — через молочку, смотрю, как она продается». Он сам программу по контролю написал, куплей и продажей занимается — ничем больше: это предельно честный бизнес, предельно честный человек.

— И он миллиардер?

— Мало того, если бы сейчас не было ситуации, при которой все российские компании очень сильно обесценены из-за курсовой разницы, войны и общего недоверия к России, спровоцированного действиями Путина, его состояние перевалило бы далеко за 10 миллиардов.

— Вы сами-то сегодня миллиардер?

— Нет, и никогда им не был, то есть выручить за компанию «Евросеть» таких денег мы не смогли, но моя доля, у меня купленная, через какое-то время за сумму с девятью нулями была продана. Скажем так: я поучаствовал в создании компании, которая стоит миллиарды.

— Ага, так все-таки миллиарды?

---

---

— Ну да — за половинку миллиард 150 миллионов заплатили.

— Сколько же вы на пике стоили? Какова максимальная цифра была?

— История сослагательного наклонения не знает, то есть ни одной копейки по какой-то иной оценке мы не получили. Я один раз сделку в 200 миллионов за 10 процентов остановил, потому что мне ее структура не нравилась.

— Первые торговые эксперименты, я знаю, вы еще в старших классах начали — что это было?

— Да просто фарцовка...

— Чем же вы фарцевали? Джинсами?

— Сигаретами (тогда я беспринципный был), какими-то старыми лаками для ногтей, пластинками — всем, что под руку под­вернется.

— Где вы этот товар раздобывали?

— Что-то от тетушки досталось, что-то где-то покупал.

— Вырученные деньги на что шли?

— Я их какое-то время откладывал, а потом пластинки покупал. Нынешнее поколение музыку не слушает, потому что социальные сети есть, а в наше время она была способом самовыражения. Сейчас, иными словами, ты то, что в Instagram выложил, а 25 лет назад ты был тем, что слушаешь.

«Я продавал все, кроме родины»

— На чем первые большие деньги вы заработали? На чем поднимались?

— На телефонах...

— Сразу же?

— Ну, не сразу — в 97-98-м годах...

— А до этого чем занимались — когда перестройка началась?

— Больших денег у меня не было — хватало на еду, раз в год в Крым или на Кавказ съездить.

— Если не ошибаюсь, на рынке в «Лужниках» года четыре вы торговали...

— Да, но я там не руководителем бригады был, а продавцом — так сказать, крайним звеном в группе лиц по предварительному сговору.

— Что же вы продавали?

— Все, кроме родины. Огромное количество вещей — и шоколадки, и куртки, и какие-то штаны, и заколки.

— На рынке и в жару, и в мороз стояли?

— Да, конечно.

— И вам это нравилось?

---

---

— Процесс продажи — да: расстраивало, когда покупателей нет, а когда все продается, как может не нравиться?

— Говорят, от других торговцев вы многим отличались — например, перед тем как одежду развесить, ее гладили...

— Да, дома, когда время было, хотя бы центральную часть разглаживал, ниточки скальпелем отрезал.

— Вы видели, что это позволяет товар быстрее продать?

— Дороже...

— Остальные коллеги вашему примеру последовали?

— Какие-то наверняка, но бизнес там был такой: бери больше — кидай дальше. В нашей бригаде я единственным москвичом оказался — большая, доминирующая часть, кстати, из Украины была.

— Вы помните, на какие ухищрения шли, чтобы быстрее и дороже товар продать?

— Старался как можно выше и больше его развесить, все время местами менять, делать вид, будто что-то распаковываешь, запаковываешь... Вот нет людей — ты мес­тами меняешь.

— Какие деньги для вас тогда счас­тьем были?

— Ну, счастьем, наверное, не деньги все-таки являлись — давайте это удачным днем назовем. Если 200-250 долларов заработал, это прямо феерический день был — все, что больше 100 баксов, хорошо было.

— Вы помните, на что эти деньги тратили?

— Проедали.

«Люди из дагестанской диаспоры друг друга убивали, а нас просто доили»

— Вы стали основателем, учредителем и совладельцем сети салонов сотовой связи «Евросеть», хотя легко говорить: вы стали, вы создали... Вот так прямо взяли и создали или все-таки был кто-то, кто талантливого, способного парня увидел, что-то вложил, подсказал?

— Идея моему другу пришла — он в небольшой доле в одном магазине в центре, на Маросейке, был и пригласил меня прийти и помочь. Очень долго уговаривал — им нужен был человек с рыночным опытом, а тут одна из замечательных девушек из моей бригады в интимные отношения с бригадиром вступила, и он ей мое место отдал. Меня перед фактом поставил: вот она первого числа уедет, и я тебе место верну, а пока отдыхай. Мне еще неделю ждать оставалась, и я договорился, что на это время к другу за какие-то 80 долларов вы­йду: приведу в порядок витрины, все раз­ложу, посмотрю, что еще можно сделать.

— И?

— И на 12 лет там залип.

— Вы понимали, что у этого бизнеса есть будущее?

— Ну, практически сразу сообразил.

— Никого, кроме вас и друга, не было?

— Там основной учредитель был и мой друг — миноритарием. Эта ситуация где-то семь или восемь месяцев продлилась, а в апреле следующего года мы с другом самостоятельно маленькую секцию «Евросеть» открыли. (У друга право использования этого имени было, потому что мы его придумали, и одно название две компании получили: это очень смешно было).

— Параллельно, как я понимаю, как грибы после дождя магазины, продающие мобильные телефоны, появлялись...

— Да, их бы­ло как грязи...

— Почему же у вас дела лучше, чем у них, шли? В чем фишка за­клю­ча­лась?

---

---

— У нас очень хорошее место было — изначально мы правильным выбором отличались и много аксессуарики всег­да имели, то есть упор на аксессуары был сделан. Знаете, кстати, что меня первое потрясло? Что люди чехол для телефона за 50 долларов покупают — это культурным шо­ком для меня стало.

— В бизнесе кто-то вам помогал или все сами, с другом?

— В смысле?

— Ну, какие-то умные дяди были?

— Нет, умных там вообще не было.

— Зато дураков было много...

— Хватало... А, вы имеете в виду какой-то «крыши»?

— Да, конечно...

— Поскольку мы открылись на территории, которую дагестанцы контролировали, арендная плата у нас, грубо говоря, из двух частей состояла: одна была собственно аренда, а вторая — вот эта дагестанская доля. Сумма была сразу озвучена: хочешь секцию — это стоит столько-то. Ну, о’кей...

— Дагестанцев этих вы видели? Они приходили?

— Еще как.

— Грозные были?

— Нет, нисколько. В Москве люди из дагестанской диаспоры очень грозные по отношению друг к другу были — друг друга они убивали...

— ...а вас просто доили...

— Да, а нас... Надо сказать, отношения достаточно прозрачные и честные были — как на берегу договорились, так это все и действовало.

— А вам не приходила в голову мысль, что в бизнесе можно вообще без рэкета обойтись, без «крыши»?

— А рэкетом или «крышей» это не было. Когда какие-то «солнцевские» приехали — шпана, слава богу, никто из серьезных, — нам пришлось все наши вопросы самим решать.

— Дагестанцы не вступились?

— Они сказали, что очень расстроятся, если на их территории какой-то шум будет.

«Все телефоны в Украине, включая первых лиц, в России слушают, где сервера МТС и «Билайн» находятся»

— Мобильные телефоны, спрошу вас как специалиста по их продаже, изучившего все досконально, слушают или нет?

— Да, конечно, а здесь, в Украине, все телефоны, включая первых лиц, в России слушают, где сервера МТС и «Билайн» находятся. Я до сих пор не понимаю, почему еще в 2014-м украинские власти у военных частоты не отобрали и не­медленно еще одну лицензию для украинского мобильного оператора не разыграли, чтобы полнос­тью свою связь контролировать.

— То есть все, о чем говорит президент...

— ...с премьером...

— ...а также бизнесмен, солдат на позициях АТО, в Москве слушают?

— Да, безусловно.

— Skype, Viber, Whatsapp тоже прослушивают?

---

---

— В том, чтобы эти штуки вскрыть, ничего сложного я не вижу.

— То есть все, что произносится вслух, быть тайной перестает?

— Да, что знают двое, знает свинья.

— У вас по этому поводу какие-то особые режимы разговора имеются?

— В уголовном деле (меня три года слушали) каких-то моих разговоров, вот чтобы в качестве доказательств предъявить, у обвинения практически не было, потому что либо на козьем мы говорили, либо утром у конкурентов в «Связном» три мобильника покупали и, зная, когда они включаются, между собой разговаривали, и каждый день телефоны просто менялись.

— Потрясающе! Вас такой график не утомил?

— Ну, это же помощники делали. Они приходили, три простейшие модели брали, причем телефоны даже включенными держать нельзя было, потому что по трафику их можно было отследить.

«Сотрудники воровали как подорванные, как будто последний день Помпеи. Как с воровством мы боролись? Увозили их в лес и пытали — по версии следствия»

— У вас в «Евросети» 200 тысяч сотрудников было...

— Через «Евросеть», пока я акционером был, 210 тысяч сотрудников прошло. На пике 33 тысячи было, после всяких автоматизаций-оптимизаций — около 30 тысяч.

— Немало, и у вас, как мне объяснили, какая-то уникальная система оплаты труда была — в чем она заключалась?

— Все в доле.

— Все 33 тысячи сотрудников?

— Доминирующая часть. 80 процентов.

— То есть чем общий результат лучше, тем доля каждого больше?

— Нет-нет, определяющим был результат магазина — у каждого из них свои показатели.

— Все на процентах — это лучший вариант работы?

— Абсолютно, то есть сначала мы еще не раскрывали, что за теми или иными цифрами стоит: это, грубо говоря, процент от продаж был, а сейчас — процент от реальной прибыли.

— Дураков на работу много приходило?

---

---

— Конечно.

— Как же вы их нейтрализовывали?

— Опасен даже не дурак — опасен человек с низкой гуманитарной культурой...

— ...а еще деятельный дурак, активный...

— Активное вороватое быдло опасно — вот оно действительно представляет угрозу, а дурак, если он, по большому счету, добрый, усердный, может какие-то новые навыки освоить и простую работу делать.

— Проблемы с нехваткой толкового персонала, однако, у вас были?

— Только эта проблема и была.

— И она нерешаема, правда?

— Решаема очень долго, сложно и никог­да не разрешима до конца, но если она у тебя лучше, чем у других, решена, у тебя все...

— ...складываться начинает...

— Ты богатеешь.

— Сотрудники много у вас воровали?

— Да как подорванные, как будто последний день Помпеи.

— Как вы с этим боролись?

— Увозили их в лес и пытали... — по версии следствия, а в реальности искореняли это разными путями, в том числе какими-то превентивными методами, контролем. Очень долго над этим бились... Три года у нас установка системы с IP-камерами заняла, на которой Mercedes работает, — вот после этого воровства стало меньше, но основная борьба с ним должна на стадии найма вестись. Нужно просто изначально порядочных, добродушных от природы людей брать.

— А где же их взять?

— Путем простого перебора — вот мы 210 тысяч и перебрали.

— На Западе меньше, чем в России, воруют?

— Безусловно.

— Почему?

— Культура другая — в протестантских странах это не принято.

— Как считаете, у вас за все это вре­мя много украли?

— С ментами вместе? 100 миллионов...

— Долларов?

— Да, вернее, 100 миллионов плюс...

— Немало! Ну, как себя с вами дагес­танцы вели, я уже понимаю, а представители правоохранительных органов: ФСБ, МВД?

— В какой пе­риод времени?

— Когда вы уже в спис­ке Forbes были. Кстати, каким вы там номером шли?

— В списке Forbes я никог­да не состоял — они, слава богу, меня не вычислили. Если бы такое случилось, аппетиты у этих шакалов выросли бы в разы, а так они долго тяжелые уголовные дела сочиняли, пытаясь как можно больше выдоить, и все время норовили ограбить: телефоны украсть и, к примеру, через Российский фонд федерального имущества (Госучреж­дение, созданное для реализации арестованного по решению суда, конфискованного, бесхозного, изъятого имущества. — Д. Г.) их продать.

«Высокопоставленных эфэ­сбэшников и милиционеров я за людей не считаю, они меня, видимо, тоже. В отношении мозга руководителя нашей службы безопасности они действия сексуального характера совершали»

— Как же это происходило? Разговоры с кем-то из высокопос­тавленных эф­эсбэшников или милиционеров у вас были?

— Нет, я этим всегда брезговал. Я их за людей не считаю. Они меня, видимо, тоже.

— А если вы им нужны были?

— Обычно через нашу службу безопасности запугивали — на ее руководителя выходили и действия сексуального характера в отношении его мозга совершали.

— Чем они ему угрожали? Если, говорили, не будет этого...

— ...мы тебя просто хлопнем, и все, Ходор-2 будешь.

— Начальник службы после этого при­ходил к вам и ставил в известность, что нужно заплатить столько-то?

— Мы все эти вопросы обсуждали и, понятно, каждый раз варианты решений искали. Я всегда действовал асимметрично, то есть, если приходили к нему и энную сумму денег просили, я в Кремль ехал и об этом рассказывал.

— Вы могли себе позволить в Кремль поехать, чтобы об этом рассказать?

---

---

— Ну, в какой-то момент уже да.

— И что там вам советовали? Не платить? Или, наоборот, платить?

— Вообще-то, с силовым блоком я не общался. Если бы знакомство с ним — с его представителями, верхушкой — водил, может, до сих пор на антимайдан ходил бы и кричалки кричал, ну а люди, с которыми я контактировал, такого влияния не имеют — с одной стороны. С другой стороны, когда Путину надо, он их слышит.

— Какую же максимальную сумму денег силовым структурам вы отдавали?

— Они сами забирали...

— И сколько?

— Только за июль, август и сентябрь 2005-го — 36 миллионов долларов: они просто весь склад выгребли и его продали. Ну и потом в декабре еще наведались.

— Что в эти моменты вы чувствовали?

— Жалел, что Моисей те самые заповеди начертал.

— А отчаяние подступало? Фактически ведь к вам приходили, ваши карманы выворачивали, «Отдай!» — требо­ва­ли. За здорово живешь...

— У меня резкие изменения в психике такие, как гнев или отчаяние, бывают, но они короткие — никто этого не видит.

«Зависть к нам — да, присутствовала, а ненависти не было»

— Вы, я смотрю, вообще, как удав, спо­койны — так всегда было?

— Нет, это я после путешествия по Ук­ра­ине пригашенный. Три го­­рода объехал: Львов, Днепропетровск, Одессу, причем остановка в Одессе самой большой по количеству ивентов (мероприятий для продвижения и поддержания марки товаров, компаний, брендов и услуг. — Д. Г.) ока­залась, самой продолжите­ль­ной.

— А когда вы не пригашены, в гневе страшны?

— Нет, эмоции захлестывают ненадолго. Вот как турецкий кофе делается: пш-ш-ш — блум (всплеснул рукой) — пух! Пар вышел — и все.

— В России ненависть к себе только потому, что вы богатый человек, ощущали?

— Практически нет — крайне, крайне, крайне редко.

— А какие чувства к вам простые люди испытывали?

---

---

— Зависть — да, присутствовала, а не­нависти не было. Может, если бы я каким-то очень ярко выраженным евреем, или африканцем, или кавказцем был, хлебнул бы ее сполна, но нет, да и сильной ненависти у тех, кто клиентами психбольницы или психиатра не являются, не было. В целом люди, надо им должное отдать, к компании и к нам очень хорошо относились.

— Вы весьма креативный человек и удивительный слоган придумали, который звучал так: «Евросеть» — цены просто — ну скажем так — обалдеть»...

— Вообще-то, его автор не я, а Николай Крупатин, который на тот момент для нас рекламу придумывал, но я там одно слово подправил — «офигеть» на то самое заменил.

— Сколько этот слоган просуществовал?

— Несколько дней — ближе к 9 Мая — был снят с эфиров, потому что оскорблял чувст­ва ветеранов.

— Штраф заплатили?

— Да, какой-то.

— Этот хулиганский слоган что-то для бизнеса, на ваш взгляд, дал?

— Да — узнаваемость, которая двух процентов не превышала, сразу до 50 подскочила...

— Вы никакой формалистики, официоза не любите и, вероятно, этим здорово кое-кого из окружающих раздражаете. Ну хотя бы даже одеждой, то есть многие считают, что внешний вид очень богатого человека должен некому дресс-коду соответствовать: кос­тюм, галстук, рубашка...

— Ну, наверное, если куда-то он баллотируется...

— Ваша замечательная манера одеваться только об одном свидетельствует — что вы очень свободный человек: это так?

— Это моя мечта, наверное, — быть более свободным, чем я есть. Понятно, что мы сами себя в какие-то рамки загоняем и себе ограничения, какие-то глупые лимиты устанавливаем. Нет, я стараюсь сквозь рам­ки идти, поверх них смотреть, но, по сути, это постоянная борьба с собой.

— Вы когда-нибудь в деловом костюме ходили, бабочку, смокинг надевали?

---

---

— Есть мероприятия, куда просто по-другому не пускают, — например, на встречу с первыми лицами Украины. Они привыкли, что все там хотя бы в рубашке и штанах, даже если без галстука. Ну хорошо, не проблема: мне некомфортно, но надо — так надо.

— Опять-таки я читал, что вы обычно в 7.40 утра просыпаетесь, а почему не раньше на 10 минут или не позже?

— Потому что в восемь мы зачастую с дочкой в школу идем.

— Писали также, что четыре стакана сока из ростков пшеницы подряд вы вы­пиваете...

— Не стаканов, нет — это шоты были (то же, что и стопка. — Д. Г.), они маленькие. Период эксперимента с ростками пшеницы в позапрошлом году был — теперь я это пить перестал.

— Кто это зелье вам посоветовал и зачем?

— Просто ростки пшеницы рядом с моим магазином продавались — мы это в каком-то отеле попробовали и подумали: раз люди такую гадость пьют, она дико полезной должна быть.

«В 97-м году ругаться матом все еще означало с системой бороться, а сейчас это уже больше на плохую привычку похоже»

— О вас как о безумно богатом человеке пишут, но при этом и клоуном, и чудаком, и сумасбродом, и эксцентриком называют — вы сознательно общест­вен­ность эпатируете?

— Да это как-то само собой получается. Вот мы в Одессе в ресторане Tavernetta были и там с владельцем, которого Са­ве­лий Либкин зовут, познакомились. Когда три бутылки холодного белого вина были выпиты, он предложил: «Ну давай фото сделаем», а так как там почти все закончилось, осьминога достал. «Не боишься его в руки брать?» — спросил. «Нисколько, — я ответил, — вон Дали омара на голову клал». Он рассмеялся: «Давай осьминогов на голову положим». Мы втроем вместе с Андреем по фамилии Федорив, который Fe­do­riv Hub, так и сделали и даже спели — потом видео выложили.

— А что вы пели?

— I’m Going Slightly Mad («Я схожу с ума»), потому что в клипе на эту песню смертельно больной Фредди Меркьюри на голову бананы положил и определенная коннотация с чем-то смешным на голове была.

— На 10-летие компании, я знаю, вы людям резиновые члены раздаривали...

— Журналистам, извините...

— ...а какие же это люди?

— Ну почему? — хотя нет, на самом деле, не только журналистам — коллегам тоже, потому что мне казалось, что это очень смешно. Вообще, в 97-м году, через пять лет после падения совка, ругаться матом все еще означало с системой бороться, а сейчас это уже больше на плохую привычку похоже.

По-разному, кстати, на такие подарки ре­а­гировали — например, главный редактор одного из журналов, которая ранее гадость про нас написала, восприняла это как чудовищное оскорбление, и еще три года у нас ничего с этим журналом не было, а Тина Канделаки, которой тот же самый член подарили, написала: «Спасибо большое, это...

— ...очень кстати...

— ...это ровно мой размер».

— Молодец...

— Мы еще конфетти из 200-евровых купюр — ну, понятно, не настоящих, пробитых — разбросали: все удовольствие три копейки стоило, но, на мой взгляд, было смешно — у нас весь пол этими деньгами был устлан.

«Даже два с половиной года в тюрьме просидеть не хочется, а вполне могли упечь и на 15»

— Вы были удивительно успешным человеком, создавшим свой бизнес с нуля, но в конце 2008 года все бросили и теперь в Великобритании проживаете — почему?

— Потому что чекисты хотели меня в тюрьму посадить — за похищение и пытки экс­педитора Власкина. Он долго в себе эту страшную тайну хранил, но через пять лет наконец-то набрался смелости и решил раскрыть миру глаза на нашу преступную сущность.

— Вас предупредили, что надо уехать?

— Меня все последние три года предупреждали, и чем дальше, тем громче.

— Разве тем же чекистам невыгодно было, чтобы в России вы оставались, работали и им какую-то долю давали? Или делиться вы не хотели?

— С 2005 года, как только импорт выбелился, мы всех послали, показав большой средний палец.

— Вы охотно уехали?

— Конечно же, нет, но даже два с половиной года в тюрьме просидеть не хочется, а вполне могли упечь и на 15.

— Россия, насколько я знаю, в международный розыск вас объяви­ла...

— ...да, это очень смешно...

— ...а Великобритания вас выдавать отказалась...

— Потому что наши какую-то феерическую чушь прислали — эти люди даже запрос без ошибок написать не в состоянии.

— Боязнь экстрадиции между тем была?

— Нет, абсолютно — с берегов Темзы выдачи нет.

— Вот так...

— Оттуда никого никогда не выдавали.

— Когда пусть даже в очень хорошей стране, но все равно на чужбине вы оказались, не было мысли, что начинать с нуля, в общем-то, поздновато?

— Ну какой же это ноль? У меня стартовые деньги на закупку вина, на аренду магазина были.

— То есть, чем будете заниматься, вы знали?

— Через полтора года безделья и пьянства — да.

— Полтора года ничего не делали и обиду спиртным заливали?

— Да.

— Что же вы пили?

---

---

— Все подряд. Шучу... Красные вина...

— Это была попытка ухода от реальности?

— Нет, я настолько устал, что первые полгода вообще ничего не делал. Даже в русский магазин ни разу не зашел — вот противно просто до тошноты было, а потом все равно чего-то захотелось, понял, что на пенсию еще рано...

— Вы сразу себе какую-то недвижимость купили или что-то снимали?

— Сначала снял, потом купил.

— Дом?

— Да, два.

— И родственников перевезли?

— А они не очень-то переезжать рвались — родители, например, не захотели.

— Ну хорошо: день начинался... Чем вы с утра занимались — страна-то не­знакомая?

— С юристами, с какими-то пламерами (сантехниками — Д. Г.), со школами разбирался... Ну и чуть-чуть с друзьями такими же надо было поныть...

— Тоска по России была?

— А она и сейчас никуда не девалась.

— Российские телеканалы смотрели?

— Телевизора у нас в доме давно нет. Видеть это очень вредно — жидкость, по которой нейроны в мозгу текут, разжижает. То, что из телевизора льется, опаснее абсента.

— Бывших российских миллиардеров сегодня в Англии мно­го?

— Прилично.

— Чем, как правило, они занимаются?

— Кто чем. Кто-то и там нефтью торгует, кто-то все деньги в управление отдал, кто-то недвижимостью активно занимается, но первые полгода практически все отжираются, пьют, пузо отпускают, а потом за себя берутся.

— Как англичане к богатым россиянам относятся?

— Сначала что-то втюхать свое пытаются, а если видят...

— ...что не ведется...

— ...что не на лоха попали, интерес теряют.

— К людям, которые сказочных богатств в малознакомой России добились, там уважение или презрение испытывают?

— Зависть...

— И там зависть?

— Конечно — они очень завистливы, очень!

— С Борисом Березов­ским в Англии вы общались?

— Разумеется — даже выпивали...

— Вы у него бывали?

— В офисе — да, дома — нет.

— Он вам о российских реалиях много рассказывал того, чего вы не знали?

— Да, и исходя из его рассказов, понятно, почему Березовский руку к той ошибке приложил, которой выбор Путина стал, — он его реально абсолютным ничтожеством считал.

«Смерть Березовского — это его последняя отчаянная попытка камень в Путина бросить»

— Каким вам Борис Абрамович показался? Что это, на ваш взгляд, за фигура была?

— Игрок с больших всех букв. Жил, как игрок, и погиб, как игрок. Очень умный человек, очень веселый...

— И Россию не знавший, правда?

— Почему?

— Вы считаете, Россию Березовский знал?

— Да — он же какое-то время, достаточно длительное, в Академии наук служил, довольно долго в обычной квартире на Ленинском жил.

— Если бы суть российских реалий он глубоко понимал, разве помог бы к влас­ти Путина привести? Борис Абрамович мне несколько раз говорил, что он очень доверчив и в людях не разбирается...

— Это факт, но знать Россию и ошибаться в людях — не одно и то же... Это опыт моего товарища доказывает, который сейчас в тюрьме сидит и которого полнос­тью разграбили, — я не понимаю, как можно было себя таким количеством отъявленных сволочей, воров и мошенников окружить. Я о Сергее Полонском говорю (он был амнистирован и отпущен на свободу в зале суда в июле 2017 года. — Д. Г.)... Также и у Бориса Абрамовича как успешные кадровые решения случались, так и провальные...

— Березовский мертв?

— Что вы имеете в виду?

— Ну, он мертв или, может, жив?

— Мертв, конечно.

— Вы в этом уверены?

— Абсолютно.

— Среди тех, кто пришел с ним попрощаться, в последний путь на кладбище Бруквуд проводить, вы были?

— Нет — в 25 лет я на похоронах моей первой любви был и с тех пор на похороны не хожу: ни на какие.

— Я видел фотографии с похорон Бориса Абрамовича: улыбки на лицах, короткие юбки у женщин, очень спокойная мама, которая его обожала и которую он боготворил, сказала, что траурная церемония хорошо прошла. Никто, кстати, тела не видел — гроб был закрытый, никто не видел тела даже тог­да, когда Березовского якобы убили или он сам повесился... Все на мысль наталкивает, что это изящный трюк, что, может, прирожденный игрок БАБ ва-банк пошел и на самом деле жив, — вы так не думаете?

— У меня таких мыслей нет совершенно. Я с одной из его дочерей общаюсь, знаю, в каком психологическом состоянии он после проигрыша в британском суде Абрамовичу пребывал и в каком финансовом состоянии он находился...

— В тяжелом?

— В тяжелейшем, а позволить себе быть бедным он просто не мог.

— Вы считаете, что Борис Абрамович сам из жизни ушел или ему помогли?

— На 100 процентов ручаться я не готов: это вообще слишком большая ответственность — так или иначе сказать...

— ...но сердце что подсказывает?

— Первое время, и довольно долгое, мне казалось, что Березовского, конечно, кто-то на тот свет отправил, а сейчас я думаю, что это его последняя отчаянная попытка камень в Путина бросить была, чтобы на него подумали...

— С Романом Абрамовичем в Лондоне вы общались?

— Есть люди непубличные, и если они такие, то, наверное, разглашения каких-то сведений о них не хотели бы... Иными словами, если бы речь о публичном человеке шла, который, я знаю, скорее всего, был бы не против того, чтобы наши контакты стали достоянием гласности, вот как с Березовским, я бы на ваш вопрос ответил, а тут уклонюсь.

— Романа Аркадьевича кошельком Путина называют — это соответствует действительности?

— Я думаю, что кошелек Путина — это «Сургутнефтегаз», вот! — а у них, как нам из прессы известно, отношения доверительные.

«Я знаю, кто и зачем убил мою маму, и рано или поздно это преступление будет раскрыто»

— В апреле 2010 года вашу 60-летнюю маму обнаружили у себя дома мерт­вой — что это было?

— Убийство.

— Вы знаете, за что ее убили и кто это сделал?

— Мне кажется, знаю, кто и зачем, и рано или поздно это преступление будет рас­крыто и предано гласности. Рано или поздно тайное станет явным.

— Причина этого убийства — вы?

— (После паузы). Скорее всего, да.

— Если бы можно было сегодня что-то назад отмотать и с кем-либо иначе себя повести, вы бы это сделали ради того, чтобы мать была жива?

— Надо было настойчивее уговаривать ее в Великобританию переехать. Она отказывалась — элементарной визы открывать не хотела.

— Чем сегодня в Англии вы занимаетесь? Хороший бизнес у вас есть?

— Да, я вино продаю.

— Сами его производите?

---

---

— Нет, нет, только продаю — каждый должен своим делом заниматься. Мне кажется, организовывать я умею... Даже не так: розничную какую-то историю зачинать — организовывает моя коллега и партнер Татьяна, а я туда инвестировал. Это очень приятное дело, весьма позитивное.

— Инвестировали много?

— Все, что было. Все, что осталось.

— Миллионов 100-200?

— Я цифры не раскрываю.

— Эти инвестиции плюс сегодня приносят?

— Маленький. Ну, скажем так: формаль­но да.

— Вы вино по всей Англии продаете?

— По всему миру.

— И в каких странах оно наиболее востребовано?

— В США — туда чаще всего отправлять приходится, а по количеству среди покупателей больше всего британцев.

— Вина чьего производства лучше всего продаются — французские, итальянские, испанские?

— Из 30 стран.

— А вы как потребитель какое вино предпочитаете?

— Старые шампанские и какие-нибудь интересные из Нового Света. Красные.

— В Лондоне вам комфортно? Это ваш город?

— Жить, гулять очень хорошо, а вот работать, какие-то свои идеи там реализовывать, наверное, менее комфортно. Как говорят, где родился, там и пригодился...

— Когда-нибудь, пусть даже в отдаленной перспективе, в Россию вернуться вы собираетесь?

— Да.

— И этот миг свидания с родиной представляете?

— Не очень.

— Россию вы любите?

— Я многих людей не люблю, особенно когда в них самые низменные, отвратительные чувства сосредоточены, но они мне понятны, я знаю, что, кроме этого дерьма, в них много хороших качеств есть. Наша компания эти качества активировала, усиливала, возбуждала, и я видел, как люди менялись, а Россию — да, люблю: как когда-то пел... Господи, забыл!..

— Шевчук?

— Шевчук ему на эту песню под названием «Я живу на улице Ленина» ответил... Ага, Федор Чистяков из группы «Ноль»: «Как ненавижу, так и люблю свою родину» — лучше не скажешь.

— Пушкин когда-то писал, что его угораздило родиться в России, а вас угораздило? Это карма, крест какой-то?

— Нет, мне повезло.

— Интересный ответ...

— Повезло, что на свет в России я появился, потому что, если бы где-то, предположим, в южной части Европы родился, был бы сейчас отвратительным задротом, мне кажется.

— Какие уголки России вам больше всего нравятся, где вы чувствуете, что это абсолютно ваше место, что вам хорошо?

— На берегу Москвы-реки, около Жуковки. В Мандрогах под Питером. На серпантинах на Кавказе. Да много где...

(Окончание в следующем номере)

Если вы нашли ошибку в тексте, выделите ее мышью и нажмите Ctrl+Enter