Защитник Донецкого аэропорта «киборг» Николай МИНЬО: «Везде слышно: «Войны нет» — вот солдаты и думают: «На кой черт я это защищал, раз они крадут миллиарды, а я даже участок получить не могу?»

До российско-украинской войны Николай Миньо жил в Ужгороде. Как предприниматель занимался строительными работами. Дела шли неплохо. Но когда на Донбассе украинская армия весной 2014 года начала нести потери, 49-летний бизнес­мен не смог остаться в стороне. Тем более что у него были необходимый военный опыт и знания.

В 1984-1986 годах он служил в роте специального назначения внутренних войск МВД СССР. Затем его зачислили в новое подразделение антитеррористических операций — шестую роту спецназначения, которая дислоцировалась во Львове. В 1990 году роту бросили против митингующих львовян. Служащие отказались выполнять приказы начальства, на них завели уголовные дела, затем уволили, а роту рас­формировали. Миньо еще несколько месяцев прослужил в ГАИ Ужгорода и окончательно ушел из правоохранительных органов: «Проблемы у меня с начальством. Не могу терпеть вра­нье и несправедливость. Не мог смотреть, как работники милиции покрывают преступников за вознаграждение», — признался в интервью журналисту интернет-издания «ГОРДОН» Миньо.

Летом 2014 года он пошел добровольцем в батальон территориальной обороны Закарпатский области, потом оказался в 80-й отдельной десантно-штурмовой бригаде, вместе с которой и воевал на Донбассе, защищал донецкий аэропорт. В 2015 году Миньо уволился из Вооруженных сил Украины и занялся общественной деятельностью. Возглавил Все­украинский союз участников боевых дейст­вий в АТО «Побратимы Украины». Теперь среди его приоритетов — защита прав военных, и тех, кто продолжает службу, и тех, кто уволился из армии, получил ранения или инвалидность, а также помощь с адаптацией их к гражданской жизни.

«Выгодно кому-то говорить, что на Донбассе «ополченцы». Вы бы посмотрели, как эти «ополченцы» и «наемники» стреляют»

— Почему вы, судя по всему, ус­пеш­ный бизнесмен, оставили свое дело и пошли воевать?

— С самого начала российской военной агрессии, когда они «Градами» лупили по нашей территории, когда сбили наш Ил-76, когда спецподразделение из России под Волновахой расстреляли наших ребят, я понял, что не могу стоять в стороне. Было видно, что в армии большая проблема. Ее 25 лет уничтожали, а когда началась война, оказалось, что воевать не умеют, командиры не готовы, техника не подготовлена.

Пошел в военкомат, а моих документов нет — потерялись. И тогда, в июле 2014 года, я поступил добровольцем в батальон территориальной обороны Закарпатской области. Когда-то я был инструктором по боевой подготовке, поэтому начал обучать парней стрельбе, тактическим навыкам, военному делу. Позже перевелся в 80-ю отдельную десантно-штурмовую бригаду, в третий батальон. И осенью 2014 года наша «восьмидесятка» выдвинулась в Донецкую область.

Армия, надо сказать, тогда была в полном упадке. Первые три призыва бойцы вообще ничего не имели. Если бы не помощь волонтеров, мы не смогли бы воевать. Они одевали нас, помогали снаряжением и продуктами. Эта поддержка вдохновляла и мотивировала. Мы чувствовали — за нами целая страна. Тогда были в большинстве добровольцы, которые пришли в армию не за деньгами, участками, льготами или наградами. Они пошли защищать свою страну. Мы понимали: не отстоим там, на Донбассе, — потеряем все. Ведь российская армия — это серьезно.

— А как же «сепаратисты» и «ополченцы»?

— Не было там никаких сепаратистов. Уже через полтора месяца после начала реальных боевых действий большая часть местных разбежалась — кто в Россию, кто в Украину переехал. Там осталась хорошо оснащенная российская армия, тренированные молодые солдаты и спецподразделения. Я видел их своими глазами, когда мы проходили ротацию в донецком аэропорту (ДАП) под присмотром ОБСЕ.

Выгодно кому-то говорить, что на Донбассе «ополченцы». Вы бы посмотрели, как эти «ополченцы» стреляют, как кладут снаряды из гаубицы. Я немного понимаю, о чем говорю. Невозможно за неделю и даже за месяц научить человека так стрелять. Из танка навесным с четырех километров попасть по вышке шахтер точно не сможет.

На Донбассе воевала подготовленная российская армия. Но переломить украинцев она уже не могла. Даже если бы российский президент Владимир Путин собрал все свои войска. Они, может быть, взяли бы не только Донецкую и Луганскую области, а даже зашли бы вглубь нашей территории, но назад уже не вернулись бы никогда. Чем дальше ты вторгаешься на чужую территорию, тем более уязвимым становишься. Даже ребенок может под­жечь танк бутылкой с зажигательной смесью. Думаю, быстро сформировалось бы партизанское движение, которое танками не задушишь, и на каждом шагу врага ждала бы смерть.

— Расскажите о том, как попали в донецкий аэропорт.

— 12 декабря 2014 года наша рота огневой поддержки прибыла в Пески, для поддержки защитников донецкого аэропорта. А 23 декабря в рамках ротации наша рота и восьмая рота 80-й отдельной аэромобильной бригады прибыли в ДАП и пробыли на диспетчерской вышке 15 дней.

Ротация проходила под прикрытием ОБСЕ. В миссии было много русских офицеров, и никто на нее не обращал внимания. В реальности никакого прикрытия не было. Не успели мы въехать на территорию терминала донецкого аэропорта, как начался шквальный огонь. По машинам стреляли из гранатомета. Мы видели, как в нас прицельно летели снаряды. Наш водитель не первый раз возил людей и грузы в терминал, быстро сориентировался и начал маневрировать. Ударной волной нас всех раз­бросало, колеса на машине были полнос­тью расстреляны, но, по сути, водитель спас нам жизни. Мы уцелели и добрались до вышки.

Интересный момент: у меня в бронежилете были кармашки, куда я сложил батарейки для оптики, наверное, штук 100. После этого боя ни одной батарейки не осталось — от ударной волны все рассыпались. В тот день нас обстреливали пять часов. Все мы думали, что не выживем.

— Вышка ДАП простояла до 13 января. И все это время в ней находились украинские военные. Как вы уцелели?

— Надо сказать, что боевики тогда активно обстреливали вышку из танков. Ее дважды поджигали. Ведь она имела стратегическое значение: в светлое время суток был обзор местности на пять-шесть ки­ло­метров вокруг, мы могли передавать нашим войскам сведения о перемещении боевиков, мешая им обойти терминал сзади. Поэтому они так старательно обстреливали вышку, стараясь нанести максимальный ущерб конструкции. Перед нашим приходом случился пожар, вышка полностью выгорела изнутри.

Второй день нашей ротации был не легче предыдущего: по башне били из гранатометов. Снова загорелся первый этаж. Из терминала и РЛС (радиолокационной станции) звонили ребята, переживали, думали, нас уже нет в живых. После этого пожара я осмотрелся и придумал, что можно сделать. На полу лежала плитка. Я предложил ее разбивать, паковать в мешки (которые нам передал старшина батальона Юрий Хомич) и закладывать ими окна. Так мы и сделали. Потом на проемы окон натянули железные сетки, которые взяли из выгоревшей вытяжки. Все эти хитрости помогали спасать наши жизни. Мешок с битой плиткой так просто пулей не пробить. А когда залетали снаряды подствольных гранатометов, то попадали в сетки и взрывались с другой стороны, не причиняя вреда защитникам ДАП.

— Тогда стояли сильные морозы. Как защитники аэропорта выживали в таких условиях?

---

---

— Нормально, все парни крепкие, хорошо подготовленные. Днем обстрелы были незначительными. Оставалось время подготовиться к вечернему бою, подготовить оружие, продумать тактику и даже потроллить россиян. Они слушали наши разговоры, а мы переговаривались по мобилкам со своими земляками на закарпатском диалекте. В терминале был Витя, на РЛС — Коля, а со мной в башне — Винни-Пух и Дед. Россияне ничего не могли понять из наших разговоров и решили, что в ДАП зашли иностранцы. Тогда-то и пополз по Донецку слух, что в аэропорт приехали натовцы. Мы об этом узнали позже. От души посмеялись.

Конечно, условия были экстремальные. Я когда вспоминаю, что происходило, сам не могу понять, как так получилось: ни полноценно выспаться, ни отдохнуть, ни поесть, ни согреться, шквальный ветер, мороз —27, но никто из бойцов даже простуду не подхватил. У меня только одно объяснение: Бог помог нам уцелеть. Я, когда вернулся из ДАП, пошутил: «Столько Богу наобещал, что за всю жизнь не выполнить».

«Помните, в самом начале военных действий местные жители перекрывали дороги бэтээрам? Они были отравлены российской пропагандой, у них по телевизору показывали только российские каналы»

— Осенью 2014 года каким вы увидели Донбасс?

— Первый населенный пункт, куда мы прибыли, — Дружковка Донецкой области. Я из машины вышел — аж зажмурился: словно попал в СССР 1980-х. Не поверил собственным глазам. Там совдепия не закончилась. Магазины, дороги, дома — все осталось с советских времен.

Потом, уже когда мы познакомились с местными, понял, что у них и мышление совковое. Они так и не почувствовали себя хозяевами своего дома, города, завода. Партия регионов сохранила там отношение к начальнику как к божеству. Во взаимоотношениях осталась советская иерархия и рабская психология.

— Как вас люди встречали, много было агрессии?

— Не успели мы зайти в город, как тут же прошел слух: «бандеры» приехали. Мы насторожились, и люди также. Потом я познакомился с одним прекрасным человеком, Русланом, и пригласил его зайти к нам. Он взял с собой несколько друзей. Конечно, это было рискованно, но мы рискнули. Парни пришли в подразделение, посмотрели, как мы устроились, что делаем, и у нас установились доверительные отношения.

У нас было много еды, потому что волонтеры возили. Мы собрали продукты и отнесли в детский дом. Нас там начали принимать как родных. Затем Руслан подсказал, где живет многодетная семья. Мы и к ним зашли с продуктами. И как-то растопили лед. Уже через две недели нас позвали на сборы «бандеровцев» в Дружковке. В клубе собрались местные жители, полный зал. Только мы зашли, начали аплодировать: «Спасибо, что нас защищаете».

Надо просто работать с людьми, объясняться, честно и открыто с ними говорить. Мы, например, показывали свои военные билеты, убеждали, что мы — солдаты Во­оруженных сил Украины. Кстати, там очень много говорящих по-украински, особенно по селам в Донецкой и Луганской областях. Так что с местными жителями мы говорили на одном родном языке.

Хотя всякое было. Помните, когда в самом начале военных действий местные жители не пускали наших солдат, перекрывали дороги бэтээрам? Они были отравлены российской пропагандой, не могли отличить белое от черного. И неудивительно. У них по телевизору показывали только российские каналы, ни одного украинского! Понятно, что они не могли знать все об Украине, ведь обработка шла не один год.

Еще мне запомнился один случай. Смотрим — идет бой. Мы знаем, что с одной стороны — Гиви, с другой — Моторола. Но почему они между собой воюют? Лупасили друг друга больше двух часов. Потом узнали, что это у боевиков обычная практика. Пришло время зарплату платить. А чем больше людей погибнет, тем больше денег останется Гиви с Моторолой. Вот они и устраивали бои друг с другом. Такие нравы у «русского мира».

— Вас не смущает, что после начала войны на Донбассе, после стольких смертей наших военных так много людей, особенно из Западной Украины, в том числе из Закарпатья и Львовской области, откуда вы родом, продолжают ездить на заработки в Россию?

— Конечно, это выглядит аморально. Но люди ездили еще до войны в Россию, поскольку ситуация с работой в Украине катастрофическая, особенно в сельской местности. Думаю, основные проблемы в том, что войну не назвали войной, что волна патриотизма потихоньку испаряется, все эти подписанные «угоди» неизвестно с кем и о чем, перемирия, которых не было никогда, вранье по телевидению, награждение званиями и медалями тех, кто не очень и заслужил, потому, что в боях за Украину не был, и много чего другого.

Да, украинцы едут и в Россию, и в другие страны, потому что кормить свои семьи надо. Потом приезжают домой, включают телевизор и что слышат? Украли, убили, взятку взяли, гранату взорвали, разворовали миллиарды гривен... Но, как бы там ни было, все должны понять: где бы украинец деньги ни заработал, дом он строит в Украине и защищать его точно будет здесь. Что бы российское правительство ни делало, какую бы пропаганду ни вело, люди уже увидели, где правда, а где ложь.

— Сегодня большая проблема с оборотом оружия в тылу. То сам подорвался солдат, то выстрелил в кого. Честно говоря, не хочется, чтобы где-то по улицам ходили бывшие бойцы с обостренным чувством справедливости, ведь мы не знаем, когда и где может прозвучать взрыв.

— Солдат всегда возьмет с собой домой оружие. Он увидел, как оружие его защищает. Это психология. Боец мыслит так: «Если завтра что-то случится, что я буду де­лать без оружия?». У него страх. И вот с этим страхом надо работать. Бойцу надо предложить ясную альтернативу и четкую перспективу. Как только он почувствует уверенность, сам все отдаст. Ни вы, ни жена, ни мама не смогут убедить солдата сдать оружие, но есть авторитетные военнослужащие, которых они послушают, которым поверят просто потому, что они точно такие же.

Кроме того, в государстве должен реализовываться комплекс социальных мер. У нас боец приехал домой и никому не нужен, помощи нигде нет, везде его футболят. А сейчас вообще со всех сторон слышны фразы: «Я тебя туда не посылал», «Вы защищали бизнес олигархов», «Войны нет, где ты был и с кем воевал?». Вот солдат и думает: «На кой черт я это все защищал, раз они крадут миллиарды, а я даже участок земельный получить не могу?».

Приняли закон о земельных участках для участников АТО. Вроде бы и неплохая инициатива. Но все сделали так, чтобы в реальности земли не дать. И, я думаю, специально сделали, ведь у парней, вернувшихся с войны, будет много вопросов к власти, а так они станут по инстанциям ходить безрезультатно, бумажки оформлять.

Есть ситуации совершенно идиотские. Мы пришли к одному голове района: тебе что, трудно участок защитнику выделить? А он признается: нет земли. Чтобы выдать участок, надо расширить границы района, а областная администрация не собирается и решение не принимает. Так, может, прежде чем обещать что-то, нужно было сначала ревизию земель провести и оценить, сколько участков и где можно выдать.

А потом надо понимать: редкий солдат имеет деньги, чтобы что-то построить. Наша организация «Побратимы Украины» предлагала в Минобороны вместе с застройщиками возводить многоэтажки. Пускай бы выделяли несколько квартир, а бойцов брали охранниками или строителями — так человек и жилье получит, и работу. Но никто не хочет нас слышать.

«Вернувшимся бойцам, как никому другому, нужна работа, а с этим у нас в стране самая большая проблема»

— По официальным данным, уже более 500 самоубийств среди бывших участников АТО...

— Мы не атошники, мы — участники боевых действий, защитники Украины. Это власть придумала какую-то аббревиатуру, не имеющую отношения к реальности. Президент не выполнил требования Конс­титуции Украины, поэтому все у нас гиб­ридное.

— Я хотела спросить, как вы справились с трудностями адаптации к гражданской жизни и как помогаете другим?

---

---

— Посттравматический синдром — это очень серьезно. Я сам это прошел, понимаю, как тяжело справиться. А многие парни не знают. Они пошли на войну добровольцами, а когда вернулись — оказались наедине со своими проблемами. Беда в том, что ушедшие из армии никому не нужны. Когда они защищали родину, свою работу знали, а тут, на гражданке, все их обманывают. Они видят несправедливость, стяжательство, вранье, они теряют смысл существования и сводят счеты с жизнью. На самом деле, более тысячи человек уже погибло.

Ужасная ситуация и по людям, получившим ранения, ставшим инвалидами в результате ранения. О них абсолютно все забыли, только волонтеры и общественные организации еще собирают деньги на лечение. А после ранения лечение нужно постоянно. Еще ежегодно нужно проходить унизительные комиссии по инвалидности, где надо доказать, что у вас не выросла вдруг новая рука или нога, — полный абсурд!

Как должно быть? Пришел боец домой — поставили его на учет в военкомате, отправили на реабилитацию, помогли адаптироваться, поддержали, в том числе и финансово. Для этого нужны рабочие места и малые кредиты на развитие бизнеса. Сейчас под 38 процентов кредиты дают. Это же наркотики или оружие надо продавать, чтобы на таких условиях возвращать деньги.

Для всех бойцов главный запрет — спирт­ное. Вообще нельзя. Надо сразу же обратиться к врачу, чтобы снять раздражители. Сейчас есть много препаратов. Самая большая проблема — человек не может заснуть, накапливается усталость, раз­дражительность, и, если еще сверху алкоголь, начинается неконтролируемый процесс. Я сам после боев до четырех утра не мог спать. Но надо переключиться, загрузить себя работой, заниматься спортом, общественной деятельностью, чтобы не думать о пережитом.

Вернувшимся бойцам, как никому другому, нужна работа. А с этим у нас в стране большая беда. Поэтому мы с побратимами сами занимаемся созданием рабочих мест, убеждаем чиновников работать над этой проблемой. А еще открываем реабилитационные центры. Совсем скоро такой появится в Шепетовке в Хмельницкой области.

Отделения «Побратимы Украины» есть уже в каждой области, мы начинаем работать по районам и большим городам Украины. К нам за помощью может любой обратиться. Мы поддержку оказываем и психологическую, и юридическую, а если надо, то и медицинскую. Помогаем, чем можем, семьям погибших бойцов, а также заботимся о тех парнях, которые еще находятся на передовой. Работы много.

Есть немало патриотов в Украине. Мы часто встречаемся, общаемся, мы понимаем, что надо делать дальше. Теперь у нас простой план: мы провели сборы общественной организации «Всеукраинский союз участников боевых действий в АТО «Побратимы Украины» и решили заходить во власть. Основали свою партию «Побратимы Украины». У нас много молодых парней, разумных, с высшим образованием, амбициозных, которые готовы идти и менять свою страну. Будем поддерживать своих побратимов на мест­ных выборах и на парламентских.

«Придут люди, которые защищали и защищают до сих пор кровью и здоровьем свою страну, и будет военный трибунал над мародерами, которые во время войны никак не нажрутся»

— Думаете, сможете сразу взять пятипро­центный барьер?

— Если бы нас не считали силой, то действующие политики не предлагали бы нам деньги, чтобы мы вышли под их флагами. Много ходоков в последнее время. Хотят, чтобы мы их поддержали. Но мы не продаемся. Сами пробьемся.

Я смотрю на этих политиков и удивляюсь: им даже в голову не приходит, что есть люди, которые не продаются, денег не берут. Я говорю «нет», а они у меня спрашивают: «Как же вы живете?». Насколько надо быть ужасным человеком, чтобы пред­лагать солдатам день­ги, которые украл у собственного народа, у детей, пенсионеров, у тех же солдат...

Наши народные депутаты и чиновники в реальности бедные люди. Деньги, которые они «заработали», они не удержат. Придет другое поколение, и у них вообще ничего не останется. Они так и не поняли: деньги можно заработать всегда, честь и славу зарабатывают годами, а теряют — за минуту. Можно войти в историю, делая жизнь людей лучше, построить процветающее государство, а можно и вляпаться. И вся наша власть вляпалась в историю как мародеры. Но придут люди, которые защищали и защищают до сих пор кровью и здоровьем свою страну, и будет военный трибунал над мародерами, которые во время войны никак не нажрутся.

Мы не отступим, мы защищали и будем защищать нашу Украину — ради детей, которые писали нам письма, рисовали рисунки, собирали копейки, чтобы отправить на передовую. Помню, тогда самая большая радость была получить от маленького украинца рисунок с благодарнос­тью за то, что мы их защищаем. Дети обещали хорошо учиться, вырасти, стать защитниками Украины. Поэтому ни российская власть, ни наши мародеры никог­да не победят.

У нас нет иллюзий относительно перс­пектив развития страны. Мы видим, что творят политики, какие законы принимают. Думаете, мы не понимаем, почему в Ук­ра­ине не ввели военное положение? Да потому, что управление страной тогда перешло бы к военным, а всех этих мародеров прос­то расстреляли бы. И власть провела такую хитрую политическую игру с гибридной войной. Все это сильно возмущает бойцов. Но я им говорю, что мы защищали страну и будем защищать. Когда идет война, мы не имеем права расшатывать государство изнутри. Если тут шатанем, власти этой не будет, но и Украины уже не будет. Путин и его агенты только того и ждут. Не дождутся.

Если вы нашли ошибку в тексте, выделите ее мышью и нажмите Ctrl+Enter