Эммануил ВИТОРГАН: «Что у меня рак, я случайно узнал, но ударом это для меня не стало»

(Продолжение. Начало в № 34)

«Первую семью я очень обидел. Они ко мне замечательно относились и моего ухода не заслуживали, но без Аллочки физически дышать я не мог, и момент наступил, когда понял: дальше так жить невозможно»

— Долгие годы вы на прекрасной актрисе, очень красивой женщине Алле Балтер женаты были — кстати, киевлянке, и, помню, лет 10-15 назад по телевизору показывали, как вы с супругой по улицам Киева ходите. Аллочка, как вы ее всегда называете, вспоминала: вот здесь она жила, здесь училась, с этим местом ее первая любовь связана. (Виторган закурил). Это очень трогательная, щемящая программа была, а как вы познакомились?

— Это еще в Ленинграде произошло. Я тогда в Театре драмы и комедии на Литейном работал, и меня в Театр имени Ленинского комсомола роль Левинсона сыграть пригласили.

— В «Разгроме» Фадеева?

— Да. До того Аллочку я в Доме актера видел, где у нас капустники, новогодние вечера были, и для себя отметил, что она очень красивая девушка, поющая, вокруг всегда куча ребят вилась. Я женат был, у меня хорошая жена была — действительно, хорошая! — и ребенок маленький: дочка Ксюшка, но Георгий Александрович Товстоногов репетировать начинает: «Вестсайдскую историю» ставит и в состав нас с Аллочкой назначает. Я предводителя банды пуэрториканцев Бернардо играл, она — мою возлюбленную Аниту.

— Так все с Товс­тоногова началось?

---

---

— Да, он свою руку приложил — это перст судьбы, точно, точно! — и мы как-то так... Ко­роче, я, конечно, пер­вую семью очень обидел. Они ко мне замечательно относились и моего ухода не заслуживали — ни малейших претензий предъявить не могу, и я замечательно относился и очень тем годам, которые вместе мы провели, благодарен.

— Так просто случилось...

— Я дышать не мог, физически без Аллочки дышать не мог. Аллочка (она же не только красивая, но и очень мудрая женщина) говорила: «Нет! Нет! Я не хочу, чтобы ты из семьи уходил, не надо их обижать», но все-таки момент наступил, когда понял, что дальше так жить невозможно...

«С дочерью долгих 30 лет я не общался. Попытки отношения восстановить делал, но так первую семью обидел, что они долго сопротивлялись»

— В одном из интервью вы сказали: «Ради Аллы семью я оставил. Разводился трудно, жена убраться из Питера попросила, и я в Москву переехал. Со взрос­лой дочерью до сих пор отношения у меня натянутые». И добавили: «Это мой самый большой грех в жизни, и я еще наказан за него буду»...

— Да, так вот, чтобы наказан за это я не был, в моей жизни женщина появилась. С ней мы — я и Аллочка — и раньше знакомы были: мы же в разных компаниях бывали, «Виторган-клуб» создали, потому что для общения это просто...

— ...как воздух...

— Да, и эта молодая энергичная женщина нам в организации разных встреч помогала. До ухода Аллочки года три-четыре, наверное, мы не виделись, но она услышала, что с моей женой беда произошла, и руку протянула... Машину я не вожу — только на съемках, когда ГАИ «Все в сторону!» кричит, — вот тогда спокойно, а так — нет, не рискую.

— Кто бы подумать мог...

---

---

— Один раз попытался, и кто-то меня подрезал, а я тут же, вместо того чтобы от столкновения уйти, ту машину ударил, поэтому за руль не сажусь — меня жены возят.

Так вот, в тот момент, когда Аллочка болела, эта женщина очень мне помогла — у нее такая возможность была, и она мне машину с водителем предоставила. Аллочка на Каширке лежала...

— В онкоцентре?

— Да, а я ведь тоже немало времени там провел. Уже больше 20 лет, как с одним легким живу, так что тоже свое получил... Палата Аллочки на 21-м этаже была, и, кроме неба, она ничего не видела, поэтому перевести ее туда решил, где хотя бы в окно можно деревья, природу видеть, и вот такое местечко под названием Голубое нашел. Там клиника для людей в неважном состоянии, которые восстанавливаются, реабилитируются, — это довольно далеко за Москвой, но я каждый день у Аллочки бывал, и вот тогда беда нас сблизила...

Эта молодая женщина причиной того явилась, что ко мне дочь вернулась, — представляете?

— Нет. Как ей это удалось?

---

---

— Аллочка об этом не заботилась — она в нашего сына Максима влюблена была и в театре достаточно занята. Из-за этого, кстати, очень мало снималась, ведь нянек у нас не было, а бабушки и дедушки в разных городах жили: Аллочкина мама — в Киеве, мои — в Астрахани. Она Максимом занималась, и это очень здорово, потому что, если бы за воспитание сына я взялся, значительно меньше он получил бы, и когда мы с Иришей семьей стали, мне опять повезло — просто повезло! Она разорванные нити восстановила: с моей первой женой Тамарой связалась, дочь Ксюшу разыскала, которая на Валааме жила и жить продолжает...

— Валаам — это же где-то в Карелии?

— Да, потрясающий остров, уникальнейшая природа. Там монастыри, и монахи сейчас просто все остальное население выживают, чтобы этот остров полностью им принадлежал...

— И чем дочь там занималась?

— Она директор Дома культуры, у нее там кружки. Ксюша — человек потрясающей энергии...

— После развода вы с ней не общались?

— Да, долгих 30 лет. Попытки отношения восстановить делал, но так первую семью обидел, что они долго сопротивлялись.

— Ваша первая жена Тамара Румянцева ведь тоже актриса — она до сих пор в театре играет?

— Да, в Петрозаводске.

— После развода вы с ней встречались?

— Я на свадьбе у Ксюшки был, в Петрозаводск подъехал, а вообще-то, мы каждый год с Иришкой на Валааме бываем, и дочь с внуками к нам приезжает.

— Обид со стороны первой жены уже не осталось, все прошло?

---

---

— Не знаю, как там внутри, но, во всяком случае, внешне...

— ... спокойно общаетесь?

— Абсолютно нормально, и всем пожелать хочу, чтобы вот так это было. Разве не странно, когда люди в любой ситуации при разводе настолько оскорблены, что физическую силу применяют, друг друга вышвыривают?.. Да что там рассказывать, а еще несчастья бывают, когда до попыток убийства доходит — это вообще...

— Все же от воспитания, от интеллекта зависит...

— Я-то считаю, что это ненормально, ведь хотя бы первые мгновения были — о них просто вспоминать надо. (Общение с первой женой, дочерью и внуками с той стороны Эммануил Виторган полностью прекратил после того, как в 2013 году их обманом в одну из телепрограмм затащили, где на глазах у миллионов телезрителей грязное белье перетряхивали. После этого эфира ему «скорую» вызывали. — Д. Г.).

«Если Бог и существует, Аллочку совсем незаслуженно он покарал»

— Знаю, что первого мужа Аллы Балтер тоже Эммануил звали, — поразительная история...

— Потрясающая совершенно, точно!

— Вы его когда-нибудь встречали?

— Видел, да. Он очень хорошим вратарем, кстати, был, в симферопольской «Таврии» играл — Аллочка за него замуж вышла, в симферопольском театре работая.

— Он по ней потом не страдал?

— Очень страдал, очень...

— Выяснить с вами отношения по-вратарски не пытался?

---

---

— Нет, этого не было — вся штука в том, что, когда мы встретились, Аллочка уже раз­ведена с ним была.

— Вы 30 лет с ней прожили: казалось бы, семья двух таких известных актеров, но никогда ни слухи, ни пересуды о вас, ни какие-то обсуждения ваших отношений не возникали. Это такой безоблачный брак был?

— Да, действительно такой и был...

— Душа в душу жили?

— Просто одним делом мы занимались: надо признать — нервным, и хотя какие-то конфликты происходить могли, и они, безусловно, случались, но творческого плана. У Аллочки потрясающее качество было: ей все познать хотелось. Когда какой-то режиссер муру нес, меня это раздражало, а ее — нет, она слушала. Я: «Леш (это у нее партийная кличка была), он же чушь несет», а она: «Ну подожди, а вдруг там чего-нибудь занятное будет». Вот таким человеком была... Литературу читала, к которой я равнодушен, — философскую всякую, с экстрасенсами встречалась. Ей это все очень интересно было, а я жуткий иронизатор, и меня лишь то спасает, что, слава богу, еще по поводу себя иронизирую.

— Это замечательно, по-моему...

— Это ужасно! — поэтому сын Максим, в детстве особенно, разговаривать со мной опасался: я шутить начинал, а он эти шутки не всегда понимал. Аллочка меня укоряла: ну что ты, мол...

— Алла Балтер считала, что ее болезнь — это расплата за грехи: она, дес­кать, вас из семьи увела. Одна из акт­рис Тетра Маяковского вспоминала, что, услышав как-то спор коллег о том, кто из них больше в жизни нагрешил, ваша супруга сказала: «Ой, девчонки, вы по сравнению с тем, за что меня Бог покарает, как расплачиваться я буду, малышки...». Об этом вы знали?

— Нет, и, думаю, если Бог и существует, он совсем незаслуженно ее покарал — совсем! Она потрясающей мамой, замечательной дочкой, преданной подругой была. Знаете, столько лет вместе мы прожили, наверное, потому что никогда никому зла не желали, и сегодня я просто счастлив, что рядом со мной человечек, который такую же жизнь ведет. Никому с Аллочкой зла не желали, и с Иришей никому не желаем — только добра! Только потому что как-то так на мир этот смотрим... Ай, я ведь тоже думал, что жизнь — очень длинная штука...

— ...что запас времени большой...

---

---

— Да, и у меня в роду такие долгожители есть! Дедушку и бабушку с маминой стороны я не застал — на свете их уже не было, а с папиной — знал хорошо. Дедушка в 99 лет из жизни ушел, и то случайно: у них на Ришельевской — на улице Ленина тогда...

— ...а сейчас снова Ришельевской...

— Да, так вот, дом в центре Одессы, в котором они с бабушкой жили, снесли...

— ...и дедушка расстроился?

— Нет, ему квартиру на массиве Таирова предоставили, а он подслеповатый уже был: вошел, упал, перелом — и все... Это потрясающий дед был, уникальнейшее явление! — неимоверное количество внуков, правнуков, прапраправнуков имел, потому что семьи-то огромные.

— Попробуй всех запомни...

---

---

— Он запоминал и, кстати, на Одесском молочном комбинате с 13 до 85 лет проработал — представляете? Токарем.

— Еврей-токарь — это уже любопытно...

— Ну, в Одессе таким раскладом никого не удивишь... У него книжечки с его рационализаторскими предложениями напечатанны были, вот такая (показывает — сантиметров 30) стопка! Совершенно неповторимый дедушка был — что вы! — и я такое удовольствие получал, когда с ним по Одессе гулял.

«Рано утром из клиники мне позвонили и сказали, что Аллочка уходит, но я туда ринулся и ее уболтал. Следующей ночью она у меня на руках умерла...»

— Уже от рака позвоночника умирая, Алла Балтер на сцене играть продолжала — это нужно было, как вы считаете?

— Да, да, конечно, ведь она в течение трех лет уходила. Первая операция была — потом вроде все нормально, мы уже оптимисты, и Аллочка играет, потом опять удар, вторая операция — и снова удар, но думаю, что театр, сцена ее пребывание здесь, на этом свете, продлили.

— Это правда, что последний спектакль она доигрывала, когда передвигаться уже не могла, и партнеры ее переносили?

— Так и было — я же сам того спектакля участник...

— Как он назывался?

---

---

— «Чума на оба ваши дома» по Грише Горину, который, кстати, на Ваганьковском рядом с Аллочкой лежит. Да, уже под финал спектакля у нее нога отнялась... В антракте врачей вызвали, ее накололи, но она очень мужественно себя вела.

— Супруга у вас на руках умерла?

— Да. Так получилось, что из клиники рано утром 13 июня мне позвонили и сказали, что Аллочка уходит, но я туда ринулся и ее уболтал: она не ушла.

— Как уболтали?

— Что-то ей говорил, говорил... Вытягивал... Ну, не знаю, как: я в таком состоянии был, объяснить которое не могу, — в общем, вместе еще день мы провели, а следующей ночью в 0.40... (Плачет). На руках, да... Уже 18 лет прошло, как Аллочки нет, в 2000-м она умерла, а ощущение такое, будто вчера все произошло, и если я сегодня в порядке, то лишь благодаря Иришке.

«При таком, казалось бы, огромном количестве родных я очень мало уходов из жизни видел»

— Поразительно, что со своим недугом Алла Балтер не справилась, а вот вас спасла — вам ведь диагноз «рак легкого» задолго до болезни вашей супруги поставили. Вы тогда понимали, что конец возможен?

— Ничего я не понимал — они все от меня скрыли. Ничего! У нас же клуб был, который с людьми самых разных профессий нас подружил, и в том числе туда врачи приходили. Сначала они подумали, что, может, туберкулез у меня (на глазах слезы появились), и в Институт туберкулеза положили, а потом наши ребята-астраханцы, братья Матякины, подключились — профессора! Один и сейчас в онкоцентре работать продолжает, а второй в ЦКБ Медцентра при Управлении делами президента перешел, но тогда оба на Каширке работали. Аллочке они сказали: «Давай Эм­мку к себе заберем — нам что-то у него там очень не нравится» — и в онкоцентр перевезли, исключительно тем это объясняя, что аппаратура там значительно лучше, чем где-либо (она, действительно, в лучшую сторону отличалась). Мол, мы тебя по всем аппаратам прокрутим, что там, посмотрим... Что у меня рак, я случайно узнал.

— Но узнали... Что в этот момент вы почувствовали?

— Да как-то... При таком, казалось бы, огромном количестве родных я очень мало уходов из жизни видел. В Одессе дяди-тети этот мир...

— ...без вас покидали...

---

---

— Без меня, а когда родители уходили, я в Астрахань приезжал, их в больницу устраивал, потом уезжал — спектакли, съемки... Вернулся, когда мамы, она первой была, уже, к сожалению, не стало, — то же и с папой повторилось. В преддверии их уходов я не присутствовал, последние их дни, часы не видел, поэтому для меня это нечто абстрактное было — ну, болезнь... Я, правда, мощно никогда не болел, то есть когда-то совершенно жуткий аппендицит у меня был — чуть не преставился: еще бы пару часиков и... Там уже гной был — как это называется?

— Перитонит...

— Да, да, и три месяца в больнице я пролежал.

— Так, как тогда лечили, немудрено...

— Поэтому это как-то я не воспринял, таким ударом этот диагноз для меня не стал, и вот меня в операционную ввозят, а там все собрались...

— ...на Виторгана посмотреть...

— И основатели этой онкоклиники — когда-то на спектакле они были — пришли, и другие врачи: еще и студенты сверху в стеклянных окнах торчали, а меня голого в операционную ввозят. Я: «Это что ж такое? Один на всех и все на одного?». Они: «Да!» — бух маску мне на лицо, и поехало. Потом, с годами, уже после того как Аллочки не стало, я осознал, чем закончиться все могло.

— Сколько с тех пор лет прошло?

— Больше 20 лет.

— И вы так курите? После рака легкого...

---

---

— Курю...

— И ничего?

— Мне хорошо. Ирочка плачет...

— И такому риску себя подвергать вам не стыдно?

— Поэтому те же Матякины мне говорят: «Мы тебя убьем, честное слово! Скальпелем зарежем», но что поделаешь, если это сильнее меня? Я же 16 лет не курил: даже Аллочкин уход поводом снова закурить — на нервной почве — для меня не стал, а потом на ровном месте споткнулся. Вдруг затянулся — уже не помню, когда, — и остановиться не смог: сигареты меняю, но толку-то...

«Я тоже кое с кем пожил, и ревности к бывшему мужу Ирины не испытываю. Мы дружим»

— Сейчас в третий раз вы женаты — на Ирине Млодик, красивой умной женщине. Это правда, что многие друзья вашей семьи, с которыми при жизни Аллы Балтер не разлей вода вы были, возмутились, как предательство это восприняли?

— К огромному сожалению, так и было, правда, это не очень я понимаю. Действительно, у Аллочки еще со времен ленинградского «Ленкома» подруга была, потом они с мужем в Москву переехали... Ребята очень хорошие, близкие друзья, но почему-то обиделись так за то, что на Иришке через два года после ухода Аллочки я женился, и еще одна семья замечательных режиссеров, с которыми мы с Ленинграда дружили, тоже почему-то мой шаг осудила. Мне очень жаль, что это произошло, очень жаль — я с ними годами общался, и мне странно... Вот не понимаю: если другу моему хорошо...

— ...почему же надо, чтобы плохо было?

— Не понимаю этого, но ничуть их не осуждаю — ни в коем случае: всего только самого доброго им желаю.

— Насколько Ирина вас моложе?

— На 23 года.

— Так вы герой!

— Не говорите...

— Люди, которые Аллу Балтер знали и Ирину знают, — а таких, наверняка, много — их постоянно сравнивают: вас это не раздражает?

— Нет, нет! Во-первых, память об Аллочке — это для меня святое, и на день ее рождения, и в день ее ухода мы с Иришкой обязательно всех своих родных собираем, поэтому об Аллочке мне напоминать не надо — это уже навсегда. Иришке спасибо — она тактично все делает и вообще ко мне очень хорошо относится — и к моим родным, близким тоже.

— До того как за вас замуж выйти, Ирина в гражданском браке жила, но удивительно не это, а то, что мужчина, который ее мужем был, другом вашей семьи стал. Неожиданный поворот, правда?

— Да, но это нормально. Это честно.

— У вас ревности по отношению к не­му нет?

---

---

— Ну что вы?! Я тоже кое с кем пожил — и что? Кроме благодарности, к тем женщинам ничего не испытываю. Это жизнь, — куда ж ее денешь? — а человек, о котором вы говорите, — замечательный совершенно. Дружить и встречаться с ним продолжаем, у нас даже на секунды: ни у него, ни у Иришки, ни у меня —каких-то...

— ...задних мыслей не возникает...

— Абсолютно!

— Ваш сын Максим — очень ус­пеш­ный актер: вы с ним на профессиональные темы разговариваете?

— Конечно, но не так часто, как хотелось бы.

— Он советы мас­­тера впитывает, в рот вам заглядывает?

— Нет, он очень самостоятельный человек, и мы с Аллочкой его так и воспитывали, с детства возможность самому тот или иной вопрос решать предоставляли. Только если видели, что это уже слишком далеко заходит, как-то повлиять пытались — особенно Аллочка, конечно, и то, что Мак­сим с ней долгие годы общался, только на пользу ему пошло.

«Крутого и Паулса Иришка в ресторане свела — как Станиславского и Немировича-Данченко»

— Мне рассказывали, что вы одним из инициаторов возрождения песенного конкурса «Новая волна» в Юрмале были, а что у вас, серьезного театрального и киноактера, с эстрадой, попсой общего?

— Это не я, а Иришка — она же юрмалчанка, на берегу Рижского залива много лет прожила.

— Ах, вот в чем дело...

— Она обязательно каждый год в Юрмале должна быть — обязательно, и когда туда приезжает, я ее как будто заново познавать начинаю: для нее эти сосны, этот песок просто как эликсир... Никакая самая дорогая мебель в любом самом лучшем отеле, в котором мы останавливались, чувст­ва родины не заменит...

— Тем более такой родины...

---

---

— Ну и вот просто человек позвонил, который с Иришкой давно знаком — и я с ним уже знаком был... «Ребята, — сказал, — вы встречу Игоря Крутого и Раймонда Паулса организовать не можете?». Мы спросили: «А что такое?». — «Ну вот есть идея — фестиваль возродить», но Раймонд такой...

— ...колючий немного...

— Да, первым шаг навстречу не сделает, а с Игорем Крутым мы хорошо знакомы. Ему позвонили, говорим (больше Ириша говорила): «Игорь, такая вот идея есть». Он в ответ: «Ну славно, давай встретимся». Я как раз на съемки уехал, а Иришка их в ресторане свела — они, как Станиславский и Немирович-Данченко, со встречи которых Художественный театр начинался, все обсудили и «Новую волну» начали (с 2015 года в Сочи проходит. — Д. Г.).

— Вы туда приезжаете?

— Теперь каждый год нас туда приглашают, но мы уже в Юрмалу во время конкурса не ездить стараемся, потому что, когда Иришка приезжает, ее телефон не переставая звонит. Там масса знакомых осталась, очень много людей пожилых уже, и все попасть на «Новую волну» хотят, а Иришка как белка в колесе крутится, чтобы им приглашения достать, — просто десятки. Мы так устаем, тем более что со множеством людей встречаемся, а еще интервью масса, выпивок — да всего! Так что мы теперь приезжать туда либо до «Новой волны», либо после решили, правда, это нас мало спасает, потому что, когда во время конкурса в Москве остались, бесконечные звонки из Юрмалы начались: «Ирочка, позвони, скажи, чтобы нам приглашения дали».

Она просто нарасхват! У нее замечательные качества нашего времени, хотя, казалось бы, странно: скрипачка и при этом такая бизнесвумен. Активна бесконечно, работать сутками напролет может! Ей до трех часов ночи в офисе у себя сидеть в удовольствие — там в это время без сослуживцев спокойно.

«В нищете жить не хочу — я соучредитель химчисток... Сказал: «Лозунг «Обчистим всю Россию!» на входе повесьте»

— Жизнь советских кинозвезд удивительной, на мой взгляд, была: с одной стороны — неподдельное обожание, слава, возможность решения многих вопросов, а с другой — унизительная бедность. Многие же ваши выдающиеся коллеги в нищете прозябали — я знаю, что и вы до 40 лет своего угла фак­тически не имели...

— Да, впервые мы с Аллочкой ордер на квартиру в руках в 40 лет держали. Уже все центральные роли в театрах играли...

— ...и в кино...

— Да, я уже во многих фильмах снялся, но как-то нас это в то время не очень волновало. Не знаю, хорошо это или плохо...

— Другие просто приоритеты были...

— Верно: работать, вкалывать с утра до ночи, по 30 спектаклей в месяц играть — еще и сниматься успевать.

— Вы между тем слышали, что ваши ровесники в Голливуде уже десятки миллионов долларов зарабатывали?

— В Голливуде ладно — рядом в Польше, в ГДР к актерам другое отношение было.

— Вас это никак не задевало, не обижало?

---

---

— Нет, хотя какие-то секундные вспышки: «У-у-у гады! Копейки платят», наверное, были. Мы бы уже на те средства, которые заработали, если бы нам нормально платили, свой дом иметь могли, а так ничего же не было. Сейчас время другое... Часто в интервью или просто в разговоре журналисты удивляются: «Странно. Вы — и учредитель химчистки». Я говорю: «Да, соучредитель», хотя, если честно, что в этом понимаю? Единственно, сказал: «Лозунг «Обчис­тим всю Россию!» на входе повесьте».

— Так он вашего авторства? Здо­ро­во!

— Вот и весь мой вклад в успех предприятия, а все остальное — на плечах Иришки. У нас же театральное агентство, клуб, химчистки...

— Много?

— Две плюс пять приемных пунктов — мы все для того делаем, чтобы людям как-то полегче жилось.

— По-моему, лучше химчистки иметь, чем в нищете умирать...

— Это, безусловно, так, поэтому журналистам я говорю: «Мы же на гробы сбрасываемся тем, кто, как минимум, звание народного артиста СССР имели, — вы представляете, что это такое?».

— Например...

— Николаю Крючкову, Георгию Вицину и так далее.

— Крючков нищим был?

— Конечно.

— Кошмар! Это же народный кумир, герой...

---

---

— Я свидетель, своими глазами видел, как этих актеров люди на руках носили, как с придыханием о них говорили, а страна, а власть, а государство об их достойной старости не заботятся, поэтому я теперь, как сам себя окрестил, «главный пятновыводитель России». В нищете жить не хочу — вот и все! У меня внуки есть — четверо, у меня жена молодая, у меня свои какие-то желания, запросы, и на это зарабатывать надо, и сегодня я, к своему стыду, — сознаюсь в этом! — иногда предложения принимаю, которые раньше не принял бы: слава богу, не всегда, но часто...

— А чего тут стыдиться? Вы профессионал...

— В рекламе по поводу перхоти сниматься, предположим, не соглашусь, а вот в рекламе против всяких этих дел участвовать (показывает, что укол в вену делает), ширяния — как оно называется?

— Наркотики?

— Наркотики. О Господи! — вот видите? Годы, годы, годы! — «что-то с памятью моей стало».

— И хорошо, что вы этого не помните, — вам-то оно зачем?

— Вот в этом участие принять я могу — а вдруг кто-то из молодого или старшего поколения увидит и задумается: может, действительно делать это не надо? Пусть я такой наивный, но...

«В Киеве меня наверняка в Большую украинскую энциклопедию внесли...»

— Природа щедро вас одарила: красавец-мужчина, фактурный, рослый, — все при вас: повезло, одним словом. Интерес со стороны дам вы до сих пор ощущаете? Когда познакомиться хотят, позвонить, может, и чего-то большего?

— Ну да! Хорошо ко мне люди относятся — действительно, хорошо...

— До каких-то эксцессов, истерик со стороны девушек и женщин не доходит? Вас вообще у театра поджидали, записками забрасывали?

— Звонки были, но крайне редко.

— Вы свою внешность часто эксплуатировали или иногда наперекор природе шли, представить себя хуже, чем на самом деле, пытались?

— О том, как выгляжу, абсолютно никогда не заботился, вообще по поводу внешности не заморачивался. Когда снимаюсь, в монитор и потом в отснятый материал не заглядываю — смотрю на себя, только когда бреюсь.

— Смотреть на себя удовольствие вам доставляет?

— Не-а...

— Почему?

— Не знаю, не знаю... Еще когда фильм озвучиваю, кадры на экране идут — там я себя вижу, но довольно часто увиденным не очень доволен (подмигивает).

— А возраст вы как ощущаете?

---

---

— Никак — только, может, уставать больше стал, утомление быстрее накапливается, но в то же время грех жаловаться. Иногда поворчать могу: ой-ой-ой! — и не прав, конечно. Если востребован, как этому не радоваться? — а пока что востребован...

— Многие после 70 уже практически ни о чем не мечтают, «Какие мечты, ког­да все позади?» — говорят, а вы о роли, которая бы все перевернула, грезите? Чтобы зрители сказали: «Вот эту роль, самую главную в его жизни, он после 70 лет сыграл»...

— ...и до свидания!

— Нет, напротив, я вам от всей души пожелать хочу новых ролей и исполнения задуманного. Я вас очень люблю — это искренне...

— Спасибо! — и огромнейший привет Киеву, в котором много времени я провел. Моя теща, Аллочкина мама, на кладбище там лежит, так что этот город всегда помню.

Кстати, в Киеве меня наверняка в Большую украинскую энциклопедию внесли...

— Да?

— Когда-то, еще с ленинградским «Ленкомом», у вас на гастролях мы были, спектакли в Театре Ивана Франко играли, а раньше же гастроли по месяцу были — не так, как сейчас, на два-три дня максимум приезжают...

— ...и еще же на не­скольких площадках игра­ли...

— Да, и вот лето, жара, актеры на репетиции опаздывают, а Сандро Товстоногов, сын Георгия Александровича, репетировал, и все украинское слово «спiзнився» выучили, которое охотно в ход пускали: «Александр Георгиевич, извини, спiзнився». Ему уже оно вот здесь (показывает — поперек горла) стояло, и он сказал: «Еще раз услышу — просто к черту выгоню». Неделя прошла или полторы, я в Театр Франко влетаю, минут на 20, наверное, опаздываю, а мы с Сандро очень дружили, и ребята все поворачиваются, с удовольствием ожидая: что сейчас будет? Сандро: «Эмма, что такое?». Я: «Александр Георгиевич, извини, опiздав». Он: «Так, все, репетиция окончена — за новое украинское слово пошли пить».

Если вы нашли ошибку в тексте, выделите ее мышью и нажмите Ctrl+Enter